Социокультурные особенности и исторические перспективы специализированных рыболовческо-охотничьих и раннеземледельческо-скотоводческих обществ

Выдающимся британским археологом Г. Чайлдом в середине XX в. было вве­дено в научный оборот понятие "неолитическая революция". Под нею он подразу­мевал процесс качественного преобразования всей системы человеческой жизне­деятельности в период становления производящих форм хозяйства. С успехами производства появляется прибавочный продукт, на базе которого увеличивается численность населения, появляются ремесленная специализация и торговля, соци­альная и имущественная стратификация. Все эти изменения сказываются на ха­рактере организации общества, качественном ускорении роста народонаселения, а также на формах и функциях поселений, среди которых начинают выделяться городские центры. Начало урбанизации, именуемое Г. Чайлдом "городской рево­люцией", знаменует собой переход от первобытности к цивилизации.

Понятия "неолитическая революция" и "революция городская" выдвинуты английским археологом для обозначения переходных периодов: первая — от эпохи присваивающего хозяйства к производящему; вторая — от первобытного состояния к цивилизованному. Их взаимосвязь определяется тем, что переход к земледелию и скотоводству обеспечивает возможность появления прибавочного продукта, на базе которого и осуществляется переход от первобытности к циви­лизации. Неолитическая революция, таким образом, выступает в роли решающего условия формирования предпосылок возникновения цивилизации.

Вопросу о последствиях неолитической революции в свое время уделил внимание В.М. Массой. Среди них он отмечал демографический взрыв и под­черкивал, что неолитическая революция стимулировала развитие специализа­ции в сфере непищевого производства (строительство, ткачество и т. д.) и рас­ширение обмена. Характеризуя социальные последствия неолитической рево­люции, В.М. Массон констатировал, что 1) наличие регулярного прибавочного продукта создавало реальные условия для появления имущественного неравен­ства; 2) резкое повышение производительности труда становится экономичес­кой предпосылкой возникновения эксплуатации; 3) повышение общего благосо­стояния ведет к расширению сферы личной собственности; 4) характер новой экономики способствует усложнению организационных функций, что, соот­ветственно, повышает роль вождей в общественной жизни. В сфере культуры происходило ускоренное (по сравнению с предшествующим периодом) увели­чение знаний об окружающем мире, которое вело, в частности, к появлению календарей, развитию нового комплекса религиозно-мифологических представ­лений, в основе которого лежит культ плодородия, а также созданию новых стилей в искусстве. Все это было органически связано с изменением размеров, типов и функций поселений, среди которых начинали выделяться некие гла­венствующие в пределах округи протогородские центры типа докерамическо-го Иерихона в Палестине или малоазийского Четал-Гуюка.

Становление производящего хозяйства и племенной организации 197

Неолитическая революция, таким образом, обусловила качественные изме­нения во всех сферах жизни, обеспечила рост численности населения и появ­ление новых типов поселений. В основе этих изменений лежало появление прибавочного продукта и возможность его увеличения.

Однако была высказана и альтернативная точка зрения, предложенная Г. Чай-лдом _и развитая В.М. Массоном, на неолитическую революцию. Ее наиболее последовательно отстаивал В.А. Башилов. Он подчеркивал, что экономической сущностью неолитической революции, в первую очередь, есть появление ста­бильного прибавочного продукта, для получения которого переход к производя­щим формам хозяйства был необходим далеко не везде. В качестве примеров появления прибавочного продукта в рамках присваивающего хозяйства при­водится общество Перуанского побережья до его переориентации на выращива­ние маиса, индейцы северо-западного побережья Северной Америки и неолити­ческое население лесной зоны Европы. Утверждается, что "присваивающая" и "производящая" — это только типы экономики, а отнюдь не последовательные ступени ее развития. Таким образом, в самом развитии древней экономики, по мнению ВА. Башилова, существенно деление не столько на присваивающую и производящую, сколько на обеспечивающую в годичном цикле создание лишь необходимого продукта и дающую стабильный прибавочный продукт. Между этими ступенями развития и лежит "неолитическая революция".

Действительно, многие демографические, экономические, социальные и культурные изменения нового этапа развития, в археологическом плане свя­зываемом с эпохой неолита, обусловливались, в первую очередь, появлением регулярного пищевого прибавочного продукта. Справедливо и утверждение о том, что в эпоху неолита после освоения разнообразных приемов рыболов­ства и морского промысла определенные излишки пищевых продуктов могли появиться у некоторых общин, специализировавшихся на этих видах деятель­ности. Однако зададимся вопросом: какие перспективы в плане увеличения производства прибавочного продукта были у рыболовецко-охотничьих и зем-ледельческо-скотоводческих обществ ?

Общества специализированных рыболовов и охотников на морского зверясо времен неолита были широко распространены по всему земному шару от эква­ториального пояса до арктических областей. Ресурсы лесной зоны, включая и промысловые запасы рек, являлись составной и неотъемлемой частью замкнутых биоценозов. Поэтому малейшее нарушение процесса самовоспроизводства неко­торых видов промысловых животных и рыб, связанное с деструкцией экологичес­кой системы в целом, ставило рыболовецко-охотничье общество на грань гибели.

