ОСВОБОДИТЕЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ НА БАЛКАНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ. СЕРБЫ И БОЛГАРЕ

В конце XII в. вместе с процессом расчленения импе­рии и в зависимости от него происходило весьма любо­пытное движение среди населения Балканского полуост­рова. В первый раз сербы и болгаре, делящие господство на полуострове, выступили с определенными и хорошо обдуманными целями, клонившимися не только к осво­бождению от политического господства Византии, но вме­сте с тем к государственной и церковной организации на национальных началах. Нужно признать, что момент был весьма благоприятный для сведения старых счетов, но вместе с тем нельзя не принять в соображение и того об­стоятельства, что было много упущено дорогого времени, чтобы освободительное движение славян прошло незаме­ченным со стороны германцев и латинян и не встретило с их стороны сопротивления.

Не лишено также значения, что уже в этот ранний пе­риод, когда оба народа выступили, и притом почти одно­временно, с определенными и хорошо сознанными ис­торическими задачами, историк не встречает более или менее ясных указаний на то, как желали размежеваться между собой сербы и болгаре, если бы ход событий вполне благоприятствовал осуществлению их планов. Ввиду указанных соображений находим уместным вой­ти здесь в некоторые подробности с целью выяснения сербо-болгарских отношений перед латинским завоева­нием империи.

Выше мы говорили о деятельности Стефана Немани и старались выяснить первостепенное значение в истории Сербии того обстоятельства, что одна часть сербского пле­мени рано вошла и с течением времени все более подчинялась западной культуре и латинскому церковному влиянию, а другая находилась и осталась в сфере влияния Византий­ской империи и Константинопольского патриархата. С од­ной стороны Босния, с другой — Рашка и Зета; и в собствен­ной Сербии, или Рашке, следует отличать приморскую часть от той, которая находится за горами. Босния и при­морская Сербия тянут к латинству, Рашка находится под действием византинизма. Как это можно наблюдать ныне, так было и прежде: латинское церковное влияние сопро­вождалось образованием других настроений, чем греко-византийское. Смерть царя Мануила может считаться эпо­хой и в истории Стефана Немани. С тех пор он смелей ста­вит свои требования по отношению к соседним с Сербией областям, населенным славянами. В союзе с уграми сербы начали (1183) военные действия в двух направлениях: на север до Софии, на юго-восток до Ниша. Но в дальнейшем движении для сербов встретилось препятствие в освободи­тельном движении, начатом Петром и Асенем в Болгарии. Великий жупан Сербии в этом отношении стал на правиль­ную точку зрения и в восстании болгар видел благоприят­ное для себя обстоятельство, которому содействовал и ко­торое облегчал всевозможными средствами.

Нельзя не отметить, что немецкое крестоносное движе­ние, направлявшееся через Угрию и через владения Стефа­на, должно было подействовать весьма благоприятно для начавшегося здесь политического акта. Все ведет к предпо­ложению, что Фридрих Барбарусса обнадеживал славян в успешном ходе их борьбы и в свою очередь обеспечивал себе тыл дружественными сношениями с сербским и бол­гарскими вождями. Ясно также и то, что Стефан Неманя весьма практично использовал положение дел, когда на­чал наступательные действия против Перника, Скопья и Призрена.

Хотя балканские события имели громадное значение в судьбах империи, но официальный летописец относится к ним весьма поверхностно. Лишь только Исаак Ангел про­водил германское ополчение в Малую Азию, он поспешил на Балканский полуостров. «Еще не успел ты отдохнуть от забот, какие доставили тебе козни германцев, как повторя­ющиеся набеги из-за Дуная заставили снова избрать лагер­ную жизнь», — говорил Исааку придворный оратор[46]. В 1191 г. митрополит Евстафий произнес в Филиппополе речь, посвященную военным делам. Поход Исаака, имев­ший целью «обуздание сербской надменности», на этот раз ограничился Филиппополем и был повторен в весьма непродолжительном времени, как о том можем судить на основании похвального слова Никиты Акомината. Визан­тийские и сербские войска сошлись на Мораве, а Стефан тогда простирал свою власть уже до Скопья. Сербам нане­сено было на этот раз значительное поражение, и, кроме того, завязаны переговоры с Белой III. В похвальном слове все преувеличено до такой степени, что почти утрачено понимание реальности.

«Как жених, исходящий из чертога своего... ты свет­лыми лучами оживил наши северные дела, как бы оцепе­невшие от варваров. Бросив свой луч на балканских от­ступников, ты ослепил их. Затем ты прошел на запад и, как огонь всепожирающий, явился пред жалким далма­тинцем. Неманя растаял, как воск, и просил на конце пальца утолить его жажду. Сложив с себя символы, влас­ти и обнаженный от господства над далматами, он при­шел коснуться прекрасных ног твоих и пытался осла­бить удары неумолимой секиры твоей» (1).

Следует обратить внимание, что движение развивается параллельно в Сербии и Болгарии и что византийское пра­вительство столько же озабочено бьшо восстанием в Бол­гарии, как военными предприятиями великого жупана Сербии. Последний одновременно ведет дело на два фрон­та. В то время как на юго-востоке успех сербов был обеспе­чен восстанием Петра и Асеня (2), по направлению Адриати­ческого моря притязаниям их стояли на дороге Венгрия и Венецианская республика. С этой точки зрения представлялось бы весьма важным осветить намек на предприятия сербского великого жупана в Далмации, относящиеся к царствованию Исаака, хотя в самом слове под далматами разумеются сербы. Здесь по смерти Мануила Стефан Неманя в союзе с венгерским королем занял некоторые города в Северной Далмации вместе с Зарой.

