Глава 6.

Итак, сновидцу приснился сон, что он едет по железной дороге. Интересная деталь – все действо происходит слева от него, т.е. он сидит с левой стороны электрички и смотрит в окно (Далее мы увидим, что это связано с левой частью тела, с проекцией женского в каком-то грубом приближении, и как мы потом увидим, не просто женского, а материнского комплекса. Это позволит нам это связать с темой первой лекции про Великую Мать, выход из под материнского комплекса, о герое и т.д.). Сновидец проезжает пейзажи, которые его зачаровывают, но они все за окном, но не может к ним выйти, прикоснуться, и проезжает мимо: красивейшее озеро с песчаными берегами, окружающими его лесами, лугами. На берегу озера стоит памятник Петру Первому, Петр стоит в величественной позе громадный, потом он проезжает гору. Следующая сцена происходит в палатке, в ней сумрак и какая-то женщина, лик которой постоянно меняется. Он чувствует, что вот-вот может произойти близость, но что-то его постоянно от этого удерживает.

Такой вот сон. Мы начали работать с этим сном. Я записал его, потому что уже предчувствовал, что мы будем писать книгу «Архетипическое исследование сновидений», я хотел этот сон включить туда, но по некоторым причинам не включил. Мы работали с этим сном следующим образом: вначале мы рассматривали свободные ассоциации, которые возникают в процессе работы с каждым образом сновидения (с образами озера, Петра I, горы, палатки и т.д.). Затем, после такой раскачки воображения, сновидец воплощался в каждый свой образ и говорил от имени этого образа: «я гора», «я озеро», «я чувствую то-то и делаю то-то», «я Петр I», «я испытываю такие-то чувства», «я посылаю сновидцу такое-то послание» и т.д. Затем шло перепроживание сновидения. Я кратко обозначу, что же произошло в процессе.

Образ озера. Озеро – это с одной стороны удовольствие, блаженство, наслаждение, пляж, с другой стороны – некое усилие, необходимое чтоб переплыть это озеро, с третьей стороны – глубина, какая-то тайна, предощущение. Естественно это краткое резюме, хотя в работе было много ассоциаций.

Образ Петра Первого. Свободные ассоциации: непоколебимость, мощь, мужская сила, открывающееся пространство, горизонты, возможности, властный образ. Особенно сновидец отметил в этом образе возможность близости со многими женщинами, а, забегая вперед, я отмечу, что на тот момент это было для него достаточно серьезной проблемой.

Образ горы – образ достижения, тоже связанный с какими-то оргазмическими переживаниями, покорение, достижение, 7 Аркан – Победа.

Образ озера говорил о наполнении женскими энергиями, женским началом, близости. Когда сновидец говорил от образа Петра Первого звучали следующие слова: это несокрушимая мужская сила, опора, раскрывающееся пространство. И как раз образ Петра Первого оказался очень недоволен самим сновидцем по многим причинам. Сновидцу 40 лет, он живет с матерью до сих пор, хотя имеет высшее образование и довольно хорошую специальность, в молодости был женат 2-3 года, потом развелся и продолжил жить с матерью, и до сих пор сильно зависит от матери, не может никак от нее оторваться. Вроде бы ничего не мешает, вроде бы нормальный человек, но это как образ из фильма «Ирония судьбы или с легким паром», где Женя Лукашин, почти сорокалетний мужик тоже живет с матерью, и ли в «Доживем до понедельника», где учитель, уже седой, тоже живет с мамой. Такие образы часты, особенно в советском кинематографе. И эта связь с матерью в России, как дореволюционной, так и послереволюционной, достаточно сильная и мы на этом сосредоточим наше внимание ближе к выводам.

Итак, наш сновидец по всем параметрам сильно зависит от матери, хотя всячески пытается это отрицать, мол, я самостоятельный человек, просто у меня не хватает денег, чтобы снимать или купить свою квартиру, все время деньги уходят не на то, и с женщинами не удается ничего и т.д. Но звучит это как-то неубедительно. Если хочешь – всегда можно, снять хотя бы комнату, и хотя бы внешне освободиться от влияния матери. Здесь же влияние матери непосредственное.

Итак, Петр Первый выразил неудовольствие, сказал, что он все время бежит и проезжает как на поезде мимо. И мимо озера, и мимо горы, и мимо него, поэтому ситуация в палатке и оказывается несбыточной. Он везде мимо. Он проехал мимо глубины, тайны, женского. Он проехал мимо собственной мужественности, мимо достижения. Он проехал мимо всего, и все в жизни видит «за стеклом». И вот, близость в палатке оказывается несбыточной, близость как соединение мужского и женского в нем, как соединение с Анимой – с душой своей. И не только в палатке, потому что ситуация в палатке – единение мужского и женского принципов, она в принципе для сновидца была иллюзорна в то время, когда мы с ним работали. При рассмотрении причины бегства обнаружилось ощущение напряжения в области живота, которое после просьбы сфокусироваться на том, как оно выглядит, оказалось что оно выглядит в виде черного шара. Мы провели диалог с черным шаром на двух стульях, и черный шар сказал, что он сидит в сновидце с тех пор, как он начал различать слова матери. Я спросил: «Почему ты, шар, до сих пор считаешь сновидца маленьким? Что произойдет, если ты уйдешь?». Шар сказал, что произойдет катастрофа, потому что, оказывается, шар до сих пор действительно считает сновидца маленьким, младенцем, который должен зависеть от матери. И почему же он должен зависеть от матери, когда ему 40 лет на самом деле и человек имеет образование, возможности и вроде в каких-то контекстах жизни проявлен как вполне взрослый. На что шар ответил, что есть некоторые проявления сновидца, некие контексты его жизни, по которым шар считает, что он – идиот. Идиот в смысле человек, остающийся на стадии младенца. Поэтому он не может уйти. С другой стороны, за фигурой шара я увидел некий ресурс для совершения поступка, в результате шар перестанет считать его идиотом, отпустит и сновидец сможет соединиться и с образом озера, и Петра Первого и т.д. Далее в этой работе мы увидели, что за всем этим стоит архетип то ли Зевса, то ли Одина, архетип сильного бога, дающего возможность проявиться Герою, с которым у сновидца нарушена связь в результате определенных долгов.

