Немецкая классическая философия. Таким образом, различие между атеистами и деистами эпохи Просвещения состоит в том, что Вольтеру и его единомышленникам указывает на присущее ей разумное

Таким образом, различие между атеистами и деистами эпохи Просвещения состоит в том, что Вольтеру и его единомышленникам указывает на присущее ей разумное, активное творящее начало, которое они называют «Богом», а атеисты приписывают эту активность, эту творческую мощь, наблюдаемую в мире, - самой природе (самой материи). Не стоит принижать природу, подчеркивает Ламетри[9]. Природа – создательница всего, что существует в мире как самого простого, так и самого сложного, именно ее творческая мощь есть причина существования всего, что существует.

И эту Природу (мир, как целое, Вселенную) мы можем понять, как некое живое существо. Уж точно, она не мертвая; если и механизм, то живой, иначе, откуда еще взяться активности и жизни.

Такое понимание природы мы найдем, в частности у Дидро в «Сне Д Аламбера». Природа, - пишет он, - ежечасно порождает и уничтожает множество своих творений. Этот бесконечный созидательный процесс Дидро сравнивает с брожением. Животные, мы, все окружающие вещи – промежуточные формы этого бесконечного процесса. Пройдет время и природа создаст какие-то иные формы (а старые уничтожит).

Вещи, согласно Дидро, являются промежуточными продуктами этого единого природного процесса. Это относится и к человеку. Носителем его индивидуальности, его «я» является (с точки зрения материалиста) не субстанция-душа (независимая, или, хотя бы, автономная), а память (вещь достаточно уязвимая). С исчезновением или повреждением памяти исчезнет и моя личность. Это и есть смерть.

Но жизнь вечна. Из того же самого материала, из которого природа сейчас слепила меня, она потом слепит еще что-то (тоже живое).

Мы боимся смерти, потому, что мы боимся потери памяти (потери своей собственной индивидуальности). Но если задуматься, мы умираем и при жизни: не только клеточки тела умирают и заменяются новыми, но и наша личность постепенно умирает, мы что-то забываем и обретаем новые воспоминания. Просто это процесс постепенный, - пишет Дидро, - поэтому мы его не боимся.

Таким образом, согласно материалисту Дидро, именно Вселенная, Природа является безусловным индивидом, личностью (самодостаточным целым), человеческая же личность является чем-то вторичным, небезусловным (временным образованием в потоке вселенской жизни).

__________________

Французский материализм 18-го века обычно называют «механистическим». Это и верно и неверно. С одной стороны он исходит из механицизма Декарта (из его понимания мира, как машины, и организма как машины). Но другой стороны «машина», о которой говорят французские материалисты – живая. Дидро и Ламетри стремятся вернуть миру то, что забрал у него Декарт (одушевленность).

«Мертвым» мир у Декарта оказывается потому, что он противопоставляет дух материи (и выносит дух (мыслящий разум) за пределы мира), материалисты же рассматривают духовное как свойство материального, сливая их воедино.

Ламетри пишет, что материализм – это исконное, древнейшее мировоззрение человека, и в этом он, несомненно, прав: человек изначально приписывал свойства духа тому, что он видит и ощущает (телам) (только зачем-то потом, с зарождением теоретической культуры стал делить то и другое).

Разделение духа и материи, понимание их как двух различных начал влечет за собой теоретические проблемы (что мы и видели у Декарта), интерпретация же духа как свойства материи может породить нечто вроде «материалистической мистики» (некое обожествление природы и уж точно поклонение перед ней). Это действительно напоминает мировоззрение человека дотеоретической культуры (впрочем, он был мудр).

[1] Именно на локковскую теорию познания: она представляет собой некую позицию здравого смысла. Беркли и Юм для просветителей чересчур эксцентричны. Берклианская религиозная философия им явно не подходит. Юма (похоже на то, что) современники вообще в очень малой степени восприняли. Возможно, первым кто действительно прочитал Юма, был Кант. Через него он и вошел в философскую традицию (но это было позже).

[2] «Имей мужество пользоваться собственным разумом» - так его формулирует Кант в работе «Что такое Просвещение?».

[3] «Деизм» - от латинского «Deus» - Бог. Слово образовано точно так же, как слово «теизм» («Theos» - «Бог» по-гречески). Слово «теизм» употребляется для более традиционного и ортодоксально христианского понимания Бога. «Деизм» Вольтера – специфически просвещенческий вариант не-атеизма.

[4] «Вольтер» - псевдоним. Философа звали Франсуа Мари Аруэ.

[5] Вольтер, Письма Меммия к Цицерону, глава 5.

[6] Смотри раздел «Физика Декарта».

[7] «Быть машиной, чувствовать, мыслить, уметь отличать добро от зла так же, как голубое от желтого, словом, ро­диться с разумом и устойчивым моральным инстинктом и быть только животным,— в этом заключается не больше противоречия, чем в том, что можно быть обезьяной или попугаем и уметь предаваться наслаждениям». Ламетри, «Человек-машина»

[8] Смотри, в частности: Дени Дидро, «Сон Д Аламбера».

