Критика А. Луначарского: методика, позиция автора.

Активную роль в становлении марксистской литературной критики и эстетики сыграл Анатолий Васильевич Луначарский (1875—1933). Последовательное изложение взглядов Луначарского на искусство в начальный период его творчества нашло отражение в работе «Основы позитивной эстетики» (1904), где критик, считая недостаточной социальную трактовку проблем творчества, пытается прибегнуть к помощи позитивистской философии, сводившей все богатство человеческой природы к биологическим проявлениям организма.

В ряде статей, опубликованных на страницах журналов «Образование », «Вопросы философии и психологии», газеты «Правда», Луначарский выступает против идеалистического и религиозно-философского направлений в русской философии. Даже его оппонентами оцененные как талантливо и страстно написанные, эти работы составили книгу «Этюды критические и полемические» (1905), где разрабатывалась идея биологической обусловленности художественной деятельности и эстетического восприятия.

В сборник «Отклики жизни» (1906) Луначарский включил статьи, напечатанные в 1905—1906 гг. Критик постоянно стремился связывать литературный анализ с революционной борьбой. Об этом свидетельствуют названия его работ, вошедших в указанные книги и напечатанных на страницах различных периодических изданий в разные годы: «Жизнь и литература» (1905), «Марксизм и эстетика: Диалог об искусстве» (1905), «Искусство и революция » (1906), «Задачи социал-демократического художественного творчества» (1907), «Социализм и искусство» (1908), «Еще о театре и социализме» (1908), «Социальная лирика в современной Франции» (1911), «Письма о пролетарской литературе» (1914), «Социальная драма » (1914), «Поэзия и война» (1915) и др.

Критик размышлял о новом герое, о новой концепции личности, подчеркивая при этом: «Конечно, художник должен свободно избрать себе задачу. Но дело критика указывать назревающие задачи. Быть может, это облегчит художнику выбор. Осветить все углы современности светом беспощадной критики, но не критики отчаянного отщепенца, а критики сознательного врага старого мира во имя любимого нового. Дать яркое изображение пролетарской борьбы, а также борьбы предшественников пролетариата <...>. Раскрыть железную цельность новой души, души борца, ее беззаветную смелость, ее основную веселость, спокойствие... и столь многое другое, милое, трогательное и возвышенно-трагическое в этой душе». Не случайно в центре внимания критика оказывается творчество Чехова, М. Горького, Вересаева, Куприна, с 1917 по 1929 г. Луначарский являлся Народным комиссаром просвещения, в функции которого входило курирование всех областей искусства, в том числе, литературы. Блестящий знаток истории, философии, театра, живописи, Луначарский долго выбирал свой собственный путь в эстетике и литературной критике. Он метался между разными философскими течениями и политическими партиями, но в конце концов примкнул к большевикам, которым служил верой и правдой до конца жизни. После эмиграции Луначарский возвратился в Россию в мае 1917 г. и сразу стал самым популярным большевистским оратором. Обладая даром незаурядного импровизатора и оратора.

Луначарский в первые послеоктябрьские годы постоянно выступает с лекциями, темы которых были обширны и многогранны. Великолепный стилист и полемист, Луначарский собирал на свои выступления полные залы своих поклонников. Его литературная позиция была несколько шире, чем того требовал наркомовский пост. Луначарский охотно печатался в пролеткультовских изданиях, благосклонно относился к футуристам

и, вопреки многократным настояниям Ленина, поддерживал всевозможные новации в области культуры. При деятельном участии Луначарского выходили первые советские издания русских классиков, творчество которых он знал великолепно и, по свидетельствам современников, цитировал страницами Некрасова и Л.Толстого. Понимая размеры опасности, нависшей над классической литературой, Луначарский сделал выводы и, популяризируя «писателей прошлого», подвергал их некоторому революционному перекрашиванию. Он зачислил в число «своих», нужных новой эпохе, Пушкина, Салтыкова-Щедрина, писателей-народников. Он писал о «Лермонтове-революционере», о том, «Что вечно в Гоголе», и даже объяснил, «Чем может быть А. П. Чехов для нас». В литературно-критических работах, касающихсясовременности,Луначарский показывалмолодому читателю, сколь талантлив Блок, как замечателен Маяковский и каковы притягательные черты пролетарской литературы. Широта человеческой натуры Луначарского позволила на протяжении более десяти лет сосуществовать в литературе самым разным течениям и группам.

В литературно-критических работах 1920-х годов Луначарский доказывал необходимость изучения формы литературного произведения («Марксизм и литература», 1923), исследовал влияниепатологических факторов,определяющих жизнь и творчество писателя («Социологические и патологические факторы в истории искусства», 1929), призывал государственные и партийные органы не вмешиваться в литературный процесс.

