Политико-правовые идеи в первой половине XVII в.

События "Смуты" начала XVII в., а именно: воцарение на русском престоле самозванца, захват Москвы поляками, разгул вакханалии насилий иностранцев над русскими людьми, в том числе и над самыми знатными из них, надругательство над русскими православными святынями, глубоко оскорбляли и унижали национальное достоинство русского общества. В результате в нем произошел настоящий взрыв патриотических чувств. Эхо данного взрыва ясно отразилось в содержании русской литературы XVII в. Применительно же к политической и правовой идеологии России указанного столетия можно смело говорить об усилении в ней национального начала.

Крушение русской государственности во время "Смуты" превратило жизнь русских людей в сплошное бедствие. В результате в русском общественном сознании появляется понимание православного Русского государства как величайшей святыни, как жизненно необходимого условия существования русского общества. Избрание в феврале 1613г. нового царя воспринимается русскими как восстановление Русского государства. В "Утвержденной грамоте об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова" это событие представляется как спасение всех православных русских людей от гибели. "Тем благосерден буди о нас, приими моление своих богомолцов и царского синглита, и всея земля толико много крестьянского премножества вопль безвременный, и рыдание и плач неутешимый; буди нам милосердным государем царем и великим князем, всеа Русии самодержцем, по Божий воле и по избранию всех людей всего великого Росийскаго царствия; не дай истинные нашие православные хрестьянские веры в попрание, и святых Божиих церквей во осквернение, и всех православных крестьян от злых неприятелей, восстающих на ны, в расхищение, дондеже не уведят многих стран неверные языцы, яко царствие ваше безгосударно".

Большое участие иностранцев в бедствиях, выпавших на долю русских людей во время "Смуты" начала XVII в., породило в русском обществе отношение к Европе как к враждебной силе. Русское политическое сознание первой половины данного столетия было пронизано антизападными настроениями. Причем активнейшим проводником их выступал отец царя Михаила патриарх Московский и Всея Руси Филарет (в миру — Федор Никитич Романов), который после возвращения из польского плена в 1619 г. и вплоть до своей смерти в 1633 г. фактически правил Россией.

После "Смуты" в русском политическом сознании сформировалось представление о Русском государстве как об осажденной крепости, как о единственном оплоте благоверия и благочестия в окружении стран, плененных Антихристом. В качестве примера в данном случае можно привести текст грамоты, изданной царем Михаилом Федоровичем в 1617 г. для Новгорода по случаю освобождения его от шведов. "Понеже от многих лет,— говорилось в грамоте, —вооружаются враги на истинную нашу и непорочную Христову веру, ова убо многажды еже на православную веру многоразличными ересьми, овожь ратьми и бедами восставая богоборные языки, яко же на греческие люди мусульманские народы; на сим и на прочих, душегубительные волки, еже есть, еретические люди, злыми некими, дьявольскими умышленьми веру их, преданную святыми апостолы, во многих летех прежде держимую отцы их, развратиша; на нас же, на словеньские народы, всегубительный диавол не переставая возстает и борется, но развращением в вере благоверные люди не возмог развратити и в душевную пагубу свести".

Усилению национального начала в русской политико-правовой идеологии способствовало и осознание русским обществом истинных причин "Смуты", т.е. действительной подоплеки произошедшего в начале XVII в. крушения Русского государства.

Обида на иностранцев, сколь ни велика она была, не помешала русскому обществу увидеть, что главным врагом Русского государства, сокрушившим его, были... сами русские. Иностранцы же лишь воспользовались "Смутой" для достижения своих корыстных целей.