[9]«В области природы мы — настоящие кроты. Мы движемся вперед точь-в-точь как это животное. Только наше высокомерие может стремиться ставить пределы тому, что их не имеет. Мы оказываемся в положении часов, которые могли бы сказать (вот хорошая тема для басно­писца!): «Как, нас сделал глупый рабочий, нас, делящих на части время, точно отмечающих движение солнца и громко повторяющих указываемое нами время? Нет, этого быть не может!» Совершенно так же и мы, неблагодар­ные, отвергаем общую мать всех царств, по выражению химиков. Мы воображаем или, скорее, предполагаем существование причины более высокой, чем та, которой мы всем обязаны и которая действительно создала все непонятным для нас образом. Нет, в материи низменное су­ществует только для грубых глаз, не познающих ее в са­мых блестящих ее творениях, и природу вовсе нельзя уподобить ограниченному рабочему. Она производит мил­лионы людей с гораздо большей легкостью и большей ра­достью, чем часовщик — самые сложные часы. Ее могу­щество одинаково проявляется в создании как самого ничтожного насекомого, так и самого гордого человека; живое царство стоит ей не большего труда, чем раститель­ное, и самый великий гений — не более хлебного колоса…. Разбейте же цепь тяготеющих над вами предрассуд­ков; вооружитесь факелом опыта, и вы окажете природе заслуженную ею честь, вместо того чтобы делать небла­гоприятные для нее выводы на основании неведения, в котором она вас оставила» Ж. О. Ламетри «Человек-машина».

Немецкая классическая философия.

Иммануил. Кант(1724 – 1804)

Кант – наследник идей эпохи Просвещения и 17-го века. Наследник той просвещенческой (и картезианской) парадигмы, которая ориентирована на познание мира как природы, внеположной нашему сознанию физической реальности. И более того, Кант – мыслитель, пришедший в философию из естествознания. До какого–то момента Кант – просто ученый – естественник (это - так называемый «докритический» период творчества Канта, когда он пишет труды, посвященные различным вопросам естествознания[1]). Потом Кант знакомится с философией Юма и приходит к осознанию проблемы, вариантом решения которой и являются три последовавших за этим знаменитых кантовских «критики»: «Критика чистого разума», «Критика практического разума», и «Критика способности суждения».

Проблема, которая движет кантовской философией.

Итак, Кант – наследник парадигмы Просвещения, ученый по духу. Естественно, он разделяет общую и очевидную посылку научной рациональности, заключающуюся в том, что знание берется из опыта, что все, что мы знаем о мире, должно иметь источник в чувственном восприятии. Кант – эмпирик. Но, прочитав Юма, Кант осознал, что эмпиризм, как теория познания содержит в себе проблему.

Итак, допустим, я – эмпирик, то есть утверждаю, что единственным источником человеческого знания является информация, получаемая посредством органов чувств. Тогда проблема состоит в следующем: на опыте (нашим глазам, ушам и т. д.) даны не вещи, а некий поток информации. Информация о мире поставляется нашими органами чувств нашему сознанию в некоем атомарном виде (в виде простых идей, говоря языком Локка). Сознанию непосредственно даны некие «кванты», единицы информации, из которых оно затем конструирует вещь, например: красное+круглое+сладкое=яблоко.

Казалось бы, деятельность сознания – это просто отображение. Но при внимательном рассмотрении оно не слишком–то похоже на зеркало. Мы говорим об «адекватном познании», когда наше сознание в субъективной сфере вос-произвело тот порядок идей, который соответствует объективному порядку вещей (когда «картинка» в моей голове соответствует тому, что есть вне меня). Но сознание именно вос-производит, ре-конструирует, воссоздает конструкцию из деталей, так как сама конструкция на опыте не дана.

Кант утверждает: сознание в процессе восприятия всегда активно (воспринимая, мы неизбежно додумываем, догадываемся). И поэтому оно может ошибаться. Например, идя в сумерках по лесу, я могу принять пень за человека (или человека за пень) именно потому, что моим глазным рецепторам не дан ни пень, ни человек.

Или другой мысленный эксперимент, иллюстрирующий кантовский тезис об активности сознания в процессе восприятия: представим себе, что человек внезапно чудесным образом прозрел, что он увидит? Ничего. Очевидно, что по началу он увидит хаос пятен и в последующем ему придется достаточно долгое время учиться видеть вещи (ориентироваться в потоке получаемой его глазами информации).

Но проблема в том, что наше сознание может ошибаться не только в деталях (детали можно выяснить, например, сменить точку зрения и убедиться, что это был пень, а не человек), но и тотально.

