Трагедииипотери
Детская реакция на горе парадоксальна и непредсказуема. Иногда дети безутешно горюют и даже заболевают депрессией от, как кажется взрослым, незначительного повода. А когда случается настоящая трагедия, ребенок может выглядеть уравновешенным и даже равнодушным. Так работают механизмы психологической защиты, и желание взрослых взломать их — заставить ребенка горевать — приводит к сильнейшим психологическим травмам. Я часто встречала на своих консультациях и на тренингах людей, потерявших в детстве родных. И по их воспоминаниям, страдали они больше от того, что родственники давали им понять, что они делают что-то не так.
«Мамаумерла, когда мне было семь лет. До этого она долго болела, почти полгода лежала в больнице. Я привыкла к тому, что мамы рядом нет. Когда она умерла, очень сильно плакали старшая сестра и тетя. Меня это напугало. Я ходила и успокаивала их. Помню, как чувствовала себя взрослой и ответственной. А потом, в день похорон, все старались обнять меня, взять на руки, погладить по голове. Почему-то это было неприятно, и хотелось, чтобы все поскорее ушли. Сейчас я понимаю, что смерть мамы отразилась на моей психике, но большого переживания горя я не помню».
Взрослым сложно примириться с потерей и представить себе жизнь без ушедшего человека. Ребенок же живет настоящим, он не строит планов на будущее. Ему важно, чтобы хорошо было именно сейчас. Поэтому малыш легко отвлекается и увлекается, и, как кажется взрослым, быстро забывает об утрате. Кроме того, если говорить о восприятии смерти, в детском сознании не укладывается ее непоправимость. А вот то, от чего действительно страдают дети, так это от неопределенности. По-настоящему трагические ситуации связаны с обманом и желанием взрослых скрыть трагедию. Однажды мне довелось
консультировать бабушку пятилетнего мальчика, у которого год назад в автокатастрофе погибли родители. Старики решили пощадить ребенка — сказали, что папа и мама уехали. Уже целый год ребенок мучается, постоянно спрашивает про родителей, пишет им письма, просит позвонить родителям. Ложь усугубляется тем, что старики боятся, что кто-то из окружающих проговорится. Мальчик изолирован от привычной жизни — его забрали из детского сада, не водят гулять в ближний двор, в дом не приглашаются гости. Люди, потерявшие дочь и зятя, должны делать вид, что все хорошо, и наигранно рассказывать об обстоятельствах, которые не дают родителям вернуться. Мальчик стал плаксивым, безучастным, истерики и протест сменились вялостью и апатией. «Они меня не любят, я их не слушался, я плохой» — даже если ребенок это не произносит, он об этом думает. Ох как сложно исправлять эту ситуацию, какой катастрофой оборачиваются благие намерения! Ложь встает между близкими людьми, ребенок чувствует ее и переживает сложнее и страшнее, чем переживал бы факт трагедии.
Мой очередной клиент —девятилетний мальчик. Замкнутый, внутренне наряженный, проблемы в школе, нежелание идти на контакт с матерью. Передо мной его рисунки: черно-красное месиво, растерзанные человеческие фигуры, лужи и брызги крови. Когда мальчику было семь лет, его отца убили. Была какая-то темная, криминальная история, ребенка в нее, конечно же, не посвящали— просто отстранили. Сообщили факт— папу убили — и отправили на время похорон к родственникам, а потом отвезли на море. Мать лечилась тем, что постаралась убрать из своей жизни все то, что напоминало о муже. И с этого самого момента началось отчуждение — мать и сын не дали горю проявиться, сделали вид, что все закончилось и забылось. Вернее, так хотелось матери мальчика. Он же истолковал ситуацию по-своему и стал готовиться к мести. Мстил убийцам отца пока что на бумаге и в фантазиях.
— Что же мне теперь делать, два года же уже прошло. Как теперь ворошить прошлое? — сокрушалась женщина.
— Съездите вместе на кладбище.
—А хуже не будет? Ему и так покойники снятся, по ночам вскакивает.
— Потому и снятся, что вы закрыли эту тему. Нужно поговорить о смерти отца. Рассказать мальчику какие-то факты — неизвестность в его воображении ужасней, чем реальность.
— Я боюсь расплакаться перед ним.
— Что в этом страшного? Ты боишься показать, что тебе больно, что ты оплакиваешь родного человека? Это же естественно — плакать, когда больно.