На Адриатическом море сербские владения в Захлумье и Зеге представлены были в княжении Мирослава и находи­лись в зависимости от Сплетской архиепископии. Столько же влияние Римского престола, как и отдаленность от цен­тра этих владений постоянно ставили великого жупана в необходимость защищать эти области против покушений со стороны соседей. После переговоров и соглашения с германским императором Неманя продолжал более актив­ную деятельность на далматинской окраине. Так, он овла­дел Скутари вместе с окрестными епископскими городами[47] и приморскими укрепленными местами Дульциньо, Антивари и Котор. В 1189 г. жена князя Михаила Дуклянского Демслава бежала в Рагузу вследствие притеснения со сторо­ны Немани, и весьма вероятно, что с тех пор и Дукля присо­единена к Сербии. По отношению к Котору имеется акт го­родского совета от 1186 г., помеченный временем Стефана Немани. Поражение на Мораве, которое так сильно преуве­личил в своем похвальном слове Никита Акоминат, сопро­вождалось следующими результатами.

«Неманя убежал из боязни, чтобы не попасться в плен и не потерпеть наказание за проступок против своего господина. Ты же напустил на его дом всепожирающий огонь, который уничтожил не только то, что подверга­ется горению, но и самые камни, и взял большой полон, а многих перебил[48]. Земля обратилась в пустыню, и не ос­талось в ней жителей. Далмация стала доступна только ветрам. Ты сам лично участвовал в битве, не подражая в этом своим предшественникам. Вследствие того еще недавно гордившиеся перед нами иноязычные племена испы­тали скорбь, и напал на них страх и трепет при слухе о том, какие бедствия постигли далматинцев».

Границы Сербии при Исааке простирались на востоке до области между горою Рудник и долиной Моравы и до Губочицы на юг от Ниша. На юге к Сербии отошла местность по течению Ситницы и Лабы и дальше Печ и Дечаны, нако­нец, небольшие области между Призреном и Скутари, не говоря о приморской области с городами Скутари, Анти-вари и Котор. Границы между Сербией и Византией могут быть обозначены: Белград, Равно, Ниш, Скопле, Призрен, Кроя и Алессио. До какой степени империя приписывала важность установлению мирных отношений со Стефаном Неманей, доказывается и тем, что сербский принц, сын Не­мани, был обручен с Евдокией, племянницей Исаака.

Что касается церковных отношений, то Стефан постав­лен был в связь с папским престолом, так, в Далмации в его владениях господствовало католическое исповедание. Но­выми данными освещен этот вопрос в исследовании проф. Станоевича (3). Ко времени усиления политической власти Немани приморская Сербия принадлежала к архиеписко­пии Рагузы. При папе Клименте III решен был церковный вопрос таким образом, что Босна подчинена Сплету, а про­чие сербские земли — Рагузе-Дубровнику. Именно к 1189 г. относится письмо к архиепископу Бернарду и другое пись­мо к Немане и его братьям Страшимиру и Мирославу, кото­рым рекомендуется вновь посвященный архиепископ и определяется подчинение Дубровнику приморской Сер­бии. Несомненно, это открывало для Бернарда виды на рас­ширение католической Церкви и на восточные сербские области, но политический такт Немани умело оберегал гра­ницу между влиянием папы и влиянием Константинополь­ского патриарха. Условия благоприятствовали тому, чтобы светская власть удержала свой авторитет, несмотря на раз­двоение церковного правительства. После дела на Мораве византийское влияние должно было вновь подняться в приморской Далмации. Это видно, между прочим, из того, что сенат Дубровника просил Исаака Ангела принять республику под свое покровительство и что Византия в 1192 г. снова восстановила в Дубровнике свое влияние.

Переворот, произведенный в пользу Алексея, брата Исаака Ангела (1195), имел важные последствия в полити­ке Византии на Балканах. Трудно сказать, была ли непо­средственная связь между этим переворотом и тем, кото­рый в начале следующего года произошел в Сербии. Изве­стно, что один из сыновей Стефана, по имени Волкан, был владетелем Зеты, которая до времени Стефана занимала главенствующее положение в Сербии и владетельные кня­зья которой носили титул королей. По праву рожденья Волкан был старший из сыновей и ему принадлежало на­следство в Сербском княжестве, но на самом деле, когда 25 марта 1196 г. Неманя отказался от престола с целью принять монашеский постриг, наследником его объявлен не Волкан, а младший сын Стефан, женатый на дочери только что вступившего на престол Алексея. Это распоря­жение Немани, обусловленное, по всей вероятности, важ­ными государственными соображениями, предоставляло зетскому владетелю титул великого князя с некоторыми привилегиями в его пользу за отказ от наследства на вели­кое жупанство и вместе с тем узаконило на все последую­щее время отдельность Зеты от Рашки в политическом и церковном отношении. Принимая во внимание, что исто­рия Зеты развивалась в ином направлении, чем история континентальной Сербии, т. е. что в первой преобладали западные культурные влияния и латинский церковный об­ряд, эта область и в конце XII в. рядом новых и не предви­денных Стефаном мотивов приведена была к укреплению на пути своего предыдущего раздельного существования. Для оценки последующей деятельности Волкана имеют значение два обстоятельства: завоевательное движение Венгрии, окончившееся падением Хлума, удела Миросла­ва, и церковная политика папы Иннокентия III, имевшая столь крупное значение в истории папства. Оказывается, что Волкан был женат на родственнице папы Иннокентия и, следовательно, имел особенные причины вступить в ближайшие сношения с Римом и получить от папы некоторые церковные привилегии для своей страны. Таким пу­тем Волкан приобрел для себя титул короля и для своей Церкви — самостоятельную архиепископию с кафедрой в Бари. В дальнейшем события сербской истории стоят в тесной связи с латинским завоеванием Константинополя.

Переходим к изложению событий в северо-восточной части Балканского полуострова.

