Позитивный перенос

Термин «позитивный перенос» является коротким на­званием для описания реакций переноса, которые состоят преимущественно из любви в любой ее форме или из любых ее предвестников или дериватов. Мы считаем, что позитивный перенос существует, когда пациент ис­пытывает по отношению к аналитику какое-либо из сле­дующих чувств: любовь, нежность, доверие, влюблен­ность, симпатию, интерес, увлечение, восхищение, без­рассудную страсть, сильное душевное волнение, силь­ное желание или почтение. Несексуальные, нероманти­ческие, мягкие формы любви способствуют формирова­нию рабочего альянса. Я здесь имею в виду чувства, близкие симпатии, доверию, уважению в особенности.

Другая важная форма позитивного переноса имеет место, когда пациент влюбляется в аналитика. Это ре­гулярно случается при работе с пациентами противопо­ложного пола, но я никогда не видел, чтобы это случа-

– 262 –

лось с пациентами того же самого пола, за исключени­ем тех пациентов, которые являются открыто гомосек­суальными. Эта любовь, возникающая в ходе анализа, имеет удивительное сходство с любовью в реальной жизни. Это случается так регулярно в анализе потому, что наши пациенты имели болезненные переживания в этом отношении в своей прошлой жизни. Эти чувства были репрессированы и проявились вновь в виде любви переноса во время анализа, в некоторой степени она бо­лее иррациональна и инфантильна в своих манифе­стациях, чем реальная любовь. Фрейд (1915а) останавливался на этом, и его углубленное и проницатель­ное исследование этого вопроса заслуживает по­чтения.

Пациентка, влюбленная в воего аналитика, пред­ставляет собой разнообразие проблемы для техники. Во-первых, главной целью пациентки становится удо­влетворение своих желаний, и она противится аналити­ческой работе над этими эмоциями. Во время наиболее интенсивных фаз ее любви очень трудно, если вообще возможно, получить доступ к ее разумному Эго и уста­новить рабочий альянс. Аналитику следует потерпеть и подождать, пика сильные эмоции ослабеют. Во-вторых, горячая любовь женщины-пациентки может вызвать чувства контрпереноса у аналитика. Это в особенности применимо к молодым, неопытным аналитикам и к ана­литикам, несчастным в своей личной жизни. Бессозна­тельным может оставаться искушение как-нибудь от­ветить на любовь леди либо удовлетворить ее в той или иной форме, или же стать грубым и сердитым с нею из-за того соблазна, который представляет ее лю­бовь. Фрейд дал безошибочный, ясный совет по поводу этой ситуации (1915а, с. 163—171). Здесь не может быть компромисса. Аналитик не может допустить даже самого невинного, частичного эротического удовлетворения. Любое такое удовлетворение делает любовь пациентки относительно неанализируемой. Это отнюдь не означает, что аналитики должен вести себя бесчувственно и бес­сердечно. Аналитик может быть тактичным и чутким по отношению к пациентке и ее состоянию и при этом продолжать заниматься своей задачей — анализирова­нием. Возможно, ни в какое другое время аналитическое отношение сострадания, самообладания, гуманности не

– 263 –

является настолько необходимым. Позвольте мне про­иллюстрировать это.

Молодая женщина, робкая и застенчивая, во время третьего месяца анализа начала выказывать безоши­бочные признаки того, что она влюблена в меня. В кон­це концов после нескольких дней борьбы со своими чувствами она со слезами призналась в своей любви. Она умоляет меня не лечить это ее состояние тем же самым аналитическим, холодным способом, как я лечил ее другие эмоции. Она просит меня не оставаться мол­чаливым и отчужденным. Я бы доставил ей удоволь­ствие, сказав хоть что-нибудь — это так унизительно для нее — быть в таком положении. Она рыдала, всхли­пывала и, наконец, замолчала. Через некоторое время я сказал: «Я знаю, это очень трудно для вас, но для нас важно, чтобы вы попытались выразить точно, что вы чувствуете». Пациентка помолчала мгновение, а затем сердито сказала: «Это нечестно, вы можете спрятаться за аналитической кушеткой, а я должна выставлять все. Я знаю, вы не любите меня, но скажите мне, хотя бы, если я нравлюсь вам; позвольте себе проявить некото­рый интерес, скажите мне, что я не просто номер для вас — одиннадцатичасовая пациентка». Она плакала и всхлипывала и снова замолчала. Я тоже немного по­молчал и сказал: «Верно, это, нечестно, аналитическая ситуация не равная; это ваша задача позволить вашим чувствам выйти, а моя работа — понять вас и про­анализировать, что проявилось в них. Да, это не­честно».

