Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА. растают в ненависть, пока взаимоотношения полностью не распадаются

ЭГО И ТЕЛО

313

растают в ненависть, пока взаимоотношения полностью не распадаются. Катастрофический эффект вины обычно бывает заметен во взаимоотношениях между родителями и детьми или между мужем и женой. Родитель, отыгрыва­ет вину по отношению к своим детям, обижает их, а те, в свою очередь, обижают родителей и чувствуют себя в этом виноватыми. Возникает антагонизм, который усили­вает вину обоих сторон. Кабинеты психиатров полны па­циентов, ненавидящих родителей и чувствующих, что их держит вина, которую они испытывают по этому поводу. Точно также вина между мужем и женой приводит к бо­лезненной ненависти.

Родители хотят любить своих детей, но винова­тый родитель соблазняет ребенка вместо того, чтобы любить его. Цель соблазнения состоит в том, чтобы сбли­зиться, но в результате возникает отчуждение. Оно моти­вируется любовью, но вина разрушает его. Устраните ви­новатость, и тогда любовь сможет выражаться честно и направленно, не замутняясь негативными чувствами. Если возникают негативные чувства, они также выразятся чест­но и направленно. Человек может справиться с ними, поскольку они открыты и откровенны.

Вина — это концептуальная эмоция, поскольку она развивается, когда чувства становятся предметом мораль­ного суждения. Если оно негативное, чувство связывается с виной, а если позитивное, чувство ассоциируется с пра­ведностью. Моральное суждение возникает в эго путем ин­корпорирования знаний. Ребенок учится, как себя вести и как понимать, какой эффект его действия произведут на окружающих. К примеру, он знает, что его родители будут злиться, если он не любит их, что они будут вне себя, если он не уважает их. Однако, ребенок не может научиться чувствовать. Он будет любить родителей, если их позиция по отношению к нему инспирирует это чув­ство, и будет уважать их, если их поведение побудит его к этому. Если его чувства критикуют, это может вызвать только чувство вины. Ребенок начинает чувствовать, что у него есть роль в драме жизни, что он во власти добра

и зла. которое зависит от того, как он будет исполнять эту роль. Он начинает чувствовать ответственность за свои чувства. Социальная жизнь была бы невозможна без та­кой ответственности. Проблема, однако, состоит в том, как сохранить ее, избежав при этом чувства вины?

Мой ответ таков: человек отвечает за свои дей­ствия, а за свои чувства он отвечать не может. Чувства — это биологическая реакция тела, которая находится за пределами диктата эго. Роль эго состоит в том, чтобы понять чувство, а не судить о нем и не контролировать его. Ему подконтрольны действия. Здоровый человек, ко­торый злится или чувствует сексуальное возбуждение, спо­собен контейнировать свое чувство до тех пор. пока не найдет подходящего случая и не выразит его. Это — от­ветственное поведение. Здоровое эго не беспомощно в отношениях с телом. Если экспрессия чувства в словах или делах может помешать, эго способно удержать эту экспрессию, конролируя произвольную мускулатуру, и в то же время не отрицать и не вытеснять чувство. Вреда мож­но избежать, не создавая внутреннего конфликта.

Когда человек считает свое чувство «плохим», он подавляет его и осуждает себя за то, что переживает его. В результате, действия не совпадают с исходным чувством, а отражают вину или самоосуждение. Подавление и вы­теснение чувства приводит к утрате самовосприятия, что ослабляет эго и подрывает его способность действовать ответственно.

Печаль, злость и страх (в отличие от вины и сты­да) можно назвать эмоциями восприятия, поскольку эти чувства прямо воспринимает эго и не выносит по их по­воду оценочных суждений. Если прямо воспринимаемые чувства рассматриваются эго как плохие или хорошие, они утрачивают свою биологическую ценность и приобретают моральную или концептуальную оценку. Это порождает ситуацию, в которой самопринятие очень затрудняется или становится невозможным.

Пациенты обычно обращаются ко мне по поводу злости или печали, спрашивая, плохие это чувства или

314

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

ЭГО И ТЕЛО

315

хорошие? Как я могу судить об этом? Чувства не подчиня­ются рациональным законам причин и следствий. Поэто­му наука их не исследует. Они относятся к сфере общно­сти, а не причинности. На чувства влияют другие чув­ства, действие для этого совершенно не обязательно. Сча­стливый человек поднимает настроение у окружающих, хотя не делает ничего особенного, чтобы этого добиться. Мрачный человек действует подавляюще, даже если не произносит ни слова. Чувства как инфекция, они распро­страняются в континууме и охватывают всех, кто нахо­дится в радиусе их действия.

