Субстанция и деятельность: генезис предметности

Осталось разобраться, наконец, с самим «сущим» и вернуться к началу нашего рассуждения об основных направлениях метафизического «вопрошания», как выразился бы М. Хайдеггер. Общие определения сущего, категории, вместе с «дедукцией» их применения в опыте, т. е. доказательствами их всеобщности и необходимого отношения ко всякому возможному объекту природы, можно найти в «Критике чистого разума» Канта, в разделе «Трансцендентальная аналитика», который в более поздних сочинениях сам Кант называет «онтологией». В ней речь идет о категориях качества, количества, отношений и модальности. Как, однако, согласно точке зрения трансцендентальной философии, обстоит дело с самим «сущим», с «вещью», с «субстанцией»?

Догматическая онтология и классическая теория абстракции предполагают наличие некоторых самих по себе определенных вещей, а познание сводят к «абстрагированию» общих «признаков» этих вещей. Абстрагирование как отделение какого-то одного «признака» предполагает отвлечение от всего остального, что есть в вещи или ее чувственном восприятии, но нет в «абстрактном» понятии. Для такой теории бытия и познания категории—это, конечно, «самые общие», но именно благодаря этому и самые пустые, бессодержательные, неинтересные и ненужные понятия. Деятельность, активность мышления тем самым, правда, признается, но трактуется отрицательно, как «отвлечение», утрата и потеря того, что реально существует в самих вещах. Кроме того, деятельность мышления рассматривается как нечто внешнее для самих вещей и несущественное для них: она их не затрагивает, они остаются самостоятельными и независимыми от познавательной деятельности, которая протекает вне них, в сфере представлений, «общих признаков», понятий.

Однако для того, чтобы увидеть и выделить «общее» в ряду вещей, надо сначала объединить вещи в этот «ряд». Кант указывал, что хотя в процессе образования эмпирических понятий, вне всякого сомнения, имеют место умственные операции сравнения, отвлечения и выделения, сама возможность этик вторичных интеллектуальных действий обусловлена предварительными первоначальными синтезирующими актами рассудка, благодаря которым возникает и «дается» субъекту этот «ряд вещей». Противостоящий нам во внешнем мире «ряд вещей» вместе с их «общими признаками», «сходствами» и «различиями»— это не то, что «дано» нам само собой; оно не может быть результатом простого внешнего воздействия на человека. Догматическая онтология не сознает того, что «вещь», «сходство», «различие», «ряд», «общее» — не описание «данного» или того, что «есть», это· описание того, что «дано» и «положено» деятельностью понятия. - В виде «ряда сходных предметов» нам «дана» система бессознательно сработавших логических функций. Число, например, — не идеальная «вещь», не «свойство» вещей «самих по себе», не их отношение, порядок и связь, не вечная «гармония» мира и т. п., а форма связывания и упорядочивания, структура деятельности. Аналогично обстоит дело и в естествознании. Физикализм, для которого мир, реальность есть совокупность частиц, корпускул, атомов, молекул и т. п., — ложная онтология. Подлинная онтология, как и всякая подлинная метафизика, «заимствуется из существа мыслительной способности», которая с самого начала лежит в основе всякого физического «опыта», математического и физико-химического размышления и определяет первичную структуру, форму их «предметов» и «явлений». Метафизика должна включать в себя и исследовать только те понятия и принципы, без которых не может обойтись ни один математик, физик и химик, поскольку он мыслит какой-нибудь объект или связь объектов, будь то ряд натуральных чисел, элементарные частицы и силы, химические элементы, виды растений или животных.

Для того чтобы понять возможность и сущность такого рода онтологии, достаточно обратить внимание хотя бы на то, что мы, строго говоря, вообще никогда не видим ни одной «вещи», ибо все, что мы видим, — это всего лишь «отдельные» стороны, аспекты, «части» в той или иной ситуации, в том или ином свете, тем или иным чувством и т. д. Мы понимаем, что «вся», «как она есть», «сама по себе» она нам не дана. Поэтому вещи не «воспринимаются», они мыслятся, благодаря тому, что мы относим отдельные, прерывные, разрозненные восприятия и потенциально бесконечные, всегда незавершенные знания к одной и той же «основе», «субстрату», «субстанции», «вещи», к тому «нечто», о котором все и «сказывается». Ее тождественность себе, длящееся бытие как одного целого — функция мышления. Их не могут обеспечить и гарантировать ни вещь «сама по себе», ни чувственное восприятие. Этот переход от субъективного ощущения к суждению об «объекте», это отнесение различных восприятий к одной и той же вещи и составляет сущность «понятия», которое таким образом «схватывает» восприятие и объективирует его. Благодаря деятельности мышления возникает «объективный мир», мир «предметов», «реальность». На ступени обыденного сознания «вещь» кажется самосущей субстанцией вне сознания, абсолютной реальностью: нас не будет, а она останется. Но по мере развития самосознания и знания о вещи то, что казалось «самой» вещью, оказывается субъективным представлением, знанием о ней, а «сама она» уходит и ускользает куда-то «за» свое «явление», все глубже и глубже и становится все загадочнее. В действительности она всегда «в нас» как логическая функция объективации восприятия, «перцептивная гипотеза», как понятие, упорядочивающее и связывающее восприятие. Мы не познаем «предметы», которые как-то «переселяются» в наши души, мы познаем предметно. «Познать» нечто — значит оформить свои восприятия «предметно», отнести их к одному и тому же объекту и тем самым связать, включить в единую связь опыта: «эта простая мысль и составляет сущность критического идеализма».¹⁶

¹⁶ Кассирер Э. Познание и действительность. Понятие о субстанции ипонятие о функции. СПб., 1912. С. 58.