Казалось, это мое замечание помогло пациентке. Она смогла потом выразить более полно свой гнев и чувство оскорбления. Следующие сеансы были смесью ненави­сти и любви, но она стала способна работать над этими реакциями. Я думаю, она могла услышать в моем тоне и в моих словах, что я осознаю болезненность ее за­труднительного положения, и, хотя я и сочувствую ей, но я обязан выполнять свою аналитическую работу. Однако ее первое разочарование и ощущение отстра­нения из-за моего неудовлетворяющего, рабочего отно­шения вошли в клиническую картину, и с ними следо­вало работать. Важным моментом является избежать двойной опасности: фальшиво ободрить пациентку или причинить ненужную боль, которая будет толкать ее

– 264 –

подавлять свои чувства и бежать прочь в какой-то форме.

Любовь переноса пациента всегда становится источ­ником сопротивления. Она может противостоять работе анализа из-за настойчивых требований пациента и его стремлений к немедленному удовлетворению. В этом случае аналитические сеансы становятся для пациента средством удовлетворения желания близости, и пациент теряет интерес к инсайту и пониманию. Дальнейшим ос­ложнением становится то, что пациент будет обычно ре­агировать на вмешательства аналитика (или отсутствие вмешательств), чувствуя боль и отрицание, и по этим причинам будет сознательно отказываться работать. Пациентка, о которой рассказывалось выше, — пример подобного развития. Техническая задача состоит в том, чтобы обеспечить наиболее полное выражение каждого этапа развития любви пациента и в нужный момент на­чать работу над сопротивлениями пациента.

Позвольте мне вернуться к пациентке, о которой рас­сказывалось выше. После того, как я признал, что ана­литическая ситуация, а моя работа состоит в том, чтобы анализировать ее, она попыталась продолжить выра­жение своих чувств любви по отношению ко мне. Но теперь нота гнева звучала в ее печальном, просящем, умоляющем тоне; я мог уловить полутона горечи; «Я знаю, вы правы, мне следует идти дальше, все равно, что вы чувствуете по поводу этого. Это так тяжело даже просто сказать о своей любви, умолять о ней, а в ответ получить только молчание. Но, в конце концов, вы, должно быть, используете это, я полагаю, это случа­ется со всеми вашими пациентами. Хотела бы я знать, как вы выдерживаете это... но, в конце концов, вам пла­тят за то, чтобы вы слушали».

Пациентка замолчала на некоторое время. Теперь ее глаза были сухи, широко открыты, ее рот был сжат, руки плотно прижаты крест-накрест к телу. Через не­которое время я сказал: «Теперь вы обижаетесь на то, как я ответил вам — пожалуйста, опишите это слова­ми». Она сделала же это; сначала это был поток гнев­ных чувств; затем снова прилив любви, и это повторя­лось несколько раз. Через несколько сеансов интенсив­ность этих чувств постепенно снизилась, и она стала готова работать. Теперь я мог сказать ей: «Давайте по-

– 265 –

пытаемся вместе понять, что случилось, давайте попы­таемся понять, почему вы любите и как вы любите. Что вы нашли достойного любви во мне». Задавая этот по­следний вопрос, я предлагал себя пациентке в качестве модели, на которую она могла бы направить свои чувст­ва любви. Как оказалось, это помогло в тот момент, и разумное. Эго пациентки стало более устойчиво и до­ступно. Затем мы сумели установить рабочий альянс и вместе исследовать то, что происходило на предыдущем сеансе. Детали процедуры следующих шагов будут описаны в секции 3.9.

Другую техническую проблему представляют собой пациентки, склонные к софистике, которые спрашивают, обычно в начале анализа: «Доктор, входит ли в мои обязанности влюбляться в вас?» Следует сначала выяс­нить источник этого вопроса, как в случае других воп­росов в анализе, и не отвечать немедленно. Но, в конце концов, бывает и так, что стоит ответить на это вопрос, так как, по моему мнению, пациент заслуживает неко­торых знаний о том, что он «обязан» чувствовать. Луч­шим ответом на такой вопрос я нахожу следующий, что пациент «обязан» делать то, что следует из правил сво­бодной ассоциации, т. е. позволять своим мыслям и чув­ствам перемещаться свободно без цензуры и доклады­вать их так аккуратно, как пациент может думать и чув­ствовать. Не существует единой модели того, что паци­ент чувствует, ввиду того, что каждая индивидуальность уникальна. Не существует способа узнать, какие чувства собирается пережить любя данная пациентка в любой данный момент в своих реакциях по отношению к сво­ему аналитику.

