Основные концепции происхождения государства и права.

Каждая концепция возникновения права и государства отражает соответствующие поня­тия права и поня­тия государства, является одним из элементов соответствую­щего понятия.

Возникновение деспотической политической организации общества. Либертарно-юридическая теория исходит из различения двух типов цивилизации (культуры) и политического со­общества. Соответственно необ­ходимо разли­чать вопросы о возникновении политической вла­сти вообще и о возникновении политического сообщества определенного типа, о возникнове­нии древних системо­центристских цивилизаций и о возник­но­вении персоноцентристской цивилизации с ее феноменом пра­вовой свободы. Или: о возникновении граждан­ской цивили­за­ции, права и государства и о возникновении об­щинной цивили­зации и дес­потизма с его, неправовым, властно-приказным ре­гулиро­ванием.

Говоря о возникновении политической власти вообще, следует иметь в виду многовариантность, альтер­нативность цивилизационного и политического развития. Первоначально возникают локальные общности лю­дей исключительно системоцентристского типа. Но далее, под воздействием разных факто­ров, эти общности либо образуют общинную цивилиза­цию, либо же превращаются в цивилизацию персо­ноцен­тристского типа – гражданскую.

Современная наука установила, что в любой период исто­рии с начала цивилизованной жизни всегда одновременно существовали три или четыре ци­вилизации. Каждая из них характеризуется единым жизненным стилем, охватывающим боль­шой географический регион и длящимся долгий период вре­мени каждой цивилизации. В каждой цивилизации можно вы­делить наиболее фундаментальный принцип жизни и социаль­ной организа­ции. Для западной цивилизации таким принципом является право (правовая свобода), но этого нельзя сказать о других цивилизациях.

Цивилизацион­ный плюрализм и неуниверсальность основ­ных принципов со­циальной организации имеют большое значе­ние для объяснения природы и происхождения права и госу­дарства.

История западной цивилизации началась с древней Греции. В древнегреческой полисной культуре человек, интегрирован­ный в эту культуру (прежде всего свободный грек), осознавал себя в качестве субъекта, который от природы наделен разу­мом, свободой вы­бора и способностью самостоятельно прини­мать решения. Поэтому он жил для самого себя, а не для того, чтобы служить какому-нибудь высокопоставленному человече­скому существу или сверхъестественной силе. Это первое исто­рическое проявление индиви­дуа­лизма. Поэтому именно в древ­ней Греции основным принципом со­циальной организации ста­новится право (правовая свобода).

В более ранних цивилизациях (шумерской, древнеегипетской, древнеиндийской и т.д.) правовая свобода не стала и не могла стать принципом социальной организации. В тех условиях, в которых формировались эти цивилизации, конкурентоспособными были только системоцентристские сообщества с деспотической политической организацией.

Деспотия – это непременное условие формирования и разви­тия общинной цивилизации. Там, где в древнейших системоцентристских общностях возникла деспотическая органи­зация власти, там на основе ирригационных работ были соз­даны ве­ликие цивилизации древности. Там, где этого не про­изошло, ранние цивилизационные общности погибли. Отсюда можно сделать вывод о неразрывной связи общинной цивилизации с широкомасштабными иррига­ционными рабо­тами и деспотией.

К.А. Витт­фогель разрабо­тал так называемую ирригационную теорию, из­ложенную в работе “Восточный деспотизм”. Он убеди­тельно показал обусловленность древних деспотических форм необходимостью широкомасштабных работ, стро­итель­ства гигантских ирригационных сооружений в восточных аграрных ре­гионах Старого Света. Эта необходимость породила систему жесткого территориально централизованного упра­в­ления, внеэкономического принуждения во всех сферах общественно-по­литической жизни, систему бюрократического учета, контроля и распределения, а также многочисленный социаль­ный слой чиновников, управляющих производственными про­цессами, осуществляющих учет, контроль, распределение и т.д.

Теорию Виттфо­геля обычно критикуют за то, что она верно характеризует лишь процесс становления “государства и права” при “азиатском спо­собе производства”, в то время как в других регионах и культу­рах государство и право возникли на основе иной произ­вод­ст­венной деятельности.

Такая критика неуместна. Критики ирригационной тео­рии не видят разницы между государством и деспотией, в то время как Виттфогель объясняет происхождение именно деспо­тизма, а не государства и права. Деспотическая власть всегда обусловлена организацией общественного производства на основе силового принуждения. В конкретных географиче­ских ус­ло­виях формирования древних цивилизаций такое обще­ствен­ное производство требовало именно ирригационных ра­бот.