Беседа состоялась, они рассматривали семейный альбом, спрятанный два года назад, и вместе плакали над фотографиями отца. Вместе со слезами начали проявляться и нежность, забота, стремление поддержать друг друга. Горе — это не только боль, это еще и возможность почувствовать и проявить любовь.
Парадоксальность детских переживаний связана с появлением злости по отношению к тем, кто их оставил. Помню, как поразил меня однажды эпизод в одном старом американском фильме. Речь шла о маленькой девочке, которая потеряла мать. А отец старался всячески уберечь ребенка от горя — развлекал, дарил подарки, отвлекал всеми способами. И вот в дом приходит новая няня. Она не боится говорить с ребенком о смерти матери и вдруг заявляет: «Твоя мама посмела тебя бросить! Ты злишься на маму?» И дальше следует потрясающая сцена битья надувных игрушек — ребенок колотит их неистово. «Ты не имела право со мной так поступать!»— подзадоривает ее няня... Если верить тому, что душа умершего человека не может попасть на небеса, если кто-то ее не отпускает, то чувство злости — это та самая веревка. Няня позволила ребенку выразить свой гнев — то, что так нужно было малышке, что было основной причиной переживания. После этого любви не становится меньше. Напротив, только отпустив злость, можно почувствовать истинную любовь.
Не каждая смерть родственника — трагедия для ребенка. Умерший человек был не близок или даже не знаком. Откуда берется это стремление взрослых впадать в крайности: скрывать факт или, напротив, сделать участником ритуала, не считаясь с чувствами и восприятием?!
«Было мне тогда года четыре. Мама утром сказала: 'Умер дедушка, едем на похороны'9. Мы ехали очень долго на машине, меня укачивало и даже стошнило. Приехали прямо на кладбище. Людей много, все плачут. Бабушка кричит,
мама рыдает. Я так напугалась, не понимала, что происходит, но чувствовала, что что-то страшное. Потом меня к гробу подвели. Я деда живым-то и не помню, видела несколько раз. А тут мама говорит: "Поцелуй дедушку" и прямо толкает меня. Я помню, как наклонилась, а потом ужас... Что-то сильно стукнуло по спине и я уткнулась лицом в холодное. Оказалось, крест упал — он рядом был в землю воткнут. Онупалмне прямо на спину, и я оказалась прижатой к деду. Не знаю, может, что-то было и по-другому, но я запомнила этот ужас именно так. Потом меня ночные кошмары мучили, и писалась я вплоть до школы».
Однажды у меня на тренинге присутствовал мужчина, у которого в детстве умер брат. Мы делали упражнение «Линия жизни» — участникам предлагалось нарисовать схему своей жизни, отобразив самые важные, поворотные события. Тогда впервые я поняла, что смерть может стать позитивным событием — линия жизни резко взмывала вверх. Автор пояснил, что его брат был неизлечимо болен. Родители решились на рождение второго ребенка только потому, что знали о болезни старшего. Ему отдавались все силы, родительская любовь, внимание. И только после ухода брата из жизни мальчик понял, что нужен родителям: «Отец стал заниматься со мной, мы начали ходить в спортивный зал. Мама много плакала, и каждый раз пыталась обнять и приласкать меня. Я считаю, что родители у меня появились в семь лет— до этого провал в воспоминаниях. Помню лишь, как завидовал брату, когда мама ездила к нему в больницу, а я оставался дома один».
Трагедия — это не только смерть близкого. Это, скорее, мерило переживаний, боль, которая обострена до предела, и ребенок подключает все свои ресурсы, чтобы с нею справиться. Пластичность психики позволяет это сделать быстрее, чем во взрослом возрасте. Мне доводилось работать с людьми, в детстве которых были очень серьезные потрясения. И я не переставала удивляться тому, как они сумели компенсироваться, не заболели и не впали в депрессию.
Незначительные, с точки зрения взрослых, события в жизни ребенка, которые влекут сильнейшие потрясения: расставания и потеря любви, утрата любимой игрушки или животного, обман, предательство... В детстве я играла на пианино пьесу Чай
ковского «Болезнь куклы». Педагог требовала, чтобы я играла поживее, а мне хотелось убавить темп — в моем воображении рисовалась трагическая картина и даже слезы наворачивались на глаза. Пьесу «Похороны куклы» она мне не дала — испугалась моей реакции. Обычная игрушка может стать для ребенка гораздо большим, чем просто развлечение. Дети очеловечивают предметы и горько переживают их потерю. Пожалуй, в воспоминаниях каждого человека есть эпизод, связанный с этим. Но первое место по трагичности занимают случаи с животными. Я заметила это, когда исследовала со своими клиентами проблему вины. В силу своей неопытности дети невольно становятся источником страданий и даже гибели животных. Или же берут на себя вину просто потому, что не смогли защитить и помочь.