Уже в первые годы после начала болгарского восстания Исаак Ангел должен был признать за Петром и Асенем не­которые права воюющей стороны. Так, в 1187 г. имел место договор или по крайней мере соглашение, по которому в Константинополь был передан в заложники брат повстан­цев Асеней по имени Иоанн. Можно думать, что вместе с этим Византия молчаливо допустила самостоятельность части Болгарии от Ловча до Черного моря. Во время тревог и волнений, вызванных немецкими крестоносцами в 1189—1190 гг., хотя болгаре не стояли в открытой войне с Византией, но не были и сторонниками ее, ибо находились в союзе с Неманей и вместе с тем поддерживали опасные для империи переговоры с Фридрихом Барбаруссой, кото­рые внушали грекам много тревог. Не иначе как во враж­дебном смысле следовало понимать и бегство из Констан­тинополя болгарского заложника Иоанна Асеня. Таким об­разом, уже весной 1190 г. Исаак должен был предпринять поход в Болгарию, которой угрожало двойное движение — извне со стороны половцев, внутри от повстанцев, предво­димых братьями Асенями. На поход возлагались великие надежды, как это выразил придворный оратор: «Пропонти­да покроется военными судами, и река Дунай, рассекаемая ромэйскими веслами, понесет стоны и крики врагов»; меж­ду тем все предприятие имело весьма печальный исход. Не­приятели оказались лучше приготовленными, чем это ду­мали в Константинополе, осада городов вовсе не входила в расчеты Исаака, и в довершение всего стали доходить слу­хи, что куманы угрожают вторжением из-за Дуная. Поспеш­ное отступление от Тырнова через один из Балканских проходов к Веррии, ныне Эски-Загра, было гибельным для византийского войска. Оно было перебито, по выражению историка Никиты Акомината, как скот, запертый в хлев. Краткие и сухие известия летописи о византийско-болгарской войне разъясняются, как мы видели выше, похвальны­ми и церковными речами. Главнейше имеем в виду речь Евстафия Солунского, в которой находим одну из лучших ха­рактеристик половцев, или куман (4), и которая трактует о походе 1191г. Нужно полагать, что результаты далеко не со­ответствовали ожиданиям, так как военное положение в Болгарии и Македонии не прекращалось и так как болгаре с половцами производили опустошения, доходя до Софии и Адрианополя. В 1194 г. снова был предпринят поход про­тив болгар, которые на этот раз угрожали движением к Константинополю. Стратиг Василий Ватаци погиб в битве с ними при Аркадиополе, т. е. столь известном в последнюю войну Люле-Бургасе. Помощник Ватаци, Алексей Гид, едва спасся бегством, а лучшая часть его войска, приведенного с востока, погибла на месте сражения. Постоянные неудачи Исаака в болгарской войне вызвали против него недоволь­ство и служили одной из причин падения его в следующем году. Против царя составился заговор, который был приве­ден в исполнение во время нового похода, состоявшегося весной 1195 г. На этот раз Исаак шел с твердым намерени­ем положить конец болгарскому движению, для чего со­браны были экстренные средства, и, между прочим, король Бела III послал Исааку отряд угров. Во главе заговора стоял брат царя Алексей. И хотя Исааку доносили о зреющем против него замысле, но то обстоятельство, что примеши­вали к этому Алексея, служило для него ручательством в ложности доноса. «Если самая вода губительна, то что же нам и пить», — замечает по этому случаю летописец. В Кипселах на реке Марице Алексей был провозглашен импера­тором, а брат его Исаак пытался спастись бегством, но был схвачен, заключен в монастырь Богородицы-Мироспаси-тельницы и там ослеплен. Любопытно здесь отметить, что ослепление происходило в монастыре, построенном севастократором Исааком, отцом Андроника.

Алексей Ангел, принявший прозвание Комнина, желал покончить с болгарами путем переговоров, но предводители Петр и Асень предложили такие условия, которые не соответствовали достоинству империи. Действительно, освободительное движение в Болгарии развивалось и за­хватывало новые области. При Исааке зерно движения бы­ло в Тырнове и Преславе, на запад оно пока еще не перехо­дило. Болгаре и союзники их половцы ведут борьбу с им­перией из Северо-Восточной Болгарии. Известия о враждебных нападениях «влахов и скифов» на Сер и Амфиполь и вообще об опасном движении по большой доро­ге от Драча к Царыраду должны быть объясняемы в том смысле, что был кроме северного и другой очаг движения, в котором руководство принадлежало не Асеням. Центром этого вторичного движения были Струмица и Просек. Ко времени царя Алексея болгарский вопрос представляет новый вид: в Юго-Западной Болгарии образуется незави­симое славянское княжение, которое Византия принимает под свою защиту и противопоставляет Асеням, и, кроме то­го, в самой Северо-Восточной Болгарии нашлись враждеб­ные Асеням элементы, которыми умело пользуется прави­тельство Алексея. В 1196 г. пали от руки убийц оба вождя болгар. Боярин Иоанн Асень, который был некогда залож­ником при константинопольском дворе, выводит Болга­рию на новый путь, придав ей посредством сношений с Римской Церковью характер самостоятельного и незави­симого от империи государства.

