Институциональный анализ экономического поведения Т. Парсонса

В американской социологической традиции «чисто» социологический анализ экономического поведения без привлечения «комментариев» из экономической теории был развит в рамках структурно-функционального анализа Т. Парсонса. Несмотря на многочисленные обвинения этой концепции в метафизичности, телеологичности и неоперациональности, следует отметить существенный вклад Т. Парсонса, прежде всего, в определение демаркационных границ социологического и экономического знания. Экономическая теория, занимая относительно автономное место в системе наук об обществе, не может, с точки зрения Т. Парсонса, расширяться за счет предметной области социологии. Ситуации, когда экономическая теория особенно необходима, ограничены определенным типом социальных систем, особенно теми, в которых в большей степени распространена первичная ориентация на оптимальное использование ресурсов и цен[75].

Здесь ясно определяются роль и возможности экономической теории, в том числе ее предпосылочной части, в которой постулируются, хотя и весьма противоречивые, но методологически прозрачные и идеологически укоренившиеся аксиомы рационального выбора. По Парсонсу, исходные постулаты максимизации выгоды не могут служить универсально объясняющим компонентом экономической жизни общества. Ориентация на оптимальное использование ресурсов и цен предполагает, во-первых, отчетливо выраженную институциональную структуру. Во-вторых, как следствие, она предполагает организацию мотивов вокруг определенных типов структурно обобщенных целей. Но, задав такие условия, специфические динамические последствия экономически ориентированного действия следует анализировать с точки зрения специфической технической концептуальной схемы. В свою очередь, эта схема в высшей степени абстрактна и более широкие аспекты динамики тотальных экономических систем будут неизбежно включать взаимосвязь с неэкономическими переменными[76].

Таким образом, с точки зрения Т. Парсонса, само социальное действие и принципы, заложенные в его основу, не могут быть автономными и оторванными от социального контекста. Как только ситуация определена, и это определение подтверждено интегрированной системой санкций, действие, поддержанное соответствующими тенденциями в ожиданиях, стремится мобилизовать в свое распоряжение широкое разнообразие мотивационных элементов.

Не автономные мотивы определяют природу экономических действий, но те институты, которые осуществляют структурное обобщение их целей. Например, система институтов свободного предпринимательства, основанная на деньгах и рынке, определяет ситуацию для поведения и ожиданий поведения от делового предприятия таким образом, что люди должны стремиться к прибыли как к условию выживания и как мере успеха своей деятельности. В этих случаях мотивация и интересы человеческого поведения, независимо от их содержания сводятся к деятельности по производству прибыли[77].

Т. Парсонс считает весьма тривиальным упрощением редуцирование общего к частным его проявлениям, особенно при объяснении общества. Наиболее типичный пример такой редукции – утилитаристская традиция, уделяющая основное внимание рациональному приспособлению средств к данным целям в технологическом и экономическом контекстах. Утилитаристский тип факторного анализа аналогичен биологическому и многим другим, которые истолковываются в полной абстракции от социальной системы как таковой. Имплицитная концептуальная схема здесь такова, что другие элементы, носящие «более социальный» характер, вводятся лишь в роли условий, в которых действуют люди[78].

Исходя из этих принципов, Т. Парсонс выступал против монополизма представителей утилитаристской традиции и неоинституционалистских интерпретаторов социально-экономических процессов, которые расширяли неоклассическую парадигму, используя, в том числе, методы неэкономического анализа. Он попытался ограничить их экспансию в предметную область социологии.

Одни специалисты видели в этом радикализме отрицательный эффект. По их мнению, Парсонс своими нападками на институциональную экономику способствовал провалу любого альянса между экономистами и социологами[79]. Другие, наоборот, отмечали вклад Т. Парсонса и его ученика Н. Смелзера в развитие идей экономической социологии и в создание новой отрасли, интегрирующей экономику и социологию. По мнению Ю.В. Веселова, эти авторы, используя методы структурно-функционального анализа, освободились от экспансии маржинализма и провели анализ экономической подсистемы, показав взаимозависимость ее элементов с подсистемами общества в целом[80].

