Повседневный опыт и три проблемные области

«Мотивационные» вопросы направлены на выяснение того, с какой целью некто осуществляет то или иное действие. Как правило, такого рода вопросы не являют­ся слишком трудными, ибо по отношению к людям, которых мы знаем и с которы­ми постоянно общаемся — не говоря уже о нас самих, — не возникает вопроса, зачем они делают то, что они/делают. Однако существуют три причины, побужда­ющие нас задаваться вопросом «зачем».

С причиной первого типа мы сталкиваемся в том случае, когда индивид дей­ствует в определенной ситуации иначе, чем большинство людей, или иначе, чем принято. Например, один школьник проявляет усердие в учении, не только нахо­дясь в школе, но и в свободное время, в то время как другой является его полной противоположностью и даже на занятиях его трудно «мотивировать» таким обра­зом, чтобы у него появилось желание учиться. Поскольку такого рода индивиду­альные различия не только стабильны, но и прослеживаются во многих различных ситуациях, мы можем сделать вывод о личностном своеобразии в смысле различ­ных ценностных диспозиций, проявляющихся как в усилении или ослаблении побуждения к обычным, соответствующим данной ситуации действиям, так и в полной замене их какими-то другими действиями. Количество ценностных диспо­зиций, определяющих действие, и их иерархия (или степень их выраженности) представляют собой универсальную пару параметров объяснения индивидуальных различий, проявляющихся в том, каким образом человек действует, на что он тра­тит свое время и почему при одних и тех же обстоятельствах он ведет себя иначе, чем другие.

В современной психологии мотивации такого рода ценностные диспозиции или предрасположенности, характерные для индивида, получили название «мотивов». Для классификации «мотивов» необходимо подняться на достаточно высокий уровень обобщения. Каждый из мотивов отличается присущим ему содержательным классом целей действия, который можно обобщенно описать как «достижение», «оказание помощи», «власть» или «агрессия». Разумеется, каждый содержатель­ный класс целей такого рода должен быть определен точнее. Так, «мотив достиже­ния» связывается с такими целями, которым присуще прежде всего «сопоставле­ние с критериями успешности» (McClelland, Atkinson, Clark, Lowell, 1953). Что касается фактических, т. е. конкретных, целей, то в эти содержательные классы укладывается бесчисленное множество самых различных целей. Разумеется, раз­личные исторические эпохи, различные культуры и различные индивиды могут настолько отличаться друг от друга с точки зрения типичной для них деятельно­сти, мотивируемой стремлением к достижению, что у них нельзя будет найти ника­ких общих черт, и все же все виды деятельности, характерные для этих эпох, куль­тур и индивидов, могут быть отнесены к одному и тому же содержательному клас­су целей достижения.

Психология мотивации связывает с понятием мотива целый ряд вопросов. В частности, это вопрос о количестве существующих мотивов; о том, как их можно диагностировать, являются ли они универсальными или зависят от исторического развития и культурных различий; в какой мере они обусловлены генетически и насколько определяются приобретенным опытом; когда и как они возникают и развиваются в ходе онтогенеза; как возникают индивидуальные различия и мож­но ли их впоследствии изменить. Существует ряд вопросов, затрагивающих при­роду человека, на которые трудно найти ответы с помощью современных эмпири­ческих методов исследования.

Задаваться вопросами о мотивации нас также побуждает то влияние, которое, как нам кажется, иногда оказывает на человека ситуация, вынуждая его совершать то или иное действие. Нам представляется, что причины действия коренятся не столько в человеке, совершающем действие, сколько в ситуации. Это та «возмож­ность украсть, которая делает из человека вора». Мелкие соблазны или угрозы повседневной жизни подталкивают нас к соответствующим видам поведения или удерживают нас от них. Но особенно ярко эта подверженность влияниям проявля­ется в чрезвычайных ситуациях. Такого рода случаи, ставящие вопрос о мотива­ции человека, лежали в основе античных трагедий; примером может служить исто­рия Эдипа, который, сам того не зная, убил своего отца и женился на своей матери, не будучи по своей природе ни убийцей, ни безнравственным подлецом. В современ­ной литературе, например в детективных романах, мы нередко встречаемся с ситу­ациями, побуждающими нас задаваться вопросами о мотивации человека. Кто со­вершил убийство, описываемое на первых страницах романа, или, точнее, кто мог его совершить? Лишь тот, у кого был какой-то «мотив» (слово «мотив» использу­ется здесь не в том смысле, который придает ему психология мотивации, а в по­вседневном значении конкретной побудительной причины), А мотив мог быть у любого из тех персонажей, которым смерть убитого давала определенную выгоду.