В процессе формирова­ния ци­вилизованного сообщества вырабатываются социальные нормы, обязательные в этом сообществе, и складываются поддерживающие их политические институты. Происходит поли­тогенез – переход к профессиональному политическому управ­лению оп­ределенного типа, силового или правового.

Системоцентристские социальные нормы требуют силовой организации социального управления. Причем по мере роста и усложнения общинной системы все больше проявляется силовой, деспотический принцип интеграции и управления сис­темой.

Аграрная революция привела к радикаль­ному росту численности общества, организованного по общинному типу. Этот рост привел к тому, что социальная система в сфере управления перешла инфор­мационный барьер, за кото­рым прежняя (потес­тарная) организация власти уже не справ­лялась с управлением системой. Ста­рая система общинного типа, не имевшая посто­янного, профессионального ап­парата управления, дошла до предела роста. Для того чтобы превзойти этот предел, нужно было пе­рейти к качест­венно но­вому управлению систе­мой, т.е. должна была произойти транс­формация старой системы в новую сис­тему того же типа. Именно так и произошло: при сохране­нии общинного типа сис­темы произо­шел переход к ре­гулированию посредством по­сто­янного аппарата управления, ко­торый ведал, пре­жде всего, производством и рас­пределением. Возник профессио­нальный аппарат, плани­рующий, организующий и контроли­рующий всю жизне­деятель­ность сообще­ства.

Переход информационного барьера (и кризис управляемо­сти родоплеменной системы) был первой причиной перехода к политическому управлению посредством профессионального бюрократического аппарата. В социальной системе общинного типа стала складываться организация публичной политической власти. К началу формирования этой организации популяции оседлых земледельцев су­ществовали уже как насе­ление, проживаю­щее и осуществляю­щее хозяйственную жизнь на определенной территории. По­этому аппарат публичной политической вла­сти, упра­в­лявший производством и распределе­нием, стру­к­ту­рировался не по родовому, а по территориально-посе­ленче­скому принципу. Воз­никла территориальная органи­зация власти, при которой родо­вые структуры постепенно ут­рачивали социаль­ную значимость в сравнении с территори­ально-поселен­че­ской организацией населения.

Вторая причина – необходимость организовать совместную производственную деятельность населения на основе внеэконо­мического (силового) принуждения. Поэтому понадобилась ор­ганизация публичной политической власти силового типа, спо­собная, ради сохранения системы, мобилизовать население для решения производственных или оборонительных (либо захват­нических) задач и при этом не считаться с массо­выми люд­скими потерями. Иначе говоря, выжить в борьбе за существо­вание могли в тех условиях только те локально-циви­лизацион­ные общности, в которых формиро­валась деспотическая орга­низация власти. Там, где такая организация власти не возникла, социальная система погибла или была поглощена более силь­ной, деспотически организованной системой.

В социальной структуре деспотической цивилизации выде­ляются две основные группы – общинники-земледельцы и чи­новничество, управ­ляющее вжизнедеятельностью обще­ства. Внут­ри этих основных групп существовала дроб­ная кас­тово-сословная структура.

Чиновничество в целом имело иерархическую структуру, а различия в статусе отдельных групп бюрократии определяли их более или менее выгодное положе­ние в системе распределения. Эту иерархию венчала обожествляемая фигура деспотического правителя.

Вместе с деспотической организацией власти возникло и официальное нормотворчество, законодательство. Официальные нормы устанавливали социальную иерархию, тщательно регламентировали про­цес­сы труда и распределения, закрепляли формальное неравен­ство как в сфере позитивного, официально одобряемого пове­дения, так и в наказаниях за нарушение официальных предпи­саний. Характерная черта деспотического законодательства – его жес­токость. Оно не защищало индивидуальные или группо­вые ин­тересы и ценности, но охраняло социальную систему в целом. Любые нарушения официально установленного или санкционированного порядка расце­нивались и наказывались как неповиновение власти, как посяга­тельство на систему, но не как посягательство на жизнь, здоро­вье или иму­щество отдельных людей или коллек­тивов.

Итак, из родовой общины в результате аграрной революции закономерно возникает общинная, системоцентристская цивилизация, в ко­торой нет свободы, права и государства. Истори­чески первый тип публичной политической власти – деспотия, организация власти силового типа. Она возникает из разделе­ния общественного труда при проведении широкомасштабных ра­бот на основе всеобщего внеэкономического принуждения.