Дальше мы продолжали терапию несколько месяцев – это была аналитически-ориентированная терапия в Юнгианском характере. Постепенно отдавались долги Зевсу и восстановлена нормальная связь с ним. Через несколько месяцев терапия закончилась, и я был уверен, что дальше дела у пациента пойдут и судьба изменится. И действительно, со сновидцем произошли решительные перемены. Он снял комнату, уехал от матери со скандалом, и пустился во все тяжкие, как будто добирая очки, пропущенные после пубертатного кризиса, почти 25 лет: почти каждый день он приводил к себе новую женщину, а иногда двух и бурно проводил время, отрываясь по полной программе. Вначале меня это немного насторожило, но потом я понял, что это необходимый этап и его надо прожить.

Однажды через пару месяцев после завершения терапии сновидец пришел ко мне на Магическом театре, где также присутствовала симпатичная девушка. И уже в коридоре произошел такой диалог между ними:

- Маша, дай мне свой номер телефона.

- Хорошо. (диктует)

- Слушай, а поехали сегодня после семинара ко мне!

Хоп, недоумение. Девушка в совершенно измененном состоянии сознания, стоит, не знает что ответить. Потом, наконец, находится и говорит:

- Ты что, я тебя первый раз сегодня вижу.

На что сновидец браво отвечает:

- Ну и что? Ты мне нравишься, я тебя хочу.

Все это в присутствии достаточно большого количества людей. И видно, что он даже не бравирует, а просто говорит то, что хочет. Девушка вошла в краску, ищет, что бы ответить, и наконец отвечает смягчаясь:

- Ну хотя бы несколько свиданий.

- Да за это время я уже какую-нибудь другую женщину захочу, что я буду на тебя время терять. Так что поехали сегодня.

И они поехали. Те, кто знали его до этого, просто рукоплескали. От застенчивого мальчика, живущего под крылом матушки, маятник качнулся в сторону гусара Ржевского, обескураживающего в своей наглой самоуверенности и решительности.

Так продолжалось около четырех месяцев. Это был период проживания подростково-юношеского бунта, сновидец напивался, буянил, совращал женщин, зачастую устраивал оргии.

Потом все устаканилось, период бунта был благополучно прожит, сновидец устроился на хорошую работу, женился и дальше решал свои проблемы самостоятельно, лишь изредка созваниваясь со мной по праздникам.

Вот такая история. Она достаточно типическая, потому что в ней отражен тот первичный миф о рождении героя, о преодолении Великой Матери, о выводе Анимы из под влияния материнского комплекса. Очень помог этот сон в частности, он был очень мощным, я считаю, и помог найти зацепку для того, чтоб человек смог сменить сюжет и повторить в какой-то мере историю миологического героя.

Отталкиваясь от этой истории, от сна и архетипа Зевса, я хочу построить эту главу, в которой продолжу рассмотрение уже не столько истории жизни отдельных людей, а истории этносов, чтобы в итоге сделать выводы о связи множества факторов, феноменов души, включая историю, географию, этнологию и другие, о которых мы начали говорить в прошлой лекции, с душой человека и с Мировой Душой.

Хорхе Луис Борхес «Сыну»

Не мной ты создан — всеми, кто доныне
Сменялись бесконечными родами
И лабиринт, что начат при Адаме
Вели братоубийственной пустыней
С тех пор (теперь — мифических потемок)
До нас, передавая, как наследье,
Кровь, текшую в моём отце и деде
И вновь ожившую в тебе, потомок.
Всё это — я. Мы все. Тысячелетний
Единый ряд с тобою и сынами
Твоими. Все, кто за и перед нами,
От красной глины до трубы последней.
Я переполнен ими. Сущность вечна
Во временном, чья форма скоротечна.

Потрясающее на мой взгляд стихотворение, которое отражает именно этот сущностный миф, который разворачивается во временном и в конечном счете разворачивается в этой Сущности – в Мировой Душе, к которой мы сейчас будем постепенно двигаться.

Итак, переместимся с востока на запад и исследуем еще одно явление. Этап в истории цивилизации 12-14 вв. на Западе. Известно что в это время на западе как грибы вырастали Ереси. Первой ересью был гностицизм, но его нещадно задавили, и затем тонкими ручейками из гностицизма I-III веков Н.Э. какие-то традиции, малочисленные и не особенно агрессивно проявлявшиеся, сохранялись. А буйным цветом они вспыхнули в 12-14 веках: Вальденсы, Катары, Альбигойцы – потомки гностиков, считавших себя истинными христианами – недаром на них так охотилась церковь. Различные апокрифические евангелии, которые подвергают сомнению евангелие которые мы знаем, и которые не вошли в канон, потому что Никейский собор их в свое время не включил туда. Повторяю, не Христос, и даже не Петр и Павел, а Никейский собор, возглавляемый римским императором Константином в 4 веке н.э. То есть люди уже совершенно далекие и от Христа и от Петра с Павлом, решали что считать каноническими текстами, что не считать. Потом эти канонические тексты исчезли, были зарыты где-то в пустыне и найдены лишь в 1945 году, недалеко от Красного моря. Естественно современная церковь не задается вопросом, чтоб евангелия включить в общее рассмотрение. Они рассматриваются сейчас лишь как некий исторический памятник. Но в то время это было весьма значительное событие – гностицизм, который после Никейского собора как бы подавили, но отдельные ростки сохранились и расцвели, и завладели всеми вольнодумными умами Европы, и именно эти вольнодумные умы проснулись в XII-XIV веках. Свободомыслие, бунт! Опять повторяется мифологический этап в истории нашей эпохи, ее пубертатного периода и борьбы против суперэго, против всех ограничений. Причем ересей было очень много. Я бы не взялся их перечислять, хотя в свое время достаточно подробно их изучал. Вальденсы, Катары, Альбигойцы – наиболее известные и многочисленные ереси. Существовали и более мелкие ереси: в Чехии это были Гуситы на исходе этого периода, последователи Яна Гуса, радикальные, как Ян Жижка, и ещё более радикальные – Пикарты, и ещё более радикальные последователи – Адамиты.

