Интенция, рождающаяся в теле

Посреди этого первоначального хаоса, неясного и расплывчатого, имеющегося или приобретаемого слияния, пред-дифференциации, находящейся у ис­токов преждевременной дифференциации, динами­ка индивидуации опирается на явление интенции, ее идентификацию и ее признание. Если мы принимаем гипотезу поля и тем самым гипотезу локализованной активности, локализованной речи, неясная интенци-ональность, которая изначально является всего лишь направленность понимания, в гораздо большей степе­ни должна служить открытию и/или изобретению го­ворящей речи, чем сказанной речи; по крайней мере, надо искать говорящую речь в сказанной речи.

Тело «не просто одно среди множества всех выра­зительных пространств... Наше тело — первопричина всех остальных [пространств], само движение выра­жения... первоисходная операция означения, в рам­ках которой выражаемое не существует отдельно от выражения»⁹⁵. Значение делает одушевленным мое

⁹³ Merleau-Ponty M. Phenomenologie de la perception, p. 229
(русск. пер.: Мерло-Понти М. Феноменология воспри­
ятия, с. 254-255)

⁹⁴ Perls E, Hefferline R., Goodman P. Op. cit.

⁹⁵ Merleau-Ponty M. Phenomenologie de la perception, p. 171,
193 (русск. пер.: Мерло-Понти М. Феноменология воспри­
ятия, с. 195 - 196, 220).

тело точно так же, как оно одушевляет мою рождаю­щуюся речь. Интенциональность и телесность про­буждают друг друга. И это не в связи с ясными зна­чениями, выработанной идеей, что другой общается со мной или скорее я общаюсь с ним, но в силу неко­его телесного стиля бытия, говорящей речи, которая может быть вербальной или невербальной. И приня­тие мной интенциональности другого не является об­думанной мыслью, рефлексивным и эксплицитным осознанием, а есть некоторая модальность моего су­ществования в модусе «затронутого бытия».

«Общение, или понимание жестов, достигается во взаимности моих интенций и жестов другого, моих жестов и интенций, читающихся в поведении друго­го. Все происходит так, как если бы интенции другого населяли мое тело, а мои интенции населяли тело дру­гого. Жест, свидетелем которого я являюсь, "очерчи­вает пунктиром" интенциональный объект. Этот объ­ект становится актуальным и полностью понимается, когда способности моего тела приспосабливаются к нему и его охватывают. Жест находится передо мной как вопрос, он указывает мне определенные чувстви­тельные точки мира, призывает меня присоединиться к нему»⁹⁶, — замечательно пишет Мерло-Понти.

Первый контакт устанавливают не столько слова, а некая значимая интенция, которая приводит в дви­жение речь и тело в некоем имплицитном регистре. Пациент встречает некое лицо, и осознанно или не­осознанно испытывает на себе действие его интенци­ональности. В таком именно смысле совершающее­ся на ощупь переведение в слова того, как другой за­трагивает меня, отражает некоторое число признаков,

⁹⁶ Merleau-Ponty M. Phenomenologie de la perception, p. 215-216 (русск. пер.: Мерло-Понти М. Феноменология воспри­ятия, с. 242).

158

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого 159

которые могут позволить сообразовывать его импли­цитную нацеленность и тем самым способствовать его дифференциации.

Экспрессивность тела необходимо отличать от на­мерения обозначать. В самом деле, факт обозначе­ния состоит в использовании некоего знака для ука­зания другому человеку на объект и его смысл. Выра­жать нечто не подразумевает опосредования при по­мощи знака. Улыбка не знак, в котором я мог бы уви­деть некий смысл; она телесная модальность смысла, интенциональность, переживаемая субъектом; и она будет наделена смыслом в ее восприятии другим че­ловеком; смысл создает ответная реакция.

Телесное переживание субъекта редко бывает не­зависимым от интенциональности, которой оно чре­вато. Чтобы убедиться в этом, я предлагаю читателю проделать небольшой и очень простой эксперимент. Сосредоточтесь, вытените руки перед собой и слегка коснитесь кончиком указательного пальца левой руки указательного пальца правой руки. Удержите в памя­ти те ощущения, которые вы смогли идентифициро­вать в каждом из ваших указательных пальцев. Затем повторите тот же жест наоборот, т. е. указательным пальцем правой руки коснитесь указательного паль­ца на левой. Вы, без сомнения, заметите, что ощуще­ния двух ваших указательных пальцев различны и за­висят от того, была ли вашему указательному пальцу присуща интенциональность «коснуться» или «чтобы его коснулись». Со строго механической точки зре­ния ощущение должно быть одним и тем же. Но ког­да тот палец, который касается, превращается в па­лец, которого касаются, вдруг возникает разница, ко­торая продиктована спецификой интенциональнос­ти, а не каким-то объективным фактором.

Но единственный доступ, который я могу иметь к интенциональности другого, связан с его экспрес-

сивностью. «Другой a priori определяется в каждой из систем своей выразительной, то есть имплицит­ной и упакованной ценностью... Другой неотделим от составляющей его экспрессивности... ради пости­жения другого как такового мы были вправе потребо­вать особые опытные условия... : момент, когда вы­раженное еще не существует (для нас) вне того, что выражено»⁹⁷, — так утверждает Делез, и он даже при­бавляет следующее: «Нужно понять, что другой — от­нюдь не одна среди прочих структур в перцептивном поле... Это та структура, которая обусловливает все поле и его функционирование»⁹⁸.

