Социальной нормативности
Позволим себе перейти к характеристике правовых или, иногда говорят, юридических норм. То, что последние принадлежат к разряду специальных норм, сомнения не вызывает, а потому ей присущи все их черты, а при исследовании возникают те же вопросы. Вместе с тем правовые нормы, впрочем, как и любой вид социальных норм, имеют специальные характеристики. Кроме того, рассмотрение правовых норм не может быть должным образом освещено вне сравнения с другими социальными регуляторами. Итак, представим некоторые узловые моменты научного дискурса о правовых нормах.
Прежде всего, следует отметить огромный вклад Г. Кельзена в учение о правовой норме. Именно благодаря его работам проблема правовых норм актуализировалась. Исходя их теории Кельзена, правовую норму надлежит рассматривать в двух аспектах: 1) как предписание закона, то есть, властное веление, 2) как юридическую конструкцию, сформулированную общей теорией права. В рамках второго аспекта выявляются различия между нормой права и другими видами социальных норм. Подобный подход позволяет выявить такое качество всей правовой материи, как системность, где норма права предстает как сердцевина системы. Кроме того, появляется возможность выделения в норме права внешних и внутренних сторон. Суть внешней – в том, что норма есть императив, обращенный к своим дестинаторам. Внутренняя сторона связана внутренней содержательной логикой. Если внешняя грань нормы обращена в большей мере к практикам в юриспруденции, и в определенной мере к комментаторам законов, то внутренняя познается теоретиками юриспруденции[394].
E. Mилляр указывает, что такое кельзеновское разделение подвергается критике, переходящей в интерпретацию. Но нередко эти новые теории не только не приближают, но наоборот, отдаляют науку права от главной цели – познания сущности нормы[395].
Ответ на вопрос, что такое юридическая норма, далеко не однозначен и зависит от отправной точки познания. Однако концепции строятся исходя либо из внешней, либо из внутренней характеристики норм. Норма права, на первый взгляд, предстает как некая дескрипция – описание. Но поскольку она содержит описание того, что должно быть, того, что требуется, то ее с полным правом следует обозначить как прескрипцию – предписание. Однако эта, на первый взгляд, бесспорная дефиниция отнюдь не совершенна. Как пишет Mилляр, такая дефиниция таит в себе соблазны, поскольку вполне может быть адаптирована для характеристики норм иных нормативных систем, например, морали. Что же касается собственно правовых вопросов, то такое определение редуцирует всю систему правовых норм до совокупности прескрипций, суть которых состоит в том, что они представляют предписания, исходящие со стороны власти или иного авторитета.
Mилляр предлагает называть правовую норму не «нормой» (norme), а правилом (regle). Термин «правило» отражает социально-формальную сторону правовой нормы, которую с одной стороны следует рассматривать как текст, описание, а с другой – веление, прескрипцию[396]. Говоря о прескриптивном характере нормы, не следует отождествлять ее с юридическими текстами – документами позитивного права, следовательно, их нельзя считать идентификаторами вида правовых норм. Классификация норм не есть то же самое, что классификация юридических актов. Конечно, норма не может быть отделена от акта, но роль акта состоит в том, что он участвует в процедуре создания норм и, соответственно, в процедуре опредмечивания норм.
В российском теоретико-правовом дискурсе фиктивные характер правовых норм не остается без внимания ученых. В. К. Бабаев пишет: «Властный характер юридической нормы не может служить препятствием для признания ее суждением по двум соображениям. Норма права не сводится только к побудительным предложениям, которые суждениями действительно не являются. По своему строению они значительно сложнее и включают также описательные высказывания, отнесение которых к суждениям не вызывает сомнений!»[397] Действительно, веление почти всегда носит характер вывода, основанного на суждении. Даже если текст состоит исключительно из приказов, то суждением является мысль, хотя и носит она императивный характер. Кроме того, «далеко не все нормы устанавливают (предписывают) определенный образ действий. Это свойственно лишь регулятивным и охранительным нормам. Дефинитивные нормы, или нормы-принципы, как известно, выполняют иную роль. Властный характер, следовательно, не лишает норму признаков суждения»[398]. То, что норма права есть суждение, подтверждается также абстрактным характером, хотя эта абстракция, по мнению Бабаева, является отражением действительности и рассчитана на урегулирование жизненных ситуаций[399].