Первые годы правления Иоанна не были благоприятны для болгарского освободительного движения. Прежде все­го обнаружившийся в Болгарии протест боярской партии против Асеней необходимо вызвал ряд строгих мер против недовольных, что повело к переходу на службу империи некоторой части боярства. Таков был боярин Иван, которо­го в Константинополе приняли с отменным радушием и наградили большими почестями и земельными владения­ми. Алексей Ангел простер к нему свое расположение до та­кой степени, что женил его на одной из принцесс и позво­лил ему носить царское имя Алексея. Ивану-Алексею пору­чено было главное начальство в филиппопольском, пограничном с Болгарией, округе и предоставлено ведение войны с болгарами. И современный историк Византии вы­ражается о нем, что некоторое время он был желанной за­щитой греков против болгар и куман. Прошло довольно времени, прежде чем в Константинополе дали себе отчет в истинных намерениях Ивана. Так, он стал возводить укреп­ления по эту сторону Балкан, приглашал к себе на службу болгар и раздавал им лучшее вооружение. Когда он доста­точно упрочил свое положение, то всем влиянием восполь­зовался лишь для того, чтобы нанести империи решитель­ный удар. Таков же был боярин Хриз, принадлежавший к числу болгарских вельмож, которые находились в антаго­низме с Асенями. Он думал основать независимое княже­ние в Македонии, в области Струмы. Историческая роль его начинается с тех пор, как он укрепился в Струмице и Про­секе. Никита Акоминат дает весьма картинное описание этого недоступного для врагов гнезда Хриза (5), которое со­хранило свое военное значение и до настоящего времени:

«Высокие утесы, почти соприкасаясь один с другим, представляют единственный доступ к местечку, при­том узкий, трудный и скалистый. Кругом же сплошная и недоступная скалистая масса, окруженная глубокой рекой Аксием (Вардар). Искусство же впоследствии придало этим природным преимуществам значение почти недо­ступной крепости. Хриз, овладев им, создал в нем безопас­ное от ромэев убежище. Он собрал здесь наемников, рас­ставил кругом метательные снаряды, сделал значитель­ные запасы продовольствия, стада быков и овец паслись у него по вершинам гор. Крепость занимала немалое про­странство в окружности и обиловала тенистыми роща­ми и лесистыми местами. Не было, однако, здесь ни клю­ча, ни колодца; за водой нужно было ходить на реку и чер­пать ее ведрами».

Из этого недоступного укрепления Хриз смело делал вылазки с целью опустошительных набегов на окрестные места, подчиненные империи. Для выяснения состояния, в каком находилось брожение на Балканском полуострове к началу XIII в., некоторый новый свет дают современные ораторские произведения.

Боярин Иван-Алексей не позднее 1199 г. обратил имев­шиеся под его начальством силы против империи и заста­вил царя Алексея предпринять против него поход. Но Иван-Алексей спасся за Балканские горы и высылал оттуда легкие отряды против царского войска, во главе которого стоял протостратор Мануил Камиза. Опасность положения уси­ливалась вследствие того, что бунтовщик имел помощь от Иоанна Асеня и действовал согласно его указаниям.

Византийский император обнаружил в это время край­ний упадок духа и бессилие. Странная мучительная болезнь не давала ему покоя. Избегая советов с докторами, он при­кладывал раскаленное железо к ранам, чтобы утолить невы­носимую боль, причем запирался один в спальне и никого не принимал к себе на глаза. Болезнь продолжалась всю зи­му; к весне он не мог еще стоять на ногах, но решился отпра­виться в Кипселы, сборное место войска, имеющего отпра­виться против славян. Опасность грозила не от одного Ива­на-Алексея, против которого действовали зятья царские. Царь болгарский Иоанн двинул к весне летучие отряды ку­ман и болгар во Фракию. Никогда еще эта стая не отважива­лась на более смелый и опустошительный набеп почти в ок­рестностях столицы появились куманы, 23 января они опу­стошили Чорлу и напали на беззащитных поселян, собравшихся в этот день на ярмарку в местечко Куперий.

Не против Ивана и не для отражения дерзкого набега куман собраны были войска в Кипселах. Владетель Струмицы и Просека, болгарин Хриз, заняв неприступное по­ложение, угрожал набегами в Македонии и овладел уже многими местами. Экспедиция против Хриза представля­ла большие затруднения в природе местности. Бывшие с императором старые и опытные военные люди советова­ли не предпринимать пока осады Просека, а подступить к нему тогда, когда будут заняты менее важные места, нахо­дящиеся под властью Хриза. Этим бы можно было поднять дух в византийском войске и, с другой стороны — приго­товить Хриза к уступчивости и миролюбивым предложе­ниям. Неблагоразумно, говорили, начинать дело с атаки недоступного пункта и вести войско на скалистые утесы, что во всяком случае сопряжено с кровавым потом, потре­бует многих усилий и будет стоить громадной траты воен­ных сил. На военном совете одержал, однако, верх голос людей, не имевших военного опыта, но пользовавшихся личным расположением государя. Эти последние были то­го мнения, что нужно идти прямо на Просек, что от сдачи этого места зависит исход экспедиции. Если будет взят Просек, говорили они, мы не встретим сопротивления в стране. Решено было идти на Просек и разорить самое гнездо Хриза.

Попытка осадить Просек и принудить Хриза к сдаче действительно не соответствовала тем средствам, которы­ми располагал император.

«Ромэи совершали чудные и достойные удивления дела. Одни со щитами и с мечами наголо, другие с луками и стрелами взбирались на утесистые вершины укрепления и бешено бросались на гарнизон, защищавший стену и крепость. После многих усилий и резни они прогнали вар­варов с укрепления, недавно возведенного для защиты вхо­да. Были и такие, которые, как дикие козы, пробирались по утесистым склонам, чтобы попасть за стены и сде­лать нападение на самую крепость. Когда же они почти уже совершили блистательный подвиг, обратив в бегст­во защитников стен и принудив их запереться в цита­дель, тогда только обнаружилась тщетность их неверо­ятных усилий. Ибо не нашлось никого, кто бы мог им до­ставить орудие, чтобы сделать пролом в стене. Тем не менее, не теряя присутствия духа и горя негодованием против начальника царской артиллерии, они действова­ли вместо кирок руками и щитами, разбивая связь между камнями. Дело шло весьма медленно, и они много страда­ли от врагов, занимавших высоты. Наконец прибыл заве­дующий осадными снарядами и принес несколько кирок в одной связке. Нужны были еще лестницы, чтобы взо­браться на самую стену, но и их не скоро могли доста­вить. Вследствие этого, не упорствуя далее в невозмож­ном предприятии, с неохотой они сошли оттуда. В са­мом деле, валахи говорили потом, что ромэи могли бы взять крепость и захватить в ней Хриза, если бы они при­готовили стенобитные машины и своевременно доста­вили их на место».

