Приложение 9. Миграция или колонизация?*

Миграция или колонизация?*

«Мы низшие организмы в международной зоологии: продолжаем двигаться и после того, как потеряем голову», – писал В.О. Ключевский. Давно распался Советский Союз, однако, выработанные в годы его существования, политические инстинкты продолжают управлять российским левиафаном, заставляя зоологически простейшим способом – рефлексивно реагировать на современные вызовы, в том числе на демографические.

Падает рождаемость? Простимулируем ее мерами государственной поддержки. Участились случаи межнациональной розни? Усилим интернациональное воспитание, т.е. – толерантность. Растет трудовая миграция из Азии? Отрегулируем ее в духе советского опыта управления «лимитчиками».

Мы убеждены, что Россия по-прежнему великая держава и для нее характерны те же процессы, что и для ведущих зарубежных государств. Да, в России падает рождаемость, но – это общеевропейская тенденция, – говорят нам. Да, усиливаются миграционные потоки, но с ними нет смысла бороться, поскольку это объективный и неизбежный процесс. Россия испытывает лишь то, что переживает сегодня Северная Америка и Европа.

Действительно, у нас сегодня такие же низкие как в европейских странах показатели рождаемости. В 1970-е годы каждая женщина репродуктивного возраста в среднем рожала 1,97 ребенка, в 1980-е – 2,04, а в 2000 г. показатель суммарной рождаемости сократился до 1,21 ребенка.

Конечно, то, что у России те же проблемы и болезни, что и у ведущих мировых держав, даже приятно. Может быть, тогда нас стоит отнести к более высокому разряду в «международной зоологии», о которой писал российский историк? Вот только не напоминает ли это радость дворовой девки, обнаружившей у себя одинаковую с господином болячку? И может быть, есть смысл обратить внимание не только на внешнюю схожесть протекающих процессов, но и задуматься об их существенных различиях?

Современный человек, тем более женщина, стоит сегодня перед нелегким выбором: завести ребенка или сделать интересную, творческую карьеру. И многие отдают предпочтение второму. Вот только живет этот современный человек, в подавляющем большинстве случаев, в Северной Америке и Европе. И именно там данная дилемма служит основной причиной снижения рождаемости. В России же население следит за интересной и творческой работой в основном только по сюжетам телесериалов и иллюстрированным журналам. Так, может быть, поискать другие причины падения рождаемости в нашей стране?

Они достаточно просты, если соотнести демографическую ситуацию с ситуацией в сегодняшнем международном разделении труда. Здесь есть ведущие страны – Северная Америка и Европа, сконцентрировавшие у себя рычаги управления мировым хозяйством и взимающие за это неплохую ренту, затем индустриальные страны – основные производители, например, Китай, Индия, и, наконец, страны, в том числе Россия, принявшие по своей или чужой воле, роль поставщиков сырья. За 90-е гг. ХХ в. ВВП России снизился вдвое, составив к концу периода примерно 1/10 от американского и 1/5 от китайского показателя. Доля ТЭК достигла 50% промышленного производства и 70% экспорта. Но дело в том, что для добычи и транспортировки сырья требуется не так уж много рабочей силы. Поскольку остальные отрасли в ходе деиндустриализации были ликвидированы, то возникает феномен «лишнего» населения. Средств, получаемых от продажи сырья, вполне достаточно для его содержания. Как на дрожжах растет армия бюджетников и чиновников, занятых распределением средств от природной ренты. Вот только одновременно стремительно растет уровень люмпенизации населения, лишившегося основного вида социальной деятельности – трудового.

Зададимся простым вопросом: что заставляет человека иметь детей? Если не принимать во внимание случайности и биологические инстинкты, то реальная социальная причина – стремление передать ребенку свои неосуществленные мечты и желания вместе со средствами их достижения – системой труда и собственностью. Что может передать своим детям люмпен, исключенный из системы общественного производства? Недоигранные компьютерные игры и недосмотренные телешоу? Так что отказ многих сегодняшних россиян от деторождения не только объясним, но и оправдан. И никаким государственным стимулированием деторождения эту ситуацию не изменить.