«Летом в деревнеу нас всегда была какая-нибудь живность. Бабушка держала птиц и бычка, были собаки и кошки. Мы с сестрой любили играть в "больницу" — таскали несчастных животных и лечили всеми возможными способами. Но ума хватало не причинять им боль, и вообще все делалось от любви. Однажды в самом начале лета бабушка отдала намутенка: крыса отгрызла ему лапки ионе трудом передвигался на культях. Мы опекали его, как могли, он стал ручным и домашним. Для него был выстроен домик, мы таскали со стола кусочки еды, чтобы накормить нашего питомца. К концу лета утенок превратился в большую, взрослуюутку. Он совсем не обращал внимания на своих сородичей и всюду ковылял за нами: вперевалку, помогая себе крыльями... А потом был эпизод в поезде. Как сейчас помню: мы лежали с сестрой на верхней полке и смотрели в окно. Амама говорит: "Слезайте обедать, здесь для вас сюрприз". До сих пор перед глазами у меня зажаренная тушка, с культями вместо лапок... Я рыдала, сестра закрылась в туалете и не выходила, пока проводник не открыл своим ключом дверь. Мама нас наказала, ругалась страшно и говорила, что мы — истерички ненормальные».
Морские свинки, утонувшие в пруду, где их учили плавать; черепахи, потерянные на улице и погибшие от холода; новорожденные котята и щенки, погибшие голодной смертью; затискан
ные хомячки и вытащенные из гнезда птенцы — наши «братья меньшие», которые своей гибелью научили нас в детстве быть ответственными и не причинять боль слабому. Пусть даже невольно. Помню, как в одной книге я вычитала о том, что не каждый, кто убил в детстве кошку, становится убийцей. Но каждый убийца в детстве убил кошку. Сталкиваясь с ситуациями детской намеренной жестокости по отношению к слабому, я теряюсь. Умом понимаю, что ребенок мстит миру за причиненную ему боль. Но как специалист работать с этим не могу — не хватает душевных сил и принятия. Оставлю этих детей и эти случаи моим коллегам — тем, кто сумеет отнестись к случившемуся рационально и эмоции не помешают ему в работе.
Работа с детской потерей — это поиск смысла в происшедшем.
• Зачем судьба послала мне это испытание?
• Почему именно со мной это произошло?
• Чему научил меня это случай?
Трудные, но необходимые вопросы, требующие уже взрослого, зрелого взгляда на ситуацию потери. Без этих выводов взрослый человек рискует впасть в мученичество, оправдывать свои нынешние несчастья трагедиями своего детства, отказаться от ответственности за свою нынешнюю жизнь. Один мой клиент объяснял свое одиночество тем, что в детстве их с братом бросила мать — уехала на заработки, а потом вышла замуж и осталась в другой стране. Мальчишки жили со своим дедом, очень тосковали, скучали и ждали, что мать их заберет к себе. Этого так и не произошло. Когда дед умер, братьев взяла к себе тетка, но не выдержала беспокойства-и определила их через полгода в интернат. Мать появилась, когда они были уже совсем взрослые и самостоятельные. «Приехала как снег на голову, поплакала, повинилась, оставила денег и опять уехала. Теперь иногда звонит, письма пишет. Но сейчас мне она уже не нужна», — с горечью рассказывал взрослый мужчина. Мне понятны его боль и обида, но нельзя позволять своему прошлому влиять на настоящее. Своей личной неустроенностью он мстит матери, и, кажется, безрезультатно: если женщина не смогла почувствовать переживания своих маленьких детей, вряд ли она сумеет это сделать сейчас. Повод для недоверия женщинам у него есть — мать, а потом ее сестра предали, бросили, не дали любви. Но если он будет продолжать смотреть на мир глазами обиженного ребенка, накажет только себя.
Трагедии и потери нередко становятся козырной картой и поводом для манипуляций. Ребенок очень быстро обучается получать выгоду от своих несчастий. Вначале это происходит случайно, когда взрослые стремятся сгладить боль, отвлечь, доставить удовольствие. Но делают это не тем способом. Учителя начинают завышать оценки ребенку, потерявшему родителя; место погибшего котенка занимает породистый щенок; болезнь неожиданно приносит много внимания и любви и подарков: ребенок понимает, что быть печальным и несчастным — это выгодно! «Комплекс выученной беспомощности» — так называется стратегия выживания при помощи демонстрации своей слабости и несостоятельности. Большинство взрослых людей, которые страдают этим, имели опыт детской трагедии.
