Глава 28. Элементы квантовой механики 16 страница

Понаблюдайте, как ведет себя мать, когда гуляет с ребенком. "Посмотри,- говорит она,- вон, собачка бежит. А какие у собачки ушки, а какой у нее хвостик! Вон, машина едет: машина большая! А как она гудит - y'y'y-y!"- И ребенок переводит свои полные удивления глаза с собаки на машину, с машины на маму и т. д.

А позже он начинает слышать такие фразы: "Это невежливо..." или "Так поступать нечестно...", т. е. уже используются абстрактные понятия. Эти понятия тоже "знаковые средства", и служат они для того, чтобы направить внимание ребенка на достаточно сложные стороны социальной жизни. Без таких средств эти стороны не смогли бы быть выделены ребенком!

Итак, высшие психические функции основаны на использовании внутренних, преимущественно вербальных, средств, которые первоначально отрабатываются в общении.

Из рассмотренных положений теории Л. С. Выготского следует множество практических выводов, важных прежде всего для практики воспитания детей.

Возьмем для примера проблему послушания ребенка. Многие родители считают, что ребенок не слушается потому, что упрямится или ленится. А вот Л. С. Выготский подошел к этому совершенно иначе. По его мнению, неверно думать, что ребенок через послушание овладевает собственным поведением. Наоборот, послушание становится возможным после того, как ребенок научится овладевать своим поведением. А для этого взрослый должен снабдить его средствами, да еще убедиться, что ребенок может использовать их самостоятельно, т. е. что они хотя бы частично интериоризовались.

Чтобы проиллюстрировать эту мысль Л. С. Выготского, приведу пример из собственных наблюдений.

Ребенку уже шесть лет, и, по справедливому требованию родителей, он должен сам одеваться, когда идет гулять. На улице зима, и нужно надеть на себя много разных вещей, соблюдая при этом определенную последовательность. И вот он регулярно не справляется с этой задачей, постоянно, что называется, "буксует": то наденет только носики - и сядет в прострации, не зная, что делать дальше, то, надев шубу и шапку, пытается выйти на улицу в домашних тапочках. Родители приписывают все неудачи ребенка его лености и невнимательности. Они упрекают, понукают ребенка. Однако в лучшем случае он наденет еще какую-нибудь вещь - и снова остановится. В общем, конфликты на этой почве продолжаются изо дня в день.

К счастью, в семье появляется психолог, вооруженный теорией Выготского, и предлагает для поправки дела провести следующий "эксперимент". Он составляет список вещей, которые ребенок должен одеть, выписывает их столбиком и нумерует по порядку. Оказывается, что список получается довольно длинный - целых девять пунктов! Ребенок уже умеет читать, но все равно около каждого названия

изобретательный психолог еще дополнительно рисует картинку каждой вещи - и список с картинками вешается на стену.

Ситуация резко меняется. В семье наступает тишина и спокойствие, прекращаются конфликты, а ребенок оказывается чрезвычайно занят. Он вполне старательный и послушный, и дело у него не шло не потому, что он не хотел, а потому, что просто не мог справиться с возложенной на него задачей.

Если пользоваться терминологией Л. С. Выготского, то ребенок не мог самостоятельно овладеть требуемым поведением. А здесь в виде списка и картинок ему было дано внешнее средство. Что же теперь делает ребенок? Он водит пальцем по списку, отыскивает нужную вещь, бежит надевать ее; снова бежит к списку, находит следующую вещь и т. д. Легко предсказать, что будет дальше - через месяц, полгода, год. Список "перейдет во внутренний план", станет просто хорошо известным набором вещей, примерно таким, каким пользуемся мы, когда собираемся на работу или в университет на занятия.

Резюмируем основные положения теории развития высших психических функций Л. С. Выготского.

Принципиальное отличие человека от животных состоит в том, что он овладел природой с помощью орудий. Это наложило отпечаток на его психику: он научился овладевать собственными психическими функциями. Для этого он также использует орудия, но орудия особые, психологические. В качестве таких орудий выступают знаки, или знаковые средства. Они имеют культурное происхождение. Наиболее типичной и универсальной системой знаков является речь.

Первоначально - в фило-и онтогенезе - психологические. орудия выступают во внешней, материальной форме и используются в общении как средства воздействия на другого человека. Со временем человек начинает обращать их на себя, свою собственную психику. Интер-индивидуальные отношения превращаются в интраинди-видуальные акты самоуправления. При этом психологические орудия из внешней формы переходят во внутреннюю, т. е. становятся умственными средствами.