На следующий день болгаре отлично пользовались сво­ими метательными машинами и убили многих греков спу­скаемыми с высот камнями. Они имели прекрасного меха­ника, который заведовал метательными снарядами: снача­ла он служил в византийском войске, но потом ушел к Хризу, когда греки перестали исправно платить ему жало­ванье. Ночью болгаре сделали вылазку, испортили снаря­ды, расставленные византийцами на высотах, и напали на ночную стражу. Напуганные греки побежали к палатке протовестиария Иоанна, который тоже обратился в бегст­во. Болгаре поделили между собою добычу, найденную у протовестиария; цветные сапоги, отличие сана, доставили гарнизону Просека много поводов смеяться над византий­цами. Этим, собственно, и кончаются подвиги императора под Просеком. Он вступил в переговоры с Хризом и заклю­чил с ним мир, весьма постыдный для империи. Именно император признал Хриза независимым князем Струмицы и Просека и других окрестных городов.

Из рассмотрения отдельных фактов движения на Бал­канском полуострове вытекает несомненное заключение, что Иван-Алексей, Хриз и Камиза стояли в более или менее прямых сношениях с царем болгарским и в глазах самих греков были не более как исполнителями приказаний это­го последнего. В рассматриваемый период византийское движение сосредоточилось в Южной Болгарии, причем Северная оставалась совершенно свободною от греков: от­сюда продолжали выходить только вспомогательные от­ряды болгар и куман на помощь тому или другому из юж­ноболгарских вождей. Весной 1201 г. Иоанн в первый раз переходит к открытому предприятию против Византии. Но здесь мы уже видим не набег «крылатой стаи» и не по­ход с целью грабежа, а обширное предприятие, исполнен­ное по всем правилам военной науки. Успешный поход 1201 г. мы представляем себе результатом внутренней дея­тельности болгарского царя в первую половину его царствования. Первый удар нанес он грекам в Южной Болгарии, взяв укрепленный город Констанцию, на большой дороге между Филиппополем и Адрианополем. Весьма может быть, что движение его к Родопским горам прикрывало другое — к Варне. Только в этом приморском городе про­должали еще держаться греки к северу от Балкан, укрепив его сооружениями и снабдив сильным гарнизоном из ино­странцев. Осада Варны и взятие ее приступом — это уже бесспорное дело правильно организованного войска, ибо для исполнения предприятия требовалось знание военно­го искусства и запасы осадных снарядов.

В первые годы борьбы болгаре имели на своей стороне сербов, но союз прекратился после отречения Стефана Немани. Споры за великожупанский титул между сыновья­ми Немани подали повод к вмешательству Венгрии в серб­ские дела. Вместе с тем здесь началась борьба между като­лическим и православным влиянием. Первое находило се­бе сильную поддержку в лице великого жупана Волкана, второе — в лице брата его Стефана, впоследствии Перво-венчанного. Мы возвратимся ниже к этому наиболее важ­ному в истории Сербии вопросу, стоящему в тесной связи с внутренними событиями, теперь же продолжим исто­рию освободительного движения Болгарии. В 1201 г., по­сле взятия Варны, сопровождавшегося жестоким распоря­жением закопать живыми в ров всех пленных греков, за­ключен был мир между Иоанном и Алексеем Ангелом, причем обе стороны как равные в политическом отноше­нии обязывались иметь одних и тех же врагов и друзей (6). В ближайшие затем годы заметны враждебные столкнове­ния сербов с болгарами, из чего можно заключать, что Сербия явно склонялась тогда к угорско-католическому союзу. Об этом имеется несколько указаний в письме Сте­фана к Саве и в переписке с папой Иннокентием III. Во вре­мя переворота в Сербии, сопровождавшегося низвержени­ем Стефана и усилением Волкана, болгарский владетель Иоанн находился уже во вражде с Сербией, хотя папа пы­тался внушить ему миролюбие и рекомендовал возобно­вить добрые отношения с Волканом. Можно думать, что предметом споров были города по Дунаю и Мораве, как Белград, Браничево и Ниш, где сталкивались интересы двух соседних племен, куда также стремились со времени последних Комнинов угорские короли.

Гораздо трудней решить политическое положение в Ма­кедонии. Здесь, как мы видели выше, утвердился полузави­симый владетель Хриз-Добромир, имевший пребывание в Струмице и Просеке (Демир-Капу) и вступивший в связи с византийским дворянством вследствие брака с дочерью Мануила Камизы. Когда этот последний поднял восстание в Западной Македонии и Фессалии, Хриз был на его стороне и вел с ним общее дело. Но затем, когда восстание было по­тушено Алексеем Палеологом и Иоанном Инополитом, Хриз потерял свое княжение, и власть над Просеком пере­шла к воеводе, посаженику болгарского царя Иоанна (7).

В дальнейшей истории Хриза, с которым может быть сопоставлен Стрезь, упоминаемый в Синодике царя Бори­са и в сербских сказаниях, остается несколько темных фактов, которых не удалось еще выяснить (8).