Про Адамитов можно поговорить отдельно, потому что подобного рода радикальные течения существовали как отростки в любой ереси – в каждой были свои адамиты. Например Умберто Эко в «Имени розы» упоминает историю Дольчино. В Чехии имеются свои Адамиты, и среди Катаров и среди Альбигойцев существовало такое явление. Совершенно типическая, я бы даже сказал архетипическая ересь, самая радикальная. Против них боролись даже сами еретики, потому что они выходили за рамки представлений даже самых отчаянных еретических голов.

Приведу пример чешских адамитов из Гуситской летописи. В свое время я раздобыл такой источник, описывающий события начала 14 века в Чехии, после того как Ян Гус вдохновился учением английского епископа Джона Уиклифа, который восставал в своих писаниях против церкви, потому что церковь владела огромным богатством и подавляющим количеством земель. И Уиклиф задался вопросом, ведь Христос и его последователи не имели никакой собственности. Это были бедные люди, которые жили на подаяние, носили простую одежду. И какую разительную перемену мы видим уже в 12-13 веке: величественные соборы, огромные деньги, большие земли, которым владеет церковь, купающиеся в роскоши епископы и кардиналы, римские папы, которых бывало по двое-трое одновременно. Уиклиф открыто выступал с проповедями, обращенными к евангельской простоте. Он сам вел умеренный, аскетический образ жизни и к тому призывал своих последователей.

Ян Гус как человек высокообразованный, ознакомился с трудами Уиклифа (который чудом не попал на костер инквизиции и умер своей смертью), и он выступал в Праге, активно будоража умы чехов на эту тему. Он также ратовал за перевод библии на чешский и другие языки, т.к. каждый должен читать библию на своем языке, а не на латинском. Латинского языка многие не знали, и простой народ можно было обмануть как угодно. Епископ, кардинал или папа мог сказать что угодно, издать любое предписание, и это будет воспринято с открытым ртом, потому что библию никто не знает, кроме самих священников, которые толкуют её в свою выгоду. И против всего этого Ян Гус восставал, достаточно мирно, как сейчас бы сказали – устраивал пикеты и демонстрации. Но тем не менее, его отлучили от церкви, и неоднократно. Потом вызвали на констанский собор в город Констанц, где присутствовал римский император и король Германии Сигизмунд, там его осудили и сожгли в 1415 году.

После этого по всей Чехии разлилась волна негодования, потому что многим были по душе слова Гуса. И к 1419 г. началась мощная освободительная война. Все там перемешалось, разделилось на множество лагерей, несколько учений. Были и верные последователи Гуса – гуситы, они не шли дальше того, что предлагал Гус – перевода библии на родной язык, упразднения богатства духовенства, разделения земель в равных долях между всеми гражданами, и главный их мотив – причащаться под обоими видами (простолюдины причащались хлебом, а духовенство могло причащаться и вином). Далее они занимаются иконоборчеством, говоря что всякое изображение бога – от лукавого, как и многие излишества церкви. Они начинают громить соборы, жечь иконы, разграблять монастыри. Далее доходит до того, что надо жить просто по евангелию, и церковь – это не единственное место, где можно молиться, и молиться можно хоть в доме, хоть в лесу, хоть в чистом поле. И церковь придумали попы, чтоб грабить народ. Такие революционные идеи были, но достаточно умеренные по сравнению с тем, что мы увидим далее.

Внутри этого течения, которое сразу было объявлено еретическим, возникло ещё более радикальное течение – Табориты. Они организовали свой лагерь недалеко от Праги, основали там свой город – Табор, который до сих пор стоит. Они шли ещё дальше – призывали к вооруженному восстанию, призывали убивать сопротивляющихся священников, но дальше этого тоже дело не шло. А уже отколовшись от таборитов, появилась секта адамитов. И как я уже говорил, эти адамиты проявлялись почти внутри любой ереси. Их уже ненавидели сами табориты, гонялись за ними и пытались уничтожить, и в конце концов уничтожали, потому что те вели жизнь абсолютно не постижимую даже с точки зрения радикально настроенных еретиков.

И вот что пишет летописец:

«И еще, в том же году, после того как многие были соблазнены таборитами, и приняли неправильное учение о святом таинстве алтаря и впали в ересь, некоторые братья и сестры, изгнанные с прежнего места жительства братьев на Таборе, поселились на острове. Причиняя много ущерба соседним областям, они как бы уподобились диким зверям и, поддавшись влиянию одного крестьянина, называвшего себя Моисеем, и по внушению отца своего, дьявола, впали в нигде раньше не слыханные заблуждения и ереси.

Во-первых учение о причастии тела и крови господа Иисуса Христа они извратили и называют телом Христовым обыкновенный хлеб и вообще всякую еду. Книг у них нет, и они не заботятся о них, ибо, как они говорят, закон божий записан в сердцах их. Когда они читают «Отче наш», то говорят так: «Отче наш, иже еси в нас, освяти нас, да будет воля твоя, хлеб наш дай нам всем» и т. д.

И еще, символа веры они не читают, потому что нашу веру они считают заблуждением.

И еще, никаких праздников они не соблюдают, для них каждый день такой же, как и всякий другой, седьмой же день [недели] они называют седьмым веком.

И еще, нет у них постов, но едят они всегда все подряд, что имеют.

И еще, небо над собой они называют крышей и говорят, что бог живет не на небе, но в добрых людях, и что дьяволы живут не в аду, а в злых людях. [256]

И еще, они утверждали, что святая церковь уже обновилась, и верили, что они будут здесь жить вечно.

И еще, Петра 473 они называли Иисусом, сыном божьим, а Микулаша — Моисеем и считали его управителем всего света.