При взгляде на сегодняшнюю Россию трудно удержаться от ощущения «дежа вю», от исторических аналогий с периодом поздней Римской империи. Потерявшие свои земли римские граждане бросали занятия сельским хозяйством, уходили в города, становясь люмпенами, но при этом сохраняли политические права, а также, возможность достаточной государственной поддержки, за счет труда огромной массы рабов. Именно тогда рождается лозунг «Хлеба и зрелищ!». Дармовой хлеб из Египта и гладиаторские бои играли в Древнем Риме ту же роль, что сегодня выполняет для массы нашего населения продажа газоводородного сырья и телевидение. «Хлеба и зрелищ!» – это и есть реальная государственная идеология современной России.

Тогда же в Риме встает проблема снижения рождаемости, отвращения к браку и, соответственно, снижения числа свободных. Цезарь, а затем Август, предпринимают многочисленные шаги законодательного побуждения к браку: из всех кандидатов на общественные должности предпочтение давалось отныне тем, кто имел больше детей; бездетные граждане не получали наследства; овдовевшие супруги обязывались вступать в новый брак и т.п. Все эти строгие меры, принятые в целях увеличения народонаселения, не имели, однако, желаемого действия. Как справедливо по этому поводу заметил Мальтус, «если бы из страны удалили половину рабов, и римский народ вследствие этого мог бы приложить свои силы к искусствам и земледелию, число граждан быстро возросло бы и такого рода поощрение оказалось бы действительнее для роста народонаселения, чем все законодательные меры». Фраза вполне применима к современной России, только роль дармового труда рабов заменяют нефтедоллары.

Если по низкому уровню рождаемости мы соответствуем Европе, то по высокому уровню смертности – Азии. По этому показателю среди 50 азиатских стран Россия входит в последнюю треть. В 1990-е гг. число умерших превысило уровень 1980-х гг. на 4.9 млн. человек, а по сравнению с семидесятыми годами возросло на 7,4 млн. В девяностые годы средняя продолжительность жизни в России снизилась по сравнению с предшествующим десятилетием на 2,65 года и на начало ХХI в. составляла чуть больше 65 лет, т.е. была меньше, чем в основных европейских странах на 12–14 лет. В течение депопуляционного десятилетия (1992–2001гг.) в стране родилось на 7,8 млн. человек меньше, чем умерло, тогда как в 1980-е и 1970-е гг. было наоборот: числа родившихся превышали числа умерших на 7,6 и 7,8 млн. человек соответственно. Вымирание основного этноса (русских) происходит у нас еще более высокими темпами, нежели в странах Европы. Через полвека население России (без учета притока иммигрантов) рискует сократиться почти на треть: до 100 с небольшим миллионов. Для сравнения: за этот же период население Китая увеличится, по самым скромным прогнозам, еще на четверть миллиарда.

Сегодня эту ситуацию исследователи называют не иначе как депопуляцией и демографической катастрофой. Соответственно, предлагаются многочисленные рецепты стимулирования рождаемости. Перечислены они и в «Концепции демографического развития Российской Федерации на период до 2015 года». Не ясно только: какой смысл увеличивать рождаемость при наличии и без того «лишнего» населения?

Казалось бы, факту существования этого «лишнего» населения противоречит массовый поток мигрантов в Россию. При этом звучит утверждение о крайней заинтересованности в рабочих руках мигрантов и, даже, в конкуренции за них с другими странами. «Формируя российскую иммиграционную политику, необходимо учитывать, что Россия – страна с низкой плотностью населения, в которой очевидны долгосрочные тенденции к сокращению рабочей силы и старению населения. Значительный приток легальных иммигрантов позволит ускорить экономический рост, увеличить поступающие в распоряжение государства финансовые ресурсы, повысить устойчивость пенсионной системы. При своей территории и ресурсной базе Россия в XXI в. могла бы сыграть роль мирового лидера в приеме иммигрантов, ту самую роль, которую в XIX– XX вв. играли США» – считает Егор Гайдар.

Одновременно в многочисленных публикациях и высказываниях всячески подчеркивается, что мигранты берутся за ту работу, от которой коренное население отказывается. Если численность иммигрантов в России сегодня по разным источникам варьируется от 5 до 15 млн. человек, то утверждается, что нужно довести ее до 35 млн. человек.

Только вот странность: при взгляде на географию миграции, мы видим, что ее центрами являются мегаполисы и трудоизбыточные регионы, такие, например, как Ставропольский и Краснодарские края, не российское Нечерноземье, испытывающее потребность в рабочих местах.

