Они не будут приближаться ко Мне, чтобы священнодействовать предо Мною и приступать ко всем святыням Моим, к Святому Святых

(Иез. 44:13).

Архитектура храма следовала образцу в пропорциях, данных Моисею на Синае для скинии, которую носили в пустыне сорок лет. Различные ее части, вроде столбов, покрытий и утвари носились только левитами. Давид забыл об этом, когда помыслил перевезти ковчег Божий на тележке. Один человек, не имевший призвания, коснулся его и погиб, так как его нужно было переносить не на тележке, а на плечах священников. Именно их служением было переносить святые вещи.

Был внешний двор с умывальником и водой омовения. Именно здесь заколались жертвы, разрезались и омывались, а затем сжигались как приятное благоухание Богу. На внешнем дворе было много активности, много священников, много беготни, много физической активности. Левитам было позволено продолжить служить на этом месте. Еще был внутренний двор. Совсем не много священников должно было находиться там, лишь несколько заменяющих хлебы предложения, следящих за огнем в меноре и благоуханием помазания. Еще было Святое Святых. Была еще одна завеса, и лишь один священник допускался туда, первосвященник. И даже в этом случае он допускался лишь раз в году, чтобы совершить умилостивление своих грехов и народа в День Искупления, принося кровь агнца без порока для кропления на крышку ковчега, именуемую Умилостивление.

Его облачения по краям было обшито колокольчиками, которые звенели, а вокруг талии обвязана веревка. Если бы колокольчики перестали звенеть, и он умирал бы во святом святых из-за какого-то нарушения или самонадеянности с его стороны, с которыми он надеялся "прокатиться", или не осознавал, или допустил вольность и не поддержал святость, требуемую от первосвященника, он был бы поражен смертью.. Жертва не была бы тогда совершена и Израиль остался бы в грехе. Целый народ затаил дыхание, чтобы колокольчики не перестали звенеть. Первосвященник готовился к этому служению целый год. Оно было настолько священным, что вся судьба народа зависела от одного этого служения входа во Святое Святых.

Внутренний двор, предшествовавший ему освящался семисвечником-менорой, а Святое Святых не имело внешнего освящения. Оно не было отрыто небу как внешний двор. В нем не горела менора как во внутреннем дворе. Его освящением был Сам Бог, Слава Его, Шехина, Присутствие Бога во Святом Святых. Бог возвестил, что будет встречаться со священником над крышкой ковчега и между херувимами.

Они не будут приближаться ко Мне, чтобы священнодействовать предо Мною и приступать ко всем святыням Моим, к Святому Святых, но будут нести на себе бесславие свое и мерзости свои, какие делали.

(Иез. 44:13).

Это должно вызвать в нас желание бояться и трепетать пред Богом. Понравилось бы ли вам претерпеть такую судьбу из-за нерассудительности с вашей стороны, или недостатка величайшей серьезности в отношении вашего призвания? Или вы позволили бы себе торговать меньшими вещами, которые навсегда отстранили бы вас от самого святого места, чтобы вы были обречены на своего рода меньшую деятельность, и притом, устранены от совершенной? И это стало бы вашим навеки посрамлением. Это серьезные предупреждения, которые нам нужно учесть.

Их обречение на меньшую деятельность всегда для них будет постоянным напоминанием, что они преступили святость Бога. Хотя Он и простил нам наш грех, нам нужно понести суд, а именно, не допущены до служения Ему. Мы можем служить людям, мы можем разрезать жертву, сжигать дрова, готовить фимиам, зажигать свечи, наводить убранство, но не можем войти во Святое Святых для служения Ему. И все-таки, именно там передается ощущение Бога. "Там Я буду встречаться с тобою", говорит Он, "и что-то от самого Моего естества войдет в тебя, когда ты будешь приближаться ко Мне". Это величайшая привилегия, и отсюда мы продолжим речь о том, как мы приступаем сегодня во Святое Святых. Можем ли мы войти в это присутствие и обрести ощущение Бога, и оттуда выйти в места призвания, будь то Сингапур, Аргентина или Нью- Йорк, и принести что-то от ощущения Бога, что можно найти только там?

