Потаённое судно

Совершим небольшой экскурс в историю, которая выглядит фантастичной и тем не менее правдива.

Всё происходило именно так или почти так.

Северная война шла к неизбежному концу, до её завершения оставалось года три, когда царю Петру поступило уже второе по счёту прошение от некоего крестьянина из подмосковного сельца Покровское. Бил челом государю Ефим Никонов, Прокопия сын, плотник с казённой верфи. А писал сей раб божий, что берётся он смастерить судно, способное ходить по воде потаённо, забираться к неприятельским кораблям под самое дно, а также в море в тихое время «из снаряду» разбивать корабли.

Идея Петру понравилась: он и сам подумывал на этот счёт. О спуске под воду говорило ещё жизнеописание Александра Македонского, как соорудили ему прозрачный колпак и как покоритель Ойкумены обозревал с его помощью морское дно.

Пётр помнил с детства, как стольник отца, Алексей Богданович Мусин-Пушкин, собрал специально для царских детей разные старинные средневековые новгородские сказания. И в одном из них говорилось, как некий князь Светид воспользовался хрустальным пузырём Искандера Македонского, повторив погружение.

Во время Великого Посольства ознакомился русский царь и с идеей Декарта: тот придумал железную рыбу с пустым чревом, которая бы сверлила корпус неприятельского судна ниже ватерлинии.

Словом, Пётр вызвал к себе русского умельца и имел с ним беседу. А затем приказал Адмиралтейств-коллегии произвести крестьянина Никонова Ефима в мастера потаённых судов, чтоб, таясь от чужого глазу, на Галерном дворе строил он по разумению своему. А коли кто дознаваться да сыскивать будет, отвечать ему: «Все на известное его величеству употребление».

Так и вышло: к лету 1720 года на Галерном дворе Петербурга собрали модель. Государь испытал её на Сестрорецком озере. Лодка хорошо держалась на плаву и под водой, погружалась особым образом, а как — секрет.

В бумагах Адмиралтейств-коллегий той поры осталась запись адмирала Фёдора Матвеевича Апраксина: «Крестьянина Ефима Никонова отослать в контору генерал-майора Головина и велеть образцовое судно делать, а что к тому делу надобно лесов и мастеровых людей по требованию оного крестьянина Никонова отправлять из помянутой конторы, и припасы и по его же требованию из конторы адмиралтейских дел денежное жалованье с начатия его работы давать по 3 алтына 2 деньги на день и ныне в зачёт выдать 5 рублей».

«В нынешнем 1720 году, феврале месяце по указу царского величества, — сообщал изобретатель, — повелено мне строить потаённое судно-модель. И я оную модель в совершенство, что надлежит, привёл, а ныне у меня остановка учинилась в оловянных досках, на которых надлежит провертеть, по моему размеру, пять тысяч дыр... О сём потаённого судна-модели мастер Ефим Никонов. К сему доношению писарь такой-то вместо Ефима Никонова руку приложил».

Тут окончилась Северная война: потеряв почти весь свой флот под ударами каперов Апраксина, шведы согласились на переговоры и подписали Ништадтский мир. Пётр, впрочем, не оставлял своим вниманием потаённое судно большого корпуса и сам проведал его, как строят. Модель была сажени три, а то и три с половиной в длину, и не менее косой сажени в ширину. Царь приказал обшить корпус жестью.

Мастер изложил свою идею о медных жерлах, которые бы с помощью пороховых зарядов метали бы ядра в противника прямо из воды. Царь одобрил мысль и поинтересовался:

— Как всё ж таки судно твоё на дно спускается?

Оказалось, что в днище лодки вмонтированы оловянные пластины с множеством мельчайших отверстий. Морская вода, медленно и постепенно просачиваясь сквозь них, позволяла судну погружаться, она же удалялась за борт поршневой помпой, чтобы держать постоянную глубину или всплыть. Мастер рассчитывал, что в лодке разместится два человека — пока один управляется с потаённым судном, второй может инструментом разрушать днище неприятеля, если лодку саму ещё поперек разделить.

Год 1724-й выдался во всех отношениях неудачным. Сперва на Ладоге потонул груз от Демидова — якобы трубы для фонтанов Северной столицы. Потом, уже осенью, так и не дождавшись огненных жерл, решили спускать потаённое судно как есть. Лодка неудачно ударилась о грунт, и в пробитое днище хлынула вода, мастер еле спасся через шлюзовой люк. А там уж встал лёд, испытания отложили до весны будущего года.

После скоропостижной смерти императора и воцарения Екатерины, пожалуй, лишь один Апраксин мог оказать поддержку изобретателю Никонову. Но адмиралу пришлось погрузиться в текучку — спешно укреплять Балтийский флот. К тому же по смерти Петра воспряли англичане, и Фёдор Матвеевич отправился в Ревель на переговоры, где проявил незаурядный дипломатический дар.

Новые прошения Никонова на свежую рабочую силу и особые материалы исчезали за бумажной волокитой. До президента Адмиралтейской коллегии они не доходили. Её императорское величество на известное употребление потаённого судна не выделило ни гроша.

Апраксин не вникал в дворцовые интриги, а вдобавок, поссорившись с Меншиковым после смерти Екатерины, оставил дела и переехал в Москву, чтобы окончить дни в бездетном покое и одиночестве.

Новые испытания потаённого судна на Неве в том же злосчастном 1727 году, проведённые уже самим Ефимом Никоновым на свой страх и риск, тоже закончились неудачей.

Никонов был из мастеров разжалован, обвинён в недействительных строениях и потерялся на выселках под Астраханью, а первая в мире подводная лодка — потаённое судно — сгнила в одном из сараев Галерного двора.

Воистину, лишь у великих правителей хватает широты фантазии поддерживать изобретателя.