На Первом Всесоюзном съезде пролетарских писателей в мае 1928 г. Луначарский выступил с докладом, текст которого известен под названием «Тезисы о задачах марксистской критики». В этой работе Луначарский показывал свою приверженность социологической критике, однако специально подчеркивал, что критик, адресуясь к писателю и читателю, не должен быть глухим к художественной стороне произведения. Напечатанные одновременно в «Новом мире» и в рапповском журнале «На литературном посту», «Тезисы» Луначарского впрямую были адресованы рапповцам и характеризовали стиль их литературной критики. Луначарский писал о том, что «полемика вещь полезная» и что критик-марксист должен быть темпераментным. Вместе с тем, считал Луначарский, «гнев — дурной советчик», а потому дискуссии не должны быть злобными. Имея в виду свой собственный опыт, Луначарский предлагал вместо злобы и негодования использовать «разящую стрелу смеха».

С проблемой партийного руководства искусством, партийного воспитания и самовоспитания литераторов Луначарский в этот период и связывает задачу развития новой художественной критики. Очень интересны с этой точки зрения включенные в новые сборники работы Луначарского "Тезисы о задачах марксистской критики" (1928) и "Мысли о критике" (1933), особенно первая.

В своем понимании места и роли марксистской художественной критики Луначарский опирается на Плеханова, которого он считает "основателем марксистской критики" ("А. В. Луначарский. Статьи о литературе", стр. 108).

Луначарский поддерживает хорошо разработанную Плехановым методологию социологического анализа явлений искусства, подхода к ним с точки зрения осознанных идеалов пролетариата. "Плеханову, - пишет Луначарский, - принадлежит огромная заслуга определения объективной генетической критики, общих ее методов" (см. "А. В. Луначарский. Критика и критики", ГИХЛ, М. 1938, стр. 15). Однако Луначарский менее всего склонен догматизировать плехановскую концепцию.

Вопрос об отношении к литературно-критическим и теоретико-литературным воззрениям Плеханова представляется Луначарскому столь значительным, что он непрестанно обращается к нему в своих статьях, написанных по самым различным литературным поводам. Тема "Луначарский и Плеханов" требует, несомненно, специального подробного рассмотрения, и мы здесь коснемся ее лишь в той мере, в какой это окажется совершенно необходимым для данной статьи.

К литературно-теоретическим, эстетическим и литературно-критическим взглядам Плеханова Луначарский стремится подойти с точки зрения конкретно-исторической.

"В своей работе по подведению марксистского фундамента под литературную критику, - пишет Луначарский в статье "Плеханов как искусствовед и литературный критик", - Плеханов прежде всего столкнулся с субъективистами, являвшимися эпигонами великих просветителей и вульгаризовавшими основные принципы лучшей поры деятельности разночинной интеллигенции" (там же, стр. 229). Обращаясь к плехановским взглядам на задачи марксистской художественной критики, Луначарский прежде всего очень умело использует именно эту их сторону. Плехановское требование безусловной объективности в оценке художественного произведения оказывается ценным теоретическим подспорьем в борьбе Луначарского с тенденциями субъективистского отношения к искусству.

Развивая идеи знаменитой ленинской статьи "Партийная организация и партийная литература", Луначарский писал, "что сейчас литература и литературная критика превратились в необходимую часть, - правда, только часть, но часть необходимую, - великого дела строительства социализма в нашей стране" (там же, стр. 208). И с точки зрения задач, продиктованных интересами этого "великого дела", не все в плехановских воззрениях на задачи марксистской литературной критики Луначарский считал полезным и верным. Потому критика ошибочных положений Плеханова представлялась Луначарскому задачей первостепенной важности.

Важнейшее значение имеют здесь его мысли по поводу объективистских ошибок Плеханова в определении задач марксистской критики. "Поскольку, - пишет Луначарский, - Плеханову приходилось противопоставлять объективный и научный марксистский метод критики старому субъективизму или эстетскому капризничанию и гурманству, постольку, конечно, он был не только прав, но и произвел огромную работу по установке истинных путей марксистской критики в будущем.

Однако, - замечает Луначарский, - никоим образом нельзя считать, что пролетариату свойственно только констатировать внешние факты, разбираться в них. Марксизм не есть только социологическая доктрина. Марксизм есть также активная программа строительства. Это строительство немыслимо без объективной ориентации в фактах. Если марксист не имеет чутья к объективной установке свети между явлениями, его окружающими, - он погиб как марксист. Но от подлинного, законченного марксиста мы требуем еще и определенного воздействия на эту среду. Критик-марксист - не литературный астроном, поясняющий неизбежные законы движения литературных светил от крупных до самых мельчайших. Он еще и боец, он еще и строитель" (там же, стр. 108 - 109).

