ПАРАНОЙЯЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ И ПЕРЕЕДАНИЕ

Компульсивное поглощение пищи — это форма па­ранойяльного поведения. Человек, который компульсивно ест, «отыгрывает» чувство фрустрированности, ярости и вины. Переедание служит тому, чтобы редуцировать чув­ство фрустрированности, выразить ярость и сфокусиро­вать чувство вины. Поглощение пищи, то есть ее пожира­ние, представляет собой инфантильный способ выраже­ния агрессии. Компульсивный обжора буквально уничто­жает пищу, которая является символом матери, и, таким образом, находит бессознательный выход вытесненной ярости к ней. Однако, в то же самое время, мать симво­лически инкорпорируется в индивидуума, чтобы хоть на время освободить его от фрустрированности, которая бес­сознательно ассоциирована с ней. В конце концов, вина переносится с вытесненной ненависти на акт переедания, то есть совершается маневр, который маскирует истин­ные чувства и делает вину более приемлемой.

Фрустрация и лежащее за ней компульсивное по­глощение пищи возникает из-за материнского отрицания потребности ребенка в оральном эротическом удовлетворе-

нии. Ненависть пробуждается, потому что мать занимает соблазняющую позицию. У ребенка возникают ожидания, которые исполнить невозможно. Эта смесь желания и яро­сти, направленная на объект любви, вызывает чрезмерное ощущение вины, такой нестерпимой, что человек проеци­рует ее на других людей или перемещает на пищу. Когда это перемещение произошло, индивидуум попадает в ло­вушку, он начинает ходить по порочному кругу. Его вина усиливает фрустрированность и ярость, которые подталки­вают его к дальнейшему компульсивному поглощению пищи и еще большему ощущению вины. Часто бывает невозмож­но преодолеть переедание, не разрешив это чувство вины.

В бессознательном еда представляется материнс­кой грудью, то есть первичным источником питания. Од­нако, когда связь с матерью отягощена виной, возникшей из-за ее паттерна соблазнения и отрицания, страстное стремление к оральному удовлетворению переносится на отца. Его пенис становится заменителем соска и тоже идентифицируется с едой. Компульсивное поглощение пищи, поэтому, является символическим инкорпорирова­нием пениса и (у мужчин) отражает наличие латентных гомосексуальных тенденций. Гомосексуализм сублимирует­ся в переедание. В конце концов, сексуальное удовлетво­рение трансформируется в запретный плод, а сильное эро­тическое чувство ребенка вытесняется.

Связь между вытесненными сексуальными чувства­ми, паранойяльным поведением и перееданием иллюстри­рует следующий случай.

Пациент, которого я буду называть Альдо, прохо­дил курс терапии у одного из моих коллег. Это был моло­дой человек греческого происхождения, родители которо­го приехали в нашу страну, когда ему было два года. Те­перь Альдо было двадцать пять, в нем было пять футов и пять дюймов росту, а весил он 215 фунтов. По профессии он был официантом, что создавало дополнительный риск в связи с его привычкой беспрестанно есть. Хотя его вес затруднял выполнение обязанностей. Альдо был на удив­ление «легок на ногу». Жировые отложения локализова-

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

ЕДА И СОН

лись в области торса, бедер и верхней части рук. Лицо же, кисти и ноги были маленькими, а шея удивительно тонкой. Грудь тоже была узкой и худой. Жир в теле Аль-до прямо-таки затопил область талии и бедер, которые вместе с отведенным назад тазом производили впечатле­ние женоподобности. Конфликтные элементы в теле Аль-до путали его идентификацию. Он одновременно был и толстым, и худым, маскулинным и фемининным.

Из-за своего толстого тела Альдо чувствовал без­надежное отчаяние и изолированность. Он стеснялся по­дойти к девушке и стыдился проявить физическую актив­ность. Он чувствовал ужасную вину по поводу своего пе­реедания, но контролировать свой аппетит ему не удава­лось. Он мог похудеть, соблюдая диету, но когда ему не хватало воли, он снова начинал переедать.

Незадолго перед началом терапии у Альдо случи-лось переживание, которое заставило его понять, что он нуждается в помощи. Его отец умер шесть месяцев назад. Вслед за этим Альдо сел на строгую диету, которая значи­тельно снизила его вес. Во время посещения одной вече­ринки проявились его паранойяльные тенденции. Он вы­пил и был «на высоте», когда вдруг ощутил в себе иллю­зорную силу. Ему показалось, что он может предугадывать события и даже контролировать их. Я продолжу его соб­ственными словами.

«В углу комнаты я увидел молодую женщину. Голос сказал мне: «Она твоя». Тогда я подошел к ней и позвал: «Пойдем со мной. Ты моя». Когда она стала сопротив­ляться, я схватил ее за руки и начал выталкивать. Она позвала мужа, который пытался остановить меня.

Вещи потеряли смысл для меня. Она была моя и должна была пойти со мной. Я продолжал держать ее за руку, хотя ее муж отбивал ее у меня. Затем какой-то дру­гой мужчина наказал меня и повалил на землю. Все смот­рели на меня с ненавистью.

Я почувствовал панику. Я чувствовал, что мой мир рушится. Я думал, что если не удержу жизнь в собственных руках, то пропаду. Я схватил одного из гостей и с ужасной

силой швырнул его через комнату. Тогда все остальные муж­чины набросились на меня, и я покорился. Они держали меня до тех пор, пока я не затих. В конце концов несколь­ко человек оттащили меня домой. Когда я проснулся следу­ющим утром, я знал, что надо искать помощи.»

Альдо был уверен, что стоит ему понять значение этого эпизода, и он получит понимание (инсайт) своей личности, включая и проблему переедания. Переживание собственной силы было для него откровением. Он всегда считал себя покорным человеком, который боится авто­ритетов и неспособен отстоять себя. Его покорность явно скрывала вытесненную силу. Из-за позиции покорности его агрессия была недоступна в обычной жизни. В курсе терапии выяснилось, что смерть отца и потеря веса ста­ли оперативными факторами в генезисе паранойяльного срыва Альдо.

Однажды он вспомнил детский инцидент, который показывал связь между его силой и сексуальностью. Он осознал инцестуозные отношения с матерью, которые та вызывала у него, когда он был маленьким. «Она обраща­лась со мной, как с приятелем». Затем он добавил: «У меня было сильное чувство, что мальчиком я застал мать с отцом в постели и что я впрыгнул через окно в комна­ту, чтобы оторвать их друг от друга — выгнать отца из постели».

Было ли это на самом деле или это был всего лишь образ — не важно, а важно то, что эдипова ситуа­ция была очень интенсивной. Альдо принимал отца как врага, но одновременно идентифицировался с ним. Он чувствовал, что мать, которая была доминирующей фигу­рой в доме, отрицала и его, и отца. Он вспомнил, что она постоянно сравнивала его с отцом, подчеркивая, что отец — мужчина, а сын — ничто. Отец тоже не был спо­собен сделать ее счастливой. И тот, и другой были объек­тами ее жалоб и насмешек.

Отношение Альдо к матери было сложным. В той степени, в которой он отрицал маскулинность, его об­жорство получало одобрение. Мать Альдо очень внима-

208