Распадение империи, начавшееся при последних Ком-нинах, продолжало свое поступательное движение при ца­рях из дома Ангелов. Отделялись не только подчиненные инородцы, но целые области с греческим или наполовину греческим населением. Навстречу этому расчленению Ви­зантийской империи подготовлялось военное движение в Западной Европе; крестоносцы должны были воспользо­ваться наступившим критическим положением и присту­пить к осаде Константинополя. Прежде чем излагат^ эту авантюру, как называли четвертый крестовый поход со­временники, попытаемся выяснить роль Римского Папы в событиях, которыми здесь занимаемся. Тогдашняя евро­пейская политика, как церковная, так и светская, находи­лась в. руках папы Иннокентия III, одного из величайших пап, когда-либо занимавших Римский престол. С первых же дней вступления на престол св. Петра (январь 1198 г.) Иннокентий стал уделять особенное внимание событиям на Балканском полуострове. Может быть, не без значения в этом случае было и то обстоятельство, что папа по матери был в родстве с Волканом (9). Сношения между зетским вели­ким князем и папой начались в том же 1198 г., как видно из буллы папы от января 1199 г., в которой, посылая в Зету ле­гатов с большими церковными полномочиями, он обра­щается к Волкану как к «славному королю Далмации и Ди-оклеи». Между прочим в этой булле читается:

«Узнав из твоего письма к нашему апостольскому пре­столу о твоей горячей преданности, что ты Римскую Церковь, мать твою, после Бога любишь всего больше и внимательно соблюдаешь все наши повеления, согласно твоему желанию, мы отправили наших возлюбленных капеллана Иоанна и иподиакона Симеона» (10).

Весьма любопытно отметить, что тогда же папа вступил в сношение с великим жупаном Сербии Стефаном и, как следует заключать из ответного письма этого последнего, к нему были отправлены те же самые легаты, что и к Волка­ну. Трудно выяснить ближайшие мотивы последовавших затем фактов, но к ним нужно подходить, без сомнения, с точки зрения завязавшихся с Римом сношений. Так, без всяких причин Стефан, женатый на византийской царевне Евдокии, дочери Алексея, отсылает ее назад. Но если в этом можно усматривать влияние папских советников, то в бли­жайшее затем время великому жупану предстояло подверг­нуться новым испытаниям. В 1202 г. началась междоусоб­ная война между великим жупаном и Волканом, в которую вмешался угорский король Эмерих. Следствием этого бы­ло то, что Стефан Первовенчанный был лишен власти и единственным обладателем сербских земель стал Волкан. Указанный политический переворот совершен был в ин­тересах католической Церкви и должен был иметь своим последствием подчинение сербских земель Риму. Хотя ес­тественным решением вопроса было бы подчинение Стефановой державы Барской архиепископии, в которую в то время входила в церковном отношении Зета, но с целью удовлетворения притязаний Угрии папа включил Рашку в епархию венгерской Коложской архиепископии (11). Оцени­вая этот переворот, мы должны признать, что от него вы­играла больше всего Угрия, получив в Сербии политическое влияние и — через Коложского архиепископа — цер­ковную власть. Можно понять, как новый порядок вещей должен был взволновать православную партию в Сербии и как приверженцы Стефана могли постепенно подготовить почву для реакции. Угорский король, став верховным вла­дыкой великожупанских земель, выразил в первый раз притязание взять в свои руки исправление политики бал­канских государств. Две главные задачи проведены были тогда Угрией при содействии Рима, и эти задачи в течение всех средних веков были руководящими по отношению к славянам: усиление католицизма и противопоставление сербских притязаний болгарским, и наоборот. Не допус­тить образования большой славянской державы — такова была цель тогдашней западной политики. Эта сторона во­проса хорошо выясняется из нижеследующих обстоя­тельств.

С таким же вниманием папа Иннокентий относился к Болгарии. Переписка с Калоиоанном или Иоанном Асенем представляет в высшей степени любопытные черты. Пер­вое, что бросается здесь в глаза, — это указание на римское происхождение Асеней. Для Римского престола оно слу­жит основанием напомнить болгарскому царю, как стал называть себя Иоанн, об его римском происхождении и вызвать в нем чувства преданности католической Церкви. Асени охотно приняли это указание, хотя для них был бы гораздо выгодней доказать свое родство с прежними царя­ми Болгарии, так как Иоанн желал приобрести от Римско­го престола корону и титул.

«Призрел Господь, — писал Иннокентий в 1199 г., — на твое смирение и преданность к Римской Церкви. ...мы же, узнав, что твои предки произошли от благородного рим­ского племени и что ты заимствовал от них искреннюю и как бы наследственную преданность к Римскому пре­столу, еще прежде намеревались навестить тебя наши­ми письмами и легатами».

Далее, уже в 1202 г., переписка между папой и Иоанном Болгарским принимает в высшей степени определенный характер — больших запросов, с одной стороны, и посте-пенных уступок, с другой. Калоиоанн, обозначив свой ти­тул «император болгар и валахов», выражает в почтитель­ном тоне предмет своих домогательств:

«Получив ваше священное письмо, которое нам дороже всех сокровищ в мире, воссылаем благодарение Богу, кото­рый привел пас к памятованию крови и нашего отечест­ва. И ныне, как добрый пастырь и глава всех верных хрис­тиан, желая собрать воедино чад католической и апос­тольской Церкви, присоединил и нас к своему стаду. Блаженного памяти братья мои пытались отправить послов к вашему святейшеству, но они не могли достиг­нуть вас по причине многих наших врагов. И мы уже трижды делали подобную попытку, но все безуспешно. Те­перь же, так как ваша святость благоволила послать к нам своего легата, отправляем к вам нашего доверенного пресвитера Власия и выражаем вам как духовному отцу и первосвященнику благодарность, дружбу и подчинение. Святейший отец, вы дали понять в вашей грамоте, что­бы мы обозначили наши желания по отношению к Рим­ской Церкви. Империя наша просит, чтобы утвердили нас в правах дочери относительно матери нашей Рим­ской Церкви. Прежде всего просим наделения нас короной и честью, как это было при прежних наших императо­рах: Петре, Самуиле и других их предшественниках, со­гласно тому, что записано в нашей летописи».

