Понять не понимаемое умом...

Панорама русской мысли, русской культуры в целом отличается главным и фундаментальным качеством — парадоксальностью. Эта парадоксальность сопряжена с отсутствием законченной и полной кон­цептуальной картины, изложенной в спектре рациональных дискур­сов. Грани русских теорий и учений всегда размыты... Основные век­тора мысли перемешаны и заслонены множеством случайных и нео­бязательных замечаний, отступлений, деталей, импрессий. Русская мысль — даже научная или политическая — всегда литературна.

Это ведет к тому, что строго разметить пространство русского интеллектуализма на основании собственных, имманентных русской культуре, критериев практически невозможно. Складывается стран­ная картина полемики или исторических споров, в которых сплошь и рядом ставятся совершенно невозможные в западной культуре вопро-сы (например, существовала ли русская литература до Ломоносова? Есть ли такое явление как "русское богословие" или это лишь инер-циальное воспроизведение поздневизантийских клише? и т.д.) Иными словами, под вопрос ставятся сплошь и рядом не частности, но сам факт существования того или иного явления, а это придает всему дискурсу несколько лунатичный характер, как будто кто-то силится проснуться ото сна, отличить фантомы сновидений от прорезающей­ся яви, восстановить картину прошлого, как оно было, а не как шеп­чут о нем неразвеявшиеся грезы — силится, но ... не может, снова срывается в полудрему.

Это обстоятельство вполне применимо ко всей русской культуре. В равной (а может, и в большей) степени применимо оно и к евразий-ству, особому и крайне Интересному явлению в русской мысли. Это-явление, на первый взгляд, размыто и неопределенно, противоречиво и парадоксально. Но вместе с тем оно исключительно тем, что не просто представляет собой одну из разновидностей русской мысли, а пытается концептуализировать саму специфику этой мысли, дать са­мый общий контур того, что является основной и главной чертой "русского субъекта", понятого в самом широком смысле — как на­род, государство, религиозный тип, геополитический организм, конк­ретная национальная личность. Евразийство пытается не просто мыс­лить в полусне, как все русские, но стремится концептуализировать это состояние, предлагает систему, учитывающую всю серию парадок­сов, которая составляет характерную атмосферу национального миро­воззрения в его общем виде.

Уже постановка такой задачи делает евразийство уникальным и беспрецедентным явлением в русской истории. Ведь речь идет о систе­матизации того, что, по выражению Фета, "нельзя понять умом".

В евразийстве мы сталкиваемся с двойной степенью неопределен­ности — неопределенностью, свойственной самой русской мысли, и попыткой широкой систематизации этой неопределенности в новую неопределенную, но обладающую своей собственной логикой, концеп­цию. Если принять во внимание еще обстоятельство, что в нашем положении мы также имеем дело с чрезвычайно запутанной идеологи­ческой ситуацией, в которой сосуществуют на равных основаниях взаимоисключающие друг друга философско-идеологические установ­ки — как продукты духовного смятения нашей неясной эпохи, то выносить суждение о евразиистве и оценивать успех или неудачу это­го начинания становится в высшей степени трудно.

Но мы, сознавая всю рискованость предприятия, все же попытаем­ся это сделать.