Таким образом, высшие психические функции человека отличаются от низших, или естественных, психических функций животных по своим свойствам, строению, происхождению: они произвольны, опосредованны, социальны.

Переходя к оценке основных идей теории Л. С. Выготского, сначала упомянем некоторые критические замечания, которые делались и могут быть сделаны с современных позиций в ее адрес. Среди них упрек в слишком резком и как бы механическом разделении психических функций человека на "низшие", "натуральные", и "высшие", "культурные". Теперь преобладает мнение, что все психические процессы человека являются культурными или по крайней мере несут на себе отпечаток социальности.

Отмечалась также переоценка и даже абсолютизация Л. С. Выготским роли знака в формировании человеческого сознания. Фактор практической деятельности при этом оставался в тени.

Можно далее заметить, что некоторые положения теории и особенно терминология Л. С. Выготского несут на себе следы реактологической концепции, господствовавшей в то время как вариант "материалистической психологии". Например, тезис о том, что "психические процессы суть не что иное, как реакции на вызывающие их стимулы", Л. С. Выготский называл "основным психологическим законом" [22, т. 3, с. 47].

Конечно, для описания человеческого поведения Л. С. Выготский сделал принципиально новый шаг, разъединив знаменитую связку бихевиоризма S-R и поместив между ее членами "X" - совершенно особое образование, орудие-знак. Однако и этот знак он назвал "стимулом".

Когда в качестве такого "стимула" выступает узелок, этот термин звучит еще довольно естественно: узелок действует на человека как любой другой внешний объект, вызывая воспоминания. Но сам Л. С. Выготский справедливо расширяет список "знаков", относя к ним язык, математическую символику, произведения искусств, различные схемы и т. п. Все это уже гораздо менее адекватно называть "стимулами", не говоря уже о таких "опосред-ствующих образованиях", как рассуждения, оценки, нравственные нормы и т. п.

Эти и другие замечания связаны, как уже говорилось, с незавершенностью теории Л. С. Выготского, с особенностями исторического и научного фона, на котором она ее ближайшими целями - как видел их

создавалась, сам автор.

Какое влияние оказала культурно-историческая теория Л. С. Выготского на дальнейшее развитие советской психологии? По крайней мере два фундаментальных положения теории сохраняют непреходящее значение и в настоящее время. Это положение об опосредствованном характере высших психических функций, или произвольных форм поведения человека, и положение об ин-териоризации как процессе их формирования. Правда, в ходе последующих десятилетий менялось терминологическое оформление этих главных идей, смещались некоторые акценты, но общий смысл их сохранялся и развивался.

Например, развитие личности понимается как развитие прежде всего способности к опосредствованному поведению. Однако "средствами" здесь оказываются не столько "стимулы" или "знаки", сколько такие сложные образования, как социальные нормы, ценности и т. п.

Идея Выготского об интериоризации психологических орудий и способов их употребления в дальнейшем была распространена на формирование умственных действий (П. Я. Гальперин). Она составила основу понимания природы внутренней деятельности как производной от внешней, практической, деятельности с сохранением принципиально того же строения (А. Н. Леонтьев). Она выразилась в понимании личности как структуры, образующейся путем интериоризации социальных отношений.

Наконец, применение культурно-исторического подхода позволило развить представления о качественной специфике человеческого онтогенеза в целом (в отличие от индивидуального развития животных). Теоретическое обобщение этого вопроса было сделано А. Н. Леонтьевым в публикациях конца 50-х - начала 60-х гг.

Хорошим эпиграфом к указанному вопросу могут служить слова Л. С. Выготского о том, что разработанный им метод "...изучает ребенка не только развивающегося, но и воспитуемого, видя в этом существенное отличие истории человеческого детеныша". И далее: "Воспиты-вание же может быть определено как искусственное развитие ребенка" [22, т. 1, с. 107].

Если посмотреть в целом на ситуации индивидуального развития детеныша животного и ребенка, то можно увидеть их существенные различия по целому ряду параметров.

