Понятие и основные признаки ошибочной юридической деятельности

В отечественной и зарубежной юридической литературе (да и в ряде моих работ – см., например, [1, 2]) ошибки чаще всего рассматриваются как результат неправильных действий (погрешность, дефект, изъян и т.п.) того или иного субъекта. Напрашивается каламбур: данный подход к юридическим ошибкам является ошибочным, поскольку (как показывает анализ многочисленных трудов по указанной проблеме) ведет в тупик, не позволяет достаточно полно, всесторонне, обстоятельно и на высоком научном уровне рассмотреть природу данного феномена, выяснить его структуру, внутренние и внешние, объективные и субъективные, юридические и социальные, организационные и иные аспекты, причины и условия совершения ошибок, средства и способы их установления, предупреждения и устранения. Поэтому в нашей работе речь пойдет об ошибочной юридической деятельности (далее – ОЮД), основных ее компонентах, в том числе и о результатах, т.е. ошибках (погрешностях, изъянах и т.д.) и их последствиях.

Несмотря на интенсивную разработку проблемы ошибок в правотворческой и интерпретационной, судебной и следственной, других разновидностях юридической практики, общая теория ОЮД до сих пор ни в отечественной, ни в зарубежной юридической науке не сложилась. Во-первых, это связано с тем, что юридические ошибки (далее – ЮО) рассматриваются лишь как результат неправильных действий субъекта. Во-вторых, при исследовании данной проблемы, по сути дела, отсутствует комплексный, интегративный подход, который требует формально-логического, языкового, философского, теологического, исторического, социологического, психологического, юридического и иного обоснования ОЮД в структуре ЮАК (об этом см. [37. Ч. 7]).

Ученые с древнейших времен уделяли значительное внимание ошибочному поведению. Например, уже Демокрит писал, что «причина ошибки – незнание более правильного» [12. С. 43 и след.]. Цицерон обращал внимание на критерий грамотного разрешения юридических дел и предупреждение ОЮД. «В деле не будет допущено ни ошибки, ни неясности, – писал он, – если вы, судьи, будете прислушиваться к голосу жизни на всем ее протяжении – к тому голосу, который должен быть признан самым праведным и самым убедительным» [17. С. 28].

Современные философы верно замечают, что «ошибка может выполнять важную познавательную роль, более важную и более познавательную, чем даже истина. Часто обнаруживается, что и ошибки способны помочь науке и войти в долю соучастником продуктивного поиска» [23. С. 93].

В правоведении данная проблема применительно к сделкам и другим институтам частного права достаточно глубоко разрабатывалась уже римской правовой наукой (см., например, [18. С. 134 – 140]). В частности, под ошибками римские юристы понимали «расхождение между волей и ее выражением (error in nomine) или между манифестируемой волей и надлежащим интересом, вызванное неосведомленностью субъекта об обстоятельствах дела. Ошибка, – как верно отмечает В.Д. Дождев, – ведет к отсутствию одного из реквизитов сделки, но порок волеизъявления вызван не незнанием права – ignorantia yuris (что простительно по римскому праву лишь малолетним, женщинам и военным), а незнанием фактов – ignorantia facti, которые не наносят вреда никому» [18. С. 134].

В отечественной науке ЮО стали интенсивно изучаться с 70‑х г. ХХ в. (библиографию общетеоретической и отраслевой литературы см. в трудах В.М. Баранова, Н.Н. Вопленко, Ф.Г. Гелязова, И.М. Зайцева, Э.В.Казгериевой, В.Н. Карташова, А.С. Лашкова, Л.Б. Лисюткина, К.Р. Мурсалимова, Л.А. Чува-ковой, С.А. Шейфера, В.А. Якушева и других авторов). Особое внимание в исследованиях отечественных ученых уделяется понятию и существенным признакам ЮО, их классификации, причинам возникновения, способам устранения и иным вопросам.

В зарубежной юридической науке эта проблема изучается в основном на отраслевом уровне и прежде всего в сфере реализации уголовного права.