И еще, Иисуса Христа они называли своим братом, которому, однако, нельзя доверять, потому что он умер, между тем как они утверждают, что святой дух никогда не умирает и что сын божий должен исходить от духа святого.

И еще, в основу их закона был положен распутный образ жизни, так как они утверждали, что в писании сказано: распутники и блудницы скорее всего попадут в царство небесное. Поэтому они не хотели принимать в свой закон никого, кто бы не был распутником или блудницей, и даже самая маленькая девочка, которую они к себе приняли, должна была быть лишена чести и жить с ними в плотской связи. Сообразно с этим своим законом они жили следующим образом: все, мужчины и женщины, раздевались догола и плясали вокруг огня, во время пляски пели песни о десяти заповедях божьих, потом останавливались у огня и смотрели друг на друга; и если у какого-нибудь мужчины был какой-нибудь передник, то женщины срывали его с него и говорили: «Наполни меня твоим духом и прими мой дух»; и каждый мужчина с какой-нибудь из женщин и каждая женщина с каким-либо из мужчин стремились скорее предаться греху. И сперва они возбуждали и разжигали в себе содомские страсти, называя это милостью и волей божьей, а потом купались в реке, и никто никогда не стыдился, ибо все они спали в одной избе.

И еще, рассказывали про них, что они разрывают могилы святых.

И еще, они говорят, что наступило время явления седьмого ангела из Откровения св. Иоанна, что кровь будет течь по всей земле до высоты лошадиной головы, утверждали, что меч навис над всем миром, и называли себя ангелами божьими, посланными отомстить за весь мир, чтобы устранить из царства божия все грехи; они никого не щадили, но убивали [257] всех подряд: мужчин, женщин и детей; по ночам сжигали села и города и людей, и при этом ссылались на священное писание, где сказано: «В полночь поднялся крик» и т. д.

И еще, по ночам они совершали убийства, а днем предавались распутству.

И еще, свою борьбу и убийства они называли святыми, но борьбу за закон божий считали проклятой.

И еще, они называли священников наших воплощенными дьяволами и потому убили пресвитера Яна.

И еще, они называли причастие тела Иисуса Христа кормлением хлебом.

И еще, одна женщина среди них называла себя Марией, и она лишилась головы за то, что провела целую ночь с одним-единственным, ибо они сами казнили ее за это.

И еще, они говорили, что они сожгли в Пржибенице вместе с другими также и Здену, которая пыталась обратить некоторых в правильную веру.

И еще, они уверяли своих верных, что все враги, которые выступят против них, ослепнут и не будут в состоянии им повредить, хотя бы поднялись против них со всеми своими силами.

И еще, они не боялись ни холода, ни жары, но бродили повсюду голые, как Адам и Ева в раю.

Но все это было ложью, а поэтому они умерли все постыдной смертью во вторник, после дня св. Луки, в лето господа 1421-е.»

Вот такие адамиты. И повторяю, этот пример взят не только из чешской хроники гуситов. Подобные вещи мне встречались, когда я исследовал ереси Вальденсев, Катаров, Альбенгойцев и других. Как мы видим, здесь буквально Содом и Гоморра. Есть в этой летописи места, против которых я бы вообще не возражал, но есть и места, которые я, человек без особых предрассудков, вижу что это некий перегиб палки как минимум. Это то же самое, что произошло с нашим сновидцем, о котором я рассказывал в самом начале лекции, когда был осуществлен выход из под контроля суперэго, и этот выход был взрывом, настолько резким, что посрывались все запреты, и зафонтанировало вольнодумие и вседозволенность. И пошли оргии и убийства, Содом и Гоморра.

Мы отметили что адамитские ереси существовали с 12 по 14 век, и были не редкостью, не исключением, а правилом. Причем это было на западе, а не на востоке. На востоке тоже насиловали и убивали, но немного по-другому – нападая на другие народы, а не на свои.

А вот пример из той же летописи об еретических законах самих таборитов. Они менее радикальны, чем у адамитов, но тоже интересны для исследования. Вот некоторые из них:

«1. Во-первых, что уже теперь в настоящем, т. е. 1420, году произойдет, и есть окончание века сего, т. е. конец всякому злу.

2. И еще, что уже теперь настали дни возмездия и год расплаты, когда все грешники мира сего и противники закона божия все до последнего погибнут и должны погибнуть от огня, меча и последних семи казней, о которых сказано у Екклесиаста (гл. 39), а именно: от огня и меча, от голода, от зубов диких зверей, скорпионов и змей, от града и смерча.

3. И еще, что уже в настоящее время отмщения нет места милости и состраданию во имя бога, и потому людям дурным и противникам закона божия не должно оказывать никакого снисхождения.

4. И еще, что уже в настоящее время отмщения Христу надо подражать и следовать не в милости, кротости и милосердии по отношению к противникам закона божия, но только в его ревности и гневе, неумолимости и справедливости его взыскания.

5. И еще, что в настоящее время отмщения всякий верующий, который удержит меч свой от того, чтобы лично самому пролить кровь противников закона божия, да будет проклят. но каждый верующий должен омыть руки свои в крови врагов Христа, ибо блажен тот, кто воздает дочери бедной воздаяние, которое она воздала нам.—Это и ересь и жестокость тираническая!

6. И еще, что в настоящее время отмщения всякий священник господа Христа свободно может и должен сам бороться за общий закон и разить грешников, ранить и убивать вещественным мечом или каким-нибудь другим оружием.

7. И еще, что в настоящее время отмщения, поскольку еще существует воинствующая церковь, еще задолго до последнего суда все города, села, крепости и все строения должны, подобно Содому, быть разрушаемы и сжигаемы, потому что ни господь бог и никто из добрых не войдет в них.

13. И еще, что всякий господин, вассал, горожанин или крестьянин, который, будучи наставлен вышеупомянутыми верными христианами в следующих четырех положениях, ими объявленных, а именно: 1) о свободе всякой истины, 2) о проповедовании закона божия, 3) о заботе о спасении людей и 4) об истреблении грешников, по примеру их самих не примкнет к ним всем своим существом, всякий такой пусть будет уничтожен или убит как сатана и дракон, и имущество его пусть будет разграблено.