Этот тезис имеет принципиальное значение: он свидетельствует, что Луначарский с позиций большевистской активности творчески преодолевает те элементы объективистской созерцательности во взглядах Плеханова на искусство, которые в конечном счете были связаны с его тягой к меньшевизму.

Луначарский так писал о своем отношении к плехановскому наследию: "...Плехановская точка зрения должна была соответствовать тому периоду русской марксистской мысли, когда она еще не чувствовала себя властной, могущей изменить обстоятельства, в том числе и творческую мысль художника, когда она была больше наблюдающей и разъясняющей, когда она, выражаясь словами Маркса,"истолковывала мир" искусства и находила поэтому, что это - единственное законное ее занятие. Наша же точка зрения соответствует тому периоду, когда марксистская мысль в нашей стране стала властвующей, когда она хочет переделывать мир, в том числе и мир искусства, в полном согласии с основной идеей Маркса о назначении философии, то есть в конце концов всякой теоретической работы. И так как мы живем именно в нашу эпоху, а не в плехановскую, то нам нужно очистить взгляды Плеханова от того, что внесла в них слабость его эпохи" (там же, стр. 256 - 257).

И хотя в этом случае Луначарский, пожалуй, сам грешит некоторым объективизмом, так сказать, "списывая" все "грехи" Плеханова за счет эпохи, однако самый смысл отличия подлинно марксистского отношения к искусству от плехановской "ортодоксии" уловлен им совершенно точно. "Критик, который в наше время произведения искусства наших дней - да хотя бы и прошлого, поскольку мы их "критически усваиваем", как рекомендовал нам Ленин, - перестал бы рассматривать с точки зрения критерия долженствования, то есть наибольшей их способности служить делу социалистического строительства, был бы крайне странным, и вряд ли кто-нибудь признал бы его марксистским критиком", - писал Луначарский и добавлял: "... мы подчеркиваем, что с этой точки зрения стать на плехановскую позицию для нашего времени было бы прямо чудовищным" (там же, стр. 247).

Не излишне будет, может быть, в связи с изложенным выше сказать и о том" что опыт революционно-демократической критики представлялся Луначарскому подчас более ценным, более соответствующим принципам и задачам марксистского отношения к искусству, нежели плехановские воззрения на роль передовой литературно-критической мысли.

"Имеет ли право наша теперешняя критика, - говорил Луначарский в 1928 году в докладе на секции литературы и искусства Комакадемии (в дальнейшем этот доклад более известен как статья "Этика и эстетика Чернышевского перед судом современности"), - говорить о литературе с точки зрения того, какой она должна быть?.. Имеем ли мы право требовать, чтобы писатель изображал типы положительные, которые могут показать, каким должен быть молодой гражданин нашей республики, чтобы писатель умел клеймить, умел сделать в наших глазах презренными те пороки и недостатки, которые вредят нашему строительству? Имеем ли мы право ставить литературе эти этические требования?.. И кто тогда прав - Плеханов ли, который утверждает, что величайший грех сказать: наша литература должна быть такой-то, или Чернышевский с его суждением о нравственной деятельности писателя?" (там же, стр. 179 - 180).

Ответ на все эти вопросы представляется Луначарскому совершенно очевидным. "Пролетарский класс, - продолжает Луначарский, - не может допустить, чтобы литература росла так, как грибы растут в лесу. Пролетариату, классу новому, поднимающемуся, свойственно садовническое, культивирующее отношение к жизни. Его политика - не только объяснение действительности перед лицом законов природы, а комбинация, техническая комбинация, которая изменяет ход явлений. Это есть активная часть марксизма" (там же, стр. 180).

Так относился Луначарский к вопросу о "вмешательстве" или "невмешательстве" марксистской критики в литературный процесс, в проблемы развития искусства вообще.

В 1929 г. Луначарский был снят с поста наркома. Проработав недолгое время директором Пушкинского Дома, Луначарский вернулся к литературной работе и тщательно готовился к выступлению на Первом съезде советских писателей, где должен был прозвучать его доклад по драматургии. Но вмешалась серьезная болезнь, и Луначарский уезжает лечиться за границу. После этого высокопоставленные друзья Луначарского «выхлопатывают» ему должность советского полпреда в Испании. Выучив седьмой по счету (испанский) язык, Луначарский направляется к месту новой службы, но во время поездки, во Франции, умирает. Прах бывшего наркома был захоронен у Кремлевской стены в Москве, а газета «Правда» напечатала статью об ошибках товарища Луначарского.

Рапповцы нередко упоминали имя Луначарского в негативных контекстах, но последовательного развенчания литературной деятельности наркома они себе не позволяли.