Будущее поведение животного в своих главных чертах генетически запрограммировано. Индивидуальное науче-ние (облигатное и факультативное) обеспечивает лишь адаптацию генетических программ к конкретным условиям обитания. В отличие от этого, человеческое поведение генетически не предопределено. Так, выросший вне социальной среды ребенок не только не научается говорить, но даже не осваивает прямохождение. Ребенок в момент рождения, по меткому выражению А. Пьерона, не человек, а только "кандидат в человека" [цит. по: 56, с. 187].

Это связано с одним важнейшим обстоятельством: видовой опыт человека зафиксирован во внешней, "экзотерической" (по выражению К. Маркса) форме - во всей совокупности предметов материальной и духовной культуры. И каждый человек может стать представителем своего вида - вида homo sapiens, только если он усвоит (в определенном объеме) и воспроизведет в себе этот опыт.

Таким образом, усвоение, или присвоение, общественно-исторического опыта есть специфически человеческий путь онтогенеза, полностью отсутствующий у животного. Отсюда обучение и воспитание - это общественно выработанные способы передачи человеческого опыта, способы, которые обеспечивают "искусственное развитие ребенка".

Разберем все сказанное с помощью схем на рис. 12. Слева (а) изобразим индивида животного, справа - человеческого индивида (б). В верхней части каждой схемы (1) обозначим наследственные предпосылки поведения. В нижней части - индивидуальный опыт, приобретенный в результате онтогенетического развития (2).

В случае животного к п. 1 следует отнести безусловно-рефлекторные механизмы, инстинкты. В ходе индивидуального развития они созревают, формируются, приспосабливаются к изменчивым элементам внешней среды. В целом это процесс "развертывания" наследственного опыта (А. Н. Леонтьев). На схеме он изображен стрелками 3.

В случае человека наследственные органические предпосылки (1 имеют следующие отличительные особенности. Во-первых, они жестко не детерминируют будущее

поведение: многие инстинкты у человека в результате общественной истории оказались расшатаны и стерты. По замечанию одного французского ученого, человечество освободилось от "деспотизма наследственности" [цит. по: 56, с. 400]. Во-вторых, в генетических структурах мозга не смог зафиксироваться относительно молодой собственно человеческий видовой опыт, т. е. достижения его культурной истории. В-третьих, мозг человека отличается чрезвычайной пластичностью, особой способностью к прижизненному формированию функциональных систем.

Рис. 12. Видовой опыт и его воспроизведение в индивидуальном развитии животного и человека: а - ситуация развития животного, б - ситуация развития человека.

Обозначения: 1 - генетические предпосылки развития психики (поведения) индивида; 2 - результаты онтогенетического развития индивида; 3 - процесс реализации генетических предпосылок; 4 - видовой (культурно-исторический) опыт человечества - "экзотерическая" форма; 5 - процесс присвоения видового опыта человечества ребенком; 6 - взрослый, опосредствующий процесс онтогенетического развития ребенка.

Все перечисленное в целом составляет условие для безграничного развития специфически человеческих способностей и функций. Но это лишь условия - потенциальная, биологически обеспеченная возможность (пунктирные стрелки 3).

Чтобы такая возможность реализовалась, необходимо усвоение общественно-исторического опыта, представленного во внешней форме. По своей функции блок 4 эквивалентен блоку 1 у животных, так как обозначает собой всю совокупность видового опыта человечества. Однако по способу фиксации и способу передачи он принципиально отличен. Фиксация опыта - это процесс "опредмечивания" человеческих деятельностей, а передача его - процесс "распредмечивания" опыта при усвоении индивидом. Процесс усвоения человеческого видового опыта (стрелки 5) происходит в индивидуальной жизни ребенка, в его практической деятельности, которая обязательно опосредствована взрослым (6). Двоякая направленность стрелок 5 отражает одновременно активность ребенка по отношению к осваиваемому миру и воспитательную активность общества (взрослого), направленную на ребенка. (Замечу, что все элементы схемы начиная с п. 4 отсутствуют в случае животного.)

Дальнейший путь формирования конкретных психологических функций и способностей человека уже известен по концепции Л. С. Выготского. Напомню его краткую обобщающую формулировку: "...всякая функция в культурном развитии ребенка появляется на сцену дважды, в двух планах, сперва - социальном, потом - психологическом, сперва между людьми, как категория ин-терпсихическая, затем внутри ребенка, как категория интрапсихическая" [22, т. 3, с. 145].