Феноменология научила нас тому, что невозмож­но отделить вещи от их способа кому-то представлять­ся. Данная гипотеза заставляет самым радикальным образом отринуть от себя веру в нейтральность тера­певта и побуждает нас, напротив, рассмотреть модаль­ности, в которых они появляются как конститутивные для самого феномена. Вместо того, чтобы оплакивать присутствие моей субъективности, включая то, что в ней можеть быть детерминирующего для организации поля, я претендую на мое «затронутое бытие» как ору­дие понимания другого. Брак говорил, что художник стремится «не воссоздать некий жизненный факт, а со­здать изобразительный факт»⁹⁹. По аналогии я бы ска­зал, что терапевт стремится не воссоздать некий жиз­ненный факт, а создать терапевтический факт.

Мы, таким образом, удаляемся от подхода, кото­рый объявляется научным, и непосредственно приоб-

⁹⁷ Deleuze G. Difference et repetition. P., 1968, p. 334-335
(русск. пер.: Делез Ж. Различие и повторение. СПб., 1998,
с. 314-315).

⁹⁸ Deleuze G. Logique du sens. P., 1969, p. 58 (русск. пер.: Де­
лез Ж. Логика смысла. Екатеринбург, 1998, с. 404).

⁹⁹ Braque G. Cahier (1917-1955). P., 1994, p. 30.

160 Жан-Мари Робин

щаемся к эстетической практике. Если я хочу понять (я говорю «понять» (com-prendre), а не «объяснить» (ex-pliquer)¹⁰⁰) и почувствовать свет, надо ли мне об­ратиться скорее к физикам, которые расскажут мне о фотонах и волновых явлениях, или же к картинам ху­дожников минувших столетий? Терапевтическая си­туация есть ситуация придания формы, конструиро­вания и деконструкции форм (гештальтов) в ходе и посредством встречи — которая может оказаться кон­фликтной — двух интенциональностей.

Предварительное заключение

Изрядное число философских, социологических, психологических или психотерапевтических подхо­дов ставят понятие субъекта в центр своих теорий и своей практики. Наши мыслительные схемы постро­ены на этом предрассудке. В рамках данных подходов понятие self (или субъекта и т. п. — название роли не играет) отправлено на задворки, поскольку оно сме­шано с понятием индивида. От него отгораживают­ся, и его отвергают. Гештальт-терапия, зародившая­ся в 1940—1950-х годах, приняла на себя труд теоре­тической работы для психотерапии, отчего та пош­ла трещинами, которые эта новая мыслительная сис­тема начала обнаруживать. Трещины стали брешью, провалом, а затем обернулись сменой парадигмы. Все

¹⁰⁰ Автор обращает внимание на морфемы, из которых со­стоят эти два французских глагола. Com-prendre, «пони­мать», можно буквально истолковать как «с-хватывать». В слове ex-pliquer, «объяснить», автору слышится слово 1е pli, «складка, сгиб», и, соответственно, глагол в букваль­ном смысле означает действие «раскрытия, развертыва­ния» (например, сложенного письма и т. д.). То и другое верно (Dauzat A. et al. Nouveau dictionnaire etymologique et historique. P., 1971, p. 184, 289). - Прим. пер.

Быть в присутствии другого 161

должно быть перестроено в перспективе поля, тера­пия должна быть переосмыслена как ситуация, прак­тика — как контакт, выражение — как эффект поля, не как манифестация психики, которую выражение ско­рее порождает, нежели является ее следствием.

В ходе терапевтической встречи оба ее участника могут стремиться позиционировать себя в качестве су­ществующих a priori, индивидуализированных участ­ников взаимодействия. Это образ действия, за кото­рым стоят десятилетия практики. Другой образ дейс­твия может возникнуть на том фундаменте, который заложили основатели гештальт-терапии, и исходя из данного ими определения self. Self, катализатор функ­ций нужных для того, чтобы вступить в контакт с но­вым и осуществлять акты творческого приспособле­ния, включен в ситуацию. Гештальт-терапевт вклю­чен в ситуацию, и эта включенность составляет часть самой структурации поля. Он влияет на другого, и другой на него влияет. Имплицитная интенция каж­дого может быть проговорена на основе опыта, пе­реживаемого каждым в своих чувствах и в своем вос­приятии. В таком отношении момент предконтакта, появления и/или конструирования фигуры является решающим. Действительно, он позволяет ориентиро­ваться в том, что есть то же самое, в том, что извест­но, в том, что рассказывается; он также может позво­лить уйти от недифференцированного, которое долж­но индивидуализироваться всегда-и-постоянно. Как в сказке Медарда Босса, процитированной в начале этой статьи, терапевт должен добавить своего «верб­люда» к данным ситуации, даже если он не подозре­вает о том, что из этого получится. Его интенциональ-ностью будет просто открывать условия возможного. Формы должны из этого возникнуть.

7. «Я - это я и мои обстоятельства»