Виды наивного объяснения поведения

Объяснением того или иного вида поведения занимаются не только психологи. К этому всегда готов и любой обычный человек. При этом причины поведения, как правило, усматриваются либо в индивидуальных особенностях человека, либо в особенностях ситуации, либо во взаимодействии личности и ситуации. Соответ­ственно мы можем говорить об объяснении поведения с первой, второй или тре­тьей точки зрения (ср.: Heckhausen, 1980; русский перевод: Хекхаузен, 1986). Это, однако, не означает, что всякое объяснение поведения проходит все эти три стадии, скорее, порядок перечисления этих способов объяснения отражает частоту того или иного определения причин поведения. С точки зрения современной психоло­гии каждый из этих способов объяснения является «наивным»; иначе говоря, хотя эти способы и полезны, они чересчур упрощены (ср., напр.: Mischel, 1984).

То, как мы объясняем поведение, в определенной степени зависит от того, из каких параметров сравнения мы исходим, или же от того, какие параметры сравнения нам навязываются. Сравнение может производиться в трех измерениях (ср.: Kelley, 1967): мы можем проследить, как изменится поведение, сопоставляя, во-первых, поведение людей в разных ситуациях, во-вторых, в разные моменты времени и, в-третьих, пове­дение различных индивидов.

Например, если определенное поведение мало изменяется при перемене ситуа­ции или сдвиге во времени и существенно отличается от поведения других людей в тех же ситуациях и в те же моменты времени, то очевидно, что основная причина наблюдаемого поведения коренится в индивидуальных особенностях данного че­ловека. Это объяснение поведения с первой точки зрения, лежащее в основе тео­рий свойств традиционной психологии личности.

Если же нам кажется, что поведение существенно меняется при переходе к дру­гой ситуации — и при этом является разным в разные моменты времени — то мы ищем причины поведения в особенностях ситуации. Это объяснение поведения со второй точки зрения, которое и сегодня господствует в теоретической и исследо­вательской областях социальной психологии, а также в основывающейся на тео­рии обучения клинической психологии.

И наконец, если в результате более глубокого анализа мы приходим к выводу о том, что различия в действиях нельзя свести ни к одним только различиям лично­стных факторов, ни к одним лишь различиям факторов ситуации, но что обе груп­пы факторов играют важную роль — причем на протяжении различных моментов времени, — то мы имеем дело с объяснением поведения с третьей точки зрения. Такого рода объяснения типичны для психологии мотивации, а также для когни­тивной психологии (например, при изучении механизмов решения задач) и совре­менных исследований личности (ср.: Amelang, Bartussek, 1981).

При этом речь ни в коем случае не должна идти о «взаимодействии» лишь как суммировании влияний. В качестве примера такого аддитивного взаимодействия можно привести следующую ситуацию: агрессивный человек реагирует на ситуа­цию, в небольшой мере побуждающую к агрессии, столь же мощной агрессией, как человек с низкой агрессивностью реагирует только на ситуацию, очень сильно по­буждающую к агрессивному ответу. Иными словами, факторы индивида и факторы ситуации здесь дополняют и компенсируют друг друга с точки зрения поведенче­ских эффектов, которые они вызывают. Однако взаимодействие этих факторов мо­жет и не быть аддитивным и состоять в том, что одна и та же ситуация побуждает разных людей к различным и даже противоположным действиям. Например, на­значение вознаграждения может побудить человека со слабым мотивом дости­жения увеличить усилия для достижения цели, тогда как человеку с сильным мо­тивом достижения оно может испортить удовольствие от самого процесса дости­жения цели.

Возникает вопрос о том, что важнее — факторы индивида или факторы ситуа­ции. Однако это совершенно праздный вопрос, причем, по меньшей мере, в силу четырех различных причин. Во-первых, мы не можем естественным образом отде­лить одно от другого: влияние индивида вне ситуации столь же трудно вообрази­мо, как и влияние ситуации без индивида. Этот тезис можно сформулировать ина­че: индивид всегда предполагает ситуацию, а ситуация всегда предполагает инди­вида (Bowers, 1973). Ведь когда мы в повседневной жизни характеризуем людей, мы всегда классифицируем их согласно тому, располагают ли они возможностями поведения, которые будут адекватны определенным ситуациям или же неадекват­ны им (Cantor, Mischel, Schwartz, 1982).

Во-вторых, ответ на вопрос о том, обусловлено ли поведение в большей степе­ни различиями индивидов или ситуаций, в значительной мере определяется тем, какие выборки индивидов и ситуаций мы сопоставляем. Поскольку вряд ли воз­можно определить сопоставимые базовые совокупности того и другого, то весьма трудно оценить, имеем ли мы дело с репрезентативными и сопоставимыми выбор­ками или нет. Например, если набранная группа индивидов является очень разно­родной (по возрасту, психическому здоровью и т. д.), а набор ситуаций, напротив, достаточно однородным (например все ситуации содержательно связаны с тема­тикой достижения), то, естественно, различия в поведении будут согласовываться скорее с личностными переменными, чем с переменными ситуаций. Если же, на­против, набор ситуаций более разнороден, чем выборка людей, то более значимы­ми будут представляться именно ситуативные переменные (Olweus, 1976).

В-третьих, на поведение оказывает влияние не «ситуация» в неком объектив­ном или интерсубъективном (т. е. заданном общим пониманием) смысле, а ситуа­ция, рассматриваемая с точки зрения ее индивидуального (субъективного, «идио­синкразического») смыслового содержания. Поэтому ситуация всегда уже вос­принята, т. е. является результатом ее понимания индивидом, и тем самым уже обусловлена личностными переменными.

Наконец, в-четвертых, степень видимой зависимости действия от особенностей индивида или ситуации определяется тем, из какой перспективы мы наблюдаем данное действие. С точки зрения действующего субъекта его поведение главным образом определяется особенностями воспринимаемой им ситуации Qones, Nis-bett, 1971). Напротив, с точки зрения внешнего наблюдателя мы будем склонны связывать наблюдаемое поведение с особенностями действующего человека. Это различие можно свести к противоположности воспринимаемых фигуры и фона. При наблюдении со стороны особенности ситуации составляют фон, на котором в качестве фигуры выделяется действие наблюдаемого человека. При самонаблюдении же особенности ситуации оказываются фигурой, воспринимаемой на фоне собственного поведения.

Таким образом, мы получаем поразительное подтверждение того, что решаю­щим при восприятии и переработке информации является именно эта противопо­ложность в выделении фигуры и фона, а не противопоставление своего и чужого поведения (Storms, 1973). При просмотре видеозаписи субъект действия воспри­нимал в первую очередь свое собственное поведение, а наблюдатели — ситуацию (с точки зрения действующего субъекта). Такое изменение перспективы наблюде­ния привело к различиям в объяснении причин поведения. Действующие субъек­ты объясняли свое поведение своими собственными диспозициями в гораздо боль­шей степени, чем это делали внешние наблюдатели.