Глава первая

Обычно это дисплей тренда истории, который имитирует работу аналоговых регистраторов.

Тренд истории состоит из многочисленных групп, при этом каждая группа отображает профили значений технологических переменных процесса, отражая изменения, происходившие за некоторый период времени.

Для анализа рабочих условий в пределах установки тренды истории предоставляют ценную информацию о динамике процесса в форме графиков и трендов за прошедшие даты.

Приложение A:

Перечень:

e — отклонение = SP - PV

G(s) — функция преобразования

Kp — усиление процесса

KC — пропорциональное усиление

Lp — "мертвое" время процесса

PB — пропорциональный диапазон

s — оператор системы Лапласа

t — переменная времени, время

TD — время дифференцирования

TI — время интегрирования

Tp — постоянная времени процесса

Предисловие

режде всего приношу извинения за то, чего вы не найдете в этой книге. Хотя я пишу здесь о Ветхом Завете, о «Библии, ко­торую читал Иисус», я не чувствую в себе ни склонности, ни права рассуждать о таких проблемах, как авторство и датировка, или по­гружаться в дебри литературного анализа и анализа жанра. Я чи­таю Библию как рядовой читатель, вступая во взаимодействие с ее контекстом, стараясь понять изначальный замысел автора. По­скольку сам я зарабатываю на жизнь пером, я порой пытаюсь «за­глянуть за кулисы» и угадать, почему автор выбрал определенный образ, создал непривычную метафору или начал свое повествова­ние с этого момента, а не с какого-нибудь другого.

После главы, описывающей Ветхий Завет как целое, я поставил ряд глав, посвященных важнейшим разделам Библии: ее истори­ческой части, пророкам, поэзии и притчам. Почему я выбрал в ка­честве образца определенные книги? Освальд Чемберс сказал как-то, что Псалмы учат нас молиться, книга Иова — страдать, Притчи — жить, а Екклесиаст — радоваться жизни. Я бы хотел относиться к чтению Библии с таким же ясным оптимизмом, но, боюсь, мой выбор — книга Иова, Второзаконие, Псалмы, Екклесиаст, пророки, отражает скорее мои сомнения и тревоги, а не надежду, что именно эти книги раскроют мне тайну жизни. Они стали для меня верными спутниками в паломничестве, в них я нахожу самого се­бя, и я пишу о них личностно и субъективно, не подвергая их ана­лизу

Я начинаю с книги Иова, поскольку в своих работах уделил не­мало место вопросам, поднятым Иовом. Многие ученые считают этот раздел древнейшей легендой, запечатленной в Библии, вели­чественной драмой, события которой разыгрались еще до эпохи Авраама. Иов снимает все покровы с взаимоотношений между че­ловеком и Богом — одинокий, нагой человек оказывается лицом к лицу с Господом. В Ветхом Завете часто повторяется одна и та же схема: Бог ограничивает Себя в пользу свободы человека. И тот факт, что книга Иова с ее мощным протестом против несправед­ливости Бога включена в Библию, усиливает значение этой посто­янной схемы.

Я выбрал Второзаконие потому, что мне импонирует его инто­нация меланхолического реализма. Все иудеи спешили как можно скорее перейти реку и войти в Землю обетованную. Но старый мудрый Моисей счел необходимым остановиться и обдумать те суровые уроки, которые его подопечные уже получили, и те гораз­до более жестокие беды, с которыми им предстояло вскоре столк­нуться. Поскольку теперь для нас выражение «перейти Иордан» стало обозначением духовного торжества, можно предположить, что мы так и не усвоили основной смысл этой изумительной кни­ги. Я написал другой вариант этой же главы для брошюры, прила­гавшейся к выпущенному компанией «Dreamworks» мультфильму «Принц Египта». Этот фильм передает историю Моисея и Исхода. В каких-то подробностях я следовал сюжету фильма, расцвечива­ющего новыми подробностями библейское повествование. Ев­рейские читатели этой книги были возмущены. Что это за песси­мизм, фатализм и даже скрытый антисемитизм в произведении, посвященном великому чуду исхода? Редактор даже написал на полях возле одного из наиболее суровых пассажей; «Это еще отку­да?». Мне пришлось объяснить, что все вызывающие протест цита­ты заимствованы из Второзакония, книги, которая входит в свя­щенную Тору.

