Религия и половая жизнь
Считая долгом оговориться, что под религиею я разумею здесь так называемое религиозное чувство, равно как и церковные догмы. По почину Шлейермахера, существовала за последнеее время тенденция к особому выделению религиозного чувства, причем последнее определялось, как неопределенная смесь ощущений, выделяющая созерцание и чувство. Оно может быть рассматриваемо в качестве интуитивного представления о всей вселенной, приводящего душу в экстаз и растворяющего в себе наше собственное "я". Эта индивидуальная неопределенность чувства может быть использована для каких‑угодно целей, но едва ли в состоянии дать какие‑либо правильные результаты.
Нам представляется весьма интересный факт с точки зрения этнографии, в силу которого те обычаи, которые раньше входили в светский обиход, последовательно, на протяжении веков вводились в религию, причем их могли рассматривать как божественного происхождения или указания свыше, или в качестве определенных догматов, воздействия определенного культа и т. д. Здесь видное место занимали половые отношения. Мы можем во многих религиозных обрядах и обычаях проследить как бы символы видоизмененных обычаев половой жизни (в наиболее широком значении этого слова), причем некоторыми догматами предполагалось, очевидно, на почве религии создать обязательность определенного цикла половых обычаев. Половая жизнь, в свою очередь, должна была находиться под их непосредственным воздействием. Колдовство и знахарство находятся, таким образом, в интимном взаимоотношении. «Всякое колдовство происходит от страсти», сказал старый индиец этнографу Ф. фон‑Мартиусу. Мы укажем здесь на несколько убедительных примеров.
У ведьм и на процессах о ведьмах эксцессы и извращения играют первенствующую роль. Мы убедились уже из главы VI в той непосредственной близости, в какой полигамия соприкасается с понятием о собственности и браком по покупке или продаже, чем, между прочим, она и обусловилась исторически. Когда же она вошла в религию, как в исламе или у мормонов, то оказала воздействие на всю общественную организацию этих народов и образ их мысли. Мы на деле не в меньшей мере полигамны, чем они, но в то время как мы опираемся на моногамную этику, они исходят из полигамных этических начал, причем и в том и другом случае предполагаются обязательные указания свыше. В связи с религиозными воззрениями некоторых приверженцев Будды, у них явилось необъяснимое представление о необходимости для жены немедленно следовать за мужем в могилу. Такое обстоятельство, разумеется, также отражается на половой жизни. Некоторые дикари наследуют своим родителям по женской линии, что, очевидно, связано с наиболее уважаемым положением женщины. Впоследствии этот обычай освящен был религией, хотя он, без сомнения, вполне естественно обусловлен был на первых порах большей близостью матери к потомству, чем отца, и практикуется у гоахиров Колумбии, живущих в полигамии. В такой же степени на светской подкладке введен был и обычай женитьбы мужчины на вдове умершего брата, что, очевидно, имело целью урегулирование брачных взаимоотношений. Но с течением времени и этот обычай взят был религией под ее покровительство. Обрезание у евреев носило на первых порах характер гигиенической меры, но впоследствии вошло в религию и заняло в ней не менее важное место, чем крещение в христианской религии. А между тем, роль обрезания сводилась, главным образом, к предохранению от венерических заболеваний и отчасти от онанизма. Католическая церковь, кроме безбрачия своих священников, о которых мы уже говорили, вводит в половую жизнь еще целый ряд установлений, приобревших догматический характер, регулирующих половые сношения и брак, и имеющих, без сомнения, крупное социальное значение. Догматически, например, устанавливается безусловное запрещение развода (что соединено богом, того не разлучить человеку) и, таким образом, предрешается навсегда судьба брака, что обусловливает, в свою очередь, внебрачные связи всех влдов. Католическая церковь берет также на себя труд выработки мельчайших подробностей половых отношений в браке и считает, например, грехом, если женщина ляжет на мужчину, а не обратно. В величайших деталях выработаны указания и приемы при совершении полового акта, но с таким расчетом, что женщине уделяется самая пассивная и недостойная роль, мужчина же облекается какими угодно преимуществами. В католическом брачном союзе должно быть произведено столько детей, сколько только возможно, ибо какие бы то ни было предупредительные меры во время совершения полового акта не допускаются ни в каком случае. Здесь предоставляется остановиться или на полном воздержании (на которое должны согласиться обе стороны), или же на непрерывном воспроизведении потомства. Отказы в совершении полового акта как со стороны жены, так и мужа, в зависимости от его потенции, не допускаются. Такого рода указания, носящие обязательный характер, непосредственно и отражаются на браке католиков, на самой религии и на потомстве.
Тайная исповедь обращает на себя особое внимание. Знаменитый реформатор Канады — Хиникви, занимавший видное место среди католического духовенства и впоследствии перешедший в протестанство, в своем труде «Cinquante ans dans l'eglise romaine», на стр. 151, указывает все те предметы, которые должны быть упоминаемы духовным отцом в вопросах на исповеди духовных детей его. Хиникви достаточно компетентен в этом вопросе, и мы приводим здесь оставшийся без изменения латинский текст оригинала, причем многое отсюда упоминалось нами в главе VIII.
