ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА КОНДРАТОВА

«…Я живу в питерской Коломне, в двух кварталах от Блока. Неподалеку есть дом-музей Александра Первого, дом-музей Пушкина на Мойке. Есть музей-квартира Александра Второго, Блока. Если я – Александр Третий, то в следующем тысячелетии да откроется третий музей». ( А.Кондратов)

* * * * *

Вот сжатая биография этого несомненно замечательного человека. Александр Кондратов родился 3 октября 1937 г. Стихи начал писать с десяти лет, прозу – с четырнадцати, научные (стиховедческие) работы – с шестнадцати. Первая его научно-популярная статья была напечатана в 1961 г.; в следующем – первая научно-популярная книга ("Математика и поэзия") и первая научная статья (в соавторстве с академиком А.Н.Колмогоровым). С 1969 г. – кандидат филологических наук, с лета 1992 г. – практически безработный.

Трудно перечислить все занятия и интересы Кондратова. Попробуем назвать хотя бы некоторые из них. Итак. В своей, к сожалению, такой недолгой, но сверхинтенсивной жизни Александр Кондратов был:

а)дешифровщиком древних письмен майя в группе доктора наук Ю.Кнорозова;

b) экспериментатором в области моделирования поэтического творчества с помощью компьютера;

c) популяризатором науки: Кондратов издал более 200 научно-популярных статей и 52 научно-популярные книги; причем последние переведены на два десятка языков мира и имеют общий тираж (как в СССР, так и за) 5 000 000 экземпляров;

d) путешественником (под-, надводным, наземным); даже членом Географического общества СССР;

e) йогом (один раз он продемонстрировал мне что-то такое на одной руке, что главный йог из Индии сумел сделать пять раз. а он, Кондратов, семнадцать).

f) любителем трубок (курил "не в себя");

g) сыщиком (закончил в юности некую милицейскую школу; Кондратов рассказывал, что один тамошний слушатель давал ему читать "Опавшие листья" Розанова. Не правда ли, чудесно – Розанов в советской милицейской школе начала пятидесятых!);

h) этот пункт надо было перевести в a), но будем считать, что качество нарастает к концу, – литератором: поэтом, прозаиком, переводчиком. Кондратов написал очень много; архив его еще не разобран, но думаю, что там есть несколько романов, несколько книг рассказов, более 20 поэтических сборников, переводы. Кстати, о переводах. За полтора месяца до смерти Александр Кондратов закончил новый перевод "Тропика Рака" Генри Миллера для петербургского издательства "Северо-Запад". Что же до публикаций его оригинальных сочинений, то количество их весьма незначительно: по одной подборке стихов в "Авроре", "Звезде" и "Urbi"; и это несмотря на свидетельства авторов (прежде всего, питерского) андеграунда о несомненном влиянии Кондратова (или Сэнди Конрада – таков был некоторое время его литературный псевдоним) на "вольную русскую поэзию" 60–70-х гг.

i) наконец, просто умным, талантливым, энергичным и порядочным человеком, что для гражданина СССР было соединением почти немыслимым.

Александр Кондратов умер 15 апреля 1993 г.

Недолгая история моего знакомства с Кондратовым (она стала историей в момент его смерти, как и все живое, умерев, окостеневает в историю) насчитывает несколько более или менее продолжительных встреч (с августа по ноябрь 1992 г.), полдюжины телефонных разговоров, тощую переписку. О "разговорах с Кондратовым", "прогулках с Кондратовым" и проч. расскажут другие; обладая скверной памятью относительно всего, кроме собственных мыслей, я в состоянии привести здесь лишь свои мысли о Кондратове, но не самого Кондратова. По крайней мере, так будет честнее.