Нам кажется, что независимо от того, как те или иные специалисты оценивают структурно-функциональный «синтез» Т. Парсонса, сама постановка им вопроса о месте экономической жизни и ее составляющих в системе социологического знания заслуживает положительной оценки. Экономику как область социальной жизни нельзя понять, используя только «технологические» термины, которые объясняют способы и методы поведения субъектов внутри нее. Из принципа максимизации нельзя вывести сущность той социальной реальности, которую представляет собой современная хозяйственная жизнь общества.

По Парсонсу, экономическое действие (поведение) нельзя рассматривать как автономный феномен, из которого выводятся все другие компоненты экономики. Оно является, хотя и важным, но производным элементом детерминации множества компонентов социальной системы (общества) в целом. Кратко рассмотрим систему социальной детерминации, которую в рамках структурно-функционального анализа предлагает Т. Парсонс, интерпретируя и объясняя основные характеристики экономического действия[81].

1. Экономическое действие (поведение) – частный случай социального действия. Оно реализуется в определенной сфере социальной жизни общества (экономике), которая обладает определенной системной целью – производством средств для удовлетворения потребностей общества.

2. Экономическое действие, как и другие категории экономической теории должны рассматриваться не по отношению к личностной системе, а только через отношения экономики и социальной системы. Принципы и ценности экономического действия системно и социально обусловлены, детерминированы и не могут выводиться напрямую из личностного фактора, который эти действия совершает. Автономизация личностного фактора и абсолютизация принципа максимизации упрощает интерпретацию феномена экономического поведения. При этом происходит отделение поведения от социальных, институциональных и социокультурных детерминант, которые задают ему определенный способ функционирования, ориентированный на определенные ценности (цели) и технологические средства их реализации. Таким образом, этос экономического поведения – это предписания определенных культурных норм, усваиваемых конкретным актором (субъектом), действующим в конкретном социокультурном контексте и реализующим через свои личные цели те модели поведения, которые предписаны ему в рамках конкретной социальной среды.

3. Экономическое поведение связано с интеграцией факторов производства, то есть с его организацией, активным элементом которого является предпринимательство. Таким образом, важнейшей формой максимизации обращающихся ресурсов является предпринимательская активность, которая интегрирует их движение в соответствии с целевой функцией предприятия.

4. Экономическое поведение дифференцируется в соответствии с функциями четырех подсистем экономики на следующие модели: адаптивно-производственные, регулятивные, ценностно-нормативные и интегративно-поведенческие. Таким образом, экономическое поведение как система специализированных действий неоднородно по своему составу.

В первом случае речь идет о производстве благ, услуг и других экономических ценностей, адаптации всех других подсистем экономики в процессе взаимообмена различными ресурсами. Например, финансово-кредитная система предоставляет капитал в обмен на прибыль, трудовые ресурсы включаются в процесс производства в обмен на заработную плату и т.п.

Во втором случае рассматриваются формы экономической активности, реализующие функцию, связанную с предоставлением инвестиций в процесс производства, созданием капитальных активов, их накоплением и распределением. Это сфера финансовых организаций, кредитных отношений, страхования, сбережений населения, т.е. всех институтов, которые обеспечивают поток капиталовложений в процесс производства и контроль над их эффективным использованием.

В третьем случае речь идет об экономической культуре, которая обеспечивает для экономики определенную квоту трудовых ресурсов, обладающих средним уровнем способностей, экономической рациональности и мотивации. Она воспроизводит менталитет экономических действий, в том числе трудовых, которые ориентированы на определенную систему ценностей и предпочтений, на приверженность использовать ресурсы в производственной форме, на экономическую целесообразность и рациональность.

В четвертом случае имеется в виду система действий, которая обеспечивает организацию экономического процесса, создание новых комбинаций факторов и ресурсов, способствующих возникновению новых благ, услуг, процессов, детерминирующих появление в обществе нового условия удовлетворения потребностей, символических образов и стилей жизни.

