Одной вам не раздеть ее, — заметил капитан, вставая рядом на колени.

Вдвоем они с трудом сняли с Геарты лиф, тяжелые верхние и пышные нижние юбки. Блейз сдернула с ног служанки башмаки, оставив ее в чулках и кофточке.

Снимите с нее чепец и распустите волосы, чтобы в них не накапливался пот, миледи. Помню, моя мать говорила: нельзя, чтобы пот накапливался на теле. Она добавляла, что чем больше потеешь, тем лучше, — с потом выходит вся болезнь.

Спасибо, — кивнула Блейз и послушалась его совета.

Мы по очереди будем присматривать за ней, миледи, — решил капитан. — Пока идите и отдохните — за день вы слишком устали.

Нет, — отказалась Блейз. — Я посижу с ней, пока не захочу спать. Геарта — моя подруга, капитан. Я не могу бросить ее, она бы меня не оставила.

Капитан кивнул и отправился в другой конец сарая, где мужчины расседлывали коней и готовились ко сну, завернувшись в плащи. Пятеро, которые не переболели потницей, улеглись снаружи — в том числе и помощник конюха.

Блейз сидела, терпеливо обмывая лицо горничной прохладной водой. Бедняжка Геарта буквально горела, и, несмотря на все старания Блейз, жар не утихал. Но Блейз не прекращала работы, окуная чистую тряпку в воду, пока та не замутилась от пота, сбегавшего струйками по телу Геарты, пропитывающего кофточку и плащ. Спустя несколько часов Геарта начала трястись, и Блейз накрыла ее своим плащом, но так и не сумела остановить дрожь. Так продолжалось всю ночь, пока наконец Блейз не увидела свет, проникающий сквозь щелястые стены сарая, и не поняла, что пришло утро. Геарта была еще жива, но ей становилось все хуже.