В литературе существуют разнообразные определения ЮО, которые допускаются в сфере правотворчества, толкования и реализации права (см., например, [1, 2, 5, 11, 19, 20, 21, 22, 24, 25, 26, 59 и др.]). Для наглядности и более предметного анализа приведем лишь некоторые из более или менее распространенных определений. «Правоприменительная ошибка, – пишет Н.Н. Вопленко, – есть противоречащий нормам материального или процессуального права и не достигающий истинных целей правового регулирования результат властной деятельности специальных субъектов применения, который квалифицируется в качестве ошибочного в особом акте» [19. С. 126]. Под ошибками в судебной деятельности признаются «результаты определенных действий судебных работников, не соответствующие целевым установкам гражданского судопроизводства, нарушающие юридические нормы и влекущие определенные процессуально-правовые последствия» [20. С. 3]. По мнению В.М. Баранова, правотворческая ошибка – это «официально реализованное, добросовестное заблуждение, результат неправильных действий нормотворческого органа, нарушающих общие принципы либо конкретные нормы социалистического правообразования, не соответствующих уровню и закономерностям государственно необходимого развития регулируемой деятельности и влекущих путем издания ложной нормы права неблагоприятные социальные юридические последствия» [21. С. 357]. Н.В. Карташова и А.А. Торопов считают, что ЮО – «такое негативное и вредное социально-правовое отклонение в профессиональной юридической деятельности, которое является результатом добросовестного заблуждения ее субъектов и (или) участников, проявляется в виде погрешности (дефекта, изъяна и т.п.) в ее содержании и форме на всех стадиях юридического процесса и вызывает соответствующие юридические последствия» [27. С. 11]. С точки зрения К.Р. Мурсалимова «правоприменительная ошибка представляет собой результат неправильной властноорганизующей деятельности правоприменителя, противоречащий нормам права, допущенный из-за невыполнения необходимого комплекса условий для достижения истинной цели, вследствие добросовестного заблуждения или имевшей место неосторожности, которая квалифицируется в качестве ошибочного компетентным органом» [22. С. 19]. А.Б. Лисюткин полагает, что ЮО – это «признанный в установленном законом порядке, объективно-противоправный, негативный результат, который препятствует реализации прав, свобод и охраняемых государством интересов личности» [11. С. 129].

Анализ указанных и иных определений, с одной стороны, позволяет обратить внимание на некоторые существенные признаки рассматриваемого явления, с другой – показывает на их общий недостаток – во всех определениях основной акцент делается на результатах неправильных действий, что не позволяет наиболее полно и всесторонне раскрыть природу данного юридического феномена, его структуру, внутреннюю и внешнюю стороны (признаки), место и роль среди других социально-правовых отклонений в правовой системе общества.

В данной работе речь пойдет не просто о ЮО, а об ОЮД со всеми вытекающими отсюда выводами и положениями теоретического и практически-прикладного характера.

Итак, кратко рассмотрим основные признаки, характеризующие ОЮД.

1. ОЮД является специфической разновидностью социально-правовых отклонений и юридической антикультуры. Поэтому ей присущи все основные свойства, характерные для девиантного поведения (см. 37.Ч.7. и главу 21 данного пособия). Этот момент, к сожалению, весьма слабо исследован в работах, посвященных социальным и социально-правовым отклонениям, а также ЮО и антикультуре (см., например, [11, 22, 30, 31, 32, 33, 61]).

2. Объективная сторона ОЮД выражается в следующей системе существенных признаков и элементов. Во-первых, она проявляется в ее (ОЮД) субъектах как носителях ошибочных действий; во-вторых, в объектах, на которые направлена ОЮД, в-третьих, во внешне выраженных ошибочных юридических действиях и операциях. Данный аспект ОЮД отражен в различных словарях. Так, в словаре русского языка С.И. Ожегова ошибка определяется как «погрешность в действиях» [29. С. 419]. Сделать ошибку, ошибиться, означает поступить неправильно, допустить промах в деятельности (см. [29. С. 457]). ЮО может быть совершена путем бездействия (например, при непреднамеренном не избрании соответствующей меры пресечения в отношении подозреваемого или не проведении очной ставки и т.п.). Бездействие должностных лиц почти всегда влечет за собой ЮО, правонарушения и другие социально-правовые отклонения.

В-четвертых, элементами объективной стороны ОЮД являются средства, способы и методы совершения ошибочных действий и операций (в качестве примеров можно привести неправильное использование следователем средств криминалистической техники или погрешности в приемах и методах проведения допроса подозреваемого).

В-пятых, внешнее выражение ОЮД находит в социальных и юридических ее результатах, в том числе в наступлении или возможности наступления определенного вреда, нарушениях прав и законных интересов людей, их коллективов и организаций, законности и правопорядка, нормального развития общественных отношений.