Сделаю их стражами (блюстителями) храма для всех служб его и для всего, что производится в нем. А священники из колена Левиина, сыны Садока, которые, во время отступления сынов Израилевых от Меня, постоянно стояли на страже святилища Моего, те будут приближаться ко Мне, чтобы служить Мне, и будут предстоять пред лицем Моим, чтобы приносить Мне тук и кровь, говорит Господь Бог.

(Иез. 44:14-16).

Кто эти "сыны Садока"? "Цадок" значит праведный, поэтому - священники праведности. Вполне может быть остаток, меньшинство из среды священников, кто не преступил святость Бога и соблюл доверенное Им. Их вечное воздаяние, как у других вечный срам, подытоживается в утверждении "будут приближаться ко Мне, чтобы служить Мне". Другие могут служить людям на внешнем дворе, но сыны Садока, соблюдшие достоинство, не пошедшие на поводу у всех и не присоединившиеся к толпе, сохранили свое священническое достоинство.

Сохранение священнического достоинства когда Израиль в заблуждении - отличительная черта, за которую награждает Бог. Одно дело сохранять его когда условия способствуют служению священника, но хранить его во враждебных условиях это еще в большей степени подобает священнику. Даже сейчас, характер и условия нашего века враждебны для садокского священства. Поддерживать такого рода посвящение пред Богом через исключительное отделение в знак почитания Его, когда все занимаются современной модой, - достижение совершенной награды. А сколько таких модных веяний постоянно представляется: тело Христа, пятикратное служение, евангелизм чудес, церковный рост, или движения, рукополагающие апостолов и дающие им области и титулы, когда вас зовут вступить в клуб, и разделить его награду! Но хранение себя и своей чистоты от всего этого - удел истинных священников.

Требование соблюдения чистоты или достоинства требует молитву, общение душ, и исправление от тех, с которыми мы соединены в подобном призвании. По-моему, мы не можем сохранить Садокское достоинство нигде, кроме тесного общения или общины. У нас у всех есть слабые места. Нас всех может заносить, и нам нужен кто-то, кто хорошо нас знает и способен с любовью увидеть что-то в своем зачатии. Находимся ли мы в такой атмосфере, где брат или сестра может привлечь к этому наше внимание? Если нет, то не пройдет много времени, прежде чем это безвозвратно ожесточится. Нам нужно часто говорить друг другу истину в любви. Есть такие вещи, которые мы не можем распознать в себе, которые можно увидеть только глазами другого, но эти люди должны быть в непрерывных отношениях, через которые можно заметить малейшие изменения в своем зачатии.

Когда я подхожу к этой теме, часто я думаю о своем возвращении в свое пятидесятническое собрание в Нью- Джерси. Отсутствовав там несколько лет, я был приглашен выступать воскресным утром. Я узнал, что в предыдущую субботу три самых активных и духовных женщины в собрании разом взбесились и оставили мужей. Они стали шлюхами и их поведение оказалось удивительным образом безнравственным. И на следующее утро Господь положил мне на сердце слово о выявлении греха, пока еще можно сказать "ныне", так как завтра может быть уже поздно.

Я сказал: как получилось, что вы не заметили что-то в своем зачатии, может быть первые дуновения флирта? Вам не нужно ждать полного расцвета проституции, чтобы быть выбитыми с места. Почему вы не были достаточно чувствительны, достаточно близки в тесном общении, чтобы начать различать первые признаки чего-то, что бьет тревогу в сердце? Неужели ваша любовь к этому человеку не должна быть готова оказаться непонятой и нанести обиду? Из любви, могли ли вы не почувствовать необходимость сказать: я не знаю что это. Едва ли я могу это выразить. Но я встревожен. Я что-то в тебе вижу, что я прежде не видел. В тебе есть какая-то легкомысленность, и ты как будто показываешь себя в таком свете, чтобы привлечь внимание мужчин, вот что меня волнует. Осознаешь ли ты это?

Я часто говорю собраниям: Можете ли вы сказать своему пастору, пока есть еще время, что его голос меняется? Что его манера и стиль речи превратился из разговорной реальности в своего рода эпатированный проповеднический стиль? Когда это ожесточается, уже слишком поздно возвращать его в условия реальности. Сам он не осознает, что он перешел от одного к другому, если кто-то не привлечет его внимания к незаметным изменениям, которые слышны даже в тембре его голоса. Очень многое зависит от вашего точного различения - это не дух подозрения, но дух различения, который будет проявляться только в любви. Бог не позволит вам ни различить, ни выразить свое различение, если оно проистекает из критицизма, который хочет превознестись за счет другого.