5. Экономическое поведение институционально оформлено. Оно не может быть спонтанным и абсолютно индивидуализированным (автономным). Институты различного класса и порядка обеспечивают интеграцию соответствующих ценностных образцов в конкретные социальные (экономические) действия в зависимости от ролевых ожиданий, предписаний и мотиваций людей. В структуре рыночных отношений базовым элементом является экономическая интеракция различных субъектов экономического поведения (контракт). Эта форма институционализации обмена между субъектами экономического поведения делает возможным: установление взаимовыгодных отношений между сторонами, их приспособление к внешним факторам договорных отношений, идентификацию и согласование символических ценностей, и, наконец, их коммуникацию друг с другом.

6. Рациональность экономических действий как их внутренний (ментальный) компонент детерминируется процессом институционализации и интернализации доминирующих в обществе ценностей. Экономическая рациональность есть главная фундаментальная ценность социальных систем, базирующихся на рыночном хозяйстве. Если в экономической теории она является заданным (априорным) фактом, то для социологии эта категория – системная переменная. В современной рыночной экономике степень рациональности экономического поведения повышается, а сама рациональность становится доминирующим экономическим фактором. В свою очередь степень рациональности экономических действий субъектов может быть различной. Она детерминируется личным опытом, ценностными ориентациями, квалификацией, образованием и т.п.

Мотивация экономических действий зависит как от интернализации экономических ценностей индивидом, так и от санкций со стороны общества. Отсюда экономическая рациональность, находящаяся на стыке системы личности и социальной системы, модифицируется этими двумя компонентами и является величиной переменной. Личность обладает поливалентной мотивацией, и поэтому видимый результат рациональных действий, будучи одним и тем же со стороны внешнего наблюдателя, может обусловливаться различными внутренними факторами: альтруизмом, желанием самореализации, конкуренцией, жаждой наживы, стремлением воплотить в жизнь те или иные идеи или просто экономической целесообразностью.

Нам представляется, что попытка Т. Парсонса объяснить экономическую жизнь общества вне рамок категорий экономической теории весьма плодотворна. Социологический анализ экономической жизни общества шире экономического. В этой связи совершенно неправомерен методологический дуализм (равноправие) экономической и социологической теорий, а тем более «методологический империализм» экономических концепций, связанный с объяснением таких процессов и явлений, которые, детерминируя экономику, не имеют к ней непосредственного отношения.

Не столь важно, какие принципы социологического анализа применяет Т. Парсонс. Главное, что он игнорирует автономность экономического действия в качестве предмета изучения и включает его в определенный культурно-институциональный контекст, где оно обретает свои функционально-специфические качества. Еще раз подчеркнем, что экономическое поведение (действие), с точки зрения Т. Парсонса, – не автономный продукт рационального максимизатора, а явление, возникающее как результат системной детерминации. Здесь личностный фактор, максимизирующий свою функцию, является, с одной стороны, «движителем» экономической системы как подсистемы общества, с другой, – тип и характер этой поведенческой активности задается социально-культурным, институциональным и социальным контекстом, вне которого она существовать не может.

Следует считать, что теоретический синтез Т. Парсонса, в том числе в области анализа хозяйственной жизни, позволяет методологически более четко, чем другие, даже возникшие позже концептуальные схемы оценивать взаимодетерминацию экономических и социальных процессов и более корректно расставлять акценты при социологическом анализе экономических явлений.

3. Интерпретации экономического поведения в «социологии рационального выбора»

Лидер «социологии рационального выбора» Г. Беккер применил метод максимизационного анализа многих сторон как экономической, так и социальной жизни. Его исследовательские принципы характеризует следующее заявление: «Предположение о максимизационном поведении, рыночном равновесии и стабильности предпочтений, проводимые твердо и непреклонно, образуют сердцевину экономического подхода в моем представлении»[82]. По существу все работы Г. Беккера и являются реализацией этого положения при объяснении различных явлений социальной жизни.