По Денсу, духовный отец должен предлагать на исповеди следующие вопросы:
1. Peccant uxores, quae susceptum viri semen ejiriunt vel ejicere conantur. (Dens, vol. VII, p. 147).
2. Peccant conjuges mortaliter, si copula incepta, prohibeant seminationem.
3. Si vir jam seminaverit, dubium fit an femina lethaliter peccat, si se retrahat a seminando; aut peccat lethaliter vir non exspectando seminationem uxoris (p. 153).
4. Peccant conjuges inter se circa actum conjugalem. Debet servari modus, sive situs; imo ut non servetur debitum vas, sed copula habeatur in vase praepostero aliquo‑que non naturali. Si fiat accedendo a postero, a latere, stando, sedendo, vel si vir sit succumbus (p. 166).
5. Impotentia, est incapacitas perficiendi copulam carnalem perfectam cum semina‑tione viri in vase se dubito, seu, de se, aptam generationi. Vel, ut si mulier sit nimis arcta respectu unius, non respectu alterius (p. 273).
6. Notatur quod pollutio in mulieribus possit perfici, ita ut semen earum non effluat extra membrum genitale. Jndicium istius allegat Billuart, si scilicet mulier sentiat seminis resolutionem cum magno voluptatis sensu, qua completa, passio satiatur (Vol. IV, p. 168).
7. Uxor se accusans in confessione, quod negaverit debitum, interrogator an ex pleno rigore juris sui id petiverit (Vol. VII, p. 168).
8. Confessarius poenitentem, qui confitetur se peccasse cum sacerdote, vel sollicitatam ab eo ad turpia, potest interrogare utrum ille sacerdos sit ejus confessarius, an in confessione sollicitaverit (Vol. IV, p. 294).
Денс в дальнейших своих томах указывает на приличное количество таких же щекотливых вещей, относительно которых, по предложению этого казуиста, должны быть получены ответы от исповедующихся.
Не отстает от него и известный Лигори, который, не скупясь на достаточное количество грязных вопросов, сплошь проникнутых грубым эротизмом, находит нужным и советует на исповеди предлагать следующих два вопроса:
1. Quaerat an sit semper mortale, si vir immittat pudenda in os uxoris…? Venus affirmo, quia in hoc actu ob calorem oris adest proximum periculum pollutionis, et videtur nova species luxuriae contra naturam, dicta irruminatio.
2. Eodem modo Sanchez damnat virum de mortali, qui in actu copulae immitteret digitum in vas praeposterum uxoris: quia, ut ait, in hoc actu adest affectus ad Sodomiara (Uguori, vol. VI. p. 935).
Но перейдем от известного Лигори к другим. Книга знаменитого вормсского епископа Бурхарда также посвящена вопросам на исповеди. Книги этой в настоящее время уже нет. Но много веков она служила руководящим элементом для римских священников, черпавших в ней неисчислимое количество вопросов. Денс, Лигори, Дебрейн и др. ссылались на нее, как на авторитетный источник для руководства современным священникам. Возьмем отсюда несколько примеров.
а. Для молодых мужчин:
1. Fecisti solus tecum fornicationem, ut quidam facere solent; ita dico ut ipse tuum membrum virile in manum tuam acciperes et sic duceres praeputium tuum, et manu propria commoveres, ut sic per illam delectationem semen projiceres?
2. Fornicationem fecisti cum masculo intra coxas: ite dico, ut tuum virile membrum intra coxas alterius mitteres, et sic agitando semen funderes?
3. Fecisti fornicationem, ut quiadam facere solent, ut tuum virile membrum in lignum perforatum aut in aliquod hujus modi mitteres, et sic per illam commotionem et delectationem semen projiceres?
4 Fecisti fornicationem contra naturam. id est, cum masculis vel animalibus coire, id est, cum equa, cum vacca vel asina, vel aliquo animali (Vol. I, p. 136).
б. Для девушек или женщин (то же собрание, стр. 115):
1. Fecisti quod quaedam mulieres solent, quoddam molimen, aut machinamentum in modum virilis membri ad mensuram tuae voluptatis, et illud loco verendorum tuorum aut alterius cum aliquibus ligaturis ut fornicationem faceres cum aliis mulieribus, vel alio eodem instrumento, siwe alia tecum?
2. Fecisti quod quaedam mulieres facere solent, ut jam supra dicto molimine, vel alio aliquo machinamento, tu ipsa in te solam faceres fornicationem?
3. Fecist quod quaedam mulieres facere solent, quando libidinem se vexantem exstinguere volunt, quae se conjungunt quasi coire debeant et possint, et conjungunt invicem puerperia sua, et si fricando pruitum illarum exstinguere desiderant?
4. Fecisti quod quaedam mulieres facere solent, ut cum filio tuo parvulo fornicationem faceres, ita dico ut filium tuum supra turpidinem tuam poneres, ut sic imitaberis fornicationem?
