Кому и зачем была нужна секретность

Подготовка советского государства к наступательной биологической войне была его самой большой тайной. Еще большей, чем тайна химического оружия.

Причем это была тайна не только и не столько от общества – на этот предмет в Советском Союзе не думал никто и никогда. Как уже отмечалось, в связи с сокрытием работ по разработке советского биологического оружия, осуществлявшихся с 1926 года в нарушение Женевского протокола 1925 года (71), с 1927 года в Советском Союзе любая информация об эпидемиях, вызванных особо опасными инфекциями, стала предметом государственной тайны. Последние открытые данные относятся, пожалуй, к эпидемии сибирской язвы 1927 года в Ярославской губернии, когда с 6 по 17 июля 1927 года от кишечной формы болезни погибли все 27 заболевших человека. После этого медицинская статистика стала выглядеть иначе. В частности, если в 1905-1914 годах в России было зарегистрировано 167963 случаев заболевания сибирской язвой, а в 1924-1925 годов – 31668 случаев, то после 1927 года эта опасная болезнь «прекратились» (например, в 1929-1936 годах в научную прессу попали данные лишь о 4-х эпидемиях сибирской язвы в стране, в процессе которых было зафиксировано 47 заболевших) (82). Не лишним будет указать, что даже с книги 1945 года «Крымская геморрагическая лихорадка» (201 стр.) до наших дней не был снят «гриф» и ее нет в открытом доступе ни одной библиотеки России, хотя Крым давно уже стал заграницей, а содержание книги было остро нужно специалистам в связи эпидемией 1999 года в своей стране – в станице Обливская (Ростовская область). Таким образом, все эти патологические игры в секретность имели тягчайшие последствия для благополучия своей и только своей страны.

Однако, повторяем, об этих низменных материях никто в советских властных верхах не думал. Речь – совсем о другом. О том, что одна ветвь советской бюрократия скрывала данные о биологическом оружии от других. Неужели чтобы не продали? Для примера укажем, что на закате эпохи М.С.Горбачева из высшего руководства страны тайну советского наступательного биологического оружия знали лишь 4 человека – сам М.С.Горбачев, руководитель КГБ В.А.Крючков, министр обороны Д.Т.Язов, а также Л.Н.Зайков – член Политбюро ЦК КПСС, ответственный за военную промышленность (10). А остальных членов Политбюро ЦК КПСС просили не беспокоиться, в том числе министра иностранных дел Э.А.Шеварднадзе.

Разумеется, полную, документированную правду о подготовке Советского Союза к наступательной биологической войне наше общество не узнает никогда. Потому что такая у нас властная бюрократия. А также потому, что спецслужбы и в первую очередь КГБ и армия тотально «почистили» архивные секретные документы и не собираются открывать для общества оставшиеся (а их очень много). А несекретных документов по этой теме не было никогда.

Конечно, общество могло бы уповать на свидетелей с проснувшейся совестью и еще сохранившейся памятью. Однако препятствием служит то, что для лиц с высшей формой допуска к секретным работам по биологическому оружию в обязательстве о соблюдении государственной тайны будто бы существовала приписка, что в случае разглашения секретов виновного ожидает некая мера наказания. И хотя это не имеет значения в нынешнее время, не удивительно, что в бывшем СССР по существу не нашлось «биологических диссидентов», нашлись лишь «биологические убежанцы» (5,10,15). Впрочем, сдавались они избирательно – спецслужбам США и Великобритании. В свою очередь «цивилизованные» страны ограничиваются «сливом» информационных крох о советской биологическом оружии в близкую властям прессу. И сливают лишь то, что выгодно на момент сброса (5,156,158,160-162).

Функции у советских служб, состоявших при этой тайне, были, однако, разные.