Одно из самых ранних свидетельств такого понимания причин "Смуты" представляет собой "Новая повѣсть о преславномъ Росийскомъ царстве и великом государстве Московском...", написанная в феврале — начале марта 1611 г. "Скажу вамъ истинну, а не ложь, — писал ее автор, оставшийся неизвестным, — что однолично сопостаты наши, который у нас, нынѣ с нашими измѣнники-единовѣрники, и с новыми богоотступники, и кровопролители, и разорители вѣры християнския, с первенцы сатанины, со июдиными предателя Христова братиею, с началники, и со иными их подручники, и угодники, и единомысленники, иже недостойны по своим злымъ дѣломъ прямым своимъ званиемъ именоватися (рещи достоит ихъ — душапагубныя волки), хотят насъ конечно погубити, и под меч подклонити" (курсив наш. — В. Т.). В другом месте своей повести ее безымянный автор конкретизирует, кого он имеет в виду под "нашими изменниками-единоверцами". Это в первую очередь русские бояре-землевладельцы. "А сами наши земледержьцы (яко и преже рѣхъ, землесъѣдцы), те и давно от него (от Бога. — В. Т.) отстали, и умъ свой на послѣднее безумие отдали, и к нимъ же, ко врагомъ, пристали, и ко инымъ к подножию своему припали, и государьское свое прирожение пременили в худое рабское служение, и покорилися, и поклоняются невѣдомо кому, сами вѣдаете, и смотрят, из рукъ и ис скверныхъ устъ его, что имъ дастъ и укажетъ, яко нищии, у богатого проклятого... и пропали навѣки, аще от того зла и худа на добро не обратятся. Горши же намъ всего учинили, что нас всѣхъ выдали, да не токмо выдали, ино заедино с ними, со враги, вооружилися вкупѣ, и хотятъ насъ всѣхъ погубити, и вѣру християньскую искоренити". Обвиняя в предательстве своего отечества землевладельцев и правителей, которые словно ослепли или онемели и ни один из них не смеет тому врагу ничего запретить, "Новая повесть о преславном Российском царстве..." отмечала, что другие при этом молчат, не говорят, ни в чем врагу не перечат. "И полцы велицы всякихъ чиновъ люди за тѣм врагомъ ходять и милости и указу от него смотрятъ. Не токмо простии и неимянитии люди, но и сами болярския и дворянския дѣти, и сами дворяне, добродни и изрядни всѣмъ..."

Как известно, Россию спасла от окончательного краха в начале XVII в. русская провинция. Для русских людей того времени такой выход из "Смуты" был вполне закономерным. В их представлении спасение России не могло прийти из столицы. "Писание о преставлении и погребении князя Михаила Васильевича Шуйского, рекомаго Скопина", созданное в середине XVI в., за несколько месяцев до освобождения столицы провинциальным ратным ополчением, показывает, что Москва считалась тогда скопищем предателей. Весной 1610 г. войска, предводимые племянником тогдашнего царя Василия Шуйского князем М. В. Скопиным-Шуйским, разгромили польскую армию, осаждавшую Москву. Князь с почестями был принят в столице. Царь не имел детей, и талантливый полководец Скопин-Шуйский серьезно рассматривался многими в качестве наиболее вероятного наследника царского престола. Однако в апреле 1610 г., после посещения одного из московских пиров, князь заболел и спустя некоторое время умер. Было ему в то время всего 23 года. В русском обществе распространилось мнение о его отравлении на пиру. В вышеназванном произведении рассказывается, как мать Михаила Скопина-Шуйского умоляет своего сына не ездить в Москву. "И колько я тобѣ, чадо, в Олександрову слободу приказывала: не ѣзди во град Москву, что лихи в Москвѣ звѣри лютые, а лишат ядом змииным, измѣнничъим" (курсив наш. — В. Т.).

Представляя крушение Русского государства в начале XVII в. как следствие предательства русскими правителями и их приближенными своего отечества, русские мыслители трактовали порожденные этим крушением бедствия в качестве наказания, насланного Богом на всех русских за их грехи. И. А. Хворостинин в своем произведении "Словеса дней, и царей, и святителей московских...", написанном в первое десятилетие после окончания "Смуты", усматривал суть последней в том, что русские, как согрешившие перед Богом и будучи не в состоянии исправиться, пали от меча своих собственных пороков и были посечены неправдою, погублены различными страстями.

Стремление русских мыслителей понять истинные причины катастрофы, постигшей русскую государственность в начале XVII в., побуждало их обращаться к аналогичным событиям в истории других государств.