В-шестых, наличие причинно-следственных связей и зависимостей между ошибочными действиями и наступившими последствиями – важнейший признак и элемент объективной стороны ОЮД. И, наконец, существенное значение имеет время, место и обстановка ОЮД, поскольку любые неправильные действия (операции) совершаются в определенных временных и пространственных границах.

3. Весьма спорным в юридической литературе является вопрос о субъективной стороне ЮО (ОЮД). Все существующие по этому поводу точки зрения отечественных и зарубежных авторов можно объединить в три основные группы. Одни авторы (В.М. Баранов, Н.В. Карташова, А.А. Торопов, В.И. Власов, З.Ф. Коврига и др.) считают, что ЮО происходит в результате добросовестного заблуждения (см., например, [1. С. 52; 21. С. 357; 27. С. 10 – 11; 34. С. 63; 35. С. 63]). Так, В.М. Баранов прямо указывает на то, что «правотворческая ошибка – это официально реализованное добросовестное заблуждение…» [21. С. 357].

Указанная позиция находит отражение и в законодательстве ряда стран. Так, в соответствии со ст. 123-3 УК Франции 1992 г. «не подлежит уголовной ответственности лицо, действовавшее по ошибке в отношении права, которое оно не могло избежать и считавшее свои действия правомерными». Как верно замечает Н.Е. Крылова, «оправдательное» значение рассматриваемого института объясняется тем, что лицо в результате незнания права или ошибки в праве искренне заблуждалось по поводу действительного характера своего деяния и считало, что действует правомерно» [8. С. 66].

Другая группа авторов (И.М. Зайцев, Э.В. Казгериева, С.А. Шейфер и др.) полагает, что субъективную сторону ЮО могут составлять как добросовестные заблуждения, так и разнообразные формы вины (см., например, [20. С. 15; 22. С. 13 и след.; 26. С. 145-146, 152; 59. С. 89]). Так, И.М. Зайцев относит к судебным ошибкам такие нарушения, «когда неправильности и упущения допускаются по прямому или косвенному умыслу, по неосторожности, самонадеянности и небрежности…» [20. С. 15]. С.А. Шейфер считает, что данное положение «в основном применимо и к следственной ошибке», где «наблюдается своеобразная смешанная форма вины» следователя: сознательная (т.е. умышленная) по отношению к действию и неосторожная по отношению к наступившему результату – ошибочному решению. Далеко не всегда эти факторы мотивации можно дифференцировать, т.е. отделить добросовестное заблуждение от сознательно неправильного действия и решения», – подводит итог своим рассуждениям автор [26. С. 143 – 144, 152]. Э.В. Казгериева полагает, что в основе правоприменительной ошибки лежит “добросовестное заблуждение либо допущенная неосторожность в деятельности субъектов правоприменения...” [59. C. 8].

Третья группа юристов (С.Г. Ольков и др.) отождествляют юридическую ошибку с виновным деянием, правонарушением. С.Г. Ольков, рассматривая уголовно-процессуальное правонарушение, пишет, что «термин «ошибка» … не уместен в правоведении, где все по возможности, и особенно там, где речь идет об ответственности, должно быть предельно конкретным и точным» [36. С. 19].

В англосаксонской системе (например, Англии, Австралии и ряде штатов США) до сих пор действует возникшая в английской судебной практике форма жалоб, которая опирается на «презумпции ошибочности» отдельных судебных действий, т.е. основой для подобных жалоб является предположение об ошибочности протокола (vrite of error) либо допущенных судом нарушений прав обвиняемого (см., например, [4. С. 541]).

В мусульманской доктрине (см. работы Абдель-Кадера Ауда, Набиль Абдельрахмана Аль-Ассуми и др.) и праве «обвиняемый считается действующим по ошибке (неосторожно или небрежно), если он, совершая неправомерные действия, мог избежать наступления преступных последствий своего поведения, а если он не мог, то нет ответственности». Это во-первых. Во-вторых, «обвиняемый несет ответственность за ошибку независимо от того, мог ли он избежать наступления преступного результата или нет, если он совершил противоправное деяние». Таким образом, по мнению указанных авторов, «при определении того, совершило ли лицо уголовно-наказуемые деяния по ошибке (т.е. по неосторожности или небрежности) или нет, принимается во внимание не только волевой момент и интеллектуальный момент, но и характеристика самого деяния с точки зрения правомерности его совершения» [10. С. 6].

