Кратковременная пауза зависает плотной серой тенью перед тем, как разорвать реальность отточенным лезвием беспощадно принятого решения.

- Ты прекрасно понимаешь, зачем. Чтобы спасти ее от тебя. Тебя на сотни километров нельзя подпускать к некоторым людям. Потому что у тебя нет тормозов!

У меня их действительно нет. Ты считал, я проглочу твое заявление с видом пятиклассника, взорвавшего химлабораторию? Ты решил, что я позволю тебе даже прикоснуться к своей любимой женщине, которую с таким трудом завоевал на исходе вчерашнего утра?! Которую едва вырвал из объятий смерти, с которой каждый день убивал себя в невыносимой агонии без права остановиться, пока не сделаю ее своей окончательно? Кто ты, мать твою, такой? Сильно много о себе возомнил?

- Хорошо устроился, сэнсэй? - я не кричу, холодная ярость еще не пробила круговую оборону самоконтроля. - На все готовое? Ты за кого меня держишь? За личного тренера своих секс-рабынь? Крутой расклад. Забрать полностью укомплектованную сабу и показать, какой ты хороший, потому что не сам доводил до нужной кондиции? Закатай губу, она моя, и хрен ты к ней прикоснешься! Я ее люблю, а это то, чего никогда не сумеешь ты! Ясно?..

Я не помню, что говорю на протяжении долгих минут, пока не сжимает спазмом горло вместе с гребаной аритмией. Анубис не произносит ни слова. Но когда я обрываю свою тираду, он даже не вздыхает. Голос не меняет свою тональность, он спокоен и так же холоден.

- Я ошибся, выбрав тебя.

Лед проникает в капилляры, преодолевая со скоростью света разделяющее расстояние. Ему много не надо, чтобы погасить любую приближающуюся истерику и указать кому угодно на его место. Недостижимый уровень, приоритет альфа-хищника не подразумевает прямой конфронтации до крови и поломанных конечностей. В человеческом мире все решается при помощи слов и договоренностей. Но в нем гораздо больше жестокости, чем в мире животных. Отчаянное осознание прекращает свое хаотичное метание под коркой застывающего льда, но я получил временную возможность управлять этой болью. Вряд ли осознал приобретение этого необходимого умения в тот момент, моя одержимость капитулировала в иную реальность, примеряя совсем другой образ с девизом - спасти любой ценой.

- Мне жаль, - голос больше не дрожит. - Просто помоги мне. Столько плакать, ни одно сердце не выдержит. Я без нее сойду с ума.

- Сейчас сам успокойся, паника не лучший советчик. Ей поспать удалось?

- Нет. Я побоялся давать сильнодействующие препараты, от обычных нет эффекта, - ледяная дрожь по позвоночнику волной карающего напоминания с вырванными обрывками картин, которые не стереть никаким ластиком. Сжатые губы, словно каменеющие под нажимом пальцев, оглушающий хук абсолютного отчаяния раздавленной сущности, пролившаяся вода с растворенной таблеткой "донормила" вместе с рыданиями, взрывающими так и не возведенные стены абсолютной победы, которая не нужна была никогда, особенно такой ценой. Вжавшиеся в шелковые простыни пальцы, скрученные судорогами отчаяния, напряженные мышцы, не позволяющие остановиться кровотечению из порезов на тонкой коже запястий. И то, что напугало еще больше, - отсутствие даже подсознательной реакции закрыться, отшатнуться, спрятаться в воображаемом укрытии. Черта, вход за которую был мне ранее недоступен и неизвестен.

- Это плохо. Она без успокоительного не уснет. Значит, так. Ни в коем случае, не пытайся снять ее стресс алкоголем. Снотворного без назначения доктора не давай. Сейчас все зависит только от тебя.

Я реально не могу даже предположить, что бы делал, если бы не решился на этот звонок. Я сейчас был готов подписаться под каждым словом Анубиса, пусть только останутся гарантии того, что с моей девочкой все будет в порядке.