14. И еще, что в настоящее время возмездия все частное имущество противников закона божия должно быть любым способом захвачено упомянутыми верными и уничтожено отнятием, сожжением или вещественным разрушением.

16. И еще, что воинствующая церковь, которая будет существовать до окончательного суда, уже теперь, задолго до последнего пришествия Христа, благодаря другому пришествию Христа, которое уже осуществилось, будет превращаться и уже превращается в царство божье, так, что в ней не будет уже никакого греха, никакого соблазна, никакой скверны, никакой лжи и никакой несправедливости.

21. И еще, что в указанном выше царстве Христа, обновленном, как сказано, названными выше казнями, не будет никакого преследования еще живущих людей, потому что прекратятся все страсти Христовы и страсти плотские.

22. И еще, что в вышеназванном царстве людей еще живых, которое будет продолжаться до общего воскресения мертвых, задолго перед этим исчезнут все взыскующие власти и прекратятся подати и окончится всякое господство князей и светская власть.

23. И еще, что теперь не нужно будет верным этого царства избирать себе верного царя для карания злых и награждения добрых, потому что править будет один только бог и царство будет передано народу земли.»

Далее у таборитов ещё много подобных законов, но я их приводить здесь не буду. Мы видим как проявляется эта ересь, даже не в крайней своей адамитской форме, не в Содоме и Гоморре, но в призыве к убийствам, грабежам и т.д. – это типичный подростковый бунт. Сорваны все оковы, материнский комплекс, отцовский комплекс, это стадия когда начинает возникать герой. Но для этого нужно ещё найти сокровища. Кто-то его нашел, кто-то не нашел, но, по крайней мере, на этой стадии часть этносов живущих в Европе не вышла из под власти материнского комплекса, но получила дорожку для выхода из под власти этого комплекса. С тех пор она существует как потенциал и возможность, но пользуются ей немногие. Этот сюжет в первичном мифе мы видим даже до мифа о рождении героя, в вариациях мифа о рождении героя.

В частности восстание Зевса на Кроноса, чем это не миф о рождении героя. Зевс восстает на отца, который пожирает своих детей. Мать Зевса вместо ребенка подсовывает ему камень, в это время Зевса выкармливают и растят в другом месте, и потом, повзрослев, Зевс выступает против титанов, и Кроноса в том числе, и захватывает власть.

Ту же ситуацию мы видим в скандинавских мифах. Один и его братья убивают гиганта Имира, т.е. то же титана, некое первосущество, у которого есть параллели с Кроносом. Затем они из его мертвого тела творят мир: небосвод из его черепа, облака из его мозгов, горы из его костей, землю из его тела и море из его крови. Это некий типичный для многих мифологий сюжет – когда мир творится из тела некоего первосущества. В индийской мифологии мир творится из тела Пуруши. В неиндоевропейских традициях, например месоамериканской мифологии это Некайсипактли, или в китайской мифологии – Паньгу.

Это очень интересный миф, и мы к нему ещё вернемся. Кроме того, что здесь присутствуют героические мотивы, здесь также присутствует связь с географией и устройством мира, который потом более детально был описан Платоном в «Тимее», о том, из чего возникает душа – некие аналоги прослеживаются (естественно Платон был знаком если не со скандинавской мифологией, то уж с греческой точно, и с историей восстания Зевса на Кроноса в деталях).

Итак, давайте обратимся к Гермесу, чтобы сделать некий герметический вывод из всего, что сказано выше. Существует некий древний мифологический сюжет, который находится за пределами времени. Это сюжет о рождении Героя, общий для почти что всех мифологий мира. Он вне истории, миф находится в вечности. Он неизменен, это костяк, там нет ещё деталей, есть только общая сюжетная канва, и она ещё не наполнена конкретным содержанием. А вот конкретикой он начинает наполняться уже во времени – когда время начинает течь и цивилизация входит в историю, в историческое время. И эта временная развертка мифа, которая происходит на протяжении времени существования определенной цивилизации. Вот так цивилизация проходит миф, и вместе с цивилизацией этот миф проходит отдельный человек, но уже более дифференцированно, более уникально и детально, создавая в этом лабиринте ризомы все новые и новые индивидуальные дорожки каждый – своей жизнью.

Цивилизация в своем историческом развитии проходит определенные этапы. Естественно, эти этапы отражают мифологический сюжет в его временной развертке. Но к костяку мифа каждый этнос добавляет уже какую-то окраску и детализацию. Подробности и детали, которых не было в первичном мифе: в мифе - скелет, который обрастает индивидуальными особенностями (как скелет обрастает мышцами, кожей, что придает уже неповторимые особенности получившемуся образу). А конкретный исторический сюжет зависит уже от многочисленных факторов, в частности, от ландшафтов, географии, взаимодействия людей с ландшафтами, их миграции, особенностей тех или иных этносов, которые мы рассматривали в 5 лекции, от пассионарных толчков, которые связаны с космическими излучениями, вызванными, например, пролетающими неподалеку кометами, астероидами, вспышками солнечной активности. Все это происходит во времени и миф детализируется и раскрывается определенными красками благодаря всем этим факторам. Таким образом, для каждого этноса и связанного с ним ландшафта, появляются своеобразные матрицы, которые обозначают нечто наиболее типологическое для данного этноса, наиболее индивидуализированное для души каждого человека - члена данного этноса.