Тема гибели государств, вошедшая в проблематику русской литературы еще в эпоху Киевской Руси, получила дальнейшее развитие в сочинениях русских писателей второй половины XV—XVI в. в связи с падением в 1453 г. Византии. В XVII в. данная тема становится одной из главных тем русской политической мысли. Происходившие в мировой истории события гибели государств рассматриваются теперь русскими мыслителями через призму опыта отечественной истории. В чужом же историческом опыте ищутся ими закономерности, проявившиеся во время "Смуты" начала XVII в. в России.

Именно поэтому широкое распространение в правящих кругах русского общества в течение указанного столетия получил политический трактат "Описание винъ или причинъ, которыми к погибели и к разоренью всякие царства приходят, и которыми дѣлами в цѣлости и в покою содержатца и строятца". Один из списков его находился и в царской библиотеке. Происхождение данного произведения не вполне ясно. В некоторых из сохранившихся его списков содержится указание, что он был переведен "с различных книг латинского языка" неким Василием Садовулиным (или Садовским). Однако в трактате имеется немало таких фраз, которые переводом скорее всего не являются и принадлежат самому переводчику или кому-либо другому русскому писателю. Для обозначения государственных органов и должностей здесь используется сугубо русская терминология. И даже во фразе, приведенной как цитата из Цицерона, употребляется термин "думные бояре". Не исключено, что данное произведение на самом деле не было переведено с иностранных книг, а представляло собой творение русского автора, который, в желании отвести от себя гнев власть предержащих, выдал его за иностранное, всего лишь переведенное на русский язык.

Содержание трактата само по себе объясняет, почему он вызвал в России такой большой интерес (и почему автор его остался неизвестным). Главные идеи рассматриваемого произведения сводятся к следующему: 1) каждое государство имеет свои исконные и естественные основы, и как бы ни было превосходно и прочно оно устроено, его все равно ждет гибель; 2) причиной гибели государств всегда являются "люди, которые властельми и начальниками государствъ бывают, егда за их злобою и за их хотѣниемъ и гордостью, и за их неправдою всякие царства переменяютца и погибают"; 3) гибнут государства по воле и суду Бога, а вершится суд Божий за грехи и преступления, совершаемые людьми, отпавшими от Бога, и от того гнев его страшный на себя навлекшими. "А приходит гневъ Божий на все люди злоб ради ихъ, к симъ же и за грѣхи началниковъ."; 4) там, где злоба человеческая размножается и расширяется и где нет единомыслия начальников с подданными, все приходит к тому, что все царство переполняется злобой и грехами человеческими, за что его и наказывает Бог; 5) "надобет государем и начальником во всякомъ государстве добро и праведно жити, чтобы были обрасцом всякихъ добродѣтелей того для, что каковых обычаевъ будет царь, таковы же смотря на него, будут и подданные его"; 6) до тех пор будет существовать всякое государство, пока в нем будет править добродетель и будут чтиться добрые святые и праведные обычаи и установления; 7) "изначала всякому государю и начальнику подобает того беречи, чтобы силою и неправдою ничто не дълалось в государстве. Егда бо коли через силу что-нибудь дѣлаетца, тогда такое дѣло не будет уже постоянное и крѣпкое того для, что ни одного мучителя не была постоянная и долговѣчная власть и сила..."; 8) для всех начальников любовь подданных, которыми они правят, есть красота и честь и бесстрашная жизнь, напротив, нелюбовь и ненависть подданных есть бесчестье для всех государей и начальников, в большинстве своем приводящее их к погибели. "А которые начальники хотятъ того и желают, чтобы подданнии боль-ши боялись их, нежели любили их, тогда такие къ погибели, что слепые, идутъ того для, что ничево нѣтъ меж всѣми вещьми лутче-во къ содержанию величества государского, только коли государи имѣютъ любовь всѣх подданных"; 9) для сохранения государства в целости необходимо, чтобы не изменялись законы или судебники и государственные установления, но больше в целости сохранялись потому, что перемена давних и старых обычаев влечет перемену в государстве. А если надобно изменить какие-нибудь обычаи в государстве, то не подобает делать это наспех, но постепенно, чтобы от быстрых перемен сердца подданных не смутились и чтобы вслед затем не возник страх в государстве, потому что от всякого нововведения государству бывает убытков больше, чем выгод, — нововведение порождает смуту и мятеж в государстве.

