Переговоры, приведшие к войне

Как только коринфяне узнали о поражении под Потидееей, они и их союзники предприняли в Спарте демарш, обвиняя афинян в агрессии и, следовательно, в нарушении тридцатилетнего договора. Эгиняне также втайне прислали послов с жалобой на то, что афиняне не уважают автономию, гарантированную Эгине по договору. Тогда спартанские власти пригласили все государства – и союзные, и несоюзные – огласить свои жалобы на поведение Афин. Представители Коринфа, Мегары и других государств выступили перед спартанским народным собранием, обвиняя Афины в агрессии и надеясь на помощь Спарты. К народному собранию обратились также афинские послы, которые прибыли в Спарту по другим делам, но получили от спартанских властей разрешение ответить на обвинения; они говорили об афинской силе и стойкости и призывали Спарту не нарушать условий договора, объявляя войну, а любые спорные вопросы решать арбитражем. После этого представители и послы удалились, и народное собрание приступило к обсуждению, причем громче всех раздавались голоса умудренного опытом царя Архидама и энергичного эфора Сфенелаида. Первый призывал народ обратиться к арбитражу и одновременно срочно готовиться к возможной войне, которая наверняка затянется на много лет. Второй указывал, что Афины, безусловно, совершили акт агрессии и нарушили условия договора и боги будут на стороне Спарты, уважающей свои обязательства по отношению к союзникам и напавшей на агрессора. Затем Сфенелаид поставил вопрос на голосование, причем вместо обычной процедуры, когда народ выкрикивал «да» или «нет», был применен принцип разделения дома. Подавляющее большинство спартиатов проголосовали за то, что условия договора были нарушены и Афины виновны в агрессии. Об итогах голосования сообщили представителям; информировали их и о том, что Спарта собирается созвать совещание Спартанского союза. Однако первым делом Спарта обратилась за советом в Дельфы. Ответ гласил, что энергичное ведение войны принесет победу и что бог примет сторону Спарты независимо от того, будут его об этом просить или нет.

Хотя спартанцы не голосовали за объявление войны, они всегда были готовы к войне, разумеется, при условии, что Спартанский союз будет согласен. К такому решению привел ряд весьма деликатных шагов. Когда послы Потидеи обратились за помощью, Герусия и эфоры, посовещавшись, решили начать войну с Афинами на том основании, что афинскую агрессию необходимо остановить. Но они не имели права решать единолично, необходимо было согласие спартанского народа и Спартанского союза. Поэтому Герусия и эфоры позволили Коринфу и другим государствам высказывать свои претензии, в результате чего спартанский народ подавляющим большинством добровольно проголосовал за войну. Основным мотивом, который двигал Герусией, а позже народным собранием, был страх перед растущей мощью Афин, что выражалось не только в накоплении оружия, но и в поддержке Керкиры, дискриминации Мегары и ультиматуме Потидее. Этими действиями Афины нарушили баланс морских сил и угрожали целостности Спартанского союза, от которой зависела сила Спарты во внешней политике. То, что Афины сознательно шли на это, было ясно из их политики за последние тридцать лет. Кроме того, на спартанцев подействовали и другие мотивы, затронутые Сфенелаидом, – гордость, враждебность, возмущение, чувство справедливости и обязательства по отношению к союзникам, – но сильнее всего был страх перед полным поражением, если не начать войну сейчас.

В октябре или ноябре 432 г. состоялось совещание Спартанского союза. Сильнее всего неистовствовали делегаты от Коринфа, заранее заручившиеся поддержкой других полисов. Они утверждали, что своими агрессивными действиями Афины надеются разбить пелопоннесские государства по очереди и всех их подчинить себе; поэтому следует сообща дать отпор агрессору и выполнить волю дельфийского бога. Спартанцы поставили вопрос на голосование, и большинство высказалось за войну. Когда в 431 г. начались военные действия, Спарта и государства Спартанского союза выступили единым фронтом, как считало большинство людей, на защиту свободы и справедливости.

Пелопоннесцы в течение зимы готовились к войне и начали дипломатическое наступление на Афины. В случае, если бы оно преуспело, войны можно было бы избежать; в противном случае у Спартанского союза появлялся серьезный повод к войне. Спарта, как гегемон Спартанского союза, потребовала от Афин изгнать членов рода Алкмеонидов, проклятых Афиной после подавления заговора Килона. К этому роду принадлежал и Перикл. Спартанцы надеялись не столько добиться его изгнания, сколько подорвать влияние политика, который во всем и везде выступал против Спарты. Афины в ответ потребовали от Спарты очиститься от двух «проклятий»: одного, наложенного на нее Посейдоном за убийство илотов, искавших убежища, и другого, наложенного Афиной за смерть Павсания в ее храме. Тогда Спарта выдвинула условия, на которых можно было избежать войны: отменить мегарский указ, прекратить осаду Потидеи и восстановить автономию Эгины. Когда Афины отказались от переговоров на таких условиях, три спартанских посла от имени Спартанского союза вручили ультиматум, который являлся скорее декларацией, нежели предметом для переговоров: «Спарта желает, чтобы продолжался мир. И вы получите мир, если будете уважать независимость греческих государств».

Получив ультиматум, афинское народное собрание должно было дать окончательный ответ. Основаниями для обвинений пелопоннесцев в агрессии могли служить атака коринфян под Сиботой, раздувание восстания в Потидее и действия пелопоннесских «добровольцев» и, наконец, укрывательство Мегарой беглых рабов. В то же время афиняне были достаточно умны, чтобы понять, что все эти действия вызваны их же провокациями. Некоторые из выступавших советовали отменить мегарский указ, чего, как намекали спартанцы, хватило бы для предотвращения войны. Из тех, кто призывал к войне, самым влиятельным был Перикл. Он не пытался оправдать предшествующие действия Афин, благодаря которым положение государства улучшилось и без войны. Он возмущался оскорбительным тоном спартанского заявления и, как всегда, настаивал, что Афины не должны делать никаких уступок пелопоннесцам. Афины предлагали проводить по любым спорным вопросам арбитраж, и это предложение остается в силе; если Спарта откажется, ответственность за войну ляжет на нее. Уступка Спарте не приведет ни к чему, кроме необходимости новых уступок. Значит, будет война, Афины обладают огромным преимуществом над пелопоннесцами. Большинство, уверенное в мудрости Перикла, проголосовало за войну. Некоторые, возможно, верили в агрессивность Спарты и Спартанского союза. Но многие понимали, что Афины могут удержать свои владения и добавить к ним новые, лишь разрушив Спартанский союз, чего не удалось сделать в 461–446 гг. Моральные соображения в обществе, которое лишило многие государства свободы и сурово обходилось с непокорными, мало что значили. Однако влиятельное меньшинство по‑прежнему выступало за отвергнутые принципы Кимона и сменившего его Фукидида, сына Мелесия. Бедствия войны впоследствии привели к расширению рядов этой партии. С самого начала Афины отличались меньшим единством духа, чем Спарта, и союзников себе они набирали силой, а не убеждением.

Афинский народ ответил на ультиматум Спарты так, как посоветовал Перикл. Афины не собирались выполнять приказы Спарты, но были готовы передать все жалобы в арбитраж в соответствии с процедурой, предусмотренной в тридцатилетнем договоре. На это заявление Спарта никак не ответила. Дипломатические отношения прервались. Обе стороны замерли в ожидании.