Итак, не развертывание естественно заложенного, а присвоение искусственного, культурно созданного опыта, - вот генеральный путь онтогенеза человека. Этот путь и определяет социальную природу его психики. Лекция 13 ПСИХОФИЗИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

ФОРМУЛИРОВКА ПРОБЛЕМЫ.

ПРИНЦИПЫ ПСИХОФИЗИЧЕСКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И ПСИХОФИЗИЧЕСКОГО ПАРАЛЛЕЛИЗМА: ДОВОДЫ "ЗА" И "ПРОТИВ". ПРЕДЛАГАЕМОЕ РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ: "Л-МИР", "М-МИР" И "СИНДРОМ ПИГМАЛИОНА" (ПО Дж. СИНГУ); ТОЧКА ЗРЕНИЯ "МАРСИАНИНА"; СНЯТИЕ ПРОБЛЕМЫ.

ОГРАНИЧЕНИЯ ОБЪЯСНЕНИЯ ПСИХИЧЕСКОГО СО СТОРОНЫ ФИЗИОЛОГИИ. СОБСТВЕННЫЕ ЕДИНИЦЫ АНАЛИЗА ЗАКОНОМЕРНОСТИ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКИ

Материалистический взгляд на психику, зародившийся в представлениях древних философов, все более утверждался в научном и обыденном сознании и в настоящее время является аксиомой, поскольку вряд ли можно всерьез подвергать сомнению связь между "мозгом" и "психикой".

На изучение "физиологических основ" психики, или "физиологических механизмов" психики, направлены усилия представителей многих дисциплин: медицины, физиологии, психофизиологии, нейропсихологии и др. На этот счет накоплен уже Монблан фактов, и их число продолжает умножаться. Однако и в наши дни продолжает Дискутироваться одна проблема, которая имеет не конкретно-научный, а методологический характер. В истории естествознания она получила название психофизической, а с конца XIX в. - психофизиологической проблемы. Эти два названия употребляются и сейчас как синонимы.

Вы должны познакомиться с этой проблемой, потому что она имеет отношение к решению ряда фундаментальных методологических вопросов, таких как предмет психологии, способы научного объяснения в психологии, проблема редукционизма в психологии и др.

Нужно сразу сказать, что до сих пор нет окончательного и общепринятого решения психофизиологической проблемы. Это связано с ее чрезвычайной сложностью.

В чем суть этой проблемы? Формально она может быть выражена в виде вопроса: как соотносятся физиологические и психические процессы? На этот вопрос предлагалось два основных варианта решения.

Первое получило название принципа психофизического взаимодействия. В наивной форме оно было изложено еще у Р. Декарта. Он считал, что в головном мозге имеется шишковидная железа, через которую душа воздействует на животных духов, а животные духи - на душу.

Второе решение известно как принцип психофизического параллелизма. Суть его состоит в утверждении невозможности причинного взаимодействия между психическими и физиологическими процессами.

На позициях психофизического параллелизма стояла психология сознания (В. Вундт), имевшая в качестве своего необходимого дополнения (дополнения, а не органической части) физиологическую психологию. Это была отрасль науки, занимавшаяся физиологическими процессами, которые сопровождают психические процессы, или сопутствуют им, но в которых психология не должна искать своих законов.

Рассмотрим доводы "за" и "против" каждого из этих решений.

Итак, согласно принципу, или теории, психофизического воздействия физиологические процессы непосредственно влияют на психические, а психические - на физиологические. И действительно, казалось бы, фактов взаимодействия психических и физиологических процес сов более чем достаточно.

Приведу примеры очевидного влияния мозга на психику. Их сколько угодно: это любые нарушения психических процессов (памяти, мышления, речи) в результате мозговой патологии - мозговых травм, опухолей и др.; психические следствия различных фармакологических воздействий на мозг - алкоголя, наркотиков и др.; психические феномены (ощущения, образы воспоминаний, эмоциональные состояния), возникающие при непосредственном раздражении мозговых центров и т. п.

Фактов, как будто свидетельствующих об обратных влияниях - психики на физиологические процессы, не меньше. Это прежде всего все произвольные движения

(захотел - и поднял руку); психосоматические заболевания (язвы желудка, инфаркты); все психотерапевтические эффекты - излечение болезней в результате внушения, собственно психотерапии и т. п.

Несмотря на кажущуюся очевидность фактов взаимодействия психических и физиологических процессов, теория воздействия наталкивается на серьезные возражения.