На наш взгляд, ближе к истине ученые-юристы, которые пишут о непреднамеренном характере ЮО, о добросовестном заблуждении ее субъектов, что позволяет уже по данному аспекту отграничить ОЮД от правонарушений (преступлений и т.п.), служебных упущений и иных сходных юридических явлений. То есть если основу субъективной стороны правонарушений составляет вина в форме умысла или неосторожности, то добросовестное заблуждение и непреднамеренность лежит в основе ОЮД.

Однако субъективная сторона ОЮД, по нашему мнению, представляет более сложную систему признаков и элементов, чем просто заблуждение и непреднамеренность. Дело в том, что и ОЮД, и правомерное поведение, и правонарушение имеют сложный по своей структуре и единый в общих чертах и элементах психологический механизм (см. [37. Ч. 1, 10; глава 19 данной работы]). Поэтому «ошибка ума», «неправильность в мыслях» (очень четко, на наш взгляд, употреблены выражения Дидро и С.И. Ожеговым), погрешность (дефект, просчет, оплошность и т.п.) может быть допущена в любом блоке, составляющем психологический механизм ОЮД: блоке сбора и обработки фактической и правовой информации (неправильность на уровне ощущений, восприятий, представлений, кодирования информации в памяти); мотивационном блоке (при ложно понятых интересах, неверных установках, ошибочной мотивации); программно-целевом блоке (при заблуждениях в прогнозах, планах и определении целей действий); энергетическом блоке (при недостаточности волевых усилий, невнимательности, эмоциональных огрехах); блоке личного опыта (отсутствие необходимых способностей, знаний, умений и навыков); оценочном блоке (при неправильных мыслительных и эмоциональных оценках); блоке принятия рационального решения и его выполнения (при невозможности и неспособности принять разумное волевое решение и создать нужные интеллектуальные предпосылки для их реализации в практических действиях и операциях).

Таким образом, мы видим, что субъективная сторона ОЮД имеет не один (два и т.п.), а целую систему признаков, переходящих порой в предпосылки и причины ЮО, которые вызывают и обусловливают определенные погрешности во всех компонентах (объективном и субъективном, внутреннем и внешнем, содержательном и формальном и т.д.) и на всех стадиях ОЮД.

Анализ психологического механизма ОЮД и конкретных субъективных ее признаков имеет огромное значение для установления ЮО, причин и условий их совершения, для разработки комплекса мер по совершенствованию указанного механизма и предупреждению ошибочных действий. Поэтому вызывает недоумение положение о том, например, что «для характеристики ошибок безразличны способы нарушения, а также мотивы, которыми при этом руководствовался судебный работник» [20. С. 11].

4. Специально хотелось бы обратить внимание на такой существенный признак ОЮД, как ее противоправность. В отечественной и зарубежной юридической литературе она определяется по-разному. Так, одни авторы пишут о «нарушениях юридических норм», другие – о «противоречащем нормам материального и процессуального права результате», третьи – о действиях «нормотворческого органа, нарушающих общие принципы либо конкретные нормы правообразования», четвертые – о «нарушении закона», пятые – о «действиях, противоречащих нормативно-правовым актам» и т.д. (см. [19. С. 126; 20. С. 3; 21. С. 357; 22. С. 19; 26. С. 143 – 144; 59. С. 8]).

Таким образом, противоправность сводится к ошибочному нарушению норм (иногда принципов) права, выраженных в законах и иных нормативных правовых актах.

На наш взгляд, противоправность ОЮД заключается в том, что она нарушает не только нормы и принципы права, но и другие юридические предписания, которые содержатся в нормативных правовых актах (легальные формулы, дефиниции и прочие нестандартные общеобязательные веления), актах официального толкования, применения права, договорах (контрактах) и иных индивидуально-конкретных правовых актах. Например, в организациях, где, как правило, отсутствуют квалифицированные юристы, очень часто не совсем правильно составляются и исполняются хозяйственные договоры и трудовые контракты.

Некоторые авторы (И.М. Зайцев, Н.В. Карташова, А.А. То­ропов, А.Б. Лисюткин и др.) в качестве одного из признаков ЮО называют ее объективно-противоправное свойство. Этот момент отражен и в соответствующих определениях (см., например, [11. С. 129; 27. С. 11]). Точнее, на наш взгляд, было бы говорить, что ОЮД носит объективно-субъективный противоправный характер.