Когда идея причинности прикладывается ко взаи­моотношениям, которые происходят в сфере общности, возникает смущение и виноватость. В отношениях детей и родителей на ребенка гораздо больше влияют чувства отца и матери, нежели их действия. Он бывает потрясен материнским несчастьем, его волнует тревожность мате­ри, он расслабляется, когда она довольна: все это почти не зависит от ее действий. Родители, не понимающие это­го принципа, смущаются откликами ребенка. Они жалуют­ся: «Я не могу понять его реакции. Я не могу ничего поделать с ним». Ребенок реагирует телом на тело мате­ри, а не умом на ее слова или дела.

Родители, мыслящие только в терминах причин­ности, не могут принять негативных чувств. Поскольку они принимают на себя ответственность за то, что чув­ствуют, то пытаются отрицать или подавлять негативные чувства. Не сознавая собственных чувств, они будут нака­зывать ребенка за враждебное поведение и не ощущать при этом роли своих собственных вытесненных чувств. Идея наказания детей чужда примитивным людям. В их реальности чувства принимаются и спонтанно выражают­ся. Позволительно ударить ребенка в приступе злости, но не наказать. Если бы мы научились принимать свои чув­ства без моральных суждений, наша жизнь была бы ме­нее обременительной.

Необходимо различать концепцию вины и чувство вины. Перед судом закона вина или невиновность челове-

ка устанавливается сообразно его действиям. Он может быть виноват в нарушении закона, который покарает его, но не может быть виноват в тех чувствах, которые возни­кали в то время, когда он совершал действие. В повсед­невной жизни, однако, вина может затрагивать чувства больше, чем дела, и в результате возникает эмоциональ­ное заболевание. Я постоянно встречаюсь с пациентами, которые страдают непомерным чувством вины, но не мо­гут понять, почему же они чувствуют себя виноватыми. При глубоком анализе этих случаев я не смог обнаружить каких-то действий, которые могли бы объяснить данное чувство. Но я неизменно обнаруживал, что пациенты счи­тают ненависть и сексуальность плохими с точки зрения морали и поэтому подавляют их. Когда эти чувства высво­бождены, ощущение вины исчезает.

На уровне тела не существует ни вины, ни стыда. Но только животные и младенцы полностью живут те­лом. Понятие вины и стыда возникает у примитивных людей и детей в результате развития эго и приобретения знаний. Однако вина, которую переживает примитивный человек или нормальный ребенок, связана с совершением дела, нарушением табу или посягательством на запрет. И примитивный человек, и ребенок достаточно отождеств­лены с телом, чтобы принять эти чувства как естествен­ные. Вина и стыд возникают у современного человека, когда нарушена его отождествленность.

Стыд является концептуальной эмоцией, посколь­ку он возникает, когда о телесном функционировании су­дят с точки зрения социальных ценностей, а не биологи­ческих. Ментальная активность ценится выше физической. Употребление пиши социально приемлемое действие, а вот дефекация — дело интимное. В нашей культуре лицо гор­до выставлено напоказ, а вот ягодицы обязательно долж­ны быть прикрыты одеждой, обнажать их считается стыд­ным. Находясь в общественном месте, человек может спо­койно прикоснуться к носу, а прикоснуться к генитали­ям — нет. Эти различия имеют рациональное объяснение. Мы преклоняемся перед телесной активностью, которая

316

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

ЭГО И ТЕЛО

317

манифестирует силу ума или эго. Функционирование тела не является предметом контролирования эго, и этот кон­троль не проявляется, когда мы дома или в туалете. Вооб­ще говоря, функционирование верхней части тела имеет большую социальную ценность, чем нижней. Функции, связанные с головой более синтоничны эго, чем их даль­нейшее перемещение.

Стыд относится к тем функциям тела, которые происходят на уровне животного. Усилия человека, направ­ленные на то, чтобы встать выше животного, ясно видны на примере еды. Если человек ест жадно, о нем говорят, что он ест, как свинья. Но если же он жадно накапливает деньги, они приносят ему престиж. Не принято хлебать пищу, как животные, или брать ее руками. Мы едим, ог­раничивая себя, чтобы доказать, что мы можем укротить свои стремления и поэтому превосходим животных. Но если это желание возвыситься над животными заставляет нас стыдится телесных желаний, мы жертвуем удоволь­ствием тела.