Существует Мировая Душа, которая в чистом виде отражает историческую развретку мифа в наиболее абстрактных условиях, и есть более специфические системы, которые отражают историческую развертку мифа в конкретных условиях этноса, его истории в данных географических обстоятельствах, в данном ландшафте. Миф о рождении Героя, который связан с успешным прохождением пубертатного кризиса - это общий миф для всей Земли, но он по-разному воплощается в степной Азии и в Европе. В кочевом образе жизни и степном ландшафте отношения детей с родителями строились по более жесткому сценарию, связь с матерью и зависимость от нее были относительно недолгими, но с другой стороны, это придает человеку силы легче преодолеть стадию Великой Матери, - так появлялись сильные и жесткие воинственные завоеватели-кочевники. Их души развивались в матрице Азиатской Души. Другие ландшафты, история и образ жизни русского этноса, - они связаны с некой матрицей Русской Души, совсем иные условия в Европе или Америке и т.п. В той же Руси ребенок оставался в зависимости от родителей значительно дольше, чем у кочевников Азии, издревле деды, отцы и внуки жили вместе в одной избе, отсюда связь с родителями теснее, и труднее развязать пуповину даже после пубертатного периода, фаза бунта значительно болезненнее, чем на Востоке. В Европе тоже связь с родителями была длительной и отношения родителей и детей происходили в авторитарной традиции. В исторической развертке это отражалось в более жестких запретительных по своей сути религиях и в многочисленных бунтах против них – ересях и таких крайних явлениях подросткового бунта, как та же адамитская ересь, со всеми необузданными сексуальными оргиями и оргиями жестокости. Подобные адамиты встречались как радикальное течение в рамках развития каждого еретического течения. Если кочевники Востока реализовывали (в 12-14 вв. - соответствующих примерно стадии "пубертатного кризиса") свою пассионарность вовне в завоевательских походах, расширяя зоны своего влияния, то в Европе бунт выражался против внутренних структур (завоевательские тенденции тоже проявлялись, но в меньшем масштабе и те же крестовые походы – это все-таки ближе к внутренним разборкам в Европейском Суперэтносе), в которых стремление ко вседозволенности в крайних его проявлениях выражалось в адамитских ересях. Через эту "подростковую ситуацию" нужно было пройти и каждый Суперэтнос проходил по-своему. В результате сформировались своеобразные матрицы Души Азии, Души Европы, Русской Души, по отпечатку которых формируются уже души конкретных людей, живущих сейчас. То есть в каждом конкретном ландшафте, в каждом этносе происходила определенная перетряска богов, в результате которой формировались типические для данного этноса связи богов в Совокупных Заказчиках, еще более индивидуализировавшиеся в каждом конкретном роде. Род и предки - еще один важнейший фактор, налагающий свою специфику на связи между богами и структуру Совокупного Заказчика.

Все это вместе неизбежно отразилось в структуре и души и эго отдельного человека: так, в среднем, эго восточного человека и его связи с богами структурно более просты, но и цельны. Реализация сильного Эго на Востоке - более легкая задача. Эго западного человека, опять же, в среднем, более слабое, его взаимоотношения с богами более сложное и запутанное, Совокупный Заказчик структурно более сложен - отсюда мощные механизмы сублимации, приводящие к резкому росту научно-технического прогресса. Сейчас, в 21 веке все смешалось - многочисленные миграции и сложные исторические обстоятельства, бурное освоение ландшафтов - все это привело к сильным индивидуальным отличиям между отдельными людьми с одной стороны и смягчению отличий между Суперэтносами. Далее мы рассмотрим влияние еще одного фактора, который стал очень значимым, начиная с эпохи Просвещения - это фактор геополитики и экономических условий, а также юрисдикции - особенностей законодательства, и все это мы рассмотрим в последующих лекциях. Сейчас вернемся к выводам из предыдущих лекций. Так, например, Русская Душа, сложилась в результате сложных процессов - исторических, миграционных, ландшафтных, на стыке Востока и Запада. Здесь мы имеем, в том числе, и смешение множества этносов в один очень противоречивый русский Суперэтнос, - противоречивый в силу очень многочисленных непохожих ландшафтов и отношений с ними всех этносов, которые перемешались в России. Русская Душа - предельно противоречива и сложна, груба и утонченна одновременно. И Русская Душа придает людям, родившимся и живущим в России вот эту огранку противоречивости, воли к простору и связи с Матерью Землей Русской с одной стороны и многочисленных запуток и странных договоров с богами, составляющими Совокупного Заказчика, с другой стороны. Сложность русской души великолепно отражена в произведениях русской классической литературы, особенно Достоевского, поэтому тему "человек я или тварь дрожащая" мы продолжаем держать на заднем фоне внимания, и разверну я ее в следующей лекции. Кстати, если смотреть на такую область, как законодательство, то нельзя все этносы мерить по одной мерке, копировать Западное или Американское законодательство. Русской Душе тесно в юридической системе Запада, а Западный человек там чувствует себя как сыр в масле. Очень важно, чтобы законодательство подстраивалось под условия души, а не наоборот. Так было в средние века в Азии, например. Сейчас и Азию построили западной моделью законодательства. Но это тема отдельного исследования. Мы ее коснемся в связи с философией структурализма и постструктурализма, с революционными воззрениями на этот счет таких современных философов, как Мишель Фуко, Жан Бодрийяр, Жиль Делез... Но до этого нам предстоит пройти долгий путь - через сложность русской души, отраженной в произведениях Достоевского, Пушкина, Гоголя, Чехова, Толстого, Вампилова и не только писателей, но и художников, композиторов, ученых, подвижников. Затем - важная тема более универсальных Шекспировских сюжетов, раскрывающих базовый миф о рождении Героя на россыпь многообразия вариаций этого сюжета, через анализ истории, геополитики и экономики последних нескольких веков, и особенно 20-го, через классиков 20 века и многое другое...

Еще важно отметить роль предков!!! Душа является продолжением Души Рода, который играет значительную роль в ее развитии и раскрытии, а также в связях и договорах с богами и структуре Совокупного Заказчика. Таким образом, мы видим, что в историческом времени даже само понятие души претерпевает существенную эволюцию, а тем более и конкретные воплощения...