5. Fecisti quod quaedam mulieres facere solent, ut succumberes aliquo jumento et illud jumentum ad coitum qualicumque posses ingenio ut sic coiret tecum?
Дебрейн посвятил этому же вопросу целый труд, предназначенный для молодых исповедников, причем там добросовестно указаны все виды полового разврата и извращений. (Мaechiologie, ou traitede tous les peches contre le sixierae (septieme dans le decalogue) et le neuvieme (dixierae) commendements, ainsi quedetoutes les questions delavie marieequis'y rapportent).
Эта книга пользуется большим авторитетом в католической церкви. Мы берем отсюда только два нижеследующих вопроса:
Мужчинам:
Ad cognoscendum an usque ad pollutionem se tetigerint quando tempore et quo fire se tetigerint; an tune quosdam motus in corpore, experti fuerint, et per quantum temporis spatium: an cessantibus tactibus nihil insolitum et turpe accident; an non longe majorem in corpore voluptatem perceperjnt in fine inactum quam in eorum principio; an turn in fine quando magnam delectationem carnalem senserint, omneo motus corporis cessaverint; an non madefacti fuerint? ets., ets.
Девушкам:
Quae sese tetigisse fatentur, an non aliquem pruritum exstinguere tentayerint, et utrum pruritus ille cessaverit cum magnam senserint voluptatem; an tune ipsimet tactus cessaverint? ets., ets.
Епископ Бостонский (С. Штаты) преосвященный Коприк среди многочисленных аналогичных указаний предлагает духовным лицам руководствоваться еще и следующими наставлениями:
Uxor, quae in usu matrimonii se vestit, ut non recipiat semen, vel statim post illud acceptum surgis, ut expeliatur, lethaliter peccat; sed opus non est ut diu resupina jaceat, cum matrix brevi semen attrahat et mox arctissime claudatur.
Puellae patienti licet se vertere et sonari, ut non recipiat semen, quod injuria ei immittitur, sed acceptum non licet expellere, quia jam possessionem pacificam habet et baud absque injuria naturae ejiceretur.
Conjuges senes plerumque coeunt absque culpa, licet contingat semen extra vas effundi; id enim per accidens fit ex infirmitate naturae. Quod si vires adeo sint fractae, ut nulla sit seminandi intra vas spes, jam nequeunt jure conjugi uti. (Vol. III, p. 317).
Такими данными оперирует Хиникви — этот энергичный человек, которому удалось провести реформу воздержания от употребления алкоголя в Канаде. За всю свою продолжительную жизнь он, в качестве передового борца, отстаивал социально‑этические реформы в духе христианства. Чрезвычайно полезно ознакомиться в оригинале с его вышеупомянутой книгой, написанной весьма содержательно. Он умер, когда ему было 90 лет.
Я цитировал официальную эротику исповеди по его книге, которую считаю наиболее верным и авторитетным источником. Хиникви не легко было покинуть католическую церковь, а сделал он это лишь после долгих лет душевного страдания и горьких сомнений. Он следующим образом начинает главу книги, о которой мы упоминали:
«С этой главой должны ознакомиться законодатели, отцы и мужья, после чего у нас возникнет вопрос, не должны ли они из уважения к своим матерям, женам и дочерям принять немедленно меры против тайной исповеди. Может ли девушка оставаться чистой в своих помыслах после такого обмена мыслей наедине с холостым мужчиной? Не есть ли это скорее путь к разврату, чем к жизни в браке?»
И это сходит с пера такого духовного лица, которое своими глазами в продолжение нескольких десятков лет имело возможность убедиться в развращающем влиянии тайной исповеди на женщин. Найдется, разумеется, немало людей, более или менее равнодушных в половом отношении, которые столь же безразлично будут относиться к порочной подкладке подобной исповеди. Но для них такая исповедь вовсе и не предназначена!
Я получил много энергичных протестов от католиков в ответ на такое толкование мною этого вопроса; в них Хиникви выставляется, разумеется, в самом скверном свете. Но эти попытки являются не достигающими цели, так как высокая порядочность Хиникви не подлежит никакому сомнению. Можно лишь предположить, что в более культурных странах, чем Канада времен Хиникви, тайная исповедь поставлена несколько осторожнее, причем здесь, может быть, духовник считается с тем, какие именно вопросы предлагать в каждом отдельном случае, и не обязан задавать девушке непристойные вопросы. Однако, ему всюду и везде делать это не возбраняется. Чтобы выяснить истинное положение вещей, я обратился к одной девушке‑католичке, которую я знал уже давно, и которая отличалась безусловной честностью, порядочностью и солидностью. Не посвящая ее в причины моих расспросов, я получил в ответ, что исповедник иногда не удовлетворяется сделанными ему сообщениями, но считает долгом задавать еще вопросы от себя. Когда я спросил, касаются ли его вопросы и половых отношений, она ответила, что «главным образом». Я больше не вдавался в подробности. Но это показание, свободное от какого‑либо внешнего воздействия, является наиболее характерным.