В качестве характеристики правовой нормы справедливо указать на то, что она является выражением воли определенных субъектов, которая объективируется в законодательных актах. Закон есть выражение воли законодательного органа, судебные решения, ставшие прецедентами, есть выражение воли суда. Разнообразие форм выражения порождает разнообразие норм, хотя они не есть сами нормы. Логично было определить правовую норму как содержание, значение волевого акта, посредством которого субъекты правотворчества внедряют в социальную систему угодные им модели поведения. Содержание нормы может быть различным, оно может означать разрешение, наделение полномочиями, предписание определенных действий, запреты, обязательства. Вместе с тем уяснение нормы как волевого акта не беспроблемно. Такое обозначение нормы недостаточно для интеллектуального познания сущности правовой нормы. Невозможно представить норму как чистый продукт чей-то воли. Обязательно будут иметь место национальные, ситуативные, исторические, семантические наслоения. Сама же воля не всегда выходит на поверхность. Может быть и так, что норма предназначена для создания ситуация, где воля властвующих субъектов найдет свободный выход, т.е. нормы, содержащие открыто обозначенную волю. Кроме того, появление нормы может быть вызвано необходимостью компромисса при столкновении различных воль, т.е. различных интересов социальных групп. Поэтому, несмотря на важность волевого момента, все же его явно недостаточно для уяснения смысла и природы норм. Хотя для практики воля занимает важнейшее место.
Ряд авторов, в особенности тех, кто проводит научные разработки в области философско-правовых проблем, склонны применять по отношению к правовой норме термин «текст». Действительно, если данное понятие рассматривать в широком смысле, например как волю законодателя, форма акта есть тоже элемент текста как смысла. Если же иметь в виду текст как лингвистическую категорию, то отождествление нормы и текста вряд ли обоснованно. В общем и целом, правовые акты представлены как совокупность лингвистических предложений, которые могут иметь как устную, так и письменную форму. Поэтому, по выражению, Mилляра, существует тенденция растворять норму в тексте. Своя логика в данном утверждении имеет место, но в практической жизни в этом случае возникает перманентная необходимость в толковании и разъяснении значения актов.
Действительно, в каждом лингвистическом тексте можно отыскать множество значений, но не все они являются истинным смыслом нормы. Следовательно, такая точка зрения игнорирует разницу между текстом и его смыслом. Большая часть юридических текстов не составлена в императивной форме, в то время как правовая норма, по большей части, все же прескрипция.
С другой стороны, выявленные в ходе анализа значения текста, могут входить в противоречия между собой. Mилляр приводит пример, что статья 13-я Конституции Французской республики сформулирована так: «Президент Республики подписывает…» Возникает вопрос – он в данном случае обязан подписывать или имеет право подписать? Таких примеров достаточно и в российском законодательстве.
Нормативистская концепция придает гораздо меньшее значение лингвистической стороне правовой нормы. Для того чтобы выяснить значение нормы и ее смысл, существуют различные синтаксические, систематические, семантические приемы. Причем осмысление сущности нормы может быть не связано напрямую с эмпириями. Норма – это автономный объект познания, причем познание не зависит от ее эффективности. Напротив, реалистическое направление в праве на первый план выдвигает практико-моральную сторону. Для его представителей норма – это по большей части волевой акт. Лингвистическое, логическое ее познание – вторично[400].
Перейдем непосредственно к признакам правовой нормы. Любая социальная норма представляет собой правило поведения, которое воспроизводится в процессе социальной жизни. А. В. Поляков выделяет такую характеристику правовой нормы, как общезначимость, указывающую на ее социально-ценностную природу – легитимность. Общезначимость нормы познается через ее социально-правовой опыт интерсубъективного взаимодействия членов общества[401].
В целом правовую норму следует определить как правило поведения, модель, которая предназначена для организации социальной жизни и отношений между членами общества. Норма конструирует эти отношения.
В качестве характеристики правовой нормы традиционно следует назвать такой признака, как общеобязательность. Какой же смысл в него вкладывается? Общеобязательность не является специфической чертой правовой нормы, поскольку она присуща и моральным и религиозным нормам, хотя можно сделать оговорку. Адресат права универсален. Оно регулирует поведение людей, независимо от их внутренних убеждений и оценок, и в меньшей степени вторгается в сознание, нежели мораль и религия. Поэтому термин «неопределенность адресата» в большей степени относится к праву.
Для действия права достаточно формального признака, который определяет статус человека-гражданина в государстве, сторону в договоре и т.д. В сфере морали и религии норма сформирована изначально на внутреннем убеждении малой группы, но это все же нюанс. Общеобязательность правовой нормы включает в себя три момента: 1) общий, неперсонифицированный характер правовой нормы; 2) специфическая социальная цель правовой нормы; 3) внешняя направленность. Раскроем смысл каждого из них.