Неолитические общины, связанные с присваивающими формами хозяйства, в огромном большинстве случаев должны были строго следить за соблюдением экологического равновесия и не могли позволить (даже при наличии такой возможности) взять у природы больше, чем это было им необходимо. Выража­ясь словами Л.Н. Гумилева, такие общества "вписывались в ландшафт", пред­ставляя собою высшее звено соответствующего биоценоза, что, естественно, определяло их застойность. Если у них и появлялся некоторый прибавочный продукт, то в условиях присваивающего хозяйства возможности его увеличе­ния были принципиально ограничены. Кроме того, охота и, как правило, рыбо­ловство в качестве ведущих отраслей хозяйства предполагают расселение лю­дей небольшими общинами на огромных пространствах при крайне невысокой

198________________________________________Первобытные основания цивилизации

плотности населения. В таких условиях, когда отсутствовали серьезные стиму­лы к развитию межобщинной интеграции, не могли сложиться и механизмы, приводящие к концентрации прибавочного продукта в сколько-нибудь значи­тельных размерах. Но если бы подобного рода концентрация прибавочного продукта и могла бы произойти, то и это не привело бы к становлению цивили­зации. Продукты охотничье-рыболовецких промыслов трудно хранить и если собранные излишки не могут быть трансформированы в какую-либо иную пре­стижно значимую форму богатства, то они не превращаются в фактор разви­тия социально-экономического неравенства и тем или иным образом (патлач-демонстративная раздача индейцами северо-западного побережья Северной Америки своего богатства с целью завоевания симпатий соплеменников и ана­логичные ему явления) распределяются между прочими членами коллектива.

Иными словами, в большинстве обществ с присваивающей экономикой, даже при появлении высокоэффективного рыболовства и морского промысла, утвер­ждение раннеклассовых отношений, а значит, и основ цивилизации, в принципе невозможно из-за: 1) отсутствия перспектив увеличения объема добываемой продукции, а следовательно, невозможности роста численности и плотности на­селения; 2) отсутствия стимулов и механизмов концентрации добываемых из­лишков на межобщинном уровне; 3) отсутствия средств и возможностей транс­формации излишков в престижно значимые ценности.

Именно переориентация населения приморских районов Перу на земледе­лие означала выход на качественно новый уровень социально-экономического развития и обеспечивала в перспективе возможность перехода к цивилизации. Поэтому, соглашаясь с тем, что на базе присваивающей экономики мог быть достигнут тот же уровень производительности труда, что и при ранних формах производящего хозяйства, следует отметить, что на этом рубеже возможности присваивающей экономики были исчерпаны. Новый этап общественного разви­тия был связан с освоением земледелия и скотоводства.

В качестве аргумента в пользу возможности классообразования на базе присваивающей экономики нельзя рассматривать и общество индейцев севе­ро-западного побережья Северной Америки (тлинкитов, хайда, квакиютлей и пр.), где к началу XIX в. в рамках родовой организации уже появилось патри­архальное рабство, связанное с возможностью интенсификации морских про­мыслов и переработки их продукции. Стремление к повышению эффектив­ности рыболовческо-охотничьей деятельности обусловливалось не внутрен­ними потребностями роста, а усиливающимися связями с внешним, капита­листическим рынком. Не свидетельствуют об этом и другие подобные ему рыболовческие этносы индейцев района Великих озер, бассейна реки Юкон, Южного побережья полуострова Лабрадор, Флориды или великих рек Сиби­ри, как и памятники приаральских нео-энеолитических рыболовов кельтими-нарской культуры. Уровень их социокультурного развития заметно превышал раннепервобытный и по многим параметрам они не уступали ранним земле­дельцам и скотоводам. Однако перспективы становления в их среде основ цивилизации отсутствовали.

Стимулом для интенсификации традиционных промыслов мог послужить лишь спрос внешнего рынка, но не какие-либо внутренние потребности самого рыболовецко-охотничьего общества. Индейцы северо-западного побережья Северной Америки в эпоху Нового времени могли расширить свое производ-Становление производящего хозяйства и племенной организации___________________________199

ство постольку, поскольку внешний рынок поглощал производимый ими при­бавочный продукт и, стимулируя расширение их промыслов, обеспечивал их престижно значимыми товарами. Это создавало благоприятные предпосылки для развития экономического неравенства и эксплуатации. Однако такие усло­вия могли возникнуть лишь на периферии классового общества. Кроме того, никаких стимулов для развития межобщинной интеграции и тем более концентрации прибавочного продукта в сколько-нибудь значительном объеме здесь не существовало. Следовательно, и в этом уникальном случае не было возможностей для самостоятельного выхода на уровень цивилизации.

Аналогичным образом можно объяснить и достаточно далеко зашедший про­цесс становления раннеклассовых отношений у народов таежной зоны Запад­ной Сибири, в частности у остяков, чье хозяйство основывалось на рыболовстве и охоте. Усовершенствование рыболовецких снастей на рубеже II—I тыс. до н. э. открыло возможности широкой эксплуатации естественных ресурсов крупных сибирских рек, а выход населения к ним, то есть на большие торговые трассы, привел к усилению связей с югом, где с этого времени усиливается спрос на пушнину. Установление регулярных торговых связей между охотничье-рыбо-ловческим миром и цивилизациями Средней и Передней Азии обеспечивало приток в таежную зону ювелирных изделий и воинского снаряжения, что стиму­лировало развитие охоты на пушного зверя. Главы общин, организующие внеш­неторговые связи и получающие импортное вооружение, стремятся к данничес­кому подчинению населения соседних территорий; при них появляются профессиональные дружинники и пленники-рабы. В результате складывается вполне типичная для раннеклассового общества система отношений: выделив­шиеся княжеские роды, опираясь на свои дружины, отчуждают в виде дани у рассеянных по лесам общин прибавочный продукт — пушнину, которая затем обменивается на дорогие импортные товары.