На почве такого сплетения половой жизни с догматом церкви можно заметить сочетание курьезного жеманства с тайным эротизмом. В некоторых католических монастырских пансионах (например, монашеские пансионы в Галиции) воспрещается воспитанницам приводить в чистоту свои половые части, так как это будто бы непристойно! В немецкой Австрии распятия в спальнях у монахинь завешиваются платком, «дабы Христос не узрел их наготы». Но это не мешало женским монастырям в средние века уподобляться домам терпимости, причем под прикрытием религиозного экстаза заведомых обманщиков или же истерически‑эротических субъектов (того или другого пола) то и дело совершались половые оргии в самом извращенном виде. Всякий принудительный аскетизм дает всегда в результате извращения, в качестве «грех против натуры».
Женщины готтентотов вытягивают у себя свои малые срамные губы. Восток дает нам искусственных евнухов. И при всяком отсутствии какой‑либо связи между этими обычаями и религией, все же они освящены соответственной религией и только таким образом вошли в плоть и кровь народа.
Отсылаю к главе VI за аналогичными примерами. Но и из вышеприведенных вполне явствует склонность человека связывать свою эротику с религией, приписывая первой божественные источники и выдавая ее за продукт веления свыше. Половая жизнь принимает на себя, стало‑быть, воздействие мистики в качестве догматизированного плода фантазии человека. Знаменательно, что освящение религией касается именно обычаев дурного свойства, между тем как другие обычаи базируются на гигиенических требованиях.
Однако, здесь можно всего правильнее видеть и сферу влияния патологии (см. главу VIII). Должно считаться с тем глубоко мистическим характером, какой в глазах некультурного человека, а особенно дикаря, имеет процесс воспроизведения. Конечно, им чуждо какое бы то ни было представление о зародышевой клетке, о конъюнкции — и зачатия вместе с родами приписывались чуду, воле какого‑нибудь доброго или злого божества. К тому же проявление любви вместе с высшей точкой полового побуждения обусловливают собою экстаз, который может дать повод смешивать эротику с экстазом на почве религии.
Краффт‑Эбинг подчеркивает это в своем труде о половой психопатии. И, на самом деле, происходит какое‑то калейдоскопическое смешение религиозности, поэзии и эротики на почве юношеской, полной томления чувственности. Не свободна от половых представлений и жизнь святых, причем нередко в самой отталкивающей эротической форме. Известны ведь безумные оргии древних, а также и современных нам сект на почве той же религиозной обрядности. Таким образом, происходит какое‑то триединое объединение мистики, религиозного экстаза и полового сладострастия, причем чувственность, не получивши удовлетворения, ищет его в религиозных мечтаниях. Вот некоторые примеры, приводимые Краффт‑Эбингом из судебной психологии Фридриха (стр. 389).
«Монахиню Бланбекин, таким образом, постоянно мучила мысль о том, куда девалась частица, снятая при обрезании Христа».
«Признанная папой Пием II блаженной Вероника Юлиани, чтобы выразить высшую степень своего благоговения к небесному агнцу, укладывалась в постель с обыкновенным ягненком, которого ласкала, целовала и кормила своей грудью, выделявшей несколько капель молока».
"Внутренний жар часто сжигал св. Екатерину, которая в этих случаях растягивалась на земле и причитывала: «Любовь, о, любовь! больше я не в состоянии!» В эти моменты у нее проявлялась исключительная склонность к ее духовному отцу. Она однажды понюхала его руку, аромат которой проник ей в самое сердце, «аромат, способный своим приятным чувством воскресить мертвых».
"Св. Армелле и св. Елизавете была свойственна страсть в такой же мере по отношению к младенцу Христу. Искушения св. Антония Падуанского общеизвестны. Характерна в этом же смысле сохранившаяся молитва, которая гласила: «О, если бы мне посчастливилось обресть тебя, блаженный Эммануил, если бы ты очутился в моей кровати, какою радостью исполнились бы тогда мое сердце и мое тело! Приди же ко мне, приди, — и сердце мое пусть будет твоим жилищем!»
Отсылаю в дальнейшем к сказанному уже в главе VIII, III, 8. Душевнобольные, особенно женщины, очень часто обнаруживают отвратительное соединение эротизма с религией. Все эти обручения с Христом и пресвятой матерью, с богом или духом святым, на почве полового экстаза и воображаемого совершения полового акта (а на самом деле онанизма), а затем представления о беременности и родах относятся к этой же категории явлений. У французских психиатров мы находим даже специальный термин применительно к такому состоянию: «delire erotiko‑religieux». Все эти проявления, между прочим, очень легко увидеть непосредственно, посетив женское отделение психиатрической лечебницы.