Одно из них заключается в обращении к фундаментальному закону природы - закону сохранения количества энергии. В самом деле, если бы материальные процессы вызывались идеальной, психической, причиной, то это означало бы возникновение энергии из ничего. Наоборот, превращение материального процесса в психический (нематериальный) означало бы исчезновение энергии.

Есть несколько способов ответить на это возражение или обойти его. Во-первых, пренебречь законом и сказать: "Ну, что же, тем хуже для закона, раз он не выдерживает очевидных фактов". Но почему-то в литературе такого хода нет или его можно встретить очень редко. Другой способ состоит в том, чтобы ввести особую форму энергии - "психическую энергию".

Наконец, третий, наиболее распространенный, способ состоит в отказе от полного отождествления психического и идеального. Согласно этой точке зрения, следует различать два плана анализа: онтологический и гносеологический. Онтологический план - это план бытия, объективного существования. Гносеологический план - план познания, отражения.

Если имеется объективно существующий предмет и его сознательный образ, то с гносеологической точки зрения этот образ - идеальная сущность: ведь в человеческой голове нет второго материального предмета, а есть лишь отражение первого, объективно существующего. Однако с онтологической точки зрения образ - это материальный процесс, т. е. процесс в мозговом веществе. Таким образом, во всех случаях когда налицо влияние тела на психику и психики на тело, происходит взаимодействие не материального с идеальным, а материального с материальным же.

Гак, мое. намерение поднять руку есть факт сознания и в то же время мозговой физиологический процесс. Этот процесс может, если я окончательно решусь поднять и опустить на кого-то руку, перейти в моторные центры, затем в мышцы и выразиться в физическом действии. Но, может быть, нравственные соображения заставят меня воздержаться от этого действия. Нравственные соображения - это тоже материальный мозговой процесс, который вступил во взаимодействие с первым и затормозил его.

Аналогичное рассуждение можно провести для любого психосоматического явления. Итак, с трудностями принципа психофизиологического взаимодействия мы обходимся относительно просто, заменяя его принципом материальных взаимодействий.

Казалось бы, проблема решена! Но почему-то она продолжает беспокоить. Беспокойство это можно выразить следующим рассуждением. Допустим, все процессы материальны, но они все равно выступают в двух резко разных качествах, или формах: в субъективной (прежде всего в виде явлений, или фактов, сознания) и в объективной (в виде биохимических, электрических и других процессов в мозговом веществе).

Все равно существует два рода явлений, или два непрерывных потока: поток сознания и поток физиологических процессов. Как же соотносятся эти "потоки" между собой? Возобновив, таким образом, основной вопрос и имея в виду все высказанные выше соображения, вы, по-видимому, ответите более осторожно. Вы теперь не будете утверждать, что процессы из одного ряда переходят в другой ряд. Скорее, вы будете готовы сказать, что процессы в обоих рядах соответствуют друг другу.

Так вы сделаете шаг в направлении второго классического решения - психофизического параллелизма.

Вообще говоря, параллелистических решений существует несколько. Они различаются по некоторым, иногда важным, но все-таки дополнительным утверждениям.

Так, дуалистический параллелизм исходит из признания самостоятельной сущности духовного и материального начал. Монистический параллелизм видит в психических и физиологических процессах две стороны одного процесса.

Главное же, что объединяет все эти решения - это утверждение, что психические и физиологические процессы протекают параллельно и независимо друг от друга. То, что происходит в сознании, соответствует, но не зависит от того, что происходит в мозговом веществе, и, наоборот, процессы в мозге соответствуют, но не зависят от того, что происходит в сознании.

Нужно понять глубокие основания для этого главного "параллелистического" утверждения. Ведь пока что нет ни одного факта или соображения, которые хотя бы на шаг приблизили нас к пониманию того, как физиологический процесс превращается в факт сознания. Больше того, по словам одного из современных психологов, наука до сих пор не видит не только решения этого вопроса, но даже подступов к этому решению.

А если невозможно представить себе процесс перехода одного состояния (события) в другое, то как можно говорить об их взаимодействии?

Может быть, самым правильным будет утверждение параллельного протекания и независимого соответствия указанных процессов?

Но сразу же вслед за принятием такой, казалось бы, вполне приемлемой и обоснованной точки зрения начинаются недоумения и неприятности.

Главное из них состоит в отрицании функции психики.

Рассуждение здесь идет примерно следующим образом.