Но в Риме хорошо понимали политические и церков­ные замыслы болгарского царя и желали заручиться напе­ред более определенными обязательствами с его стороны. Едва вышеприведенное письмо стало известно в Риме[49], как в ноябре того же 1202 г. папа Иннокентий подписал новую буллу на имя «благородного мужа Калоиоанна, обладателя болгар и влахов». В этом документе, где в первый раз дела­ется попытка ограничения церковной самостоятельности Болгарии, папа говорит следующее:

«Мы приказали тщательно пересмотреть наши регесты и убедились, что в подчиненной тебе земле действителъно носили королевскую корону многие властители. Из них же ясно, что при папе Николае болгарский король крестился со всем народом и получил архиепископа от Римского престола. Но при папе Адриане болгары отста­ли от латинской Церкви и перешли в греческую, будучи подкуплены и обмануты греческими дарами и обещания­ми. Хотя воспоминание об этом непостоянстве побуж­дает нас к осторожности, тем не менее мы. решили от­править любезного сына нашего, капеллана Иоанна, которому доверили нашу собственную власть относи­тельно посвящения в епископы и в другие церковные чины. Мы приказали ему также, чтобы он тщательно рассле­довал о венце, который был даваем твоим предкам Рим­ской Церковью, как по древним летописям, так и по дру­гим документам... дабы мы по получении от него и от твоих послов обстоятельных сведений могли прийти к зрелому и обдуманному решению. Ради твоей земной сла­вы и вечного спасения полезно, чтобы ты, будучи римля­нином по происхождению, был таковым и по образу жиз­ни и чтобы твой народ следовал институтам Римской Церкви и в самом культе давал бы обонять отеческие обычаи».

Сношения Рима с Тырновом, где была столица Болгар­ского царства, затруднялись тем, что за ними зорко следи­ли греки и угры, а, с другой стороны, болгаре желали воз­можно больше получить и меньше дать. Весьма вероятно, что грекам удалось бы предупредить унию Болгарии с Ри­мом, если бы весь политический и церковный строй импе­рии не был неожиданно изменен вследствие латинского завоевания Константинополя и разделения империи в 1204 г. Наконец, в ноябре 1204 г. легат папы пресвитер Лев прибыл в Тырнов с неограниченными полномочиями ор­ганизовать присоединение Болгарии к латинской Церкви и венчать Калоиоанна королевской короной.

«Посылаем тебе, — писал папа, — скипетр и королев­ский венец, ты же со своей стороны дашь клятвенную за­пись, что останешься преданным и послупиным святой Римской Церкви и сохранишь в подчинении апостольскому престолу все земли и народы, подчиненные твоей импе­рии. Разрешаем чеканить монету с твоим изображением, достопочтенному брату нашему, архиепискому Тырновскому, жалуем привилегию примапгии над всеми землями твоей державы. Он и его преемники нашей апостольскою властию будут короновать твоих преемников».

Болгарскому примасу разрешено было варить и освя­щать мυро и дано право являться везде с преднесением креста. Обряд венчания происходил 8 ноября 1204 г. Та­ким образом, Иннокентию III удалось наконец достигнуть весьма важных результатов на Балканском полуострове, т. е. почти свести на нет все дело славянских просветите­лей и нанести громадное поражение Константинополь­скому патриархату.

Нужно принять в соображение, что изложенные выше обстоятельства составляли весьма смелый и энергичный шаг со стороны папы. Иннокентий III, принимая Болгарию в лоно Римской Церкви и наделяя Калоиоанна честью и титулом, несколько отступал от усвоенной по отношению к Балканам тогдашней политики, нарушал притязание угорского короля и усиливал значение Болгарии против Сербии. Известно, что после соединения приморской и континентальной Сербии (1202) в руках великого жупана Волкана угорский король присоединил к своему титулу и звание короля Сербии. К сожалению, политический рост Сербии был приостановлен усобицей между сыновьями Стефана Немани. На весьма короткое время Волкану уда­лось соединить Зету и Рашку, но затем Стефан снова овла­дел великожупанскими землями, заставив своего брата до­вольствоваться небольшим уделом. Политические отно­шения вообще складывались благоприятней для Болгарии, чем для Сербии. В первой уже и в то время преобладает идея государственного единства, дисциплина и взгляд на религию как на орудие для достижения политических це­лей. Несомненно, Болгария вступала в XIII столетие, имея перед собой гораздо более открытые перспективы, чем Сербия. Для первой и самый четвертый крестовый поход оказался более полезным, чем для второй. На Балканском полуострове тогда преобладали политические влияния, исходившие от Римского престола и от угорского короля, которые не совсем совпадали между собой. Из переписки короля Эмериха с папой Иннокентием выясняется эта сто­рона дела. С точки зрения угорского короля, в которой нельзя не усматривать возобновления взглядов немецких дипломатов IX в. на славянские дела, готовность папы Ин­нокентия идти навстречу притязаниям Калоиоанна явля­ется частию унизительной для Римского престола, частию оскорбительной для короля. Соглашаясь помазать на ко­ролевство и венчать короной Калоиоанна, папа без нужды-де изменяет традиционную политику Римской Церкви и наносит вред католической Угорской державе. Самого письма Эмериха не сохранилось, но есть ответ на него в виде буллы на имя пресвитера-кардинала Льва, где по пунктам разбираются претензии Эмериха (12).