Развитие же каждой конкретной души, процесс индивидуации связан с мифом о Герое, росте и становлении Эго, связи эго с Совокупным Заказчиком, расширение, таким образом до трансперсонального масштаба, затем еще большее расширение - через воссоединение с масштабом Рода, потом с масштабом Русской (Азиатской, Европейской и т.п.) Души и далее расширение до Мировой Души, т.е. это путь блудного сына от базового мифа к нему же, но через обогащение многограннейшими и противоречивейшими индивидуальными особенностями и опытом. И движение это происходит как заполнение пространства лабиринта ризомы все новыми дорожками уникального индивидуального опыта.

Теперь немного лирического слога. Фактические основные выводы этой главы я сделал, и хотел бы завершить её несколькими отрывками из современной классики, из Германа Гессе и его романа «Демиан», как иллюстрация к первой части главы:

«Мой мир становился все нереальнее и лживее. Не знаю, многое ли тут способ­ны сделать родители, и своих родителей нисколько не упрекаю. Это было мое дело — справиться с собой и най­ти свой путь, и делал я свое дело плохо, как большинство людей благовоспитанных.

Каждый проходит через эту трудность. Для среднего человека это та точка жизни, где веление собственной жизни вступает в наиболее жестокий спор с окружающим миром, где путь вперед отвоевывается в жесточайшей борьбе. Многие испытывают то умирание и рождение заново, каковое представляет собой наша судьба, только в этот единственный раз за всю жизнь — при обветшании и медленном разрушении детства, когда все, что мы полюбили, нас покидает и мы вдруг чувствуем оди­ночество и смертельный холод мирового пространства. И многие навсегда повисают на этой скале и всю жизнь мучительно цепляются за невозвратимое прошлое, за мечту о потерянном рае, самую скверную, самую убийст­венную на свете мечту.

При всяческих своих сомнениях я по всему опыту своего детства все-таки достаточно много знал о подлин­ности религиозной жизни, которую вели, например, мои родители, и не находил в ней ничего недостойного и лице­мерного. Нет, я по-прежнему испытывал к религии глубо­кое уважение. Только Демиан приучил меня смотреть на эти предания, на эти догматы веры иначе, толковать их свободнее, более лично, игривее, с большей фантазией; во всяком случае, толкования, которые он предлагал мне, я всегда выслушивал охотно и с наслаждением. Многое, правда, казалось мне слишком резким, так было и с рас­сказом о Каине. А однажды, во время занятий для кон­фирмующихся он испугал меня суждением, пожалуй, еще более смелым. Учитель говорил о Голгофе, Библейский рассказ о страданиях и смерти Спасителя с давних времен оставил у меня глубокое впечатление, в раннем детстве я иногда, особенно в страстную пятницу, после того как отец прочитывал эту историю вслух, искренне, всей ду­шой жил в этом скорбном, прекрасном, бледном, при­зрачном и все-таки невероятно живом мире, в Гефсиманском саду и на Голгофе, и, когда я слушал баховские страсти по Матфею, мрачно-могучее сияние боли, ис­ходившее от этого таинственного мира, наполняло меня мистическим благоговением. Я и сегодня еще нахожу в этой музыке и в «Actus tragicus» идеал всякой поэзии, всякого художественного выражения.

Так вот в конце урока Демиан задумчиво сказал мне:

— Тут что-то есть, Синклер, что мне не нравится.

Перечти эту историю и проверь ее на вкус, есть тут какая-то пошлость. Особенно эпизод с двумя разбойни­ками. Великолепная картина — три креста стоят на хол­ме рядом! Но вот идет эта сентиментальная назидатель­ная история о порядочном разбойнике! Сначала он был преступник и творил гнусные дела, Бог знает что,— и вдруг он оттаивает и празднует этакий слезливый праздник исправления и раскаяния. Какой смысл имеет такое раскаяние в двух шагах от могилы, скажи на ми­лость? Это снова не что другое, как обычная поповская история, слащавая и нечестная, трогательно-сентимен­тальная и с нравоучительной подоплекой. Если бы тебе сегодня надо было выбирать в друзья одного из двух этих разбойников или решить, кому из них ты скорее оказал бы доверие, ты ведь, конечно, не выбрал бы этого плакси­вого покаянника. Нет, ты выбрал бы другого, это моло­дец, у него есть характер. Ему наплевать на покаяние, которое в его положении может быть только красивой болтовней, он идет своим путем до конца и не отрекается в последнее мгновение от дьявола, который до сих пор ему помогал. У него есть характер, а люди с характером в библейской истории часто оказываются в убытке. Мо­жет быть, он тоже отпрыск Каина. Ты не думаешь?

Я был ошеломлен. Уж в этом-то, в истории распятия, я считал себя сведущим и только теперь увидел, как мало личного, как мало воображения, фантазии проявлял я, когда слушал ее и читал. Однако новая мысль Демиана была мне неприятна, она грозила перевернуть представле­ния, которые я считал для себя незыблемыми. Нет, нельзя было так обходиться со всем и всеми, даже со святым.

Он заметил мое сопротивление, как всегда, сразу же, прежде чем я успел что-либо сказать.

— Знаю,— сказал он примирительно, – история эта старая. Только не надо серьезничать! Но вот что я тебе скажу: здесь одна из тех точек, где очень ясно виден недостаток этой религии. Речь идет вот о чем: весь этот Бог, и Ветхого, и Нового заветов,— фигура хоть и заме­чательная, но не то, что он должен, в сущности, представ­лять. Он — это все доброе, благородное, отеческое, пре­красное, также высокое, сентиментальное, очень хорошо! Но мир состоит и из другого. А это все просто отводится дьяволу, и вся эта часть мира, вся эта половина утаивает­ся и замалчивается. Точно так же славят Бога как отца всякой жизни, а всю половую жизнь, на которой-то жизнь и держится, просто замалчивают, а то даже объяв­ляют дьявольщиной и грехом! Я ничего не имею против того, чтобы чтили этого бога Иегову, решительно ничего. Но я думаю, мы должны чтить и почитать священным все, весь мир, а не только эту искусственно отделенную, официальную половину! Значит, наряду с богослужением нам нужно и служение дьяволу. Это, по-моему, было бы правильно. Или же следовало бы создать бога, который включал бы в себя и дьявола, бога, перед которым не нужно закрывать глаза, когда происходят самые естест­венные вещи на свете.