Нет смысла специально описывать жилище Кондратова. Во-первых, их много – келий вот таких питерских чудаков – и они типологически весьма схожи; во-вторых, оно описано самим жильцом: "Восемнадцать квадратных метров. Пятый этаж без лифта. Великолепная семерка соседей. Интерьер: стена с окнами во двор, стена с тремя тысячами книг и рукописями, стена с буддийскими хадаками и танхами. Четвертая стена – хозяйственная, с посудой, рюмками, стаканами, бутылками (увы, всегда пустеют за вечер)". В силу своего почти декадентского инфантилизма и инфантильной книжности скажу по-другому. Сухой, деревянный, чуть тронутый кисло-сладким запах его жилища. Кажется, так пахнут холостяки из Диккенса.

Его суховатая веселость выдавала в нем англичанина, а одержимость формой – немца; но если мы выделим не "формой", а "одержимость", то в чрезмерности таковой "одержимости" увидим русского. "Он спортсмен, йог и казак. Это сообщает его творениям особую энергию", – писал о Кондратове Владимир Уфлянд. Не думаю, что здесь следует говорить об "особой энергии". Попробуем сказать лучше: уверенность. Невероятная уверенность Кондратова в том, что все, за что он берется, ему по силам. Спокойная уверенность. Именно в "спокойствии" его главное отличие от футуристов и будетлян, чьим наследником Кондратов часто провозглашался. Те воспринимали время, его движение, экстатически, темно, лепетно. Для Кондратова прогресс был нечто "само собой". Пришло, появилось – хорошо! – посмотрим, как это можно использовать. Такое "использовать", такой "прагматизм" роднит Кондратова с английскими пуританами – переселенцами в Северную Америку; тут, кстати, и одержимость, но не религиозная.

Кажется, Кондратов считал себя буддистом. Трудно совместить его бешеную активность и работоспособность со всякого рода восточными наркозами, однако принципиальное нежелание Александра Михайловича заглядывать внутрь, добираться туда обычными экскурсионными тропинками несколько напоминает дзен в пересказе доктора Судзуки. И потом: перевыполнять ткацкие нормы по производству покрывала Майи – чем не своеобразный буддический гностицизм? Иначе не объяснишь написанных (и изданных!) Кондратовым пятидесяти двух научно-популярных книг.

Александр Кондратов любил задаваться вопросом, в каком раю (христианском, мусульманском, Валгалле) оказался после смерти Генри Миллер. Для него не было вопроса: а вообще в рай ли попал автор "Тропика Рака"? Что-то подсказывало Кондратову: хорошие люди попадают в рай. Без сомнений. Вот и я размышляю лишь о конфессиональной принадлежности того Эдема, в котором нынче пребывает Александр Кондратов.

И еще добавлю:

1. О личном знакомстве. Слышал о Кондратове я с детства: мой отец был дружен с Александром Михайловичем – и чудачества этого лингвиста-йога-спортсмена-историка-путешественника-археолога-литератора-богзнаеткогоеще уже тогда (воспользуемся старомодным оборотом) "поразили мое воображение". Я представлял его каким-то жюль-верновским героем (и не ошибся). Лет в 13, роясь в отцовском книжном шкафу, я наткнулся на самиздатовские сборнички стихов Кондратова. Как ни странно, но именно они – эти "Пушкиноты", "Горькие Максимки", "Некраски", "Толстовки" впервые зацепили мое рассеянное внимание за бесконечное зубчатое колесо отечественной словесности. Я все мечтал, что как-нибудь выйду к доске и прошиплю в физиономию ненавистной училке-литераторше: "Писушкин, / Пирушкин, /Пичужкин, / Поюшкин – /наш ляжкин, / наш пьюшкин"... и т.д. Не вышел.

2. Стихи А.Кондратова – лирика, только лирика не в открытом виде (душевное состояние), – она в самой "формальной" заинтересованности..." (В.Альфонсов).

3..Читая "буддический", помните, что это не есть "буддистский". ( См. разъяснения по этому поводу А.М.Пятигорского в "Философии одного переулка".