Однако столь высокий уровень социально-политического сплочения таеж­ных аборигенов не был следствием развития производства. Здесь, в отличие от более южных областей Евразии, не могли утвердиться производящие формы экономики, не мог появиться постоянный прибавочный продукт, не могли воз­никнуть города как центры ремесла и торговли. Главной же причиной возник­новения раннеклассовых отношений была необходимость милитаризации об­щества в условиях разгоравшейся борьбы за ресурсы, пользующиеся высоким спросом на внешнем рынке. И в этом случае выход обществ высокоразвитых рыболовов и охотников на грань эксплуататорских отношений всецело зависел от стимулирующего воздействия цивилизационного центра.

Таким образом, в некоторых весьма редких случаях на базе специализиро­ванного присваивающего хозяйства возможно появление прибавочного продук­та. Однако такие общества не способны самостоятельно выйти на уровень со­здания раннецивилизационных систем, не имея для того достаточных внутрен­них ресурсов. Перспективы их развития прямо зависят от возможности вклю­чения такого рода общин в экономическую систему соседнего эксплуататор­ского общества. Если такое включение происходит, платой за это становится деградация, вырождение и разложение охотничье-рыболовческих этносов. Это в равной степени стало уделом и малых народов Сибири, Дальнего Востока и крайнего Севера в составе России — СССР — России и обществ индейцев и эскимосов, чьи территории были поглощены США и Канадой.200 Первобытные основания цивилизации

Следовательно, только в условиях развития производящих форм хозяйства и связанных с этим изменений в социально-экономической и политической жиз­ни общества прибавочный продукт мог быть произведен, сконцентрирован и трансформирован в том объеме, который был необходим для утверждения раннеклассовых отношений, а значит, и основ цивилизации. Таким образом, историческое значение неолитической революции, и Г. Чайлд был в том прав, состоит именно в освоении производящих форм хозяйства как экономической основы всего дальнейшего поступательного развития человечества, в том числе и перехода от первобытности к цивилизации.

Признание за неолитической революцией статуса решающего условия пере­хода от первобытности к цивилизации не означает, что все этносы, вступившие на путь развития производящих форм хозяйства, все общества ранних земле­дельцев и скотоводовнеизбежно приходят к утверждению основ цивилизации. Как показывает материал различных земледельческих обществ, они не всегда способны самостоятельно переступить порог позднепервобытного строя.

Примерами тому могут служить ранние земледельцы тропического пояса, выращивающие клубневые и корнеплодные культуры, папуасы, меланезийцы и т. д. Они живут оседло, деревенскими общинами, насчитывающими до 300— 400 человек, состоящими из нескольких вполне экономически самостоятельных семейно-родовых групп — вемунов, ядро которых составляет 10—12 совместно трудящихся мужчин —родственников, имеющих семьи. Деревня же редко вы­ступает в качестве хозяйственного целого и выполняет преимущественно соци­альные функции: организацию защиты от нападения извне, проведение празд­неств и т. п. В рамках вемунов и составляющих их семей до определенного предела могло увеличиваться производство прибавочного продукта, однако воз­делываемые корне- и клубнеплодные растения тропической полосы были скоро­портящимися, не подлежащими хранению, поэтому их производство сверх не­обходимого прожиточного минимума не имело смысла. Кроме того, несмотря на достаточно высокую плотность населения, устойчивые надобщинные объедине­ния не возникали из-за отсутствия экономических стимулов. Последнее опреде­ляло невозможность концентрации прибавочного продукта в каком-либо центре в сколько-нибудь значительном масштабе.

В таких общинах тропических земледельцев уже хорошо прослеживается зарождающееся социально-экономическое неравенство. Родовые группы и се­мьи, обладая прибавочным продуктом и не имея возможности его накапли­вать и трансформировать, стремятся "обменять" его на престиж, уважение и высокое социальное положение, устраивая раздачи своего имущества односельчанам, в частности, нуждающимся семьям. В папуасских деревнях, не имевших устойчивого лидера, чье положение было бы закреплено нл след­ственным правом, преуспевающие "богачи" — "бигмэны" — за счет раздач добивались уважения и высокого общественного положения. Такие раздачи аналогичны потлачу индейцев северо-западного побережья Северной Амери­ки и имели тот же социальный смысл.

Подобное развитие, естественно, вело к появлению первых устойчивых форм социального неравенства, предопределяемого имущественной дифференциаци­ей. Однако реализовывавшийся (уничтожавшийся) в совместных пирах и разда­чах прибавочный продукт, обеспечивая уважение и лидерство его владельцу, не конденсировался в виде ценностей. Поэтому рост производства прибавочногоСтановление производящего хозяйства и племенной организации 201

продукта, а тем более его концентрация на межобщинном уровне и трансформа-ция в престижно значимые ценности, были в данной ситуации невозможны.

Достигнутый предел в степени производства и концентрации прибавочного продукта определял и максимум возможной социальной стратификации, не продвинувшейся далее выделения более уважаемых и состоятельных, чем ря-довые общинники, клановых лидеров. Поэтому можно сделать вывод, что в тех обществах, где произошел переход к земледелию, однако в сфере распределе­ния сохраняется принцип реципрокности, процесс становления раннеклассо-вых отношений завершиться самостоятельно не может и они должны рас­сматриваться как тупиковые.