Еще в незначительной степени исследовано то чрезвычайно важное исторически установленное обстоятельство, что лица безусловно психопатические и истеричные всегда воздействовали на судьбы народов, причем это могло быть объяснимо, главным образом, гипнотизирующим влиянием представлений на половой и одновременно религиозной почве. Еще в 1906 г. в одной из местностей Венгрии рабочий, душевно‑больной и помешанный на религиозных представлениях, но вместе с тем и сексуально извращенный, имел «откровение» и повел за собою большое число женщин. Эта новая община должна была совершенно оголяться и сжигать свои платья в печи, расположенной посреди комнаты. Члены общины с исступленными взорами присматривались к дыму, подымавшемуся от горевших платьев, и в состоянии галлюцинации видели появлявшегося св. духа в сопровождении св. девы и хора ангелоз. Девушки объявляли себя невестами Христа. Около десятка из них были признаны душевно‑больными. Впрочем, история эта скоро раскрылась. Ко всему этому нужно отнестись достаточно вдумчиво.
Психиатр всегда считается с наличностью у каждого душевно‑больного известных религиозных или мистических представлений, которые, в силу этих идей, не выходящих из области бреда, воздействовали всегда на нормальных людей, или (да простится мне это выражение) на нормальное человеческое стадо. Характернее всего то, что сами больные находятся прежде всего под патологическим непосредственным влиянием их же собственных бредовых представлений, и притом в столь сильной степени, что вдохновляются до крайней степени, приобретают фанатизм пророков и развивают такую колоссальную энергию, которою единственно и оправдывается их колоссальное воздействие на массы. При этом безответственная самоуверенность, вера в собственную непогрешимость, пророческие приемы — все это настолько импонирует толпе, что она идет вслед за ним, экзальтированная и загипнотизированная, подчиняя свою волю и свои поступки желаниям и прихотям психопата. С безумием в этих случаях весьма часто сочетается и самый низменный эротизм, прикрытый, однако, религиозным экстазом и не обнаруживаемый окружающими, которые убеждены в чистоте всего их окружающего, ибо в этом же убежден и сам увлекший их психопат. У нормального человека чувство всегда главенствует над рассудком. Изображенные же выше личности и воздействуют, главным образом, на чувство, причем главными, непосредственно воздействующими факторами являются молниеносный взор, убийственный тон, но отнюдь не содержание сбивчивых, невнятных речей и непонятных учений. На этой почве и происходят довольно часто все эти увлечения пророками и мессиями небольшого калибра, святыми девами, а также и душевные расстройства, носящие названия инфекционных психозов (folie adeux trois quatre). В зависимости от некоторой доли организованности в деятельности пророка, а также от большей или меньшей невежественности его последователей происходит быстрое увеличение числа последних, обусловливая собою возникновение всевозможных сект и общин. Собрания этих сект нередко завершаются половыми оргиями, разумеется, на почве религиозного экстаза. Но у более культурных народов пророческая деятельность такого мессии не успевает пустить глубоких корней, так как его большей частью быстро, в силу необходимости, приходится на некоторое время поместить в психиатрической лечебнице. В наше время такие пророки не останавливаются, благодаря общедоступности печатания, перед печатной пропагандой своего учения (и делают это при худших обстоятельствах даже на свой счет). У меня имеется не малое количество такого рода произведений, полученных мною непосредственно от их авторов. Очевидно, их преследовало опасение, что они будут сочтены за людей ненормальных. В подавляющем большинстве им сделано откровение (по их бредовому представлению) самым богом, причем они уполномочены быть его представителями. Нет недостатка и в сопутствующих эротических элементах. Один психиатр определяет в своем печатном произведении свои половые чувства в качестве «психосексуального контакта через действие на расстоянии!» Другой дал богу наименование I. га. гу. и руководителя планет, которые являются мужскими и женскими существами. С такими проявлениями часто приходится сталкиваться в психиатрии, и они уясняют нам следующее:
В тех случаях, когда данная личность не представляет собою помешанного в окончательной форме, а только так называемого «полупомешанного» или истеричного, причем этот субъект от природы одарен умственно, дело может принять совершенно иной оборот. При наличности у него сильной логики, что встречается нередко в таких случаях, она в связи с бредовыми иллюзиями, способна принять такие формы, которые будут в состоянии воздействовать не на «нормальных только овечек», но и на культурных в большей или меньшей степени людей. У данного субъекта, рядом с психологическими односторонними представлениями, могут возникнуть и общечеловеческие возвышенные идеалы. История дает нам примеры таких личностей, которые, таким образом, как выясняется, представляли собою не больше, как патологические натуры. Основным элементом их учения все же являлось сплетение религиозных начал с эротическими представлениями. Такая категоря людей и представляет собою переходную ступень от безнадежно психопатических новаторов к гениальным личностям, обладающим, однако, нормальным душевным равновесием. Вообще же есть масса переходных ступеней между умственной ненормальностью, с одной стороны, и гениальностью — с другой, что обусловливает всевозможные толкования иногда противоположного свойства. Если гений и бывает иногда патологической натурой, то это ни в коем случае не дает права на поспешное заключение, сводящееся к тому, что всякий гениальный оригинальный субъект считается "ненормальным, хотя бы в силу того, что он не считается с шаблонами, не признает рутины и стремится проложить самостоятельные тропы в области мышления. Приведем здесь несколько примеров. Я убежден, что Жанна д'Арк (Орлеанская дева) представляла собою гениальную истеричку, которая находилась под непосредственным воздействием собственных галлюцинаций. Восприняв всеми своими чувствами печальное состояние любимой родины и находясь под владычеством тайных голосов, являвшихся ей в многочисленных видениях, она — экзальтированная и верующая — повела Францию к успешной войне за освобождение. Обстоятельства ей, в свою очередь, благоприятствовали. С другой стороны, констатировано, что нравственность ее была выше всяких сомнений, причем на допросе инквизиции она рядом с ясным рассудком обнаружила и высоко‑этические чувства. Ее любовь могла вылиться в экстатически‑религиозное увлечение или же трансформироваться в преклонение перед ее собственной миссией, что вообще свойственно женщинам.