Я сказал ранее, что, по моему опыту, романтичный, влюбленный перенос имеет место только в случае, когда пациент и аналитик противоположного пола (за исклю­чением явных гомосексуалистов). Это утверждение сле­дует, однако, модифицировать. Мои пациенты — муж­чины — будут часто во время своего анализа влюблять­ся в женщин, которых их фантазия связывает со мной, — в мою жену, дочь, коллегу, пациентку и т. д. Часто их любовь будет показывать, что существует связь со мной, которая является для них важным аспектом. Мои па­циенты-мужчины также переживают сексуальные чув­ства по отношению ко мне — но обычно без любви. Или

– 266 –

же они будут переживать какой-то аспект любви, но одновременно с сеансом. Единственное исключение пред­ставляют собой сны, где мои мужчины-пациенты могут переживать и чувства любви по отношению ко мне, осо­бенно, если я переодет каким-то образом.

Идеализация — другая разновидность позитивного переноса, которая имеет место у пациентов обоих полов (Гринсон, 1966а). Иногда это превращается в возвра­щение поклонению герою их латентной фазы. Идеали­зация особенно часта у пациентов, которые потеряли родителей в результате развода или смерти. По моему опыту, идеализация является попыткой предохранить аналитика ко всем фиксированным и неизменяемым реакциям переноса; ригидность показывает, что эмоции и импульсы противоположной природы сдерживаются. Отношение поклонения скрывает репрессированное отвращение, которое прикрывает примитивную ненависть. Поверхностная зависть является ширмой для презрения, которое, в свою очередь, скрывает более регрессивную зависть.

Все явления переноса являются амбивалентными, по­тому что природа объектного отношения, которое перено­сится, является более или менее инфантильной, а все инфантильные объектные реакции являются амбивалент­ными. Однако с амбивалентностью в каждом конкретном случае следует обращаться по-разному, более того, у од­ного и того же пациента существуют различные виды амбивалентности. Например, можно наблюдать, что определенная пациентка манифестирует преобладание чувства любви и восхищения по отношению к своему аналитику, но при этом могут быть найдены отдельные моменты сарказма или раздражения, распыленные в ее позитивных рамках. Или же пациентка будет проходить через периодические колебания отношения к аналитику: так, в течение нескольких недель ее чувства будут почти исключительно теплыми и любовными, а затем, в последующий период, сменятся заметной враждебностью и раздраженностью.

Более трудной для распознавания является та си­туация, в которой пациент переносит один из аспектов амбивалентности на другой объект, часто на другого ана­литика или терапевта (Гринарке, 1966). Тогда пациент обычно сохраняет позитивные чувства для своего соб-

– 267 –

ственного аналитика и перемещает негативные чувства на других аналитиков. Обратное также имеет место. Этот тип раскалывания переноса сильно превалирует у депрессивных невротиков и также среди кандидатов в психоаналитики. Аналитической задачей является в первую очередь осознать, что амбивалентность проявляет­ся в виде раскалывания, и продемонстрировать это па­циенту. Иногда этот инсайт достаточен для того, чтобы привести к изменению. Часто, однако, несмотря на осо­знание, это не влияет на ситуацию переноса. Это озна­чает, что раскол служит важным защитным целям, и функции сопротивления раскола становятся объектом нашей аналитической работы.

Хороший пример такой ситуации представляет собой случай кандидата, которого я долгое время анализиро­вал. В течение длительного периода времени он мани­фестировал устойчивый положительный перенос ко мне. Он утверждал, что уважал меня и восхищался мною и, несмотря на мои случайные ляпсусы, был всегда необыч­но понятлив и благожелателен по отношению ко мне. С другой стороны, он был чрезвычайно критичен по от­ношению к каждой оплошности, которую наблюдал или думал, что наблюдал у любого другого практикую­щего аналитика. Я указывал ему на это чрезвычайно пристрастное поведение, но пациент упорно отстаивал справедливость своих реакций. Однако я настаивал на интерпретации этой части поведения как сопротивления тому, чтобы открыто проявить свою враждебность по отношению ко мне, и в течение длительного периода времени не давал ему никакой другой интерпретации этого. В конце концов, кандидат не мог больше отвра­щать свои враждебные чувства. Он разразился гневом и обвинил меня в том, что я такой же, как все осталь­ные практикующие аналитики, догматичный, подав­ляющий и безрассудный. Он был сильно удивлен своей собственной вспышкой и интенсивностью чувств, которые прорвались наружу. Только тогда он был спо­собен осознать, что в течение ряда лет бессознатель­но защищал меня от своих агрессивных чувств и пере­мещал их на других практикующих аналитиков. Только тогда он стал способен осознать, что в его чувствах к отцу был сходный раскол; он поддерживал сознатель­ную идеализацию отца и одновременно постоянно во-

