Социалистическое законодательство. Смысл трудового и социального законодательства при социализме.

В 1922 г., ознакомившись с проектом первого советского уго­лов­ного кодекса Ленин предложил ввести в УК РСФСР наказа­ние за про­паганду или агитацию, которая “объек­тивно содейст­вует” междуна­родной буржуазии, не при­знающей коммунисти­ческий режим и стре­мящейся к его свержению. Этим понятием “объективной по­мощи” ме­жду­народной буржуазии Ленин и его сорат­ники заложили ос­новы за­коно­дательства, присущего то­та­ли­таризму. Оно отли­чается от дес­потического зако­нода­тель­ства. Характер­ная черта дес­по­тизма – жестокость, ха­рак­терная черта тоталита­ризма – фиктив­ность зако­нода­тель­ства.

Фиктивность законодательства выра­жа­ется в следующей закономерности: чем выше формаль­ный уро­вень офици­ального акта, тем меньше его фактиче­ская сила, меньше ве­роятность его непосред­ственного при­менения, пря­мого действия.

Конституция, официальный акт, который формально дол­жен обла­дать высшей нормативной силой – это про­сто фиктив­ный акт. Консти­туция – это официальный фасад то­талитарной сис­темы, и поэтому она должна со­держать псев­додемократиче­ские деклара­ции, создавать ви­димость сво­боды и демократиче­ской ор­ганиза­ции власти. И уже по­этому формальная консти­туция тота­ли­тар­ного режима не может дей­ствовать. Ее поло­жения либо во­обще не имеют отноше­ния к реальной жизни, либо трансформи­руются в более ре­альные нормы путем их конкрети­зации в зако­нах, но при этом смысл норм меняется. Напри­мер, конституция может гаран­тировать право выбора профессии, рода заня­тий и места работы “с учетом обществен­ных потребно­стей”; но ника­кой свободной ми­грации рабочей силы при тоталита­ризме быть не может; поэтому в законах или под­законных ак­тах конституци­онное положение будет конкре­тизи­ро­вано как централизованное распределе­ние рабочей силы, в част­ности, как обязательное рас­пределение вы­пу­ск­ников выс­ших учебных заведений.

Законы здесь тоже принимаются в расчете на то, что они не будут иметь прямого действия. Они будут кон­кретизи­ро­ваться в постановле­ниях правительства, а последние – в нормативных ак­тах министерств и ведомств и далее – в при­казах нижестоя­щих должностных лиц. При этом смысл за­кона может изме­ниться на противо­положный. В конеч­ном счете, фактически высшей силой здесь обладает приказ на­чаль­ника – независимо от того, в какой мере он основан на законе. Глав­ное, что этот приказ соответст­вует воле выше­стоящего номенклатур­ного на­чальника – партий­ного руко­водителя, министра и, наконец, во­ждя. Зако­нодательные нормы конкретизируются в других актах так, как того тре­бует кон­кретная политика, проводимая вождем или его ок­ружением.

Законы, которые не конкретизируются в под­за­конных актах, либо не действуют вообще, либо их при­ме­нение опре­деляется неофициальными при­казами. Так, уголов­ное законо­дательство офи­циально нельзя конкретизи­ро­вать в под­за­конных нор­мативных актах (правда в этих актах можно уста­навли­вать обязанно­сти или запреты, нарушение ко­торых бу­дет подпа­дать под сущест­вующие статьи уголовного ко­декса). Можно дос­таточно бы­стро менять уголовное за­коно­дательство: постоянно дей­ст­вующий президиум за­конодатель­ного органа по воле во­ждя будет вносить в уголовный ко­декс любые изменения, а пе­риодиче­ски со­бирающийся на короткие сессии формаль­ный законода­тель будет их утверждать. Кроме того, вождь и высшая номенклатура определяют политику при­менения уго­ловного за­конодательства путем официального из­дания разъяснений вер­ховного суда по во­просам применения от­дельных статей уголов­ного кодекса (суд яв­ляется при­дат­ком карательно-следящей под­сис­темы. Но при социализме власть не связана офици­ально ус­та­новленными нор­мами. Поэтому в более или менее важ­ных делах “власть пре­держа­щая” не только решает во­прос о привлечении к уго­ловной от­ветственности, но и дает суду не­гласные ука­зания, опреде­ляю­щие наказание (“телефонное право”). Чем больше важность дела, тем выше уровень номенкла­турного реше­ния, определяю­щего ис­ход этого дела.

Смысл уголовного закона при социализме – монополия власти на неограниченное насилие. Всякий уголовный за­кон – и уголовно-правовой, и деспотический – ус­танав­ли­вает наказание за нарушения установленного или га­ранти­ро­ванного властью порядка. При социализме же этот порядок таков, что безо­пасность и имуще­ство не гаран­тированы человеку от посяга­тельств са­мой вла­сти. Но только власть может здесь произ­вольно отнимать у че­ловека его жизнь и имущество, подвергать его иным лишениям, насилию.

Социалистическое законодательство защищает не жизнь человека, а монополию власти на силу, монополию неограниченно распоряжаться “человеческими ресурсами”, в частности жизнью людей. Это законодательство запрещает убивать частным лицам, из частных интересов, но оно допускает убийство и даже уничтожение целых категорий населения из интересов системы.

При социализме человек как таковой не является субъектом права на жизнь, здоровье и т.д. Он низводится до уровня объекта, которым, от имени системы в целом, распоряжаются ее властные функционеры – “начальники”. Они не ограничены в своей власти, но в то же время они обязаны так распоряжаться вверенными им объектами, чтобы эти объекты приносили максимальную пользу “для народного хозяйства”. Правда, в интересах “народного хозяйства”, часть этих объектов превращается в рабскую рабочую силу и, по существу, уничтожается в процессе социалистического производства, так что этот процесс требует постоянного воспроизводства рабской рабочей силы. Жизнь и здоровье отдельного человека здесь ничего не стоят (“незаменимых людей нет”).

Несанкционированное властью причинение телесных повреждений рассматривается как причинение вреда трудоспособности человека, а это уже причинение вреда социальной системе, ибо человек является, хоть и “винтиком”, но полезным “винтиком” в этой системе. Но главное – это нарушение монополии насилия.

Трудовое законодательство регулирует отношения между работодателями и работниками в пользу последних. При социализме же сущность трудо­вого зако­нодатель­ства извраща­ется, ибо здесь законодатель и работодатель совпадают в одном лице. Социалистическое за­ко­нодательство защи­щает инте­ресы работодателя, в роли кото­рого выступает сама власт­ь.

Смысл социального законодательства – перераспределение национального дохода в пользу социально слабых. Иначе го­воря, сначала происходит распределение национального до­хода посредством рыночного механизма, и при этом кто-то оказыва­ется в выгодном, а кто-то – в невыгодном и даже в крайне не­выгодном положении. Затем социальное государство своей уравнительной политикой исправляет “недостатки” та­кого рас­пределения, т.е., по существу, отнимает часть дохода у имущих и передает неимущим.

При социализме же нет никакого рыночного распределения национального дохода. Здесь все по­лучают от социальные блага, предназначенные для потребления, в объеме, установленном властью. И если кто-то получает больше, кто-то меньше, то только в результате властного регулирования.