Вышеописанные выводы из размышлений о причинах гибели государств в полной мере соответствовали характеру русского политико-правового сознания XVII в. Большинство русских мыслителей главную причину крушения Московского государства усмотрели именно в поведении правящей группировки. Мнение о тогдашних правителях России, высказанное в "Новой повести о преславном Российском царстве..." словами "и тако тѣ наши благороднии зглупали и душами своими пали", было, по существу, всеобщим среди русских писателей.

Вполне гармонировало с характером русского общественного сознания XVII в. и выраженное в трактате о причинах гибели государств опасение быстрых и резких нововведений. В сознании общества, пережившего такую катастрофу, которая выпала на долю России в начале указанного столетия, неизбежно должно было возобладать консервативное, охранительное настроение.

Проявлением данного настроения в официальной политической идеологии XVII в. стало настойчивое подчеркивание преемственности новой царской власти относительно власти Московских государей предшествующих веков. В "Утвержденной грамоте об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова" неоднократно говорилось, что он великий государь "от благороднаго корени благоцветущая отросль, благочестиваго и праведнаго великого государя царя и великого князя Федора Ивановича, всеа Русии самодержца, племянник". Непрерывную династийность царской власти в России утверждала и книга, написанная в 1669 г. дьяком Ф. А. Грибоедовым по заказу царя Алексея Михайловича для царских детей. Ее полное название точно отражает суть ее содержания: "История, сиречь повесть или сказание вкратце, о благочестивно державствующих и свято поживших боговенчанных царей и великих князей, иже в Рустей земли богоугодно державствующих, наченше от святаго и равноапостольного великого князя Владимира Святославича, просветившаго всю Русскую землю святым крещением, и прочих, иже от него святаго и праведнаго сродствия, тако жь о Богом избранием и приснопамятном великом государе царе и великом князе Михаиле Федоровиче, всеа Русии самодержце и о сыне его государеве, о Богом хранимом, о благочестивом, и храбром, и хвалам достойном великом государе царе и великом князе Алексее Михайловиче, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержце, в которыe времена по милости всемогущего в Троицы славимаго Бога учинились они, великие государи, на Московском и на Владимирском и на всех великих и преславных государствах Российския державы, и оттуда в Велицей России их великих и благочестивых и святопомазанных государей царей Богом насажденный корень прозябе и израсте, и процвете, и великому Российскому царствию сторичный и прекрасный плод даде". Идеологический принцип, освящавший деятельность новой царской власти, выражался формулой "как при прежних великих государях бывало".

Соответственно этому царская власть объявляется династийной и богоустановленной. Однако обстоятельства "Смуты" и факт избрания нового царя на Земском соборе не могли не внести серьезных коррективов в политическую теорию царской власти, выработанную в XVI в.

Как известно, для Ивана Грозного богоустановленность царской власти означала полную независимость от "хотѣния многомятежнаго человѣчества". Он резко противопоставлял себя, Богом избранного русского царя, избранному людьми польскому королю. Перед идеологами же царской власти, установившейся после "Смуты", встала проблема примирения принципа богоизбранности русского царя с фактом избрания его людьми. Данную проблему и призвана была решить "Утвержденная грамота..." 1613 г.

Решение оказалось изящным по форме и убедительным по своей логике. Авторы "Утвержденной грамоты..." провели мысль о том, что избрание Михаила Романова на царский престол Земским собором не есть избрание человеческим хотением. "Тем же тебя убо, превеликий государь Михайло Федорович, — говорилось в грамоте, — не по человеческому единомышлению, ниже по человеческому угодию предъизбра; но по праведному суду Божию сие царское избрание на тебе, великом государе, возложен". По мнению авторов рассматриваемой грамоты, Бог, избрав царем Михаила Романова, внушил свою волю людям Московского государства, т.е. глас Божий стал гласом народа. В обоснование данной логики в "Утвержденной грамоте..." была сделана ссылка на древнее предание. "Последуем убо хрестьянских царей древних преданием, яко искони мнози хрестьянстии цари неведомыми судбами Божиими, и не хотяше скифет-роцарствия предержати, царствоваху, на се наставляющу народ единогласие имети, о нем же Бог во ум положити им изволи, якоже пишет: глас Божий глас народа". Не случайно поэтому в "Утвержденной грамоте..." говорится не только о царях, Богом избранных, но и о "предъизбранных Богом" царях.