Ситуация нередко дает возможность исполнить давнее желание, рассеять стра­хи и опасения, одним словом, возможность осуществить свою цель. Но она может быть связана и с наступлением угрожающих обстоятельств. Все, что ситуация в этом смысле обещает индивиду или означает для него, называется «стимулом»,

обладающим «побудительностью» к соответствующему действию. При этом воз­никает вопрос о целесообразности действия. Действие является целесообразным в том случае, когда его вероятными последствиями будут такие события или со­стояния, ради которых человек и осуществлял действие и которые представляются ему желательными. Это можно выразить и иначе, несколько непривычным обра­зом: речь здесь идет о том, чтобы в результате собственного действия либо повы­сить вероятность реализации того, что обладает ценностью для индивида, либо эту реализацию гарантировать. Решающее значение здесь имеют две величины: цен­ность того, что человек хотел бы осуществить, и ожидание (воспринимаемая веро­ятность) того, что это будет достигнуто.

Таким образом, мы обобщаем все, что определяет силу мотивационной тенден­ции и является характерной особенностью семейства моделей «ожидаемой ценно­сти». Такого рода модели используются для объяснения выбора данного действия из нескольких возможных вариантов и даже становятся руководством для приня­тия оптимального решения. В психологии мотивации моделям ожидаемой ценно­сти, наподобие так называемой модели выбора риска Аткинсона (Atkinson, 1957), отводится область применимости, выходящая далеко за пределы простого приня­тия решения. Насколько это оправдано, мы увидим впоследствии.

Необычные действия, при ближайшем рассмотрении оказывающиеся вполне целесообразными, вызываются не только необычными ситуациями или обстоя­тельствами. Разумеется, то, какая именно из возможностей, вытекающих из ситу­ации, представляется человеку достаточно ценной для того, чтобы побудить его к действию, зависит и от индивидуальных ценностных диспозиций данного челове­ка. Но дело не только в этом. Как аспект ценности, так и аспект ожидания опреде­ляются не одними лишь особенностями ситуации, но и особенностями действую­щего субъекта,

Так, предвосхищение им того, насколько достижимой для него явится намечен­ная цель, зависит от его способностей или от тех средств, которыми он располагает. Поэтому вторая причина для того, чтобы задавать вопросы о мотивации, заклю­чается не только в том, что необычные ситуации побуждают к необычным действи­ям, оказывающимся при ближайшем рассмотрении вполне целесообразными.

Говоря точнее, речь идет здесь о взаимодействии детерминантов, которые мож­но отнести отчасти к ситуации, а отчасти к личностным особенностям человека. Это так называемое «взаимодействие личности и ситуации» (см., напр.: Magnusson, Endler, 1977). В современной психологии мотивации «мотивация» всегда рас­сматривается как результат такого взаимодействия. Мотивация представляет со­бой актуальную направленность на какую-то цель, мотивационную тенденцию, для объяснения которой необходимо привлекать не только ситуативные или лич­ностные факторы по отдельности, но и те и другие.

С процессами возникновения актуальных мотивационных тенденций тесно связан вопрос о том, как после завершения одной деятельности осуществляется переход к следующей и как после прерывания деятельности происходит ее после­дующее возобновление. Ведь, как правило, после завершения какого-то действия человек не пребывает в пассивном состоянии, размышляя о том, что он может или должен делать далее. Скорее, он сразу же переходит к следующему виду деятельности, причем, как правило, не задумываясь о ней или принимая какое-то специ­альное решение. Таким образом, уже заранее — причем в ходе выполнения какого-то другого действия — должно быть выяснено и определено, какое действие после­дует далее, какие из открывшихся возможностей будут использованы, а какие — нет. В противном случае непрерывный поток активности, в котором одни цели сменяют другие, было бы невозможно объяснить.

Для ответа на эти вопросы была разработана, в частности, «динамическая теория действия» (Atkinson, Birch, 1970, 1978, глава 2). В основу этой модели положены мотивационные тенденции, явившиеся результатом интеграции значений ожидания и ценности, обусловливаемых ситуацией и особенностями индивида. Но сила этих мотивационных тенденций подвержена дальнейшим изменениям. Мотивационные тенденции, которые пока не могут быть реализованы в действии, встречаясь с соот­ветствующими им ситуативными стимулами, усиливаются. С другой стороны, те мотивационные тенденции, которые в этот момент реализуются в действии, по мере своей реализации постепенно ослабевают. В основном именно эти изменения при­водят к тому, что через некоторое время одна из латентных тенденций к действию становится более сильной, чем та тенденция, которая проявлялась, доминировала и определяла действие до сих пор; таким образом, происходит смена деятельности в пользу тенденции, остававшейся до этого момента латентной.

Третья причина, побуждающая нас ставить вопросы о мотивации, связана не столько с тем, какое (с содержательной точки зрения) будет совершено действие, сколько с тем, каким образом оно будет совершено. Здесь также имеют место оче­видные варианты, вызывающие наш интерес. Существуют обстоятельства, при ко­торых возникающие желания быстро превращаются в намерения, которые при пер­вой возможности стремятся быть реализованными в соответствующем действии. Существуют также люди, способные хорошо себя организовывать, в то время как другие колеблются и не могут ни на что решиться, не могут сосредоточиться на до­стижимой цели или вовремя отказаться от той, которая оказалась недоступной.