Я много лет пытался разобраться с поразительными противо­речиями в псалмах и понял, что лучший способ осмыслить их — это откровенно признаться в том, что меня волнует и тревожит. Когда я сделал это, Псалтирь превратился в мою самую любимую книгу. В хоре составивших его голосов мы можем различить все интонации, какие только могут возникнуть в общении с Богом.

Каким образом книга Екклесиаста оказалась включенной в Библию? Я давно ломал себе голову над этим вопросом, особенно в те периоды жизни, когда сам был близок к циничному мировоз­зрению этого не слишком религиозного автора. Что же касается пророков, с самого детства мне приходится «оправляться» от про­поведнического злоупотребления этими таинственными книга­ми. Теперь я пишу о них, потому что хочу их постичь.

С некоторым сожалением я должен отказаться от обсуждения многих трудностей и проблем, с которыми сталкиваются люди, читая Ветхий Завет. К примеру, здесь есть по меньшей мере шестьсот сцен насилия, многие из которых инициированы Са­мим Господом. Как же нам сочетать это с проповедованием нена­силия, исходившим от Иисуса, Сына Божьего? Я готов был оставить все остальные темы и заняться исключительно этой, однако в таком случае у меня получилась бы совсем другая книга. Я же пишу не ради ученой дискуссии и не ради апологии, а скорее ра­ди более глубокого познания самого себя. К тому же этими про­блемами уже немало занимались гораздо более опытные иссле­дователи, чем я.

И все же я должен сделать еще два замечания. Во-первых, я счи­таю Ветхий Завет прежде всего реалистическим произведением. Когда я смотрю драму, подобную «Макбету» или «Королю Лиру», или же такой фильм, как «Крестный отец» или «Спасти рядового Райана», я сталкиваюсь с миром зла, насилия и мести. Эти страда­ния трогают меня, потому что я узнаю свой собственный, полный насилия мир — будь то закоулки Чикаго или поля сражений в Ев­ропе и Азии. В школе подростки стреляют друг в друга, террорис­ты взрывают дома и самолеты, полицейские избивают людей, за­кованных в наручники.

Ветхий Завет изображает мир таким, какой он есть, ничего не скрывая. На его страницах вы найдете повести о страстной любви и мести, ужасающие рассказы об изнасиловании и расчленении трупов, хладнокровный отчет о похищении людей и продаже их в рабство, достоверное изображение войны с ее благородными по­двигами и подлым предательством. Здесь нет ничего скромного и опрятного. Подонки вроде Соломона и Самсона приобретают сверхъестественный дар, а на долю безукоризненно хорошего че­ловека, Иова, выпадают лишь одни страдания. Сталкиваясь со все­ми этими катастрофами, мы можем возмущаться ими или отвора­чиваться от Бога, Который так или иначе к ним причастен. Вол­шебство Ветхого Завета заключается в том, что он допускает лю­бую реакцию. Бог предвосхищает наши недоумения и включает их в Священное Писание.

В книге «Дивная благодать» Кэтлин Норрис прекрасно описы­вает эту проблему: «Ныне многие люди чувствуют, что в их жизни чего-то недостает. Они испытывают острое желание «чего-то еще», духовного прибе­жища, общности веры, но, обращаясь к чтению Библии, они в итоге отбрасывают ее от себя. Меня это ободряет, мне это кажет­ся хорошим исходным пунктом для установления отношений с Богом, открывающимся в Писании. Есть люди, которые отвергают Библию потому, что она во многих отношениях «негативна» — полна ненависти и насилия. Могу лишь надеяться, что на этом же основании люди воспротивятся «развлекательному насилию» ки­нофильмов и телевидения и что они будут произносить молитву всякий раз, когда берутся за газету или смотрят теленовости. На фоне реальной жизни Библия предстает как нечто удивительно цельное, как верный портрет человечества в его отношениях со священным и повседневным, Я никогда не буду обладать доста­точными знаниями в этой области, но должна полагаться на то немногое, что я знаю, и продолжать с верой поиски Бога в Биб­лии».