Он, вопреки своему обыкновению, даже разгорячился, однако тут же улыбнулся и перестал донимать меня.

А во мне эти слова задели загадку всего моего от­рочества, которую я ежечасно носил в себе, никогда никому не говоря ни слова о ней. То, что сказал тогда Демиан о Боге и дьяволе, о божественно-официальном и о замалчиваемом дьявольском мире,— это же была в точности моя собственная мысль, мой собственный миф, мысль о двух мирах или о двух половинах мира — светлой и темной. Сознание, что моя проблема — это проблема всех людей, проблема всей жизни и всякого мышления, осенило меня как священная тень, и меня охватили страх и благоговение, когда я увидел и вдруг почувствовал, как глубоко причастны моя сокровенней­шая жизнь, мои самые личные мысли к вечному потоку великих идей. Сознание это не было радостно, хотя что-то подтверждало и было чем-то приятно. Оно было сурово и грубовато, потому что в нем слышались ответ­ственность, конец детства, начало самостоятельности.»

И ещё один отрывок из «Демиана», он более ранний по хронологии текста, но я его поместил позже. Появляется Демиан после очередного урока.

«— Ах, ведь я побывал на вашем уроке,— сказал он оживленно.— Эта история о Каине, который носил на себе печать, так ведь? Она тебе нравится?

Нет, мне редко что-либо нравилось из того, что нам приходилось учить. Но я не отважился это сказать, у ме­ня было такое чувство, будто со мной говорит взрослый. Я сказал, что эта история мне нравится.

Демиан похлопал меня по плечу.

— Не надо передо мной притворяться, дорогой. Но история эта в самом деле любопытна, намного, думаю, любопытней, чем большинство других, которые учатся в школе. Учитель ведь мало что об этом сказал, только обычное о Боге, грехе и так далее. Но я думаю...— Он запнулся и, улыбнувшись, спросил: — А тебе это интересно?

— Так вот, я думаю,— продолжал он,— эту историю о Каине можно понимать и совсем иначе. Большинство вещей, которым нас учат, конечно, вполне правдивы и правильны, но на все можно смотреть и совсем не так, как учителя, и тогда они большей частью приобретают куда лучший смысл. Вот этим Каином, например, и печа­тью на нем нельзя же вполне удовлетвориться в том виде, в каком нам его преподносят. Ты так не думаешь? Что он, поссорившись, убивает своего брата, такое, конечно, может случиться, и что потом ему становится страшно и он признает свою вину, тоже возможно. Но то, что он за свою трусость еще и награждается орденом, который его защищает и нагоняет страху на всех других, это все же довольно странно.

— Правда,— сказал я заинтересованно: это начинало меня занимать.— Но как же объяснить эту историю иначе?

Он похлопал меня по плечу.

— Очень просто! Существовала и положила начало этой истории печать. Был некий человек, и в лице у него было что-то такое, что пугало других. Они не осмелива­лись прикасаться к нему, он внушал им уважение, он и его дети. Но, наверно, и даже наверняка это не была в самом деле печать на лбу, вроде почтового штемпеля, такие грубые шутки жизнь редко выкидывает. Скорей это была чуть заметная жутковатость, чуть больше, чем лю­ди к тому привыкли, ума и отваги во взгляде. У этого человека была сила, перед этим человеком робели. На нем была «печать». Объяснять это можно было как угод­но. А «угодно» всегда то, что удобно и подтверждает твою правоту. Детей Каина боялись, на них была «пе­чать». Вот и усмотрели в печати не то, чем она была, не награду, а ее противоположность. Говорилось, что парни с этой печатью жутки, а жутки они и были. Люди мужест­венные и с характером всегда очень жутки другим лю­дям. Наличие рода бесстрашных и жутких было очень неудобно, и вот к этому роду прицепили прозвище и сказ­ку, чтобы отомстить ему, чтобы немножко вознаградить себя за все страхи, которые пришлось вытерпеть. Пони­маешь?

— Да... то есть... получается, что Каин вовсе не был злым? И значит, вся эта история в Библии в сущности не правдива?

— И да, и нет. Такие старые-престарые истории все­гда правдивы, но не всегда они так записаны и не всегда их так объясняют, как надо бы. Словом, я думаю, что Каин был замечательный малый, и только потому, что его боялись, к нему прицепили эту историю. История эта была просто слухом, чем-то таким, что люди болтают, а обернулась истинной правдой постольку, поскольку Каин и его дети и в самом деле носили на себе своего рода «печать» и были не такие, как большинство людей.

Я был изумлен.

— И ты думаешь, значит, что и эта история насчет убийства неправда? — спросил я взволнованно.

— О нет! Это наверняка правда. Сильный убил слабо­го. Был ли то действительно его брат, на этот счет могут быть сомнения. Это неважно, в конце концов, все люди братья. Итак, сильный убил слабого. Может быть, это был геройский поступок, а может быть, и нет. Во всяком случае, другие слабые пребывали теперь в страхе, они всячески жаловались, и, если их спрашивали: «Почему же вы просто не убьете его?», они не говорили: «Потому что мы трусы», а говорили: «Нельзя, на нем печать. Бог отметил его!» Так, наверное, возник этот обман... Однако я задерживаю тебя. Прощай!»

Вот эти свободолюбивые мысли, которые проявляются, и должны, на мой взгляд, проявляться в подростковом кризисе и при приближении взросления. Потом все уляжется, потом все будет по-другому, взрослый человек мыслит в других категориях. Бунт необходим, срывание масок, срывание с себя суперэго, которое персонифицировано в отцовском, материнском комплексе. Оно должно произойти, после этого человек становится взрослым, один-на-один с миром.

А дальше мы посмотрим, как это происходит в жизни среднего человека..., но начнем не со среднего, а с очень даже не среднего Ницше и его «Эссе Номо», а потом перейдем к обсуждению - кто же и зачем задается вопросом "тварь я дрожащая или право имею"…