Все эти явления традиционно связывают с индивидуальными различиями «воли» и «силы воли». При ближайшем рассмотрении речь здесь идет об определенном те­чении мотивационного процесса, предшествующего осуществлению действия. Под­готовительные стадии процесса, в ходе которых возникает замысел действия, не ме­нее важны, чем процессы, побуждающие направленное на цель действие и поддер­живающие его течение. Если после первой мотивационной стадии, на которой желания формулируются и проверяются с точки зрения их желательности и реали­зуемости, находится достаточно оснований для осуществления действия, направлен­ного на осуществление желаемого, то дело доходит до возникновения «намерения», т. е. до «волевого акта». Затем, как только появляется подходящая возможность, на­мерение побуждает человека осуществлять соответствующее действие вплоть до до­стижения цели (ср.: Heckhausen, Kuhl, 1985).

Однако, чтобы начать действовать, нам далеко не всегда нужно формулировать намерение или осуществлять волевой акт. Существует множество повседневных ситуаций, в которых мы действуем по привычке, т. е. более или менее автоматиче­ски. У нас уже выработалось целесообразное поведение в такого рода ситуациях, и оно оказалось настолько опробованным, что никаких размышлений, не говоря уже о формировании особого намерения, не требуется, чтобы перейти к действию.

В таких случаях мы говорим о действиях по привычке. Эти ситуации можно опи­сать следующим образом: шлагбаум намерения в этих ситуациях поднят и путь к действию является свободным. Помимо волевых действий и действий по привыч­ке существуют также импульсивные или аффективные действия. В этом случае внутреннее напряжение мотивационного импульса прокладывает себе путь к дей­ствию и при закрытом шлагбауме.

Есть определенные данные, указывающие на то, что отдельные стадии описан­ного процесса — мотивация, намерение, действие — определяются разными сила­ми и закономерностями; в частности, модель ожидаемой ценности является адек­ватной лишь для первой стадии мотивационного процесса. Это подтверждает и наш повседневный опыт. Всем нам знакомы «муки выбора», бесконечное-взвешивание, предшествующее принятию серьезного решения, но знакомо также и внезапное облегчение после принятия решения, освобождающего нас от этих, мук. Нам зна­комы предшествующие действию размышления, в ходе которых складывается на­мерение, которое побуждает нас к его своему осуществлению, даже навязывает нам это осуществление при каждой подходящей возможности. Наконец, нам знаком и приносящий освобождение переход к действию, когда каждый осуществляемый шаг воспринимается с точки зрения того, насколько он приближает нас к цели, и корректируется по ходу действия, и т. д. Тем поразительнее тот факт, что эти про­цессы так называемой «психологии воли» со времен классических эксперимен­тальных исследований Нарцисса Аха (Ach, 1910) в Германии и Альберта Мишотта в Бельгии (Michotte, Prurn, 1910) практически не изучались и, более того, были преданы забвению; ситуация стала меняться лишь в последнее время (КиЫ, 1983; Schneider, Schmalt, 1981). Причиной падения интереса к этим процессам оказалась, как ни парадоксально это звучит, непосредственная доступность этих процессов переживанию. С изгнанием из психологии во второй трети XX столетия метода ин­троспекции тонкая феноменология волевых процессов утратила свою привлека­тельность в качестве предмета исследования.

В этом параграфе мы описали три типа повседневных ситуаций, побуждающих нас задаваться вопросами о «мотивации». Это вопросы 1) об индивидуальных различиях мотивационных диспозиций и отграничении этих диспозиций друг от друга; 2) о детерминантах отдельной мотивационнои тенденции, понимаемой как результат взаимодействия ситуации и индивида, а также как величина, уменьша­ющаяся, когда она уже побуждает действие, и увеличивающаяся, пока еще не по­буждает его; и 3) о различных процессах, имеющих место до и после возникнове­ния намерения и во время действия. Эти три типа вопросов соответствуют трем проблемным областям, на которые можно разделить всю психологию мотивации; а именно: 1) мотив, 2) мотивация и 3) волевые процессы (возникновение намере­ния и последующие фазы процесса до начала действия и после него).

При этом мы связали повседневный опыт с исключительными случаями. Ведь в повседневной жизни нас побуждает действовать и искать объяснения лишь то, что необычно и исключительно, а не то, что привычно и ожидаемо (ср.: Heider, 1958). Такое ограничение столь же целесообразно, сколь и экономично. Однако с научной точки зрения рядовые события заслуживают объяснения ничуть не мень­ше, чем чрезвычайные для повседневной жизни случаи. Кроме того, не существует причин, чтобы не включать их в уже выделенные классы мотивационных событий.