Применяя метод максимизационного анализа социальных процессов, он постулирует принцип рационального выбора, который, с его точки зрения, является стержнем всех (а не только экономических) моделей человеческого поведения. Это некий архетип поведения, который «не требует, чтобы отдельные агенты непременно осознавали свое стремление к максимизации, или чтобы они были в состоянии вербализировать либо как-то иначе внятно объяснять причины устойчивых стереотипов в своем поведении. Таким образом, он совпадает в этом с современной психологией, придающей особое значение подсознанию и социологией, выделяющей функции явные и латентные»[83].

По Беккеру, приоритет рациональности и рационального выбора есть в конечном итоге производное естественного отбора пригодных способов поведения в ходе эволюции человека. Представляется, что, несмотря на разумность этого положения, принцип рациональности выбора Г. Беккером в большей степени постулируется, чем аргументировано обосновывается. По словам В. Леонтьева, это удел всех теоретических постулатов (в том числе неоклассических), которые могут появляться каким угодно образом: выводиться из какой-либо теории или извлекаться из эмпирических фактов, или выступать в качестве априорных истин, или просто функционировать как нормативный принцип. В конечном итоге природа происхождения этих исходных утверждений не может влиять на их положение в рассматриваемой теоретической системе, так как логические следствия принципа максимизации в ее рамках будут абсолютно одинаковы[84].

Г. Беккер выделяет три составляющих экономического поведения: априорно заложенный в человеке принцип разумности совершаемых им действий; взаимосогласованность индивидуальных, групповых и массовых действий, координацию которых осуществляют институты рыночного обмена; стабильность предпочтений (ценностей), которые определяются, прежде всего, отношением людей к фундаментальным аспектам их жизни, таким как здоровье, престиж, чувственные наслаждения и т.п.[85] Исходя из этого, Г. Беккер рассматривает различные модели человеческого (социального) поведения, используя в качестве основного их элемента процедуры максимизации. В этих моделях мотивация людей привязана к рыночным механизмам спроса-предложения, а целевые результаты поведения оцениваются на основе рационального баланса выгод и издержек.

Нам кажется, что те примеры, которые приводит Г. Беккер, демонстрируя «приложение» этого принципа, указывают скорее на филигранное умение применять его в интерпретации различных моделей человеческого поведения, чем раскрывать действительную их мотивацию. Особенно противоречивы его иллюстрации применения максимизационного принципа при анализе социальных действий, связанных с производством научных идей и расчетом жизненных (временных) ресурсов индивидов.

В первом случае так называемый экономический подход позволяет считать нормальной реакцией возрастание производства научных идей в связи с возрастанием на них спроса на рынке, и наоборот[86]. Но эта формула не объясняет, а скорее затемняет этос инновационных моделей поведения в научной и других сферах деятельности, хотя и правильно констатирует тенденцию изменения спроса-предложения в процессе производства тех или иных научных ценностей в условиях колебания рыночной конъюнктуры. Однако эту статистическую тенденцию нельзя абсолютизировать, поскольку в противном случае появляются рациональные оправдания для всякой научной конъюнктуры. Очевидно, что здесь уместно говорить о естественных колебаниях спроса на прикладные разработки, что мало касается фундаментальных исследований. Мы уже не говорим об этической стороне процесса поиска научной истины, которая не имеет никакого отношения к изменениям политической и рыночной ситуации.

Во втором случае рассматриваются стратегии и тактики поведения, связанные с поиском «оптимальной» продолжительности жизни[87]. Речь идет о том, что в системе человеческих ценностей продолжительность жизни может быть менее значима, чем другие ценности, полезность которых бывает более предпочтительна. Этот пример весьма красноречиво демонстрирует некорректность применения экономического метода, так как затраты и выгоды, связанные с реализацией каких-либо целей и с увеличением продолжительности жизни несопоставимы. Дело не в том, что одни предпочтения доминируют, потому что человек рационально оценивает их, а в том, что он может действовать нерационально (иррационально), уменьшая продолжительность своей жизни и отдавая предпочтение тем целям, которые этому способствуют. Если привычки и стереотипы человека (в том числе и отрицательные) доминируют и не позволяют оценивать шансы, то это еще раз доказывает, что рациональность человеческих поступков относительна и не всегда является исходной базой их основания и реализации.