Данная политическая концепция, совмещающая принцип богоизбранности царя с фактом его избрания людьми, не была изобретена при написании "Утвержденной грамоты...". Духом этой концепции была изначально пронизана сама организация избрания нового царя на Земском соборе. Участники Земского собора не избирали Михаила Романова на должность носителя верховной государственной власти из нескольких кандидатов. Они не устраивали выборы царя в современном понимании данного явления. (Хотя попытки устроить такие выборы предпринимались некоторыми боярами.) Главный вопрос, который решали члены Земского собора, заключался в том, кто может быть царем в России, кто соответствует сложившемуся к тому времени в русском политическом сознании образу царя. Вот почему в "Утвержденной грамоте..." говорится, что с земского совета "лутчих, крепких и разумных людей" Московского государства выбирали государя царя "кого Господь Бог даст, из Московских из Руских родов".

К началу 1613 г. в русском обществе сформировалось прочное убеждение, что царем в России может быть только человек православной веры. ("Аще не будет единогласен вѣры нашея, несть нам царь! Не сый вѣрен, да не будет намъ владыко и царь!", — говорил в 1610 г. в одной из своих публичных проповедей патриарх Гермоген), только природный русский ("Царь православный должен быть из русских, есть на это место в нашей земле достойные сыны!" — заявлял Гермоген), только родственник последнего царя из династии Рюриковичей, т.е. Федора Ивановича, только тот, на ком единогласно сосредоточатся желания всех людей Русского государства.

Кроме того, царь должен был соответствовать народному представлению о добром человеке. Это представление отразилось в "Утвержденной грамоте...". Согласно рассказу, содержащемуся в ее тексте, 21 февраля 1613 г. члены Земского собора вместе с жителями Москвы, пришедшими со своими женами и детьми, молили Бога в Успенском соборе Московского Кремля, чтобы он отвратил от них свой праведный гнев и дал бы на Московское государство "государя царя праведна и свята, и благочестива, и благородна и христо любива, чтоб, по милости Божий, вперед их царская степень утвердилася на веки, и чтоб было вечно, и твердо, и крепко и неподвижно в род и род на веки". Шестнадцатилетний Михаил Романов, свободный в силу молодости своей от пороков, казался воплощением всех перечисленных качеств. Избрание его на царство не нарушило, таким образом, сформулированных Иваном Грозным канонов официальной политической идеологии, а напротив, подтвердило их. Будучи избранным Земским собором, Михаил не становился выборным властителем, наподобие польского короля. Земской собор фактически избрал на царство не одного человека, а сразу всю династию Романовых, т.е. не только Михаила, но и всех его еще не родившихся потомков.

В рамках такой политической концепции не могло найтись места учению об общественном договоре между властителем и подданными, по которому властитель принимает на себя в отношении своих подданных определенные обязанности. В соответствии с русской политической идеологией царь несет на себе обязанности относительно своих подданных не по договору с ними, но в силу самого своего звания русского царя. Вот почему он не должен присягать своим подданным, как это делали европейские короли.

В этом плане совершенно логичным выглядит ответ, который дал в 1654 г. украинским полковникам посланный на Украину царем Алексеем Михаиловичем боярин В. В. Бутурлин. Полковники попросили боярина присягнуть за своего государя в том, что тот после принятия Украины в состав России выполнит все свои обещания, данные украинскому казачеству. "Непристойное дело за государя присягать, никогда этого не повелось", — ответил Бутурлин. На это полковники заметили, что польские короли всегда своим подданным присягают. Тогда русский боярин сказал: "Польские подданным своим присягают, но этого в образец ставить не пристойно, потому что это короли неверные и не самодержцы, на чем и присягают, на том никогда в правде своей не стоят".

Высокое звание русского царя предполагало строгое соблюдение его носителем целого комплекса разнообразных условий осуществления власти, а также исполнение царем массы различных обязанностей по отношению к своим подданным, одним словом, всего того, что составляло содержание его исторической миссии, которую коротко можно выразить словами: "служение России и Богу, Богу и России".