Тревожность

В главах 4 и 5 мы рассматривали факторы ситуационных влияний на мотивацию и

поведение. Индивидуальные различия ситуационных влияний, например при вос­приятии ситуации или в степени привлекательности целевого объекта, либо не учитывались (главу 4), либо оставались без объяснения (глава 5; исключение со­ставляет модель выбора риска). Вплоть до конца 1940-х гг. индивидуальные раз­личия мотивационных переменных не принимались в расчет в экспериментальных исследованиях. Изучались актуальные мотивационные состояния, но не мотивы как диспозициональные переменные. Иными словами, проводившиеся исследова­ния относились лишь к одной из «двух научно-психологических дисциплин» (Cronbach, 1957) —к экспериментальной, но не дифференциальной психологии. Эта дисциплина занимается экспериментальным анализом влияния планомерно варь­ируемых ситуационных условий, не интересуясь индивидуальными различиями. В начале 1950-х гг. положение изменилось. Впервые сформировались связи меж­ду обеими дисциплинами. Экспериментальное уточнение условий соединилось с дифференциально-диагностическим подходом к объяснению как интраиндивиду­альной, так и межиндивидуальной вариативности поведения.

Эти новые подходы были направлены на разработку диагностических методик измерения индивидуальных различий в силе мотивационных диспозиций. Пионе­рами этого прорыва стали экспериментальные психологи, а не их коллеги-диагно­сты из лагеря дифференциальной психологии. Эти попытки в трех аспектах отли­чались от того, чем занималась дифференциальная психология или психология личности, подходы которой в терминах теории черт мы рассматривали в главе 3.

Во-первых, ставилась задача анализа отдельной мотивационной диспозиции, а не классификации множества или вообще «всех» мотивов. Во-вторых, речь шла не об идеографических описаниях или многомерных профилях черт, а об установле­нии самых общих различий в степени выраженности диспозиций, понимаемых как одномерные конструкты. В-третьих, результаты новых методик должны были слу­жить не для подсчета их корреляций с другими личностными переменными, а для их учета в экспериментальных планах свойств личности как независимых перемен­ных с тем, чтобы выявить дифференцированное влияние особенностей ситуации.

Новые методики были основаны на измерении интенсивности индивидуальной выраженности мотивов в условиях стандартизированной ситуации. При таком подходе межиндивидуальный разброс поведения можно было приписать влиянию «личностной диспозиции» — гипотетического конструкта «мотив», но не «мотива-

ция». Вопрос о том, действительно ли актуализация мотивации обнаруживает индивидуальные различия в проявлении того мотива, изучение которого предпола­гается, исследователи пытались решить (наряду с прямой содержательной валиди-зацией условий актуализации мотива) также при помощи двух дополнительных ме­тодов. Во-первых, значения переменных, полученные с помощью новых методик, сопоставлялись с внешними критериями, которым по теоретическим соображени­ям приписывалась зависимость от того же мотива. Во-вторых, варьировалась интен­сивность условий побуждения, чтобы зафиксировать соответствующие изменения интенсивности ответного поведения. Поскольку побуждение и ответное поведение связаны интраиндивидуальной ковариациеи, в этом усматривалось доказательство актуализации изучавшегося мотива, который опосредованно, через адекватное си­туации мотивационное состояние, проявляется в поведенческих индикаторах.

Что касается технической стороны методик, то, с одной стороны, применялись обычные опросники, которыми часто пользовались для изучения таких свойств личности, как, например, установки. Примером служит упоминавшаяся выше шка­ла 1-Е (внутренний—внешний контроль) Роттера (Rotter, 1966; см. главу 5). Из всех характеристик личности, изучавшихся посредством опросников, наибольшую роль в исследованиях мотивации сыграла тревожность. Столь же важной оказалась методика, разработанная для клинико-психологических целей, — Тематический апперцептивный тест (ТАТ). Эта проективная методика прошла эксперименталь­ную апробацию и стандартизацию с целью измерения мотивов достижения, влас­ти и аффилиации. После 1950-х гг. она оказала особенно заметное воздействие на исследования мотивации. В этой главе мы обсудим измерение и поведенческие проявления личностной диспозиции «тревожность», а в следующих главах речь пойдет прежде всего о мотиве достижения, далее — о социальных мотивах оказа­ния помощи, агрессии, аффилиации и близости и, наконец, власти.

Общая тревожность

В начале 1950-х гг. Джанет Тейлор и Кеннет Спенс начали исследования тревож­ности, которые сделали основанную на экспериментах с животными теорию вле­чения весьма ценной для исследования мотивации человека. Тейлор и Спенса интересовала не столько тревожность как таковая, сколько проверка некоторых следствий теоретико-ассоциативной концепции влечения, а именно положения о влиянии силы влечения на научение новым способам поведения. Они отталки­вались от халловской теории влечения и таких ее постулатов, как независимость влечения и навыка (habit), энергетизирующее действие влечения и общий характер влечения (см. главу 4). Поскольку, согласно последнему постулату, актуальная сила влечения D вбирает в себя все наличные потребностные и активационные со­стояния, тревожность просто напрашивалась в качестве конкретного примера со­стояния влечения, тем более с учетом того, что люди очень сильно отличаются в индивидуальных проявлениях тревожности. Согласно Миллеру и Мауреру, тревож­ность понималась как приобретенное и с трудом угашаемое влечение, истоки которо­го коренятся в антиципаторных эмоциональных реакциях (rj, вызываемых стиму­лами, сигнализирующими об угрозе.

С целью учета индивидуальных различий тревожности Тейлор (Taylor, 1953) разработала шкалу открытой тревожности (Manifest Anxiety Scale, MAS). Из пунк­тов Миннесотского многомерного личностного опросника (ММРГ) она выбрала такие, которые, по согласованному мнению клинических психологов, отражают известные симптомы хронических реакций страха. Хотя разные реакции тревож­ности не связаны с конкретными ситуационными поводами, разработанный опрос­ник при повторных измерениях зарекомендовал себя как очень надежный. Пока­затели невротических и психотических испытуемых были существенно выше чем показатели нормальных людей. В последующих исследованиях, проводившихся главным образом в студенческих группах, обычно сравнивались группы с полярно противоположными показателями MAS.

После того как MAS сделал возможным измерение различий в силе влечения, потребовалось также уточнить переменную навыка. Это было необходимо для того, чтобы с помощью теории интерференции серийного научения обосновать посту­лат о мультипликативной связи силы влечения и навыка (Taylor, Spence, 1952). Согласно постулату о мультипликативной связи, успех научения коррелирует с силой влечения, если правильные или адекватные навыки доминируют либо если отсутствуют конкурирующие с ними, нерелевантные навыки. Такая ситуация име­ет место при выполнении легких заданий; в случае же сложных заданий ситуация обратная. Сложные задания активизируют репертуар навыков, в котором непра­вильные реакции доминируют над правильными, и с ростом силы влечения это их превосходство, согласно мультипликативной связи, все более возрастает. Таким образом, при решении сложных задач научение осуществляется более успешно при низком уровне влечения, поскольку в этом случае изначально менее выраженные правильные навыки легче смогут победить первоначально более сильные непра­вильные.

Прототипом легких задач стало обусловливание мигательного рефлекса в от­вет на струю воздуха определенным сигнальным раздражителем (Taylor, 1951). Во множестве исследований было убедительно показано, что у людей с высоки­ми показателями MAS обусловливание мигательного рефлекса достигается зна­чительно быстрее, чем у людей с низкой тревожностью (см.: Spence, 1964; а так­же рис. 7,1).