Общая характеристика социального (экономического) поведения, по Беккеру, такова.

1. Редкость благ и их выбор являются основными предпосылками большинства человеческих действий, неважно в какой сфере они реализуются. Эти исходные условия предполагают применение процедур максимизации функции полезности, причем все равно кем: индивидом, семьей, фирмой, популяцией или государством. Таким образом, с одной стороны, данный принцип свойственен большинству человеческих действий, с другой, – его можно использовать, чтобы их объяснять. Причем последний аспект является методологической базой, позволяющей интерпретировать любые человеческие действия, а первый, который раскрывает природу социальных действий, скорее постулируется, чем обосновывается. Принцип рационального выбора (максимизации) вводится Г. Беккером в структуру большинства социальных действий как априорный факт. Он заранее предполагается, а если и обосновывается, то ссылками на не менее общие и абстрактные рассуждения других авторов, стоящих на той же точке зрения[88].

2. Второй постулат – существование рынков. Это необходимое условие функционирования всех моделей социального поведения. Они априорно относятся к рыночному поведению, основанному на координации усилий множества людей, которые обмениваются друг с другом ресурсами с целью максимизации собственной выгоды. Причем классические модели рыночного поведения, подчиняясь теоремам, вытекающим из экономического подхода, «гарантируют» в конечном итоге то, что люди сводят их мотивы, расчеты и действия к логике спроса–предложения, конкуренции и другим алгоритмам рыночного порядка.

Об этом постулате можно сказать следующее. Очевидно, что принцип максимизации, положенный в основу человеческого поведения, включен не только в структуру индивидуального человеческого действия, но также заложен в систему различных социальных институтов, которые и позволяют реализовывать его в большей или меньшей степени. Однако спонтанный механизм рыночного обмена не гарантирует того, что максимизационный принцип будет реально воплощен в действиях всех субъектов, которые стремятся его использовать. Реальность рынка такова, что максимизационный эгоизм рыночных агентов приводит к естественным монопольным эффектам. Они создают анклавы и точки концентрации богатства у меньшинства в противовес тем, кто по различным причинам не может максимизировать свои ограниченные возможности, а также порождают различные случаи получения выгоды одними за счет убытков других[89].

Механизмы же минимизации «провалов» и парадоксов «чистого» рынка, позволяющих одним (меньшинству) максимизировать свою выгоду, а другим (большинству) пользоваться остатками отчужденных от них возможностей, находятся не в самом рынке, а за его пределами. Уравновешивание преимуществ различных субъектов реализуется возникшими в процессе социальной эволюции институтами, в том числе государственного регулирования, которые с переменным успехом обеспечивают более широкий доступ к конкурентным возможностям тем, кто лишается их в результате воздействия монопольных эффектов.

3. Третий постулат – стабильность предпочтений. Он указывает на устойчивые компоненты человеческого поведения, определяющие направленность экономических интересов людей и те линии максимизации полезности, которые они избирают. Разумеется, что в ходе социальной эволюции формируются доминирующие предпочтения и социальные ориентиры, а также практики их достижения, которые являются важным фактором оптимизации поставленных целей. Но если говорить о стабильности предпочтений конкретных людей, можно впасть в очевидное заблуждение. Представляется, что этот постулат можно подвергнуть критике, опираясь на ролевую теорию социального поведения.

Известно, что множественность социальных ролей, задаваемых конкретному человеку социальной системой, определяет и полифункциональность предпочтений и их поведенческих аналогов. Кроме того, ограниченные возможности, которыми обладают отдельные люди, могут в одних случаях определять доминирующие предпочтения, а в других – нет. Во всяком случае, стабильностью предпочтений нельзя объяснить инновационные модели социального поведения, где именно потребность выйти за пределы стандартных алгоритмов и целей является основным мотивом действия. Очевидно, что помимо расчетов, связанных с балансом выгод и издержек, в структуре человеческого поведения имеется оценочный компонент, ориентированный на те или иные ценности. Последние же, в свою очередь, являются базовым основанием рациональных действий. Поэтому можно говорить не о стерильном рационализме поведенческих программ, а об их критериальной (аксиологической) основе, определяющей «режим» формальной рациональности (Г. Саймон), которая в одних случаях может быть весьма устойчивой, а в других – нет.