– 268 –

инственно и даже драчливо относится ко всем автори­тетным фигурам своего окружения.

Позитивный перенос может переживаться на всех или на каком-то одном уровне либидозного развития. Более детально это будет описано в секции 3.73. Здесь я хотел бы лишь обрисовать картину позитивных и нега­тивных реакций переноса. Аналитик может «стать» неж­ной, любящей, дающей молоко матерью или жестокой, отталкивающей, дающей плохое молоко или вовсе не дающей молока матерью. Такие реакции присутствуют у пациентов обоих полов. Когда это происходит, на интерпретации реагируют как на хорошую или плохую пищу, а молчание ощущается как остановление или, напротив, как блаженное единение. Пациент может стать пассив­ным или зависимым, или капризно жалующимся на то, что не стоит внимания. В этот период также могут иметь место депрессивные, ипохондрические и напоминающие параноидные реакции.

Аналитик может стать добрым, всепоглощающим ро­дителем анальной фазы, и обильные свободные ассо­циации пациента становятся фекальными подношениями, которые щедро преподносятся в дар. Негативная сторо­на этой картины проявляется в том, что аналитик ста­новится строгим, суровым потребителем содержаний па­циента, тем, кто хочет отобрать ценную собственность пациента. В таких условиях пациент может стать упря­мым, дерзким, утаивающим что-то. Или же это может проецироваться на аналитика, который может ощущать­ся как упрямый, полный ненависти и утаивающий что-то. Аналитик может стать эдиповой фигурой, ревниво и инцестуозно любимой, сопровождаемой виной и трево­гой. Можно также наблюдать любовь — поклонение герою из латента и страстную влюбленность, как в от­рочестве. В каждом случае аналитику следует иметь в виду тот факт, что эта любовь имеет потенциальный не­гативный аспект, который должен сосуществовать и ко­торый должен быть в конце концов вынесен на свет.

Сексуальные компоненты позитивного переноса за­служивают специального упоминания, потому что они часто являются источником наиболее интенсивных и упорных сопротивлений. Пациенты склонны признавать свои эмоциональные реакции к аналитику, но неохотно осознают чувственные аспекты своих ощущений. Более

– 269 –

того, весь позитивный перенос, за исключением сублимированных, десексуальных чувств, будет сопровождать­ся какими-то либидозными устремлениями, а это озна­чает, что зоны тела, инстинктивные цели и ощущения тела переплетены. Задачей анализа и является прояс­нить эти различные элементы и выявить фантазии, пере­путанные с этими ощущениями и деятельностями. Очень часто сновидение будет представлять собой наиболее короткую дорогу к скрытым сексуальным стремлениям.

Пациент-мужчина, мистер 3.* во время своего вто­рого года анализа борется со своими гомосексуальными желаниями и страхами и имеет следующее сновидение: «Я еду на грузовике вниз по гигантскому горному скло­ну. Я сижу на заднем сиденье, а грузовиком управляет человек, который, кажется, является лидером каравана. Мы делаем остановку и, помогая мне спуститься, он втыкает свой язык в мое ухо»**. Ассоциация пациента к этому, после того, как он преодолел некоторые сопротивления, показала мне, что заднее сиденье грузовика и гигантский склон горы означает ягодицы и анус большо­го мужчины. Я отметил ему это, что привело к ассоциа­циям, касающимся того, как он видел своего отца об­наженным в ванной, будучи маленьким мальчиком. Язык в ухе напомнил ему сначала о щекотании, когда они играли с младшим братом. Затем, однако, он осо­знал, что несколькими днями раньше сердито обвинял меня в том, что я «запихиваю» ему в уши свои интер­претации. Медленно я стал способен показать пациенту, что у него были страхи, но и желания, что я бы запих­нул его в его «Р-ие». Это было Производное пассивного и мазохистического анального удовольствия, которое он пережил от клизмы, которую ему ставил отец.

