Я мчусь в Ленинград. Поступать в журналисты

ПО ЗОВУ СЕРДЦА!

Лето 1951 года… Последние дни в Каменске-Шахтинском. Заплаканная мама собирает в дорогу. Моя золотая медаль уже переплавлена в тигеле у дантиста. Конечно, отсчитанные им 600 рублей- не деньги, но всё же. На билеты хватило. Завтра в 11 поезд «Ростов – Ленинград», плацкартный вагон. Впрочем, возможно, не Ростов, а Адлер. Или Краснодар. Неважно – откуда, важно - куда. Еду поступать на журналистику в Ленинградский государственный университет имени Жданова Андрея Александровича. Ах, это имя! Как часто звучало оно на наших уроках литературы!

Я и поехал… Почему в Ленинград? Да потому что в Питер поехала поступать в консерваторию Нонка Жаринова, моя школьная любовь. А почему на журналистику? Как там пишут газетчики: «По велению сердца»? «Стезя призвания»? «Юноша, наконец обдумавший житьё»? Ха! В городской газетке я лишь однажды напечатал заметку о шахматном турнире, в котором, кстати, сам и победил. Иных публикаций не было. Так что о призвании, стезе и обдуманном житии скромно умолчим. Да, я лучше всех в классе писал сочинения, считался большим эрудитом в литературе и даже презрительно дерзил нашей пожилой русачке Елене Васильевне. В том году она, к своему несчастью, впервые взяла 10 класс с этим ужасным, ступенчатым Маяковским! «Облако в штанах», думаю, до последних дней виделось ей в кошмарных снах после того как я, будучи апологетом великого поэта-футуриста, учинил на уроке скандал с демонстративным швырянием в угол класса своего сочинения, запятнанного дурацкими пометками красными чернилами.

Я шёл на золотую медаль – единственный претендент! - и дирекция рисковать не решилась. Елену Васильевну на всякий случай от нас убрали. Новая учительница была еще молода, интеллигентна, прекрасно одевалась – муж ее занимал какой-то большой пост.. Мы все поголовно влюбились в Ираиду Дорофеевну, съездили вместе в недальний от нас Краснодон на экскурсию, несколько нас разочаровавшую, так как у Фадеева молодогвардейцы были… Скажу мягко: слегка приукрашены. Зловещая «черная биржа», подожженная Сергеем Тюлениным, оказалась приземистым каменным сарайчиком, а писаная красавица Любка Шевцова в жизни гляделась совсем заурядной девчонкой.

Думаю, что именно приезжая эта учительница и подтолкнула меня связать жизнь с русской словесностью. Но только подтолкнула, а не вывела на эту самую стезю. Тем летом Виктор Саврасов, друг детства, приехав на каникулы, яро тянул меня к себе в МВТУ, на факультет «РТ», то есть, реактивной техники, и это выглядело весьма романтично. Однако о Москве не могло быть и речи. Ракеты ракетами, но ведь Нонка-то Жаринова уезжала в Ленинград! И тоже поступать, только в консерваторию. Именно это обстоятельство, а не могучая любовь к русской словесности, определило тогда вектор моей судьбы. В Питер, только в Питер! Р-р-разлуки не перенесу!

Так что, как видите, избитый заголовочек «По зову сердца» здесь вполне оправдан. Влюблён я уже был целых три года, а целовались мы, на лавочке сидючи, всего месяца три. Гормон играл ой-ой-ой как!

НОНКА

Какой же она была, эта провинциальная барышня, что лишила Советскую Армию будущего создателя непревзойдённых космических и военных ракет?

Нонка Жаринова, ученица параллельного 7 класса «а», была героиней моего единственного школьного романа.

Впрочем, она мне слегка нравилась и раньше. В пятом мы с нею даже танцевали на школьной сцене какой-то матросский, что ли, танец. Потом семья наша уехала в Черниковск, через год вернулась. Я был уже четырнадцатилетним семиклассником. Пора было влюбляться, и это случилось.

Была ли Нонка красавицей? Нет, конечно. Разве что для меня. Но хорошенькой – безусловно. Высокий круглый лоб, чуть скуластое лицо, резковато очерченный рот, темно-каштановые, мягко волнистые волосы, широковатые брови. Всё довольно-таки обыкновенно.

Мы стали дружить...

Стоп! Здесь необходимо чисто терминологическое уточнение. В наши молодые годы учителя острили: «Если мальчик с девочкой х о д я т, можно не беспокоиться. Если они г у л я ю т – внимание, уши держи востро! Но уж если д р у ж а т, то жди вскоре ребеночка».

Но мы с Нонкой т а к не дружили. Нам было не потому интересно быть вместе. И одним из узлов, которые нас с ней туго стянули, стал вокал. Её, разумеется, не мой. Нонка мечтала о консерватории, знала десятки романсов, лирических песен и опереточных арий, и ни один школьный вечер или концерт не обходился без того, чтобы она и наша одноклассница Лиля Рубцова не сорвали овации зала.

К тому времени мы уже вовсю целовались на улошных скамейках, которые затаскивали под сень сиреневых кустов. Но… в СССР секса, как известно, не было, и страсти наши ограничивались лишь нескромными прикосновениями.

Потом были госэкзамены… Нонка уехала в Ленинград. и я вслед за любимой двинул в Питер поступать в ЛГУ на журналистику.

А потом, в Ленинграде, мы почти и не встречались. Разошлись как-то сразу, без размолвок и ссор. И у неё, и у меня началась совсем другая жизнь, мы потеряли интерес к друг другу – слишком много нового на нас навалилось. В консерваторию Нонка не поступила, сдавала в инъяз и прошла по конкурсу на отделение английского языка, где училась сестра Галя. И чем дольше мы жили в Питере, тем дальше отстранялись от своего прошлого. Только однажды в Каменске и увиделись, потом мама переехала в Ленинград, и с тех пор уже и каникулы мы проводили порознь.

На каникулах-то Нонка и вышла замуж за кинорежиссера. В середине пятидесятых годов Сергей Герасимов начал съемки своего знаменитого четырехсерийного «Тихого Дона». Фильм про Дон, а снимали его на нашем Северском Донце. Больше того – на хуторах Старой Станицы, как раз напротив Каменска. Льщу себя надеждой, что какие-то кадры сняты были и в Чеботовке, где хуторским атаманом был в свое время мой прадед Василий Копылов.

И еще были встречи. Уже в Москве, когда я прилетал на собкоровские совещания. Приходили мы к ней с Виктором – он поддерживал с Нонкой связь, пока она не разменяла квартиру и окончательно не потерялась.

…После, бывая в Москве, я всякий раз пытался найти Нонку. Но безуспешно.

Но восстановим строгую последовательность событий.

Лето 1951-го года. Следом за Нонкой я еду в Ленинград.