В других случаях развитие земледелия обусловливало принципиальные из-менения в организации производства и распределения материальных благ. Прежде всего, это происходило там, где его появление было связано с возделы­ванием зерновых, выращивание которых в засушливой зоне требовало органи-зации коллективных ирригационных или другого плана работ. Именно ранние земледельцы, ориентированные на выращивание зерновых культур, проложили путь к цивилизации.

Зерно могло долго сохраняться, накапливаться, обмениваться и транспорти­роваться на отдаленные расстояния, а вместе с этим — и трансформироваться в иные ценности. Параллельно с освоением зернового земледелия в Старом Свете возникает и скотоводство. Продукция комплексного земледельческо-ско-товодческого хозяйства была более разнообразной, легко сохраняемой, отчуж-даемой, накапливаемой и транспортируемой, что выгодно отличало ее от тро-пического овощеводства. Произошедшее в X—VIII тыс. до н. э. освоение зер­нового земледелия в ряде районов Ближнего Востока и Передней Азии (доке-рамический Иерихон в Палестине, Зави-Чеми-Шанидар, Джармо и Гендж-Даре в Загросе, Чатал-Гуюк и Хаджилар в Анатолии и т. д.) с самого начала, очевид-но, было связано с примитивным искусственным орошением. Сперва это было задержание воды при весенних разливах на возделываемых участках, но, как минимум, с VII тыс. до н. э. появляются оросительные каналы.

Проведение в условиях засушливой зоны крупномасштабных ирригационных работ резко повышало производство основного пищевого продукта — зерновых. Орошаемое земледелие требовало организации коллективных ирригационных работ, причем его эффективность прямо зависела от их масштаба, а следовательно, и от количества рабочих рук. Наибольший эффект оно давало при освоении пойм великих рек засушливых зон субтропического и тропического поясов, где и вы­зрели древнейшие цивилизации. Здесь основой организации производства высту­пала община в лице ее руководителей, а затем Іілемя-вождество, ном как город-гхударс Іьо м • ,L_ii^DucTO4Horo типа и, наконец, деспотическое царство типа Древ­него Египта. При таком развитии отдельные семьи или даже группы родственных семей не могли выделиться в качестве самостоятельных производственных ячеек и были подчинены общинными, а затем и надобщинными — протогосударствен-ными и раннегосударственными — структурами.

Параллельно кардинальные изменения происходят и в сфере распределе­ния, что прослеживается в виде развития системы редистрибуции. Ее станов­ление определялось усложнением организации производственного процесса, при котором лидеры контролировали ход работ и осуществляли перераспреде­ление сосредоточенных в их руках продуктов коллективного труда. В результа-202 Первобытные основания цивилизации

те определенная доля прибавочного продукта оставалась в распоряжении ру­ководителей общины. Одна его часть сохранялась в качестве страхового фон­да, другая могла расходоваться на всевозможные общественные нужды, в час­тности, реализовываться в процессе внешнего обмена на приобретение таких необходимых вещей, как, скажем, соль или обсидиан. Кроме того, по мере обособления лиц, связанных с выполнением административно-хозяйственных и культурно-культовых функций, какая-то часть прибавочного продукта начи­нает расходоваться на их содержание, а также на отправление культа, становя­щегося все более сложным и дорогостоящим.

В Старом Свете развитие пашенного земледелия было непосредственно свя­зано с разведением крупного рогатого скота. Параллельно значительную роль играло и отгонное скотоводство — выпас в степях и предгорьях мелкого рогато­го скота, а также огородничество, садоводство, рыболовство и разведение водо­плавающих птиц на берегах больших рек, морские промыслы в прибрежной полосе и т. д. В ряде случаев значительную роль играла добыча (в том числе, а то и главным образом, для обмена) полезных ископаемых. Дж. Мелларт справедли­во полагает, что быстрое развитие таких поселений, как Иерихон эпохи до кера­мического неолита и Чатал-Гукж, в значительной степени объясняется тем, что соответствующие социальные организмы владели источниками дефицитного сырья. Появление редистрибуции обеспечивало возможность специализации в рамках производственного коллектива (по мере увеличения его численного со­става) отдельных групп людей на различных видах деятельности при последую­щем перераспределении продуктов труда и наделении каждого всем необходи­мым. Так, в Чатал-Гуюке, наряду с земледелием, скотоводством и охотой, про­цветала добыча и обработка многочисленных видов полезных ископаемых (об­сидиана, диорита, мрамора, алебастра и т. п.), развивалось керамическое произ­водство, зарождалась цветная металлургия, налаживался обмен товарами с об­щинами Западной Анатолии, Сирии, Килликии и другими областями.

Естественно предположить, что ведением столь сложного хозяйства руко­водили представители выделившейся родовой знати, что подтверждается нали­чием погребений, сопровождавшихся богатым инвентарем. О появлении регу­лярного прибавочного продукта можно судить и по расцвету культового искус­ства, требовавшего специальной подготовки. Остававшийся излишек мог ис­пользоваться административно-жреческой знатью как на общественные, так и на личные нужды.

Только такая система комплексного хозяйства обеспечивает по мере своего совершенствования неуклонный рост производительности труда, а следователь­но, и объем получаемого прибавочного продукта. В ее основе лежит централизо­ванная организация не только собственно производственного процесса, но и перераспределения созданных коллективным трудом материальных благ, при­чем редистрибутивная система является необходимой предпосылкой заверше­ния процесса становления раннеклассовых отношений.