1. Общий характер означает, что норма применяется по всей территории государства и к любой воспроизводящейся ситуации. Норма неперсонифицирована, а потому абстрактна, поскольку не предназначена для конкретных субъектов. Она имеет ценность для всех индивидов, которые оказываются в предусмотренных нормой социальных условиях. В этом случае индивид должен воспроизводить образец поведения, заданный в норме. Как уже было сказано, неперсонифицированный и общий характер не являются исключительной характеристикой правовой нормы. Все правила – черты поведения, которые претендуют на воспроизведение в социальной жизни. Если же предписание адресовано конкретному лицу, то его нельзя назвать нормой. В теории права его именуют индивидуально-правовым актом. Общеобязательный характер норм предполагает, что среди адресатов не должно быть исключений. (Хотя на практике это невозможно, а исключения обозначаются в самой норме) А. В. Поляков справедливо отмечает, что общеобязательность нормы выражается в ее императивно-атрибутивной (представительно-обязывающей) структуре и поддерживается в случае необходимости различными формами социального принуждения. Представительно-обязывающий характер в выводимом из нее праве одного субъекта (субъективного права), связанного взаимообусловленной обязанностью другого человека[402]. Для правовой нормы характерна крайняя степень отвлечения от индивидуальных свойств членов общества. Это позволяет праву в полной мере стать универсальным регулятором.
2. Специфическая социальная цель. Цель правовой нормы – это организация социальной жизни, при признании, учете и реорганизации интересов индивидов и социальных групп, относящихся к самым разнообразным социальным прослойкам. Эту черту можно обозначить как специфическую для правовой нормы, поскольку указанная цель составляет существо и смысл правовой нормы. Сила права демонстрируется через его способность противопоставлять себя моральным и религиозным нормам, если это с точки зрения права соответствует интересам общества. Цель моральной нормы –усовершенствование внутреннего мира индивида, формирование нравственных качеств, совести. Примерно такую же цель имеют и религиозные нормы. К слову, одной из моральных норм западной культуры является уважение и соблюдение законов. Моральная норма велит исполнять юридические обязательства, брать на себя ответственность за действия. В морали на первый план выходит внутреннее чувство справедливости. Право же старалось преодолевать такой тип отношений, где присутствует эмоциональная составляющая, погашать такой способ общения, внедряя свои нормы и ставя их во главу угла. И как уже говорилось, ни мораль, ни религия не имеют столь общей и столь неопределенной сферы воздействия. Право направлено на регулирование и структурирование внешнего поведения. В моральной сфере оно тоже крайне значимо, но не менее важна и положительная мотивация, так сказать, внутренняя преданность устоявшимся положениям. Внешнему поведению всегда должны сопутствовать соответствующие эмоциональные побуждения. Для права внутренние мотивы в большинстве случаев имеют значение лишь постольку, поскольку правовые отношения возникают между индивидами, наделенными совестью, взглядами, убеждениями. То есть внутреннюю составляющую поведения в праве отбросить полностью нельзя. Но они для юридической квалификации значения не имеют, кроме случаев прямого нормативного закрепления. К тому же, как пишет Поляков, «в правилах целесообразности внутренние мотивы практически не играют никакой роли, а значимость поведения определяется достижением цели»[403]. Мораль и религия также имеют социальные цели, их адресат все же в определенном смысле индивидуален. Мораль и религия скорее отсекают своих последователей от других, в то время как право ломает границы между индивидами и социальными группами.
3. Внешний характер права. Норма права имеет внешний характер, поскольку не зависит от тех, на кого она распространяется. Норма права – это приказ, навязанное веление по отношению к членам общества. Если мораль есть продукт индивидуальной и групповой совести, то право навязывается извне. Данную черту нормы права можно назвать условно специфической, поскольку религиозные нормы также имеют внешний источник формирования, например, священные книги, апелляция к абсолютному авторитету. Таким образом, внешний характер, хотя и нельзя назвать абсолютным критерием отделения права от иных норм, все же является важнейшим признаком правовой нормы. И если моральные и религиозные нормы важны для общества, группы, то правовая норма есть манифестация интересов власти, а именно государственной власти.
В качестве значимой характеристики нормы права следует назватьфункциональность. Как пишет Поляков, «природа правовой нормы и ее формальная гибкость объясняют, почему она не может существовать в отрыве от правовых отношений: с одной стороны, норма сама является порождением общественных отношений как интерсубъектов взаимодействия, но для того, чтобы эти отношения были рассмотрены как правовые, права и обязанности субъектов таких отношений должны быть социально интерпретированы и соответствовать норме и правилу должного. С другой стороны, норма для того, чтобы существовать как норма права, должна определить поведение участников коммуникативных общественных отношений, устанавливая границы их прав и обязанностей. Иными словами, правовой статус норма может получить, только установив права и обязанности субъектов в правовых отношениях»[404].