Если мир дан нам в качестве потока информации, которая нуждается в интерпретации, то всегда существует вероятность того, что эта информация будет «расшифрована» (структурирована) не так, как это есть в объективной реальности. Адекватность воспроизведения всегда будет под вопросом. Если деятельность восприятия-познания подобна собиранию картинки из паззлов, то никто не сказал нам, что «картинка» собирается только каким-то одним единственным способом.

Вот если бы мы были уверены хотя бы в том, что общая логика нашего сознания соответствует общей логике, общей структуре вещей, какие они есть сами по себе, то тогда риск тотально ошибиться был бы исключен! Но такое предположение – это уже предположение некоего врожденного знания. Именно об этом говорили Декарт, Лейбниц и другие сторонники «теории врожденный идей» (они говорили в частности о врожденности основных логических принципов).

А так, если оставаться на позициях радикального эмпиризма, то придется согласиться с тем, что соответствие порядка идей в моей голове порядку вещей самих по себе на опыте не дано (и из опыта с необходимостью не следует).

И придется согласиться с тем, что познание, основанное на опыте, опытом и ограничено и не может идти речи о проникновении вглубь, в суть, скрывающуюся под поверхностью. И более того, придется согласиться с тем, что логика вещей, даже если мы говорим о вещах, как они даны на опыте, познается нами только с высокой степенью вероятности. Что все наше знание о мире – это знание вероятностное (индуктивное), что мы только с высокой степенью вероятности можем утверждать, что солнце взойдет завтра, что снег всегда останется холодным, а огонь горячим.

И этого вполне достаточно, чтобы лишить естествознание статуса строгой науки. Ведь естествознание (физика в первую очередь) претендует на то, чтобы схватывать законы – то есть всеобщую и необходимую связь явлений. Так, согласно Юму и получается, что строгая математика и геометрия возможны, а физика и прочие науки о мире - нет. Канта этот итог юмовской философии совершенно не устраивал.

Итак, философия Юма ставит перед выбором: либо мы согласимся с тем, что все знание о мире может быть только вероятностным, либо мы должны допустить какие-то иные, помимо опыта источники знания. Кант – переломная фигура в истории философии потому, что он нашел способ избежать этого выбора.

[1] В том числе «Всеобщую естественную историю и теорию неба», в которой излагает одну из первых гипотез возникновения солнечной системы (так называемая гипотеза Канта-Лапласа).

________________________________________________________________________

Кантовский переворот в теории познания («коперниканская революция»)

С одной стороны, Кант всецело остается на позициях эмпиризма и соглашается с тем, что истинный порядок вещей познанию, основанному на опыте недоступен. Более того, перед нами основное различение кантовской философии: Кант различает 1) «вещи сами по себе» («вещи в себе»)[1] и 2) вещи как явления (феномены).

С другой стороны, Кант обращает внимание на то, что мир, как он дан сознанию (мир как явление), упорядочен и при том жестко упорядочен (мир, данный нам на опыте, дан нам как связанное целое и именно так связанное целое).

Кант выдвигает гипотезу (и на протяжении всей «Критики чистого разума» показывает, что эта гипотеза работает), что причина этой упорядоченности мира как явления не в вещах самих по себе, а в природе нашего сознания. Что мы видим мир упорядоченным (и именно так упорядоченным) не потому, что наше сознание более или менее проникает в логику вещей (порядок вещей самих по себе остается, согласно Канту, полностью непознаваемым), а потому, что само оно обладает некой структурирующей силой.

Кант предлагает изменить точку зрения на процесс познания (изменить понимание того, что происходит, когда мы познаем вещи). И по этой причине он сравнивает себя с Коперником: Коперник столкнулся с тем, что не получается объяснить движение небесных тел, исходя из того, что Земля находится в центре системы, и тогда он предположил, что в центр нужно поместить Солнце; Кант столкнулся с тем, что невозможно объяснить, как сознание познает вещи (то есть как оно, исходя из явлений, данных на опыте, проникает в суть вещей), и тогда он предположил, что в процессе познания происходит не это:

познающий субъект не проникает в «логику» объекта (на основании одного только опыта это было бы невозможно), но подстраивает познаваемый объект под свою собственную «логику»[2] (Коперник поменял местами Солнце и Землю, - Кант поменял местами субъект и объект.)

Таким образом, согласно Канту, все наше знание в содержательном плане проистекает из опыта, но формы, в которых мы воспринимаем данную нам на опыте информацию, присущи самому человеческому сознанию, являются его неотъемлемыми свойствами.

Наше сознание всегда уже неким образом структурировало реальность. Мы видим вещи не такими, какие они есть сами по себе (не безусловно), но пропущенными через некие «фильтры», наше сознание с ними уже нечто сделало, определенным образом «разложило по полочкам» поступивший извне поток информации.

И, если следовать версии Канта, то мы видим мир одинаково (по крайней мере – сходно) потому, что сознание у всех представителей рода человеческого устроено одинаковым образом.

Эти «полочки» Кант называет «априорными формами сознания».