Таким образом, если смотреть на историю первобытности с точки зрения теории цивилизационного процесса, то иногда выделяемый ее средний период (эпоха неолита) может быть охарактеризован как переходная стадия, на кото­рой сосуществуют два принципиально разных по своим потенциалам социо­культурных типа: высших рыболовов и охотников на морского зверя, которые исчерпывают возможности развития присваивающего хозяйства; и ранних зем-Становление производящего хозяйства и племенной организации

ледельцев и животноводов, с которых начинается развитие обществ произво­дящего хозяйства, выводящее на рубежи цивилизации. Конец этой переходной стадии отвечал, с одной стороны, стагнации рыболовческо-охотничьих обществ (если они не оказывались втянутыми в силовое поле уже возникшей рядом цивилизации) и их переориентации (если то допускали природные условия) на земледелие и (или) скотоводство, а с другой — образованию широкого спектра линий дальнейшей эволюции обществ производящего хозяйства, свойствен­ных уже следующей, позднепервобытной (предцивилизационной) стадии раз­вития. Эта стадия характеризуется, прежде всего, наличием племен, в частно­сти чифдомов-вождеств со сложившейся иерархической системой власти и управления во главе с наследственными вождями и родовой аристократией.

Разные варианты развития земледельческо-скотоводческих и почти исклю­чительно земледельческих (как в Мезоамерике) обществ наблюдаем уже на стадии родового строя. Связано это было с разнообразием форм организации хозяйственной жизни и культурных традиций. На этом этапе, как было показа­но, основными линиями раннеземледельческо-скотоводческого хозяйства были две — связанная с тропическим клубне-корнеплодным земледелием (тупико­вая) и ориентированная на выращивание зерновых культур (прогрессивная). Принципиальное отличие между ними состояло в том, что в близких к эквато­ру широтах отсутствие четко выраженных времен года, а значит, и сезонного характера земледельческих работ не стимулировало накопление пищевых за­пасов, и каждая семья, имея огород, на протяжении года собирала съедобные клубные и корнеплоды соответственно своим потребностям. Такие продукты питания были малопригодными для хранения и транспортировки, что препят­ствовало их централизованному накоплению.

Отсюда следует, что, достигнув определенного уровня самообеспечения, та­кие общества, не имея стимулов и возможностей для увеличения производства излишков продовольствия, их концентрации, хранения и обмена, быстро оказы­вались в состоянии экономической и социокультурной стагнации и не преодоле­вали уровня родового строя, не переходили на стадию племенных отношений.

Магистральный путь развития позднепервобытного человечества к цивили­зации предполагал развитие зернового земледелия, как правило связанного (за исключением Мезоамерики) с животноводством. Зерно и скот можно было на­капливать, отчуждать, обменивать, а это оказывало содействие ускорению соци­ально-экономического, общественно-политического и культурно-информацион­ного развития сориентированных на соответствующие хозяйственные формы этнических групп. Поэтому не удивительно, что все без исключения ранние ци­вилизации возникают именно на базе зернового земледелия, сочетающегося с огородничеством, садоводством, скотоводством и рыболовством.

Однако далеко не во всех обществах, основывающихся на зерновом земле­делии, в эпоху энеолита (как это было на Ближнем Востоке) складываются условия для становления цивилизации. В умеренной зоне Европы, при доста­точном количестве атмосферных осадков, организация коллективных хозяй­ственных работ не могла привести к существенному росту производительности труда, а экологические условия были не столь разнообразны, чтобы экономи­ческий подъем мог определяться развитием комплексного многоотраслевого хозяйства (как то было, например, в Эгеиде или в Андской области). При таких условиях только внедрение новых, более качественных — металлических —204________________________________________Первобытные основания цивилизации

орудий могло принципиально повысить производительность труда. Поэтому лишь после освоения бронзолитейной и особенно черной металлургии в уме­ренном поясе Евразии, в тропиках Африки и Индокитая созрели условия для перехода от позднепервобытного общества к цивилизации.

Становление института племени как органа общественной власти и управления

Важнейший сдвиг в истории первобытного общества на отрезке между "нео­литической революцией" и переходом к цивилизации может быть соотнесен с качественным повышением уровня самоорганизации, а затем и энергетическо­го и информационного потребления в условиях формирования племенных (на-добщинных и надродовых) структур общественной власти и управления. "Нео­литическая революция" проходила под знаком образования в пригодных для того экологических нишах множества небольших, связанных между собой се­тью горизонтальных отношений родовых общин ранних земледельцев и ското­водов. Оседлость и эффективная организация сельскохозяйственного произ­водства содействовали ускоренному росту численности и плотности населения в обжитых, интенсивно используемых местностях. Это, в свою очередь, вело к сегментации родовых общин. При дальнейшем расселении небольших кровно­родственных групп, состоявших из нескольких связанных общностью проис­хождения семейств, выходцы из разных родов нередко объединялись и осно­вывали совместные поселки. Такие гетерогенные общины уже не имели ста­бильного ядра из членов одного рода. Вследствие неоднократных переселений и смешений представителей разных родовых линий в пределах более или ме­нее компактных в рельефно-ландшафтном отношении районов возникали плот­ные сети тесно связанных между собой родовыми, брачными и хозяйственно-общественно-культурными узами общин, члены которых принадлежали к оп­ределенному множеству родов.