Исторический ге­не­зис пра­ва и государства. Право и государство возникают как взаимосвязанные и единые в своей сущности формы свободы. Этот тезис раскрывается, в основном, в трех положе­ниях. Во-первых, правовая свобода как способ социального бытия достигается при переходе первобыт­ного общества к от­ноше­ниям собственности. Во-вторых, част­ное право складывается как регулятор отноше­ний об­мена, в ко­торые всту­пают отдельные свободные инди­виды – собствен­ники. В-третьих, публичное право формируется как со­вокуп­ность норм, обеспечивающих свободу человека в политическом сообществе.

Пра­во и государство возникают постольку, поскольку есть свобод­ные ин­ди­ви­ды, и тогда, ко­гда сво­бод­ные становятся социально значимой группой. Последние же воз­можны только в обще­стве, в ко­тором существует собст­венность. Следо­вательно, исторический гене­зис права обуслов­лен возникновением собст­вен­но­сти (частной соб­ственности). Собствен­ность же истори­чески воз­никает то­гда, когда избы­точ­ный продукт, производимый в обществе, при­сваива­ется от­дель­ными членами общества, что воз­можно постольку, по­скольку отдельные члены общества самостоя­тельно используют сред­ства производства (в аграрном обще­стве – это земля).

В процессе разложения первобытной общины реально сво­бодными, поначалу становятся лишь реальные соб­ственники. Далее происходит разделение сообщества на иму­щих и неиму­щих, попадающих в имущественную, а затем и личную зависи­мость от реальных собственников. Когда иму­щие стано­вятся социально значимой группой (в марксистской тер­миноло­гии – имущим, эксплуататорским классом), они кон­сти­туируют себя уже в качестве формально свободных, в каче­стве тех, кто имеет право быть собственником – в отличие от тех, кому те­перь это не дозволено. Они устанавливают такой поря­док, при котором остальным запрещено быть собственни­ками. В этом качестве они отделяют себя от иных социальных групп, прежде всего – рабов.

Свобода ис­ториче­ски возникает в процессе дифференциа­ции со­общества на свободных и несвободных, благодаря разде­лению на свободных и рабов и достигается постольку, по­скольку рабовладение укладывается в отно­шения частной соб­ственности. Точно так же в эпоху феодализма свобода од­них была воз­можной лишь благодаря частичной несвободе дру­гих.

Итак, гражданская цивилизация начина­ется как рабовла­дельче­ская цивилизация. Это не зна­чит, что право и государ­ство возникают из раз­деления на свободных и рабов – для регу­лирования отно­шений между свободными и несвободными. Использование рабской рабочей силы представляет собой неправовую форму отношений. Но первоначально эта неправовая форма служит условием существования право­вой свободы.

В отношениях свободного обмена сталкива­ются частные ин­тересы субъектов, признающих друг друга соб­ственниками об­мениваемых благ. Для регулирования этих кол­лизий тре­бу­ется новый со­ционормативный регулятор, новые со­циальные нормы. Эти нормы складываются в отно­шениях эквивалентного обмена, в которые вступают субъекты-собственники, признаю­щие друг друга равными (формально равными).

Таким образом, право возникает как социаль­ный регулятор, который упорядочивает взаимодействие свободных субъектов в отношениях эквивалентного социального об­мена. Это нормы, которые, во-первых, гарантируют свободу, формаль­ную неза­виси­мость чело­века в об­ществе и, во-вторых, при­знают равную сво­боду фор­мально не­зависимых друг от друга субъ­ек­тов.

Возникновение государственности не достаточно рассматри­вать как всего лишь переход сообщества к профессио­нальному управлению и объяснять такой пере­ход усложнением социальной системы. Свобода субъектов, действующих в со­циальной системе, означает, что некоторые про­цессы в этой системе, например в эко­номике, протекают как саморегулирующиеся процессы и не нуждаются в публично-властном опосредствовании. Это делает систему более простой для управления, так как минимизирует сферу и функции управ­ленче­ской деятель­ности. Поэтому сам по себе рост такой сис­темы не влечет за собой необходимость постоянно действую­щего и, тем более, силового политического регуля­тора.

В условиях становления правовой свободы происходит политогенез правового типа. Было бы абсурдным предполагать, что правовая свобода возникает при силовом политическом господстве или что в условиях правовой свободы возникнет организация политической власти неправового, си­лового типа.

Любые общеобязательные социаль­ные нормы требуют авторитетных социальных институтов, которые обеспечивают нормативный порядок. Причем правовые нормы требуют властных инсти­тутов, обеспечивающих право.

Необходимость поддерживать правовой порядок заставляет создавать постоянно действующие властные органы, призванные формулировать правовые нормы и обеспе­чивать их реализацию. Иначе говоря, правогенез порождает го­сударство. В правовом сообществе выделяется совокупность поддерживающих правопорядок властных субъектов, а их пол­номочия и функции определяются нормами права.