Таким образом, человеческие предпочтения не могут быть абсолютно стабильными, особенно в сферах инновационной деятельности. В связи с этим этос технологий максимизации все время изменяется, а процесс приращения человеческих возможностей не сводится только к экономическому принципу. Тем более из него нельзя выводить и посредством его объяснять целесообразность социальных поступков и действий. Поэтому абсолютизацию рационального выбора Г. Беккером можно назвать неким эвристическим принципом, который дает возможность интерпретировать человеческие действия. Это скорее техника их интерпретации, но не способ их объяснения и понимания.

Другой адепт теории рационального выбора Дж. Коулмен одной из наиболее важных проблем считает проблему детерминации социальных действий социальными институтами, то есть проблему построения институциональной матрицы экономического поведения. Не видя большого смысла в механическом перенесении экономической парадигмы в социологию, Дж. Коулмен открывает иной ракурс ее применения. По Коулмену, к социологии имеют большее отношение не действия субъектов, которые можно считать заранее определенными, а правила игры – структуры, образующиеся в процессе взаимодействия социальных акторов[90]. Исследуя эту проблему, он останавливается на анализе социального действия, используя принципы методологического индивидуализма для изучения поведения как индивидуальных, так и коллективных субъектов («корпоративных акторов»)[91]. При этом поведение фирмы и корпорации рассматривается им по аналогии с индивидуальными действиями, так как основным конституирующим признаком и тех, и других является осмысленность и целеполагание. В связи с этим Дж. Коулмен старается сконструировать систему поведения нескольких акторов, преследующих собственную выгоду. Основой их интеграции являются две составляющие – «контроль» и «интерес», которые обеспечивают взаимодействие индивидуальных субъектов (акторов), кооперирующих и координирующих свое поведение в рамках различных функциональных систем.

Интерес, по Коулмену, – это движущая сила действий акторов, ассоциирующаяся с определенными ресурсами. Это внутренний мотиватор экономических действий. Контроль – институциональный результат человеческих действий, который порождает феномен цивилизованного взаимодействия и перераспределения индивидуальных интересов и их рационального согласования. В связи с этим Дж. Коулмен относит к рациональным действиям (и совершенно обоснованно) не только калькуляцию и реализацию интереса, ориентированного на приобретение и потребление определенных ресурсов, но и те действия, которые соответствуют норме. Здесь намечается некоторое теоретическое согласие между индивидуалистическим и нормативным (институциональным) подходами.

Фактически нормы, по Коулмену, – это форма передачи прав акторов на контроль за действиями друг друга. В случае, когда нормы являются общепринятыми, то обеспечивается право согласованного контроля за действиями всех акторов, которых объединяет та или иная норма. Этот процесс координации предполагает взаимное признание сторонами их прав, обязанностей и способов коммуникации, связанных с необходимостью применения позитивных и негативных санкций по отношению друг к другу.

Таким образом, Дж. Коулмен делает попытку расширить постулаты рационального выбора неоклассики за счет более универсального их толкования. Во-первых, рационально могут поступать не только индивидуальные акторы (субъекты), но и организации (коллективы). Во-вторых, индивиды могут передавать контроль над своими действиями (ресурсами) другим, если видят в этом выгоду. В-третьих, они могут вкладывать свои ресурсы в «социальный капитал» (широкий круг формальных и неформальных связей с другими людьми), который позволяет им оптимизировать свои действия. В-четвертых, рациональность экономических и социальных действий зависит от форм распределения прав между людьми, а также различных социальных институтов, которые объединяют и координируют их действия[92].