Томас Бекст представляет нам образец того, как могло совершиться внезапное превращение светского человека в аскетическое духовное лицо (разумеется, внешняя причина заключалась в назначении его архиепископом), причем, будучи другом и слугою английского короля, он сделался его энергичным противником. И здесь мы сталкиваемся со случаем самовнушения истерической личности, способного объяснить такие резкие противоположности. Мормонский пророк Смит, без сомнения, соединял религиозные представления с эротизмом, что и сказалось на полигамной организации основанной им секты.
Половые отношения занимали видное место и в учении Магомета, которому не чужды были видения. Апостол Павел был духовидцем, и Паскаль, Руссо, Наполеон не лишены были патологических особенностей в характере, что особенно проявлялось у Руссо в его половой области…
Половой вопрос не соприкасается непосредственно со всеми этими явлениями, но нам желательно было объяснить столь крупное влияние этих людей на людей и на историю. Половые воззрения таких лиц, отличаясь явной несообразностью, все же привлекают внимание, как мы это видим на примере Толстого. Если с такою личностью происходят неожиданные превращения с переходом из одной крайности в другую, то это может быть объяснено только действием внушения или самовнушения у лица с предрасположением к истерии на почве аффектов (см. главу IX).
Некоторые действия истерических людей и душевно‑больных вполне определяют их ненормальности и в половом отношении. Не подлежит, например, сомнению, что римские императоры Нерон, Тиверий, Каракалла были садистами, и мучения их многочисленных жертв доставляли им половое наслаждение. История дает нам примеры садисток в лице Валерии Мессалины и Катерины Медичи. Известно, что последняя, прикрываясь религиозными мотивами, была вдохновительницей устройства Варфоломеевской ночи и вкушала удовольствие от созерцания убийства гугенотов.
Мы можем проследить также и наличность мазохизма, представляющего основу полового миросозерцания данной личности, возвышающейся над средним человеческим уровнем (Руссо), или же всевозможных сект, как факиры, флагелянты и т. д.
Мы можем, стало‑быть, в зависимости от половых чувств данного пророка или основателя религиозного учения, определить и его религиозное нововведение, а также и базирующееся на нем нравственное учение. Обнаруживается поэтому нередко, что индивидуально различные чувствования должны подчиниться таким установленным деспотическим догмам, которые истязают в продолжение многих веков людей, чувства которых настроены совершенно иначе.
В каждой из религий обнаруживается идеализированный эротизм, или же идеализм, обвеянный эротизмом. Соломоновская Песнь Песней, подобно другим религиозным объектам, предварительно являлась светским творением, будучи и оставшись произведением чисто эротического характера, хотя ее и умудрились превратить в аллегорию Христа и христианской церкви. Известна пародия Гейне на Песнь Песней, написанная в едкой, но фривольной форме. Что касается строгих аскетов, неуклонно стремящихся к «умерщвлению плоти», то здесь нередко имеет место самое безобразное лицемерие. Таким образом, духовные лица, энергично проповедующие высшей формы аскетизм, оказываются в интимной жизни своей грязнейшими развратниками. Осуждению тут не должно быть места, так как сила страсти слишком велика, а ярмо догмы слишком тяжело, чтобы человек всегда был в состоянии не считаться с такими двумя факторами, действующими в одном направлении. Разумеется, должна быть принята во внимание и возможность душевной ненормальности. Половая жизнь лишь выиграет в свете науки, так как не будет больше места лицемерию у людей, здоровых духом, люди же ненормальные скорее будут доступны для детального изучения.
Обращаясь к гражданской жизни, мы и здесь часто видим сплетение религии с половыми представлениями и проявлениями, выражающееся, например в религиозной брачной обрядности, свойственной многим народам. Нередко религиозная мечтательность, появившаяся более или менее неожиданно, служит прямым следствием разочарования в любви или любовной неудачи. Религиозность мы разумеем здесь, конечно, в наиболее страстном ее проявлении, всепоглощающую и в се удовлетворяющую, а не ту будничную религию, которая отдыхает все дни недели и лишь по воскресным и праздничным дням выползает наружу вместе с праздничным нарядом и настроением. Такова, впрочем, в настоящем религия многих, в отличие от того пламенного религиозного чувства, которое составляет ныне удел ограниченного меньшинства и которое, по всем признакам, доминировало в сердцах людей в прежние времена.