«На твой второй пункт отвечаем, что касается того, что ты разрешаешь свободный путь нашим нунциям в зем­лю Иоанна, а равно и его послам в Рим, то за это выражаем тебе большую благодарность. По отношению к тому, что означенный Иоанн неправильно занял землю, которая была подарена сестре твоей, греческой императрице, и что он с помощью наемного отряда язычников жестоко опустошил сербские области, подчиненные твоей короне, так что многие христиане отведены в рабство к язычникам, — будь уверен, что это нас очень печалит и что мы употребим все старания к тому, чтобы вознаградить тебя за причинен­ный вред. На третье возражение отвечаем. Ты пишешь, что означенный Иоанн не имеет, собственно, права ни на какую землю, так как он есть узурпатор, захвативишй часть твоих владений, часть принадлежащего другому царству; что поэтому тебя удивляет, как мы, не посовето­вавшись с тобой, так поспешно решились короновать столь открытого твоего врага. Ты не знаешь надлежащего положения дел, а потому выслушай нас. В Болгарии издрев­ле многие короли последовательно венчаемы были апосто­лическою властию, таковы Петр, Самуили некоторые дру­гие. Вследствие миссионерской деятельности блаженной памяти папы, Николая болгарский король со всем народом принял крещение. Но впоследствии под греческим засилием балгаре потеряли королевское достоинство и принуждены были жить под тяжким константинопольским игом, пока в самое последнее время два брата, Петр и Иоанн, происхо­дящие из прежнего королевского рода, не столько захвати­ли, как возвратили себе отеческое достояние. Не отрица­ем, что, может быть, какую-либо область они захватили силой, но утвердительно говорим, что большую часть зем­ли они возвратили по наследственному праву, почему мы вознамерились венчать его в короли, по примеру наших предшественников, не чужой, а его собственной земли, да­бы как он получил в свое владение несправедливо отнятое, так чтобы и неправо у него отнятое было ему возвращено, и об этом он просил нас, чтобы мы приняли на себя посред­ничество в рассуждении спорныхмежду вами владений. Мы никак не могли думать, посылая своих послов в его землю че­рез ваши владения и принимая его послов, приходивших тем же путем, что в нем ты имеешь такого жестокого врага, тем более что мы все старания употребляли к вашему при­мирению инее другой целью региились исполнить его жела­ние, как с той, дабы дочь возвратитъматери и тело присо­единить к голове. Не можешь не обратить внимания и на то, что, когда великий жупан Сербии Стефан просил нас отправить в его страну легата, чтобы возвратить его к послушанию Римской Церкви и короновать его королевским венцом, мы, признав его просьбу допустимой, возложили миссию в Сербии на брата нашего И[оанна], епископа Ал­банского; узнав, однако, что это слишком неприятно тебе, отменили это решение, чтобы сделать тебе удовольствие. Ты же, завоевав Сербию и поставивВолкана наместо Сте­фана, уведомлял нас, что желаешь эту землю привести в послушание Риму, и в то же время, удерживая за собой свет­скую власть, просил дать Волкану королевский венец. И мы возложили исполнение твоего желания на архиепископа Коложского; но прошло уже два года, а дело не подвинулось ни на шаг. На твое четвертое возражение отвечаем следу­ющее. Хотя ты, нашего легата внимательно принял и с честию проводил до границы своего королевства, но нас край­не удивляет то, что затем произошло[50]. Сделанные тобою не разъясняют дела. Но есть в нем одна сторона, которая может подвергаться обсуждению. Ты просишь, чтобы мы или совсем покинули намерение короновать его, или, по крайнеймере, повременили с этим, пока улажен будет ваш спор решением кардинала. Чтобы не слишком взволновать тебя, отвечу кратко. Означенный кардинал, долго остава­ясь в твоих владениях и пользуясь вниманием и лаской от тебя и от твоих, разве может быть беспристрастным по­средником и судьей в разрешении спора, прежде чем не бу­дет одинаково внимательно принят в его земле и прежде чем не исчезнет повод к подозрению. И кроме того, его нель­зя принудить к заключению мира или к восстановлению правды, прежде чем он не подчинится игу апостольской дисциплины и не примет нашего устава. Считаем нужным присоединить, что если тырешшиъся воспрепятствовать нашему легату в его миссии к распространению христиан­ской веры и увеличению чести апостольского престола, то тебя постигнет божественный гнев и наше нерасположе­ние, вКалоиоанне будешь иметь ожесточенного врага и ни­чего не достигнешь, потому что мы найдем другой способ к осуществлению нашего желания. Подумай внимательно, что бы ты почувствовал, если бымы поставили препятст­вие к коронованию твоего телесного сына, а равно войди в наше положение, если бы ты встал нам на пути к короно­ванию нашего духовного сына». В последнем пункте папа ос­лабляет указание короля на дело под Зарой, которое про­шло якобы безнаказанным для крестоносцев, и что в тече­ние двух лет он не достиг от папы удовлетворения по этому делу; поэтому если бы Иоанну было разрешено при­нять корону прежде, чем уладятся споры между Венгрией и Болгарией, то король потерял бы всякую надежду достиг­нуть своего права при участии Римского престола. На это папа замечает, что крестоносный флотуже подвергся отлучению от Церкви за разрушение Зары-Рагузы и что если бы после принятия королевского венца Калоиоанн не захотел подчиниться определению папского легата относи­тельно ваших недоразумений и споров, то его постигло бы тягчайшее наказание.

В этом любопытном эпизоде обнаруживается самая ин­тимная сторона истории Балканского полуострова. В на­чале XIII в. успеху славянских государств стоит на дороге Венгрия, впоследствии в том же положении становится Ав­стро-Венгрия. И раньше и позже главный рычаг против славян один и тот же, и та же самая перспектива открыва­ется им в усвоении католического обряда и западной куль­туры. Венгрия тщательно наблюдает, чтобы политическое объединение славян не шло быстро и чтобы ни Болгария, ни Сербия не выходили из пределов небольших княжеств, па которые бы вечно простиралась верховная власть Вен­грии. В изучаемую эпоху спорный вопрос решался, одна­ко, в пользу Болгарии, и возлюбленный сын — венгерский король — должен был помириться с тем, что кардинал дал Калоиоанну королевский венец и присудил в его пользу спорные области. Болгария выиграла больше, чем Сербия, в унии с латинством, но католичество и Римская Церковь выиграли на Балканском полуострове не такой важный приз, как это могло бы показаться на первый взгляд.

Глава IV