- От тебя, и только от тебя. Забудь напрочь о формате ваших взаимоотношений. Просто будь с ней рядом! Вытирай слезы, дай ей как можно больше тепла. Поговори с ней. Да, в конце концов, скажи правду. Как тебе жаль. Что никогда ничего подобного не повторишь. Ты сможешь, если она тебе действительно настолько дорога! Заставь ее в это поверить, с нее достаточно боли. Обязательно сделай ей инъекцию. Такой стресс запускать нельзя.

Не произнесено ничего из того, о чем бы я не догадывался. Чего бы ни порывался сделать за эти сутки, каждый раз останавливаясь за шаг до граничащей с безумием решительности. Я не боялся ее сломать, когда рывком запрокидывал голову, заставляя вглядываться в свое отражение. Это всего лишь побочный эффект безоговорочной победы, я с самого начала дал себе четкую установку - любой ценой. И только перешагнув эту черту, я боялся разбить ее одним ласковым прикосновением.

Ее воля капитулировала. В тот самый момент, когда она осознала, что я могу лишить ее абсолютно всех прав. Даже права на смерть. Я наконец-то научил ее быть моей, стирая устаревшую программу, и моментально прописывая взамен новую.

Я мог обнять ее, и, захлебываясь в водопаде своих страданий, она бы на подсознательном уровне не посмела меня оттолкнуть. Я бы мог причинить ей боль, и она бы стала самой желанной и ожидаемой. Я мог осыпать ее поцелуями и забрать боль, наверное, именно этим, но мне впервые было страшно к ней прикасаться. Я жалел ее? Или себя, справедливо опасаясь предсказуемого сценария - что с одним прикосновением пальцев меня накроет убивающей волной чужого истерзанного сознания, опалит этим неумолимым пламенем, заденет рикошетом острых осколков разбитой моими же руками душевной оболочки. Этот страх поселится глубоко внутри на долгие годы, перекрыв собой надежду на взаимное будущее, потому, что нет смысла в существовании подобном этому - когда впереди одна пустота, непробиваемая стена, которую не разрушить. Это не воля.

- Алекс, спасибо тебе за помощь. Ты же знаешь, мне некому больше звонить. - Ну, может, только госпоже Еве Браун, по совместительству - своей матери. С ее латентным poker face и ceep calm, которым я бы окончательно довел свою девочку до безумия.

- Не благодари. Я помогаю ей, а не тебе.

- Спасибо, но дай мне в этот раз справиться самому. Я никогда больше не причиню ей боли, можешь мне верить.

- Это не обсуждается, Дмитрий! Все, что меня сейчас волнует - не твои эгоистичные обещания, лишенные опоры. Ты зашел слишком далеко. В том, что с ней произошло, твоими усилиями, отчасти моя вина. Потому что я не смог искоренить в тебе тягу к разрушениям.

- Ты не против, если мы обсудим это в другой раз? - только один человек мог так сильно бить словами. Они разбивались о шаткий причал моего с трудом сейчас возведенного самообладания, словно штормовые волны, я, наверное, смог не сорваться и не застегнуться в их значении лишь благодаря тому, что состояние Юли разрывало сердце на кровавый британский флаг.

- Если я сам тебя не убью за твои художества.

Почему я не расслышал двойственности в его последней фразе? Легкого содрогания идеально отточенного голоса, мимолетного бриза скрытой за пуленепробиваемым жилетом выдержки и хладнокровия тревожной тональности? Почему не взрезали слух разрывы привычных шаблонов, непонятного тандема опеки и равнодушия, несвойственные ему заявления. Убью? Ты еще позиционирование мне переверни с ног на голову.

Да потому, что меня больше всего сейчас волновало состояние Юльки. Начнись за окном гребаный зомби-апокалипсис, я бы махнул на него рукой, если бы вообще заметил. Если бы я так не переживал за нее, я бы закончил разговор совсем иначе - никакого приезда и тупых угроз. Но ради ее безопасности я был готов, наверное, ко всему. Даже к тому, что ее у меня могут отнять на какое-то время.