Представим себе бассейн небольшой реки с несколькими притоками, охва­ченный с двух-трех сторон малопригодными для жизни ранних земледельцев зонами — покрытыми лесами горными массивами или сухими плато. Некогда там появилось несколько родовых групп, скажем пять, от которых в условиях быстрого прироста населения произошло со временем пять генеалогических родов, постепенно разветвившихся и образовавших отдельные клановые ли­нии — линиджи. Возрастание численности населения вело к созданию на ра­нее малоосвоенных землях новых поселений, что неоднократно повторялось. Вследствие этого постепенно складывалась система из определенного количе­ства поселений-общин, во всех или, по крайней мере, в большинстве которых были представлены компактные клановые группы мужчин из двух и более ро­дов. Даже в том случае, когда одна или несколько общин так и остаются обла­дающими ядром, состоящим из членов одного рода (гомогенными в родовом отношении), то и в них, согласно законам экзогамии, всегда присутствуют в качестве брачных партнеров (как правило, женщин, но при условиях матрило-кальной системы браков — и мужчин) выходцы из других родов.

Складывается система, когда, условно говоря, община А имеет мужчин — представителей родов 1, 3, 5; община Б — 1, 2, 4, 5; община В — 2, 3, 4; община Г — 1,5; община Д — 2, 3, 5 и т. п. При этом браки между представителямиСтановление производящего хозяйства и племенной организации 205

разных родов могут заключаться уже не только на межобщинном уровне, но и внутри общин, что постепенно становится преобладающим явлением.

Как непосредственные или через систему брачных отношений родствен­ники, эти люди должны стремиться к мирному улаживанию возникающих споров и недоразумений. Более того, они обязаны помогать друг другу- Пред­ставители разных родов и общин постоянно обмениваются дарами, информа­цией, имеют общие верования и культовые места, общаются на одном диа­лекте и т. п. Благодаря этому они составляют определенную этническую груп­пу, своего рода предплемя, на основе которого и формируется собственно племенная организация. Предплемя, скорее, представляет собое некое осоз­нающее свою целостность единство, в том случае если его территория более или менее четко отделена от других обжитых людьми районов естественны­ми барьерами. И, напротив, оно выступает довольно аморфным образовани­ем, если такие барьеры несущественны и его представители интенсивно кон­тактируют на границах своего расселения.

В рамках предплемени, на межобщинном уровне более или менее регуляр­но, в связи с праздниками, ритуалами или какими-то экстраординарными со­бытиями, в священных местах начинают собираться родовые лидеры, "старей­шины". Они стремятся прийти к некоему устраивающему все заинтересован­ные стороны соглашению и договориться относительно совместных скоорди­нированных действий. С другой стороны, такое согласование действия боль­шей частью предусматривает выполнение отдельными группами людей различ­ных функций при координации усилий этих групп определенными людьми.

Иными словами, при закреплении за различными общинами и группами людей на внутриобщинном и межобщинном уровнях некоторых постоянных функций начинает формироваться система разделения труда. Ее основу, как правило, со­ставляет территориальная производственная специализация, детерминирован­ная условиями обитания: где-то были лучшие условия для выращивания каких-то культурных растений, где-то (наличие высокосортной глины) — для гончар­ства, где-то — для рыболовства и т. п. В каждой из соответствующих общин можно что-то произвести в большем объеме, с учетом и потребности соседей, рассчитывая, естественно, на то, что и они поделятся частью своих излишков. Параллельно развивается и система поло-возрастного разделения труда с четким оформлением общественно-возрастных классов у мужчин. Проходя возрасты жизни, человек последовательно меняет свои социальные статусы. В случае не­обходимости представители отдельных родственных общин, прежде всего при­надлежащие к одному общественно-возрастному классу, могут действовать со­вместно: скажем, юноши и взрослые мужчины во время вооруженных конфлик­тов с соседями, старцы — при выполнении ритуалов.

Таким образом, возникает сложная система отношений, предполагающая взаимодействие родовых, поло-возрастных и территориально-общинных ме­ханизмов регуляции поведения индивидов, семей и общин и определения их статусных позиций. Здесь появляются и первые случаи противоречия между различными подобного рода системами. Все юноши, к примеру, относятся к одному поло-возрастному классу, однако выходцы из более знатных родов уже на этом этапе имеют преимущества перед сверстниками. В то же время, благодаря личным качествам, даже при уже появившейся иерархии родов молодой человек, обладающий достаточными способностями, энергичный и206 Первобытные основания цивилизации

волевой, даже из малоуважаемой клановой группы, может обеспечить себе высокий престижный статус.

Для эффективного решения возникающих на уровне межобщинных кон­тактов задач одних лишь периодических встреч общинно-родовых старейшин со временем становится недостаточно. Поэтому рано или поздно (если для того, разумеется, складываются необходимые условия) на межобщинном уровне появляется персона вождя, которого на определенное время (большей частью при условиях острой военной опасности) наделяют властными полномочиями. Еще раньше появление такого лидера (постоянного или на определенное вре­мя) связано с ритуальными потребностями — организацией культовых церемо­ний, обрядовых действий и т. п.

Но должность вождя закрепляется и институализируется, прежде всего, в том случае, когда некий облаченный общественным доверием и харизмой ли­дер начинает выполнять не только культовые (от праздника к празднику), но и повседневные административно-хозяйственные функции: организовывать про­изводство и перераспределение на межобщинном уровне, контролировать об­щие запасы, а в скором времени и распоряжаться ими. Лидер приобретает статус в высокой степени сакрализированного вождя-судии ("священного царя" архаических времен), если он начинает персонифицировать свой социум и лично (исходя, конечно, из сложившихся в обществе традиций и правовых норм) реализовывать право власти-собственности от имени своего племенного кол­лектива. Занимаемый пост он использует и с целью повышения авторитета и укрепления позиций лично себя и всего своего рода.