Оказывается, что основная масса иммигрантов предпочитает заниматься не производством, а тем же, что и основная масса коренного населения: перераспределением дохода, получаемого от «трубы». Иногда посредством торговли, а иногда незаконными путями.

Из России, так называемые мигранты, вывозят ежегодно до 15 млрд. долл. Только неуплата налогов лишает страну ежегодно 8 млрд. долл. Почти 50% наличной валюты у нас продается иностранцам. Причем иммиграция стимулирует рост теневой экономики, втягивает в него коренное население.

Конечно, часть иммигрантов, действительно, работает на производстве, и, действительно, в отраслях, куда не идет коренное население. Но разве не возникает вопрос: а своим не пробовали платить достойную зарплату или организовать человеческие условия труда? Не пробовали. И не будут. Работодатели избавлены от необходимости предпринимать шаги, чтобы труд на объектах стал, наконец, привлекательным для граждан своей страны. Результатом становится консервация нецивилизованных форм труда в целых отраслях. Можно согласиться с выводом, что пока будет происходить «подпитка» трудовых ресурсов за счет иммиграции, предприниматели постсоветской генерации никогда не начнут технико-социаль-ную модернизацию производства, улучшать условия труда и повышать уровень оплаты.*

Таким образом, с любой точки зрения Россия больше проигрывает от миграции, чем выигрывает. Почему же поддерживается ее высокий уровень?

Потому что дело не только в России. Азия и Африка переживают демографический взрыв. Численность населения этих регионов стремительно обгоняет средства к существованию. Согласно прогнозу ООН, в ближайшие 10 лет до миллиарда иммигрантов переселятся на Запад. Европа и Северная Америка оказались под мощным давлением миграционных потоков. Россия превращается в удобный анклав для канализации части из них. Причем наименее образованной и квалифицированной.

Но главное различие даже не в этом, а в том, что в Европу миграция, действительно, в основном является трудовой и конкурентноспособной. Мигранты же, оказавшиеся в России, становятся таким же «лишним» населением, что и коренные жители. И так же содержатся за счет перераспределения средств от продажи ее сырьевых ресурсов. Если для населения развитых стран Россия отправляет свои нефть и газ по трубам, то население неразвитых стран поступает еще проще: само приезжает поближе к «трубе».

Жертвовать собой ради других, а в данном случае ради всего мирового сообщества, вполне в духе российских исторических традиций. Только надо называть вещи своими именами и не напускать идеологического тумана в виде рассуждений о неизбежности и пользе «трудовой» миграции.

Специфический характер миграции в Россию определяет и своеобразное отношение к ней коренного населения. Наше национальное сознание сегодня модно описывать в терминах психопатологии. Особенно это любят делать ученые по результатам социологических опросов. Социологи говорят о мигрантофобии, о «…диффузной агрессии в отношении приезжих, т.е. переносу на них собственных страхов. Эти смещенные на чужие проекции собственной неполноценности (приписывание им своих мотивов поведения или желаний) не подлежат осознанию, но их неявность, латентность не снижает их значимости: именно они оказываются всегда первыми «под рукой», когда требуется конкретизировать и обосновать собственные страхи».* Даже президент озабочено говорит об опасности ксенофобии.

Автору этих строк приходилось проводить исследования в ряде регионов страны, и он может утверждать, что современные россияне – это люди мыслящие вполне рационально, свободные от каких-либо мифологем и иллюзий. Они пережили столько политических режимов, что давно ничему не верят и не обременены никакими предрассудками, в том числе националистическими, имперскими и пр. Высокий уровень мифологизации сознания нашего населения сам по себе уже миф. В том числе таким же мифом является и пресловутая ксенофобия.

Дело в том, что у нас нет для последней важнейшей экономической причины: боязни потерять из-за эмигрантов работу. Иммигранты в сегодняшней России не составляют особой конкуренции коренному населению на рынке труда. Узнав об очередном землетрясении в Японии, простые сибиряки говорили: «И что эти японцы на своих островах мучаются? Пусть к нам приезжают. На всех места хватит». И этих людей вы назовете ксенофобами?