Имеется материальный мозговой процесс. Он чаще всего запускается толчком извне: внешняя энергия (световые лучи, звуковые волны, механические воздействия) трансформируется в физиологический процесс, который, преобразуясь в проводящих путях и центрах, облекается в форму реакций, действий, поведенческих актов. Наряду с ним, никак не влияя на него, развертываются события в плане сознания - образы, желания, намерения. Но материальному процессу, так сказать, все равно, существуют ли эти субъективные явления или нет. Независимо от существования и содержания плана сознания физиологический процесс идет своим ходом.

Психический процесс не может повлиять на физиологический, так же как, по образному сравнению

В. Джемса, мелодия, льющаяся со струн арфы, не может повлиять на частоту их колебаний или как тень пешехода - на скорость его движения. Психика - это эпи-феномен, т. е. побочное явление, никак не влияющее на ход материального процесса.

Один из важнейших научно-практических или, точнее, научно-стратегических выводов из этого представления состоит в следующем. Если течение физиологических процессов не зависит от психических процессов, то всю жизнедеятельность человека можно описать средствами физиологии.

В прошлом эта точка зрения носила название теории автоматизма. В. Джемс иллюстрирует ее следующим примером.

"Согласно теории автоматизма,- пишет он,- если бы мы знали в совершенстве нервную систему Шекспира и абсолютно все условия окружавшей его среды, то мы могли бы показать, почему в известный период его жизни рука его исчертила какими-то неразборчивыми мелкими черными значками известное число листков, которые мы для краткости называем рукописью "Гамлета".

Мы могли бы объяснить причину каждой помарки и переделки: мы все бы это поняли, не предполагая при всем том в голове Шекспира решительно никакого сознания.

Подобным же образом теория автоматизма утверждает, что можно написать подробнейшую биографию тех 200 фунтов или около того тепловатой массы организованного вещества, которое называлось Мартин Лютер, не предполагая, что она когда-либо что-либо ощущала" [32, с. 203].

Таким образом, параллелистическое решение влечет за собой взгляд на психику как на эпифеномен, а этот взгляд, последовательно проведенный до конца, приводит к таким абсурдным утверждениям, будто можно понять творчество Шекспира, не предполагая у него вовсе каких-либо чувств, переживаний, мыслей, сознания вообще.

Но если даже найдутся горячие головы, которые скажут: "Да, в принципе физиология когда-нибудь (пусть очень нескоро) опишет и объяснит на своем языке течение чувств, мыслей и других сознательных явлений" - останется еще критический вопрос: а зачем тогда возникло сознание?

Как замечает Ж. Пиаже, с эпифеноменалистической точки зрения сознание должно рассматриваться как результат случайной мутации. Но тогда становится необъ-228

яснимым неуклонное развитие психики в филогенезе и ее бурное развитие в онтогенезе, наконец прогресс сознательных форм отражения в историческом развитии человечества, который обнаруживается хотя бы в неуклонном развитии научных знаний. Таким образом, несмотря на самые оптимистические надежды физиологов, необходимость объяснения полезной функции психики остается.

Итак, подытожим трудности, на которые наталкиваются два основных решения психофизической проблемы.

Теория взаимодействия оказывается несостоятельной, во-первых, по "энергетическим" соображениям: если психический процесс понимается как нематериальный, то данная теория вынуждена признать возникновение материи из ничего и превращение материи в ничто. Во-вторых (если за психическими процессами признать материальную природу), остается принципиальная невозможность проследить последовательный переход психического процесса в физиологический и наоборот.

Перед лицом этих трудностей более приемлемым кажется паралелистическое решение в варианте материалистического монизма. Оно исходит из представления о существовании единого материального процесса, который имеет две стороны: физиологическую и психическую. Эти стороны просто соответствуют друг другу. Однако в таком случае психика оказывается в роли эпифеномена: физиологический процесс от начала до конца идет сам по себе и не нуждается в участии психики. Сознание оказывается безработным, пассивным созерцателем.

Признание же полезной функции сознания (и психики вообще) возвращает к идее взаимодействия. В самом деле, что значит утверждение о том, что сознание имеет полезную функцию? Это значит, что без него процессы жизнедеятельности в целом не могут осуществляться, что процессы сознания "вставлены" в процесс жизнедеятельности в качестве необходимого звена. А из этого и следует, что они оказываются причиной некоторых физических действий: например, "я испугался и поэтому побежал".