Очевидно то, что ребенка можно научить, как вести себя среди людей: ему необходимо усвоить, как ве­сти себя за столом, как обращаться к другим людям, как следует одеваться. Этот тренинг необходим, если люди хотят жить в сообществе. Социальная жизнь была бы не­возможна, если бы не существовало понятия о вине и стыде. Но когда вина и стыд распространяются на скры­тые чувства так же, как и на действия, база для радост­ной жизни рушится.

Шизоид стыдится своего тела. Это чувство стыда может быть сознательным и выражаться замечаниями типа «Мне не нравится мое тело» или «Мое тело безобразно», а может оставаться бессознательным. В последнем случае часто можно встретиться с эксгибиционизмом. Человек выставляет себя, пытаясь отрицать чувство стыда. В обо­их случаях, однако, отождествление с телом слабнет. Чув­ство стыда и вины являются симптомами утраты отожде-ствленности. Чтобы восстановить единство личности, не-

обходимо преодолеть чувство стыда, связанное с собствен­ным телом.

Существуют и другие концептуальные эмоции, к примеру самовлюбленность и тщеславие, которые тоже искажают личность. Они отражают, как эго понимает то впечатление, которое физический внешний вид человека производит на других. Самовлюбленный человек поглощен своим внешним видом, а тщеславный одержим им. Это чрезмерное внимание к внешнему виду является ухищре­нием эго, с помощью которого оно пытается отрицать значимость чувств.

------------ ЗНАНИЕ И ПОНИМАНИЕ

Доминирование в наше культуре эго и его образов проглядывает в изобилии слов, окружающих современного человека. Слова используют, чувствуя, что невозможно уста­новить отождествленность, ощущая брешь между сферами переживания и пытаясь объединить различия, которые от­деляют одного человека от другого. В отчаянных поисках смысла, люди обращаются к словам, в то время как на самом деле нуждаются в чувствах.

Слова обманывают, когда они оторваны от чув­ства, и когда они подменяют действие. Родители гово­рят о любви к детям, но утверждения не эквивалентны действиям любви. Экспрессия любви представляет со­бой заботу, поцелуй или другой вид физического кон­такта, который выражает ласку. Вербальное заявление «Я тебя люблю» означает желание близости и подразу­мевает физический контакт. Теоретически, это заявле­ние выражает чувство, которое позже перейдет в дей­ствие. На практике же оно часто заменяет действие. Одна из моих пациенток описала обман, который она «пережила из-за слов»:

«Слова, слова, слова. Они чувствуют тебя слова­ми, а ты не чувствуешь ничего. Отец называл меня своей

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

ЭГО И ТЕЛО

319

кареглазой Сюзи, но я никогда не могла притронуться к нему, когда мне это было необходимо».

Во второй главе я сказал, что шизоидный индиви­дуум подменяет чувство реального контакта с людьми псев­доконтактами. Слова — это одна из форм такой подмены, если они заменяют чувства и действия.

Терапевт находится в уникальной позиции, позво­ляющей оценить коварный аспект языка. Час за часом он лечит человеческое существо, которое повреждено и за­колдовано словами. Он видит, и особенно у шизоида, по­чти непреодолимую расщелину между чувствами и слова­ми. Он наблюдает ту безнадежность, с которой пациенты пытаются навести мосты, используя все больше слов. Ему видно отражение детства его пациентов, в котором фигу­рируют амбивалентные родители, чьи слова противоречат чувствам, родители, которые используют обольщающие и соблазняющие фразы, чтобы скрыть ненависть, «высокие» выражения, чтобы замаскировать отвержение и обвини­тельные фразы, которые произносятся «во имя любви».

Отождествленность с телом позволяет человеку избежать обмана слов. Она обеспечивает эго фундамен­том реальности. Опасность языка заключается в его спо­собности околдовывать неосторожных. Кто неосторожен? Быть неосторожным — значит не сознавать; быть неосто­рожным, это значит не контактировать со своим соб­ственным телом. Область чувств недоступна неосторож­ному человеку — состояние, которое вызывает у него тревогу, заволокли его суждения, делающие его привер­женцем слов.