Мое обвинение тем воскресным утром звучало против всей общины: Вы всего то поверхностные воскресные святые. Вы не пребываете в постоянстве отношений, и у вас нет смелости к истине и любви, через которые уже могло бы прийти исправление для спасения этих женщин от подобного поведения и того, чем это закончилось, катастрофы. Нашей личной ответственностью является поддерживать нравственную чистоту Садока, но одни мы с этим не справимся.

Именно те, кто больше всего подвержены, впасть в заблуждение и потерять призвание, становясь из истинного пророка ложным, нуждаются в такого рода исправлении более других. Но, если они окружены оплачиваемыми сотрудниками, которые чаще всего боятся предположить, что необходимо исправление, то эти люди все более и более будут втягиваться в притворство и фальшь. Их помощники будут воздерживаться от исправления, потому что не хотят кусать руку которая их кормит. Нам нужно искать общения родственных душ, родственных духов, которые ревнуют по этому. Где двое или трое собрано во имя Его. Не требуется многих, но требуется двое или трое очень особенного рода: искренних святых, которые не будут стесняться говорить истину в любви.

Скорее всего такой маленький узелок жизни по началу будет нерешительным и нетвердым, даже слегка боязливым потому что с ними такого не было раньше Они всего то были в мире, а в мире они скрытные и замкнутые в себе. Они не умели выражать свои сердца открыто. Вы их научите своим примером. Они будут с подозрением на вас смотреть и вы вызовете в их жизни новый кризис относительно того, что значит вера. Ваш дух священства и ваша молитва постепенно приведут их в состояние, в котором они станут этим для вас, а вы - для них. Это будут настоящие роды. Все в этом мире, плоть и дьявол объединяться против этого. Будет настоящее противостояние и борьба, и вы будете на своем лице пред Богом во святилище в слезах и молитвах за их души.

Любим ли мы исправление или мы обижаемся когда оно приходит? Я никогда не забуду один случай в Японии с моим японским переводчиком, когда я посещал движение, в котором тот участвовал. Перед несколькими сотнями людей его попросили подняться, чтобы принять обвинение от основателя того движения, самого профессора Тошимы. Он принял это обвинение, и его голова поникла. Я не понимал что происходило, потому что все говорили на японском, поэтому позже тем вечером я спросил его: Что случилось, когда от тебя потребовали прилюдно подняться, так как очевидно было какое то уничижение? Профессор Тошима подумал, что я сплю, и он публично ставил меня на место, за то, что я спал, пока у него была речь. Я сказал: но ты же не спал! Ты был очень тронут, я видел. Он ответил: Верно, Арт. Я был так тронут, что не мог поднять голову. Голова упала на грудь, и ему показалось, что я уснул. Я сказал: А почему ты просто не возразил, и не сказал ему, что он не правильно тебя понял? Он ответил: Нет, Арт, мне это было нужно.

Говорю вам, дорогие святые, это движение было свято, свято, свято, потому что они принимали исправление, потому что они пребывали в духе смирения, потому что они знали о своей человеческой слабости. Примечательно, что это было японское движение, той самой национальности и культуры в мире, которая хорошо известно за "сохранение лица". Вся их культура как будто в непозволении другим видеть правду личной жизни, или даже в непризнании ее пред самим собой. Но это движение было противоположным. Все было искренне, все выражалось, и все было известно.

Нам нужно быть такими же бдительными готовыми к уничижению. Даже если исправление не верно, даже если человеку недостает чуткости по-настоящему и окончательно назвать проблему, мы по-прежнему должны принимать его и пытаться понять намерение его сердца, оставаясь благодарными, что кто-то достаточно меня любит, чтобы стараться донести исправление, хотя бы оно и было в несколько грубой форме или не было выражено так искусно, как мы бы хотели. Что если обличение нескладное? Что если оно "сырое"? Неужели мы эдакие гурманы, требующие чтобы исправление пришло к нам на приемлемых для нас условиях? Если да, то мы уже в беде. Принимайте его в любой форме, в которой оно приходит и будьте благодарны за него.