Есть масса указаний на то, что мечтательные чувства симпатии в наиболее сильном их проявлении, послужившие первоисточником для религии, а также внешние выражения экстаза, имеют в своей основе эротизм в той или иной форме или составляют его трансформацию. И такое проявление может происходить совершенно безотчетно, на основе чистейших стремлений. Однако, не следует думать, что этим только источником и исчерпывается возникновение истинного религиозного чувства.
Но религиозные чувства уже в христианстве, и особенно католицизме, при ближайшем ознакомлении, оказываются как бы сплетенными с эротизмом. Припомним мечтательное обожание Христа св. девами (Мария Магдалина, Мария из Вифании), святые легенды средневековые, а также отражение их в искусстве. Во всех картинных галлереях мадонны изображены со взором, в экстазе устремленным на Христа или на небо. У Мурильо выражение его «Jmmaculata conceptio» столь же не чуждо высшего проявления любовного восторга, как и религиозного экстаза. У Корреджио «святые» созерцают святую деву с выражением в глазах только условно небесным, но на самом деле удивительно земным и человеческим.
Всякие секты, независимо от времени их происхождения, являются в большей или меньшей степени чувственными. Здесь можно привести былую половую распущенность перекрещенцев (анабаптистов) и современное половое восторженное состояние нравов Америки. Могут указать мне, что секты представляют собою патологические наросты на религии. Но на это возражу словами сектантов, которые заявляют: «наше возникновение явилось прямым следствием безразличия, охватившего вашу государственную религию, и лицемерия, с сухой буквою текста, не способных уже влиять на человеческое сердце. Мы являемся вестниками пробуждения, и на нас лежит обновление человечества». Сила религиозного внушения и заключается именно в таких данных. Я лично наблюдал в кантоне Цюрих последовательниц секты пастора Целлера в Меннедорфе. Пастор этот олицетворяет собою род пророка, берущего на себя излечение больных и силящегося подражать Христу и Иоанну Крестителю. Благоприятные случаи действительного исцеления, легко объясняемые внушением, он, однако, ставит в связь с чудом и в хрустении кости какого‑нибудь перелома, как он объясняет, проводит исцеление. Истерические женщины массою окружали этого пророка, причем личность его, как таковая, заключала для них главные мотивы обаяния. Бывшие у меня на лечении в больнице некоторые из его поклонниц в восторженных отзывах о нем исходили исключительно из плотских побуждений. Приходится вообще сделать вывод, что отречение человека от своей природы и стремление к чистой святости нередко дают в результате одну только грубую чувственность, хотя и прикрывающуюся возвышенными фразами.
У швейцарского поэта Готфрида Келлера мы находим великолепно использованные мотивы эротизма на религиозной почве, между прочим, в его семи легендах. В его «Dorotheas Blumenkorbchen», например, жених Доротеи ревнует ее к жениху небесному, о котором она беспрерывно упоминает. Она в красивых выражениях представляет те ласки и любовь, которою окружает ее жених на небесах, прижимающий ее к своей любящей груди и преподносящий ей розу вечной жизни. Когда ее, по приказанию штатгальтера, подвергают пытке, растянув на железной решетке, под которою разгораются угли, она начинает испытывать мучительную боль. И в это время к ней устремляется ее земной жених с печальным возгласом: «ты страдаешь, Доротея». В этот момент Доротея как бы перерождается и с просветленным взором отвечает: «О, нет! как могу я страдать, когда я вся на розах моего жениха! Сегодня ведь наша свадьба!» Келлер указал здесь на влияние экстаза (гл. XVIII), обусловившее полную нечувствительность (анэстезию), наблюдавшуюся у многих мучеников.
У Гете мы тоже находим изображение эротически‑религиозного экстаза. Это можно, между прочим, встретить в мистически‑эротических обращениях анахоретов в последней сцене второй части Фауста:
Pater extaticus
(возносясь и опускаясь):
Вечный восторг живой,
Пламя любви святой,
Муки кипучей сласть
Пенная божья страсть!
Пусть я сгорю во прах,
Пусть я сгнию в цепях;
Бей меня на смерть, гром,
Рухни, скала, кругом, —
Плоть мою, тлен страстей,
Всю умертви!
Пусть лишь горит ясней
Семя любви!
Doktor Marianu
(восхищенно):
О, владычица, молю:
В шири неба синей.
Соизволь, что я твою
Тайну видел ныне!
Соизволь, чтобы восторг,
Крепкий в сердце мужа,
Пред тобою я исторг,
Вырвавши наружу!
Крепки мы безмерно там,
Где ты управляешь,
И ты пламень сердца нам,
Кротостью смиряешь.
Мать, во славе без конца,
Чистая девица,
Богоравная, Творца
Милостью царица!
Пороку недоступная.