Следует помнить, что в переносе переживаются не только реальные события, но и фантазии прошлого. Очень часто сексуальные реакции переноса являются повторениями фантазий пациента, пережитых по отно­шению к родителям (Фрейд, 1914а, ст. 17-181). Послед­ний клинический пример иллюстрирует повторение ре­ального переживания. Позвольте мне привести пример фантазии, которая была вновь пережита тем же паци­ентом, мистером 3.

__________

* См. секции 2.52, 2.54, 2.71 и 3.531.

** Прим. перев. Игра слов «рис» — задний, зад «ие» — ухо.

– 270 –

Я отмечал в секции 2.52, что у этого пациента были навязчивые фантазии о повешении. Он мог представлять себе все это чрезвычайно живо, с деталями, вплоть до ощущения, что его шея сломалась, и по его телу распро­странились электрические ощущения, и окоченение по­ползло по нему. В один из моментов анализа я стал вешателем, он представлял, как я надеваю на его шею петлю, и он видел меня, выталкивающего люк у него из под ног, что вызвало его падение, его стряхнуло из-за того, что оборвалась веревка, обвитая вокруг его шеи. Я был именно тем, кто отвечал за все эти чувства и ощущения разрыва, разламывания, встряхивания, элек­трического покалывания и окоченения. Вешатель был одет в балахон с капюшоном и, на первый взгляд, вы­глядел, как я; когда же снял маску, он превратился в его отца. Навязчивая фантазия была возвращением фантазии его школьных лет, его мазохистской разработ­кой и разрядкой пассивных и назойливых желаний по отношению к отцу. Это было также проекцией садист­ских фантазий по отношению к отцу. В процессе пове­шения мною, т. е. его отцом, отразилась его частичная идентификация с отцом, в которой его отец делал с ним то, что он, будучи мальчиком, хотел сделать со своим отцом, а также то, что он хотел, чтобы его отец делал с ним (Фрейд, 19196). Момент, на котором я хочу здесь сделать ударение, заключается в том, что пациент переживает вновь фантазии своей прошлой жизни в переносе.

У различных пациентов может отвращаться тот или дру­гой аспект позитивных чувств переноса, потому что он ощущается как опасный. У мужчин такое отношение возникает обычно к гомосексуальным импульсам, что приводит к формированию сильных защит. Фрейд (1937а, с. 250) утверждал, что они относятся к наиболее упор­ным сопротивлениям, встречаемым в анализе. Но и другие чувства могут также ощущаться как опасные. Некоторые пациенты страшатся романтических эроти­ческих чувств и развивают защиты против них. Их ана­лиз может характеризоваться упорностью, продолжи­тельностью «разумного» переноса или они могут впа­дать в поверхностную, но хроническую враждебность или сарказм как защиту и сопротивление. Длительное отсутствие позитивного переноса является обычно ре-

– 271 –

зультатом действия защиты и будет описано более пол­но под названием защитного переноса (секция 3.82).

Не следует забывать, что сама атмосфера анализа может также вызвать длительные негативные реакции, которые не являются просто реакциями переноса. Тогда мы сталкиваемся с двумя проблемами: контрпе­реносом аналитика и мазохистичностью пациента, кото­рый примирился со всем этим.

Позитивные реакции переноса будут продуцировать сильное сопротивление в анализе, когда они являются Эго-синтоничными. Первые шаги анализа после того, как реакции переноса осознаны пациентом, состоят в том, чтобы сделать их чуждыми Эго. Задача состоит в том, чтобы дать разумному Эго осознать, что его реакции переноса являются нереалистичными, основываются на фантазии и имеют какой-то скрытый мотив. Тогда пациент будет более охотно работать над своими чувствами, пытаться исследовать их с целью проследить их назад, в прошлое.

Эго-дистоничные позитивные реакции переноса, од­нако, могут также вызвать сопротивление. Пациенты мо­гут чувствовать смущение или стыд за свои любовные или сексуальные чувства. Или они могут страшиться неприятия и унижения и могут, следовательно, скры­вать свои эмоции. Во всех таких случаях сопротивле­ния будут уходить на задний план, который нужно бу­дет раскрыть в первую очередь и анализировать до того, как аналитик сможет анализировать либидозные реак­ции переноса. Следует сначала анализировать смуще­ние пациента или его страх неприятия для того, чтобы затем можно было успешно анализировать другие ас­пекты переноса. Это будет рассматриваться в сек­ции 3.82.