«Я стала инвалидом по вине отца. Самой аварии я не помню, знаю лишь, что он в пьяном виде взял меня в кабину трактора. От столкновения с деревом я выпала из машины. В нашей сельской больнице смогли только жгуты наложить, до центра довезли — хирурга нет... Короче, когда началась операция, ногу спасти уже нельзя было. Три года лучилась дома — ко мне приходили учителя. А как они меня могут научить? Самое элементарное дали и плюнули. Потом нашей семье, как семье с ребенком-инвалидом, дали квартиру в районном центре. Маленькая, тесная, без ремонта, беда, а не жилье! Мать отца к этому времени бросила, денег стало совсем мало. Нам взялось помогать какое-то благотворительное общество, мне протез хороший купили, чтобы я в техникум поступила. А куда я могу поступить-то после сельской школы! Говорят, что можно учиться дистанционно, через компьютер. Вот надеюсь, что кто-то поможет мне с компьютером — нам с матерью его никогда не купить, да еще же надо, чтобы научили, как с ним управляться...»
Очень тонкая грань отделяет сочувствие от жалости, необходимую помощь — от желания решать чужие проблемы, временные трудности и кризисы — от иждивенчества. Я доверяю философии посильности испытаний, выпавших на долю каждого. Со временем обиды на судьбу, родителей, социум сменяются благо
дарностью пройденных уроков — в этом суть взросления. Оплакать и отпустить. Не упиваться своими несчастьями. Испытывать сострадание и оказывать помощь слабому, обращаясь к его собственной силе — вот основная задачи людей помогающих специальностей, моих коллег, и каждого, кто сталкивается с трагедиями и потерями.
Упражнение «Утраты детства»
Любая трагедия прошлого компенсируется только тогда, когда человек поймет и примет ее как урок. Вслед за переживанием должно произойти качественное изменение личности. В работе с детскими трагедиями — это еще и снятие вины за происшедшее с людей, которые вольно или случайно причинили боль. Перед упражнением очень важно договориться, что, в контексте этой работы, понимается под детской утратой.
Цель. Исследование утрат собственного детства, их влияния на нынешнюю жизнь, смысла и скрытых уроков. Помощь в принятии трагедий детства, отпускании обид. Снятие эмоционального напряжения.
Организация. Упражнение может быть выполнено индивидуально или в парах. В этом случае партнер выступит в роли собеседника и будет задавать вопросы. Понадобится свободный стул и все необходимое для лепки (глина или пластилин). Во время работы уместно будет включить музыку.
Длительность. 30-40 мин.
Ход
1. Ведущий предлагает участникам закрыть глаза и припомнить детскую утрату:
«Вспомни случай или событие твоего детства, которое можно отнести к утрате.
Постарайся воспроизвести в памяти детали происходящего и все, что происходило в тот момент с тобой. Припомни свое детское переживание — свои чувства, свои мысли, свое поведение и поступки. Может быть, воспоминание стерлось из твоей памяти и ты знаешь лишь о факте утраты. Представь себе, что могло происходить с тобой, когда это случилось».
2. Участникам предлагается слепить из глины (пластилина) символический образ своей детской утраты.
3. Работа в парах: один из участников рассказывает о своей утрате от лица ребенка, которым он был на тот момент. Затем он пересаживается на пустой стул и становится той самой утратой. Дальше диалог ведется от лица символа с собеседником, сидящим напротив. Он должен задать вопросы, направленные на понимание сути и смысла утраты:
• Почему ты пропал (уехал, исчез, потерялся, умер)?
• Чему ты хотел научить ... (имя) ?
• Зачем ты причинил ... боль и заставил его страдать?
• Что хорошего в том, что ты пропал? И т. д.
3. Участники меняются ролями.
4. Из того же куска глины надо слепить образ приобретения — символ полученного урока.
Вопросы к шерингу
• Какие чувства вы пережили во время упражнения?
• Удалось ли найти смысл в утрате и в чем он?
• Какие качества личности сформировались в тебе благодаря этой утрате?
• К чему привело это событие?
• Что означает образ обретения?
Дата добавления: 2014-12-01; просмотров: 819;