Лесть — простой пример использования слов для того, чтобы обмануть. Человек становится уязвимым для лести, если он не находится в соприкосновении со своим телом и представляет его с точки зрения образа эго. По­скольку эго не покоится на твердом фундаменте телесно­го чувствования, ему необходимо подкрепление и поддер­жка извне. В этом отношении человек, как депривирован-ный ребенок, который отчаялся получить материнскую привязанность. Тот, кто льстит, — умный соблазнитель.

ощущающий это отчаяние жертвы. Человек, находящийся в контакте с телом, менее подвержен этому соблазнению, он обладает большей способностью определить фальшь того, кто льстит.

Легковерность людей отражает отрицание тела. Легковерный человек безволен и не способен прямо по­смотреть на реальность жизни. Он игнорирует реаль­ность своего собственного тела и не может поэтому уви­деть, что на самом деле он — демагог. Он не видит гри­масы, жесты злобы, глухой тон, холодные глаза и небла­гополучное тело того, кто говорит. Он закрывает глаза на эти физические знаки, которые рассказывают о лич­ности, об эго, которое оторвано от тела; он подвержен колдовству слов.

Знание может быть ложным, если оно не связано с пониманием. Как и эго, частью которого оно является, знание должно быть укоренено в теле, если оно существу­ет для того, чтобы помочь человеку обогатить его жизнь. Когда знание заземлено в чувствах тела, оно становится пониманием. Знать, к примеру, что имеешь кровосмеси­тельное влечение к матери — это значит иметь информа­цию об этом, а понимать — значит чувствовать, как это выражается в страхе агрессии, в неспособности стоять на собственных ногах, в напряжении тазовой области, кото­рое снижает сексуальное чувствование.

Буквальное значение слова «понимание» опреде­лила пациентка во время групповой терапевтической сес­сии. Она осмотрела другого пациента, который шатко и неуверенно стоял на ногах, и сказала ему: «Ты не понима­ешь». Эго, с его знанием, шатко и неуверенно, если оно не стоит на реальности тела и его чувств. Когда эго уко­реняется в теле, человек получает инсайт, проникает в себя самого. Чем глубже корни, тем глубже инсайт.

Предвзятость против тела появляется из-за отож-дествленности с животной природой человека. Цивилиза­ция прогрессировала, чтобы возвысить человека над жи­вотным. Усилия прогресса породили несравнимое ни с чем эго человека; это должно было освободить его сияющий

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

ЭГО И ТЕЛО

321

дух это расширило и увеличило его сознание. Тело чело­века должно было очиститься, его чувствительность обо­стрилась, оно стало более разносторонним. Однако в этом процессе тело, как представитель животного, было опо­рочено. Но область животного включает влечение и вож­деление, радость и боль, а ведь именно на этой основе развивается здоровая подвижность организма. Ребенок рождается животным. Если в процессе обретения цивили­зованности и приобретения знаний он отвергает живот­ный аспект своего существа, то становится отчаявшимся индивидуумом с шизоидной личностью. Эго и тело обра­зовывают единство. Мы не можем отвергнуть одно ради другого. Мы не можем быть людьми, если не будем жи­вотными.

Человек прежде всего животное. Он животное, потому что зависим от животного функционирования тела. Однако в нормальных отношениях, он с трудом удержива­ет в уме, что первоначально он — животное. Он понима­ет, что в культуре доминируют эго-ценности и что она организована на основе причинно-следственных взаимо­отношений. Если он утрачивает свою животную природу, то становится автоматом. Если он отрицает ее, он стано­вится бесплотным духом. Если он извращает эту природу, то становится демоном.

Корни человека уходят глубоко в царство живот­ных. Чтобы понять его, необходимо связать настоящее с прошлым, эго с телом, а тело — с его животной приро­дой. Человек не может функционировать только на осно­ве причинности. Общность примитивного человека и це­лостность животного тоже часть его личности. Он может отрицать эти реальности, только поставив под угрозу свой рассудок. Если его эго не укоренено в теле, он становит­ся шизоидом. Он будет стыдиться своего тела и чувство­вать себя за это виноватым. Он утратит чувство отожде-ствленности.

Существуют признаки, которые указывают, что происходит переоценка тела как основы личности. Мы начинаем больше сознавать ту роль, которую играют хро-

нические мышечные напряжения в эмоциональном забо­левании. Более глубокое понимание животной природы должно повлечь за собой новое понимание животного. Мы открываем для себя важность тела после того, как эго длительное время «держало его в ссылке». Но пред­взятое отношение к телу как символу животного все еще существует.