Во-вторых, я вижу в Ветхом Завете очень медленное, но несо­мненное продвижение к благодати. Евреи жили в страшные вар­варские времена. Их законы, которые кажутся нам такими жесто­кими, значительно смягчили уложения соседних народов. Они ус­тановили определенные правила ведения войны и освятили зако­ном уважение к бедным и заботу об окружающей среде. Они поло­жили предел кровной мести, выделив города-убежища. Изучая вре­мена кровной мести, рабства, полигамии и принудительного брака с вдовой брата, мы должны помнить, что Богу приходилось иметь дело с моральным состоянием конкретного народа в конкретный период времени. В книгах, дошедших до нас от той эпохи, мы на­ходим зерно — всего лишь зерно — Божьей благодати. «Писания свидетельствуют обо Мне, — говорит Иисус Своим современни­кам, читателям Торы, и тут же добавляет: — Но вы не пожелали прийти ко мне и иметь жизнь».

"Как нянька, пекущаяся о детях, Бог вынужден «лепетать», гово­ря с нами», — сказал Жан Кальвин. Очень часто Бог прибегает к лепету в Ветхом Завете. Говоря со Своим народом на языке, един­ственно ему понятном, Бог постепенно подвигает народ в нужном направлении. Он становится на сторону угнетенных и обещает приход Страдающего Раба, Который искупит народ, не совершая насилие, а Сам сделавшись его жертвой. На какое-то время Бог до­пускает поведение, которое Сам не одобряет, — «ибо вы жестоко­серды». Но постепенно, пусть и петляя, долгий исторический путь непременно выводит к Его Сыну, Иисусу, последнему откровению Бога в образе человека. Бог-человек уже не «лепечет» — Слово зву­чит громко и ясно.

Я бы хотел более подробно разобраться с этими вопросами, но теперь не время. Сейчас я пишу не книгу ответов, а книгу вопро­сов, которые вызывает у меня Ветхий Завет — это собрание текс­тов, столь же таинственных, ошеломляющих и в то же время во­преки всему обретающих смысл, как и сама жизнь.

Один историк церкви отмечает, что в наше время либералы вновь открывают для себя Евангелие, пятидесятники — Деяния, а евангельские христиане — Послания. Нам бы, вероятно, стоило стремиться к экуменическому единству, чтобы заново открыть предшествующие Евангелию книги Библии. Как легко мы забыва­ем, что поразительное утверждение Библии о Божественном ис­точнике вдохновения — «Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности; да будет совершен Божий человек, ко всякому доб­рому делу приготовлен» (2 Тимофею 3:16-17) — относится к тому Писанию, которое существовало в данную эпоху, т.е. к Ветхому Завету.

Еще одно предостережение: иметь дело с Библией небезопас­но. Мы обращаемся к ней с рядом вопросов, но, читая ее, обнару­живаем, что эти вопросы обрушиваются на нас самих, Царь Давид был увлечен рассказом, вымышленным пророком Нафаном, вскочил, негодуя, на ноги, и тут обнаружил, что шипы притчи вонзи­лись в него самого. Со мной это происходит снова и снова, всякий раз, когда я перечитываю Писание. Меня тычут носом в то, что я называю своей верой. Меня заставляют вновь и вновь поверять ее. Слова Томаса Мертона («Открывая Библию») о Писании в целом можно применить и отдельно к Ветхому Завету:

"Словом, в Библии нет ничего успокоительного, разве что мы су­меем настолько привыкнуть к ней, что сами успокоимся... Не пе­рестали ли мы вопрошать эту книгу и воспринимать ее вопросы? Не перестали ли мы бороться с ней? Если да, то наше чтение уже не имеет смысла.

Для большинства людей понимание Библии должно быть сопряжено с борьбой. Трудность заключается не только в том, чтобы подобрать истолкования — их можно найти и в коммента­рии, — но главным образом в том, чтобы как-то принять, пропус­тить через свою личность вес поразительные противоречия и во­пиющие безобразия, на которые мы наталкиваемся в Библии...

Не стоит уверять себя, что мы хорошо знаем Библию. Если мы научились не удивляться, если мы научились не видеть этих проблем — это свидетельствует только об обратном».

Я провел много времени, изучая Ветхий Завет, и должен честно признаться, что изумление мое только возрастало, а не убывало.

Глава первая