Поэтому не удивительно, что статус вождя быстро становится сперва пере­дающимся в пределах одного рода, потом одной, ведущей его линии, а затем — и наследуемым в рамках одной семьи (от старшего брата к младшему или, что оказывается более эффективным, от отца к старшему сыну). Аналогичным об­разом за представителями отдельных кланов закрепляются определенные ста­тусы. Возникает аристократия, которая организовывает и руководит жизнеде­ятельностью объединенных в племя общин, представляет это племя перед сак­ральными силами, владеет престижными ценностями и т.п. Ее представители как своим социальным статусом, так и внешним видом (татуировки, одежда, украшения) начинают все более разительно отличаться от основной массы об­щинников-простолюдинов. В результате складывается иерархически организо­ванное (на базе некоторого множества общин, состоящих из представителей связанных узами совместной жизнедеятельности родов), более или менее жес­тко стратифицированное племя-вождество во главе, как правило, с сакрализо-ванным лидером, вождем — "священным царем" архаических времен.

Становление института племеникак органа общественной власти и управ­ления предгосударственного типа предполагает (при большей или меньшей роли, в зависимости от конкретных условий, каждого из приводимых моментов): 1) не­обходимость организации общей обороны или борьбы с соседями за расширение своей территории; 2) потребность регуляции отношений между общинами и родами, тесно связанных совместной жизнедеятельностью; 3) координацию, кооперацию и специализацию трудовой деятельности с целью максимально эффективного использования ресурсов среды и их целесообразного перераспре­деления на межобщинном уровне; 4) организацию и проведение ритуальных праздников и церемоний, усиливающих интенсивность обращения информацииСтановление производящего хозяйства и племенной организации___________________________207

и содействующих этнической консолидации в рамках племени. В результате происходит сложение властно-управленческих структур принципиально ново­го, по сравнению с общинно-родовым, уровня, на базе которых со временем и вырастет раннегосударственная организация власти и управления.

С размежеванием организационно-интеллектуальных и производственно-ис­полнительских функций в пределах племени-вождества, за определенными ро­довыми структурами наследственно закрепляются высокие социальные статусы. Таким образом осуществляется переход от преобладавшей ранее поло-возраст­ной системы социальной стратификации к системе наследственных социальных рангов с ее дальнейшей тенденцией к перерастанию в сословное, а то и сослов-но-кастовое деление. Если раньше человек соответственно своим возрастным периодам проходил в течение жизни все социальные ступени, то теперь отдель­ные виды деятельности жестко связываются с происхождением человека, хотя и здесь, разумеется, были определенные вариации и исключения.

Существенные изменения наблюдаем и в экономической сфере. Формиро­вание племенных структур стало принципиальным шагом на пути отчуждения от коллектива его собственности на землю и ее ресурсы. Если до этого време­ни ведущей формой собственности была общинно-родовая (при разном соот­ношении родовой или общинной доминанты) и эту собственность реализовы­вал род и (или) общинный коллектив в лице его наиболее авторитетных членов с учетом общего мнения всех сородичей и односельчан, то теперь высшим носителем этой власти-собственности (и не одной общины, а нескольких, даже многих) становятся вождь и его клан, которые осуществляют свои полномочия через подчиненные аристократические кланы, контролирующие и использую­щие ресурсы на местном уровне. С утверждением системы племени-вождества власть-собственность фактически перестает быть коллективной и становится корпоративной, что окончательно закрепляется с переходом к раннегосудар-ственным формам общественной организации. В системе распределения мате­риальных благ и услуг этому соответствует утверждение системы редистрибу-ции в качестве универсального механизма перераспределения материальных благ, прежде всего на межобщинном уровне.

С возникновением вождества складывается редистрибутивная система в масштабах племени. Она постепенно становится основным регулятором пото­ков продуктов питания, изделий и даже услуг между общинами при сосредото­чении определенных излишков в руках аристократических кланов во главе с вождем. Последнее делает этот процесс уже не публичным, контролируемым со стороны всего населения, а, так сказать, конфиденциальным. Рядовым чле­нам племени остается только верить, что плоды их труда расходуются на обще­ственные потребности. Создание такой системы знаменует начало утвержде­ния эксплуататорских отношений, которые с момента перехода к цивилизации конституируются в виде раннеклассовых. Надобщинные органы власти и уп­равления начинают выполнять не только необходимые, общественно-полезные организационно-хозяйственные, административные, судебные и пр. функции, но и репрессивные по отношению к основной массе населения, чем обеспечи­вается господство и право на избыточное потребление. Как справедливо отме­чал К. Маркс, всякое государство выполняет как общественно полезные функ­ции, так и функции по обеспечению классовых интересов господствующих общественных групп. Это мы наблюдаем и на заре цивилизации, и сегодня.208 Первобытные основания цивилизации

Принципиальные сдвиги фиксируются и в собственно производственной сфере. С возникновением племен-вождеств создаются условия для дальнейше­го углубления разделения труда соответственно естественным и другим усло­виям проживания отдельных общин, входящих в состав племени. Редистрибу-ция как централизованный товарообмен стимулирует территориально-произ­водственную специализацию, охватывающую как пищевую сферу, так и сферу непищевого производства. Это содействует зарождению и расширению ремес­ленной деятельности, в частности, переходу к специализированным (с соответ­ствующим стационарным оборудованием и профессиональными знаниями) гончарству и металлургии (если, конечно, последняя уже известна). Появляют­ся специалисты-мастера, продукция которых рассчитана на удовлетворение потребностей всего племени, в особенности же его верхушки. Это же касается разработки минеральных ископаемых, древесины и т.п.