5. В юридической литературе большинство авторов отмечают тот факт, что ЮО связана с причинением вреда (мы этот аспект рассматриваем в качестве элемента (признака) объективной стороны ОЮД), который может быть незначительным и существенным, моральным и материальным, выражаться в нарушении правопорядка, нормального развития общественных отношений, в неисполнении обязанностей, в ограничении прав и интересов отдельных людей, их коллективов и организаций, уничтожении (или неудовлетворении) какого-то блага и т.д.

Совершение ЮО связано с наступлением определенных юридических последствий для субъектов и участников юридической практики. Они могут выражаться в необходимости пересмотра всего юридического дела, отмене соответствующих вынесенных решений и актов, изменении характера каких-то профессиональных или иных действий и операций, их результатов и т.д.

ЮО, безусловно, явления отрицательные, негативные. Они снижают качество и эффективность конкретных разновидностей юридической практики, авторитет соответствующих органов и лиц, затягивают обычно сроки разрешения юридических дел, ведут к дополнительным финансовым и иным материальным затратам, отвлекают от работы субъектов и других лиц, участвовавших в юридическом процессе.

6. Учитывая вышесказанное, можно сделать вывод о том, что ОЮД имеет определенную опасность. Недаром же говорят, что некоторые ошибки хуже преступлений. При установлении уровня опасности той или иной ОЮД нужно учитывать все качественные и количественные ее параметры, а именно: грубость и распространенность ОЮД, степень материального, морального и иного вреда, характер нарушенных отношений, прав и законных интересов людей, их коллективов и организаций.

7. ОЮД детерминирована разнообразными экономическими и политическими, национальными и этическими, организационными и духовными, юридическими и иными факторами, анализ которых позволяет уточнить не только природу ЮО, более четко классифицировать их по сферам социальной жизнедеятельности, но и показать реальные причины и условия их появления, пути предупреждения и преодоления (подробнее см. [58, 60]).

8. В юридической литературе весьма распространен взгляд, согласно которому считается, что ЮО всегда влекут меры социальной и юридической ответственности. Так, Н.Н. Вопленко пишет, что «ошибка в применении права во всех случаях должна влечь для правоприменителя социальную ответственность в различных ее видах. Такое требование, по мнению автора, вытекает из исключительно вредных последствий указанных ошибок для интересов укрепления законности, а также из того, что государство и общество не могут не реагировать на отдельные случаи неправильного применения права, затрагивающие существенные социальные интересы. Поэтому субъекты правоприменения за свои ошибки должны привлекаться к моральной, политической и правовой ответственности [19. С. 127].

На наш взгляд, приведенное положение весьма категорично. Во-первых, не всегда ошибки в юридической практике (в том числе и в правоприменении) связаны «с исключительно вредными последствиями» и «существенными нарушениями социальных интересов». Во-вторых, нельзя применение любых мер воздействия к субъектам ОЮД сводить к юридической ответственности. Правильно, например, отмечают Л.С. Явич, Н.С. Малеин и другие авторы, что основой юридической ответственности является правонарушение со всеми элементами его состава; данный факт составляет не только условие наступления ответственности, но и служит обоснованием самого института юридической ответственности, его обязательным и решающим элементом (см. [38. С. 268; 39. С. 156]).

В-третьих, как мы уже отмечали, ЮО совершаются, как правило, неосознанно. Поэтому к субъектам ОЮД предполагается применение мер социально-правовой защиты (возвращение юридического дела на новое рассмотрение, отмена принятых актов, направление лица на повышение квалификации и др.). Такие меры, как увольнение работника или понижение его в должности, например, связано с тем, что у него отсутствуют достаточная квалификация и мастерство для исполнения им профессиональных обязанностей.

Правда, следует признать, что в некоторых случаях ОЮД определенная доля опосредованной вины субъектов есть. Например, ЮО совершается в силу незнания того или иного нормативного акта либо неверного его истолкования. Вина субъекта заключается в том, что он не предпринял никаких серьезных усилий для ознакомления с соответствующим нормативно-правовым материалом, а также не усвоил или не захотел усвоить необходимые приемы, способы и технологию толкования права. Но в процессе ОЮД субъект, как правило, не только не осознает опасный характер своих действий (вынесенных решений и т.п.), не предвидит возможность наступления негативных последствий, но и не может и не мог их предвидеть. В связи с изложенным возникает вопрос об отграничении ошибок от сходных, но не тождественных деструктивных явлений, процессов и состояний в юридической антикультуре.