Коренное население рационально и очень четко отделяет тех, кто приезжает, действительно, работать, от тех, кто предпочитает другие пути выживания, вызывая рост преступности, употребления наркотиков, антисанитарию. Последних действительно не любят. Вот только где здесь фобии? Это совершенно правильная и адекватная реакция людей на вполне конкретную опасность. Одно отношение к китайцам, хищнически истребляющим сибирские леса, совсем другое – к тем же китайцам, организующим реальное производство, например, в сельском хозяйстве.

Более того, если говорить об объективном интересе населения России, то оно в большей мере заинтересовано отнюдь не в маятниковой миграции, а как раз в полноценной колонизации своей территории теми народами, которые придут сюда со своими технологиями и собственными трудовыми ресурсами.

Здесь также уместна историческая реминисценция. В связи с убылью населения, римляне селили конфедератов варваров с периферии целыми семьями и племенами. К концу империи чистокровных римлян практически не осталось. Даже последние императоры – из числа варваров. Выглядит печально, если не знать, что от момента эдиктов Цезаря и до падения Западной Римской империи прошло еще полтысячи лет, и за это время пережила не один период расцвета. А ведь условием этого стала фактически колонизация ее варварскими племенами, составившими основу хозяйственного производства и поголовный состав римской армии.

В свое время, Питирим Сорокин основной чертой русской нации в ХХ столетии способность к выживанию. Может быть способность к ассимиляции – продолжение этого свойства в ХХI в.? И стоит ли поэтому так уж беспокоится о чистоте расы и твердить о депопуляции? Например, Ханты-Мансийский округ привлекателен для мигрантов, и в некоторых его нефтеносных районах нерусские национальности составляют уже половину населения. Они говорят на русском языке, их дети ходят в русские школы, заключаются межнациональные браки и население о собственной «депопуляции» читает только в газетах.

Так что нужно сделать для предотвращения национализма и паразитирующих на них маргинальных политических движений? Только одно: обеспечить трудовой характер миграции и тем самым ликвидировать или хотя бы резко снизить преступность и торговлю наркотиками, связанную с мигрантами. Попробуйте этого добиться и, уверяю Вас, исчезнет или столь же резко снизится то, что именуют ксенофобией.

Дело только в том, что именно это и не способно сделать сегодня государство. Поэтому оно с такой охотой поддерживает разговоры об опасности фашизма и национализма. На них можно списать собственную немощность. В результате все при деле: ученые, получив финансирование исследований, активно разыскивают у населения несуществующие психопатологии, а чиновники важно заседают в президиумах конференций по искоренению ксенофобии и повышению толерантности.

Кстати, эти звучные термины пришли к нам с Запада, и именно там они смотрятся куда более органично. В развитых западных странах существует главная экономическая предпосылка ксенофобии: страх за возможность потерять работу в силу конкуренции со стороны мигрантов. Европейские парламенты вводят ограничения на ряд профессий, которыми не должны заниматься эмигранты. Разве это не ксенофобия и сегрегация, которой не существует в России?

И то, что эта экономическая предпосылка дает бурные всходы, свидетельствует позитивная реакция, судя по опросам значительного числа европейцев, на публикацию карикатур на пророка Мухаммеда. Это именно ксенофобская реакция. Публикации стали спусковым крючком проявления накопленной неприязни, а то и ненависти к неевропейцам. Заодно выяснилось, что националистические партии в Европе не просто сильны, а в ряде случаев, например, в той же Дании – родине этих карикатур уже стоят у власти.

Поражает готовность приписывать себе чужие ксенофобские грехи и чужие проблемы. У нас что, своих не хватает? Наверное, мы часто просто имеем дело с комплексами пишущей интеллигенции, которая под влиянием собственных ли фантазий, внешних ли внушений, сама проникается разными фобиями, а затем приписывает их остальному населению.

Недаром В.О. Ключевский заметил, что «сказка бродит по всей нашей истории». Так что освобождение от сказок о собственной истории – это первое условие, с которого надо начинать разбираться с нашими общественными проблемами. В том числе и с демографическими: в чем заключаются действительные причины снижения рождаемости, что реально стоит за усилением потоков мигрантов в Россию и в чем истинная природа ксенофобии? И при этом не заниматься проекцией на себя чужого опыта и рефлексий по поводу особой миссии России.