Кардинальные изменения наблюдаются и в культурно-информационной сфере. Объем знаний- в каждой области принципиально увеличивается, они становятся специализированными, а значит, ими уже не может владеть любой человек, достигший определенного возраста, как то было раньше. Знаниями, в особенности ритуально-культовыми, нужно теперь овладевать с детства. Они, как и статусы, передаются по наследству, от отца (дяди) к сыну (племяннику), и принципиально закрыты для представителей других общественных групп. Это касается и ремесел, и организации общественно-хозяйственной жизни. Профессионализация, в свою очередь, ускоряет прогресс в отдельных сферах культуры и производства — в монументальном строительстве, изготовлении определенных изделий, началах астрономии, математики, медицины и пр. При постоянном общении специалистов в рамках племен обмен опытом и инфор­мацией становится более интенсивным. Сложная система знаний требует сим­волически-графической фиксации, что ведет к возникновению пиктографии, а затем и письменности. Параллельно с этим формируется собственная субкуль­тура родоплеменной аристократии, как и менее выразительные культурные особенности у представителей других социально-профессиональных групп.

Все эти системные сдвиги демографического, социально-политического, эконо­мического и культурно-информационного плана находят опосредованное отраже­ние в трансформации территориально-поселенческой структуры и в формах взаи­модействия общества и окружающей среды. Среди общинных поселков, разбро­санных на территории племени, рано или поздно выделяется центральное поселе­ние, которое связано или с наиболее влиятельным святилищем, или местом прожи­вания клана вождя, или наиболее могущественной в военном и (или) экономичес­ком отношении общиной, или, чаще всего, совокупностью некоторых из этих фак­торов. Такое поселение — племенной центр — развивается быстрее, чем осталь­ные, поскольку фокусирует политическое, экономическое и культурно-религиозное лидерство. В рамках племени возникают отдельные экономические районы со сво­ей специализацией, демонстрирующей нарастание разнообразия форм взаимоот­ношения человека и окружающей среды. С течением времени это приобретает все более структурированный вид и охватывает все большую территорию.

Таким образом, имеем все основания рассматривать время возникновения племенных институтов переломным моментом на пути от "неолитической ре­волюции" к цивилизации. Эти институты в развитом виде соединяют три ос­новные структуры:Становление производящего хозяйства и племенной организации 209

— наследственную сакрализованную власть вождя-первосвященника, ар­хаического "священного царя" с формирующимся вокруг него административ­ным, жреческим и военным аппаратом;

— совет старейшин, состоящий из наследственной родоплеменной арис­тократии — глав родов, которые представляют определенные клановые струк­туры и пользуются в их рамках властными полномочиями;

— рядовых, лично свободных и полноправных, входящих в определенные родовые структуры общинников, периодически, особенно в экстремальных ситуациях, участвующих в народном собрании.

По мере развития института племени значение вождя и его окружения, в которое входят не только выходцы из среды родовой знати, но и люди, выдви­нувшиеся благодаря своим личным качествам или по воле случая, порою и иноплеменники, даже невольники, неуклонно возрастает. Совет же родовых старейшин, как правило, все более приобретает характер аристократического совещательного органа, а народное собрание либо вовсе отмирает, либо вы­полняет формальные функции "всенародного одобрения" того, что постановил вождь в соответствии с волей знати.

В истории мы наблюдаем самые разнообразные коллизии во взаимоотно­шениях этих структур. Часто бывает так, что в результате подспудной борьбы или открытого конфликта власть вождя ограничивается или вообще делается номинальной, тогда как сила аристократических кланов становится преоблада­ющей. В результате функции вождя могут быть сведены, по существу, лишь к выполнению символически-представительских обязанностей. Однако в силу неизбежно возникающих при таком развитии распрей между главами силь­нейших родов такое развитие деструктивно сказывается на жизни племен и раннегосударственных образований, и в конкурентной борьбе с соседями та­кого рода "аристократические республики" проявляют невысокую жизнеспо­собность. Альтернативой такому сценарию ограничения власти вождя являет­ся прямая апелляция (в случае конфликта правителя и аристократии) первого к народному собранию. Примеры тому хорошо известны из истории ранних ци­вилизаций (Гильгемеш и Урукагина в Нижней Месопотамии, Камее в Египте и пр.), однако такая ситуация вполне естественна и для стадии поздней перво­бытности. В таком случае вождь ограничивает влияние аристократического совета или вообще превращает его в декоративный институт, а сам получает неограниченные властные полномочия. '

Все же в реальной жизни чаще наблюдается определенный, основывающий­ся на силе традиции и каждодневных компромиссах баланс между вождем и его окружением и родо-племенной знатью с тем, что масса соплеменников отчасти поддерживает центральное руководство, отчасти же выступает опорой влияния своих родовых старейшин. При этом ситуация осложняется и параллельными, отмеченными выше процессами. По мере усложнения социокультурной жизни в высших эшелонах власти происходит разделение функций и полномочий, ранее присущих архаическому "священному царю". Наряду с ним появляются переби­рающие на себя часть его полномочий военный лидер и (или) верховный жрец, опирающиеся на подвластных им дружинников и жречество.

Особенно частой является конкуренция между сакрализированным вождем и вождем-военачальником, перебирающим на себя (особенно в случае частых и затяжных военных конфликтов) основные прерогативы исполнительной власти.210