Норма права отражает наиболее важные, имеющие большую ценность для общества, личности или социальных групп общественные отношения. В. К. Бабаев отмечает: «Степень важности отражаемых в юридических нормах социальных отношений обусловливает и место, занимаемое нормой в иерархически построенном законодательстве»[405]. Соглашаясь с мнением ученого, все же позволим себе ремарку о том, что правовые нормы действительно определяют наиболее важные общественные отношения. Но степень важности устанавливается государством. Если моральные и религиозные нормы важны для общества, группы, индивида, то в правовой норме заложены интересы государственной власти. Сам социум стихийно регулирует значимые для него стороны жизни. Власть может вводить новые отношения, которые далеко не всегда совпадают с желаниями и ожиданиями общества. Но государство включает для этого властный механизм. Из имеющихся норм государство выбирает те, которые имеют значение для власти и дает им повышенную степень защиты, в то время как другие нормы могут допускаться, но государство дает им меньшую степень защиты.
Правовая норма закрепляет типичность социальных процессов, явлений, связей, повторяемость которых в будущем предполагается, если не достоверно, то с большей степенью вероятности. Древнеримский юрист Феофан говорил о типизации: «…Следует устанавливать права даже для тех случаев, которые встречаются часто, а не для тех, которые возникают неожиданно». Другой древнеримский юрист Цельс указывал, что права не устанавливаются из того, что «может быть в единичном случае»[406]. Типичность может быть присуща как сформировавшимся отношениям, так и тем, которые могут возникнуть в будущем. При создании нормы предполагается, что заложенная в ней модель будет воспроизводиться во множественном количестве. Также типизация неизбежно связана с абстрагированием правовых отношений от сферы конкретного, например, от индивидуальных черт личности и особенностей ее отдельного поведения. Как замечает Бабаев, «в силу типизации правовое понятие получает свои существенные признаки, а право поведения, не утрачивая связи с социальными отношениями – способность охватывать своим регулирующим воздействием неопределенное число лиц. …Типичными общественные отношения становятся по истечении довольно длительного времени, когда выкристаллизовывается то общее и устойчивое, что присуще им»[407].
Моральная и религиозная нормы также обладают высокой степенью типизации, но все же в них заложен индивид, т.е. конкретный адресат. Если право в своей типизации походит на своеобразные клише, то мораль и религия, в несравненно большей степени, чем право, принимают во внимание особенность и уникальность конкретной ситуации. Морали и религии потенциально присуща возможность отхода от типизации и заданности во имя сохранения норм. В праве ситуация с исключениями более сложна и более опасна. То есть отход от типизации в морали и религии может помочь сохранить норму, но исключения в праве могут подорвать норму изнутри. Индивидуализация – это сфера индивидуально-правовых актов, но не норм.
Обратимся, наконец, к такой характеристике нормы, как обеспеченность государственным принуждением. Данный признак правовой нормы практически безупречен. Именно государственное принуждение правовой нормы отделяет ее от иных социальных норм. Хотя данная черта характеризует не содержательную, а формальную сторону. Правовая норма есть навязывание, принуждение со стороны государства. Неисполнение их влечет соответствующие охранительные меры. Государственная обеспеченность может проявляться как явно, так и имплицитно. В первом случае – налицо прямые предписания, во втором - все сложнее. Существуют правовые казусы, где при решении дела затрагиваются такие категории, как добрые нравы, разумность, естественные обязательства, категории, которые не устанавливаются государством, но все же исполняются обязанными лицами. Так, если лицо-должник признало иск при отсутствии доказательств, руководствуясь исключительно совестью, то суд выносит решение, имеющее юридически значимые последствия. Таким образом, обязательства, признанные на основании совести, приобретают юридический характер. Также к естественным обязанностям можно отнести семейные отношения, которые не могут существовать без взаимопомощи и поддержки. Степень охраны со стороны государства может быть разной, что объективизируется в санкциях правовых норм.
Подводя итог, следует сказать, что жизнь социума, отношения между его членами регулируются различными социальными нормативами, которые присутствуют на всех уровнях общения. Социальным нормативам присущи как схожесть, так и различие. Поэтому изучая правовые нормы, необходимо иметь в виду иные нормативы, которые оказывают влияние на формирование содержания правовой нормы. Также следует признать тот факт, что эффективность правовых норм во многом зависит от норм морали и религии. Только в совокупности, в системе социальные нормы приобретают жизненную силу.
Глава 10
ПРОБЛЕМА ПОНИМАНИЯ ПРАВООТНОШЕНИЯ:
Дата добавления: 2018-11-25; просмотров: 829;