В зачаточном виде право может сущест­вовать и до образо­вания государства. Но истори­ческий процесс формирования права с необходи­мостью влечет за собой форми­рование госу­дарства – систему по­стоянно действующих властных ор­ганов, обеспечивающих правовую сво­боду и обладающих монопо­лией на принуждение к соблю­дению правовых норм.

Политогенез изменяет форму права. Если первона­чально нормы права закрепляются в форме обычая, то по мере формирования государственных институтов обычай не только санкционируется властным авторитетом, но и дополняется, а затем и вытесня­ется официальной формой выражения права. Причем сначала преобладает прецедентная официальная форма: суды и другие властные органы, разрешая конкретные споры о праве, форму­лируют нормы, которыми они пользуются в своей прак­тике. Законная же форма права преобладает уже в относительно развитых правовых системах, например, в классическом римском праве.

В ходе исторического процесса правообразования посте­пенно обособились две взаи­мосвязанные сферы правового об­щения – сфера ча­ст­ного права и сфера публичного права.

Нормы частного права – это нормы, регулирующие отно­шения частных лиц. Точнее, это нормы отношений обмена, сто­ро­нами которых являются свободные индивиды и другие част­ные лица, выступающие в этих от­ношениях как формально рав­ные и формально независимые друг от друга субъ­екты. В этих отношениях нет повеления и подчине­ния сторон. Нормы частного права сначала складываются в самих отношениях частных лиц, а затем официально выражаются, формулируются как признан­ные, гарантирован­ные го­сударством образцы (модели) поведе­ния.

Нормы публичного права регу­лируют отношения, в кото­рых хотя бы од­ной стороной выступает публично-властный субъект (государство, государственный орган), осуществляющий вла­ст­ные пол­но­мочия. К публичному относятся конституционное, уго­лов­ное, административное, процессуальное право.

Публично-правовые нормы складываются или вырабатыва­ются в процессе осуществления государственной власти. При уста­новле­нии новых норм публичного права за­ко­но­датели или суды руководствуются тре­бованиями обес­печения правовой сво­боды, выраженными в обще­ственном пра­восозна­нии.

Но в начале правогенеза еще не было разделения частного и публичного права. Так, нормы, предшествовавшие современ­ным нормам уголовного права о пре­ступлениях против лично­сти и собст­венности, первоначально могли функционировать по той же схеме, что и нормы частного права: потерпевший или его род­ственники требовали компенса­ции или мстили преступ­нику, если он находился в их власти, причем мера воздаяния за преступление контролировалась кол­лективом субъектов права и его органами. Если же преступник был недосягаем для потер­певшего, то последний обращался за защитой к коллективу и его органам. Конечно, нормы, наказывающие за преступления против коллектива (против общественной безопасности и порядка), всегда применялись самим коллективом или его орга­нами.

Правогенез начинается в сфере об­ме­на, в от­но­ше­ниях това­рообмена (об­ме­на со­ци­аль­ны­ми бла­га­ми). Об­мен мо­жет быть эк­ви­ва­лент­ным (рав­ное об­ме­ни­ва­ют на рав­ное) и про­из­воль­ным (например, тот, у ко­го боль­ше си­лы, на­вя­зы­ва­ет дру­го­му ус­ло­вия об­ме­на). Субъекты, участвующие в отноше­ниях сво­бод­ного об­мена, явля­ются собст­вен­ни­ками об­мени­вае­мых благ и при­знают друг друга таковыми. В от­но­ше­ни­ях сво­бодных субъектов-собст­вен­ников произвол не­при­ем­лем: либо тот, ко­му на­вя­зы­ва­ют не­вы­год­ные ус­ло­вия, не бу­дет уча­ст­во­вать в та­ком об­ме­не, либо отно­шения обмена превратятся в грабеж. По­это­му нормаль­ные от­но­ше­ния об­ме­на ме­ж­ду сво­бод­ны­ми субъек­тами-соб­ст­вен­ни­ка­ми воз­мож­ны лишь как от­но­ше­ния эк­ви­ва­лент­но­го, спра­вед­ли­во­го об­ме­на, как от­но­ше­ния фор­маль­но­го ра­вен­ст­ва, до­го­вор­ные от­но­ше­ния. Это и есть пра­во­вые от­но­ше­ния, в ко­то­рых скла­ды­ва­ют­ся частнопра­во­вые нор­мы, ина­че – правила эк­ви­ва­лент­но­го об­ме­на (нормы купли-про­дажи, мены, займа, найма, перевозки, хране­ния, по­ру­чи­тель­ства, брачно-семейные и т.д.).Эти правила закрепля­ются в форме обы­чая, а уже за­тем официально признаются и форму­лиру­ются судьями и за­ко­но­да­те­лями.