Ты внемлешь с снисхождением,
Когда душа преступная
Приходит с сокрушением,
Когда б не так, — падение
Кого б не погубило?
И кто б достиг спасения
Одной своею силою?
Где те стопы, что устоят
Или скользить не станут?
А нежной лестию чей взгляд
И слух чей не обманут?
Magna peccatrix
(St. Lucae VII, 36).
Ради всей любви смиренной,
У господних ног явленной,
Ради слез, пролитых мной,
Ради смешанных с слезой
Мира струй благоуханных,
Ради кос моих густых.
Миро стерших с ног святых, —
Chorus mysticus:
Лишь женственность вечная
Нас к небу подъемлет!
Как я уже говорил, отсюда вовсе не следует, что религия зиждилась исключительно на половых чувствах, так как такой взгляд был бы в такой же мере односторонен, как и неверен. Происхождение религии базировалось, между прочим, еще и на необъяснимой загадке смерти и бытия, на ощущении бессилия, на утешении в горестях существования, на бессмертии души и пр. Но все же в религиозных традициях и внешней показной стороне весьма крупную роль играли эти эротически‑половые основы, действовавшие возбуждающе не только на твердо верующего, но и на вновь посвященного.
(Можно сравнить, например, нижеследующее поэтическое излияние:
Возьми меня, собаку, за ухо,
Брось мне кость милости
И швырни меня, греховного болвана,
На небо всепрощенья!
(Из книги песен Гернгутера).
Не содержа в себе ничего сексуального, это отталкивающее самоунижение напоминает нечто мазохистское, Оно в состоянии, во всяком случае, возбудить в мазохисте плотские вожделения и гипнотически повлиять на слабохарактерного).
Науке во всей ее чистоте и полноте и предстоит освободить половые отношения от ярма религиозной тирании и дать им их естественное место наряду с человеческой этикой.
Не отрицаю известного воздействия на чувства человека той религии, которая базируется на вере в откровение, на бессмертии души и на представлении о «рае для достойных» и «аде для грешных». И на самом деле, перспектива вечных мук в загробной жизни действует пугающе на многие слабые натуры, которые стараются взять себя в руки и согласовать свои поступки, поскольку возможно, с велениями нравственности. Если уверенность в том, что земная жизнь есть лишь подготовка к загробной жизни, достаточно сильна, то это, в свою очередь, может послужить источником многих похвальных и самоотверженных поступков. Но на этой вере одновременно основываются и продукты невежества, и слепой фанатизм, и нетерпимость, и тупая враждебность к законам человеческой этики? Должны ли мы строить жизнь человеческого общества на фата‑моргана, на пустых мечтаниях и галлюцинациях мнимых продуктов и служителей божьих, большей частью невежественных, развратных и честолюбивых, с легким сердцем создававших свое собственное благополучие на велениях божества! Мы твердо говорим: «Нет»! Всемогущество вселенной вовсе не нуждается во всех этих непонятных и старых легендах, чтобы предстать перед сознанием человека, когда оно может это сделать при ослепительном сиянии дня. И единственно мы имеем достаточно твердое представление о человеческой этике, которая пусть и послужит для нас основной и руководящей частью религии.
В своем месте мы пришли к заключению, что в животном царстве чувства симпатии представляют собою филогенетические отклики первоначального их проявления, в виде чувств полового стремления. Аналогично мы видим, что и у людей чувство любви, не получившей взаимности или же потерявшей надежду, отчаивающейся и страдающей, находит себе исход в экстазе религиозности. Нас интересует вопрос, является ли такая последовательность неизбежным ходом вещей, или же тут может иметь место замещение этого чувства объектом общечеловеческого характера, без участия мистических начал. Если мы будем считаться с тем, что крайняя религиозность не всегда совпадает с чувственной любовью, то элементы человеческого возмущении тут, очевидно, будут уже налицо. При отрицательном же выводе, все же можно констатировать достаточное количество чисто человеческих идеалов, которые смогут переродиться в «религиозные», с таким же правом, как и мистика божественного откровения. Христианство носит название «религии любви», а апостол Павел ставит выше веры любовь к ближнему. Но ведь и любовь к ближнему может быть рассматриваема в качестве синтеза социальных чувств симпатии как к современному, так и грядущему человечеству? Разве она не может найти себе иного основания, кроме документа, стоимость которого покрывается райскими перспективами? И разве святость, иллюзии, экстаз не могут найти себе применения в более благородной и одухотворенной форме во имя общественных идеалов и будущих благ нашего потомства? И не представляется ли возможности на месте культа предков и прославления библейских сказаний воздвигнуть религию счастья наших преемников? Религиозный экстаз любви может быть, на самом деле, по моему мнению, использован в интересах общественного блага. Фанатизм, в нем заключающийся, обладает значительной энергией, способностью сдвинуть с места человеческую инертность. Но эта сила не должна быть предназначаема для поддержания фантастических представлений, а для насаждения общечеловеческой религии любви в пределах нашего земного существования.
Дата добавления: 2015-01-09; просмотров: 1491;