Нормы частного права в какой-то мере могут соблюдаться без при­нуждения – например, в той мере, в которой субъекты от­ноше­ний обмена считают полезным придерживаться принципа экви­валентно­сти. Но между собствен­никами неизбежно существуют противоречия и кон­фликты. Для регулирования этих коллизий сообщество создает публично-властные органы, задача кото­рых – обеспечение правовой сво­боды.

В процессе фор­мирования и развития этих органов вы­рабатываются нормы публичного права, в соответствии с кото­рыми действуют эти органы. Более подробно взаимосвязь частного права и публичного права можно объяснить следующим образом.

Для нормальных отношений об­мена необходимо публично-властное признание и обеспечение правовой свободы. Люди могут быть субъектами частного права (вла­деть, поль­зо­вать­ся и рас­по­ря­жать­ся об­ме­ни­вае­мы­ми со­ци­аль­ны­ми бла­га­ми), когда об­ла­дают не­об­хо­ди­мым для этого, гаран­тированным объе­мом (ко­ли­че­ст­вом) сво­бо­ды. Иначе говоря, они должны обла­дать ис­ход­ным пра­во­вым ста­ту­сом, который необхо­дим для самостоятельного уча­стия в пра­воот­ноше­ниях. Этот статус взаимно признается внутри круга правового общения, правового сообщества и гарантируется властными органами, создаваемыми в этом сообществе. В исто­рически неразвитых правовых культурах исходный правовой статус отличает субъектов права, или полно­правных субъектов, от иных категорий населения.

Такой исходный пра­во­вой ста­тус проявляется в виде на­бора основных прав. В усло­виях разделения на свобод­ных и несвободных, полноправных и неполноправных это права пол­но­прав­ных граждан или сослов­ные права-привилегии. Первоначально это права, составляющие лишь абсолютный минимум правовой свободы.

Эти основные права служат формой, формальным выражением взаимных притязаний уча­ст­ни­ков об­ме­на, фактических собственников на при­знание их пра­во­субъ­ект­но­сти (прежде всего, способности свободно владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом и, соответственно, личной неприкосновенности). Эти притя­зания суть не произвольные желания, а при­тяза­ния на такую меру индивидуальной свободы, которая уже объ­ективно возможна в конкретной культуре. Они – ре­зультат субъективного осознания этой объективной возможно­сти.

С одной стороны, эти права, или правопритязания, вза­имно при­зна­ют­ся субъ­ектами обмена, ко­гда они за­клю­ча­ют­ до­го­во­ры и ус­та­нав­ли­ва­ют вза­им­ные пра­ва и обя­зан­но­сти. С другой стороны, эти права должны официально признаваться и защищаться институтами публич­ной вла­сти.

Последнее не означает, что древние законода­тели составляли “каталоги” основных прав и свобод или хотя бы формулировали эти права в отдельных законах. Официаль­ное провозглашение основных прав не является непременным условием их существования. Для того чтобы фундаментальные правовые при­тя­зания имели официально-властное призна­ние, выражение и защиту, не обязательно перечислять их в спе­циальном законе. Они гарантируются уже постольку, поскольку за­ко­ны и другие официальные акты за­щи­щают правовую сво­бо­ду, запрещают то, что противоречит правовой свободе.

Как уже было сказано, в структуре публичного права различаются нормы консти­туционного, уго­лов­ного, административного и процессу­аль­ного права. Причем эта структура проявляется уже на ранней стадии правогенеза.

Ранние нормы конституционного права (как и все нормы права, они возникают в форме обычая) опре­деляют круг полноправных субъектов, способных вступать в отноше­ния обмена, участвовать в народном собрании (собрании пол­ноправных субъектов), занимать власт­ные должности, пользо­ваться судебной защитой и нести юри­дическую ответствен­ность. Для защиты нормальных отноше­ний обмена нужны нормы уголовного права, которые угрозой нака­зания охраняют жизнь и здоровье, свободу и личную не­прикос­новенность, имущество полноправных субъек­тов, а также иных субъектов права. Для пресечения пра­вонару­шений требуются полиция и нормы административного (поли­цейского) права, в соответст­вии с которыми действует по­лиция. Наконец, для разрешения споров о праве и наказания правона­рушителей нужны суды и нормы процессуального права, рег­ламентирующие судебную процедуру.

Такова логика объективного процесса правообразования.