ПОЛЬСКИЕ ЗЕМЛИ В СОСТАВЕ РОССИИ В 1814-1830 ГГ. КОНСТИТУЦИЯ 1815 Г.

Как известно, война с Францией закончилась в конце марта 1814 г. в Париже, но до этого были смерть генерал‑фельдмаршала М.И. Кутузова, были поражения и победы. В русской армии появился французский генерал Ж. Моро, но стать главнокомандующим союзной армии ему было не суждено, так как вернувшийся в антифранцузскую коалицию австрийский император Франц II не желал согласиться с этой кандидатурой. Главнокомандующим стал австрийский фельдмаршал К. Шварценберг, а генерал Моро – советником при императоре Александре I, но ненадолго: в битве за Дрезден он был смертельно ранен французским ядром.

Временное перемирие с французами в июле – августе 1813 г. было использовано Россией, Пруссией и Австрией для решения судьбы поляков. В силезском Рейхенбахе 27 июня 1813 г. была подписана секретная русско‑прусско‑австрийская конвенция, согласно которой эти страны вновь поделили между собой Польшу. Но окончательное решение польского вопроса произошло на Венском конгрессе 3 мая 1815 г. В соответствии с русско‑прусским и русско‑австрийским договорами Варшавское герцогство было поделено между тремя государствами, но этим частям придавалась некоторая видимость самоуправления.

В прусской части было создано Великое княжество познаньское, а в австрийской – Краковская республика, правда, под совместной опекой Австрии, Пруссии и России. Россия возвращала Австрии полученные от Наполеона территории Тарнополя, Злочева и Залещиков. А в русской части было создано Королевство Польское, связанное с Россией личной унией, более известное в русской среде как Царство Польское.

Император Александр I теперь стал еще и польским королем. Польше была дарована конституция, разработанная князем Адамом Ежи Чарторыйским, по которой законодательную власть раз в два года осуществлял сейм, а исполнительную – Государственный совет. Сейм формировался из 128 депутатов, избираемых на шляхетских сеймиках и из 64 пожизненных сенаторов. Законы, принимаемые сеймом, являлись обязательными для всех граждан Польши, но император, он же король польский, имел право наложить вето на любое решение сейма. Государственный совет состоял из пяти министерств или, как их называли, комиссий: юстиции, внутренних дел и полиции, обороны, финансов, религиозных культов и народного просвещения.

Эта конституция превращала только что созданное государство в наследственную монархию, «навсегда соединенную с Российской империей». Король назначал наместника, каковым мог быть лишь поляк; исключение делалось для наместника из членов Императорского Дома.

«Римско-католическая религия, исповедуемая большинством жителей Царства Польского», должна была быть предметом особого попечения правительства, без малейшего, однако, ущерба для свободы иных исповеданий.

Особой статьей обеспечивалась свобода печати. Закон должен был определить способы устранения злоупотреблений этой свободой.

Далее обеспечивалась свобода личности.

Польский язык объявлялся языком администрации, суда, войска и т. п.; все должности должны были замещаться только одними поляками.

«Польский народ, — гласила далее одна статья, — на вечные времена будет иметь национальное представительство на сейме, состоящем из короля и двух палат (изб), из коих первую будет составлять сенат, а вторую послы и депутаты от общин» (гмин).

Королю всецело отдавалась исполнительная власть. Все его преемники должны были короноваться в Варшаве и давать присягу в сохранении конституции. Все королевские распоряжения и постановления должны были скрепляться подписью министра, который и будет нести ответственность за все, что могло бы в этих распоряжениях и постановлениях заключаться противного конституции и законам.

Конституция учреждала, кроме того, государственный совет, без которого наместник не мог предпринимать ничего важного. Министерств («комиссий») учреждалось пять: министерство культов и народного просвещения, министерство юстиции, министерство внутренних дел и полиции, министерство военное, министерство государственных доходов и имуществ.

Законодательная власть

Власть законодательная должна была заключаться в особе короля и в двух палатах. Сейм созывался каждые два года на тридцать дней, причем королю представлялось право роспуска сейма, отсрочки сеймовых заседаний и созыва чрезвычайного сейма. Члены сейма в период сессии пользовались неприкосновенностью. Законодательная инициатива признавалась только за королём, но послам и депутатам позволялось представлять королю через государственный совет разного рода желания, касающиеся блага их сограждан.

Бюджет утверждался сеймом не более как на четыре года.

Заседания обеих палат должны были быть публичными и только по желанию десятой части присутствующих членов палаты могли превращаться в секретные комитеты. Окончательная санкция законов принадлежала королю. Сенаторы (члены императорского дома, епископы, воеводы и каштеляны) назначались королём на всю жизнь и притом (кроме сенаторов первых двух категорий) из двух кандидатов, представленных самим сенатом.

«Посольская изба» должна была состоять из 77 послов, выбранных на шляхетских сеймиках по одному от каждого повета, то есть уезда, и из 51 депутата от гмин, то есть общин. Срок полномочий для послов и депутатов устанавливался шестилетний, избирательный ценз определялся уплатой в виде прямого налога не менее ста злотых. Если бы король распустил посольскую избу, то в течение двух месяцев должен был назначить новые выборы.

Конституция определяла также состав и функции шляхетских сеймиков и нешляхетских общинных собраний, которым давалось право выбирать не только послов и депутатов, но и членов воеводских советов, а также составлять списки кандидатов на административные должности.

Правосудие

Отправление правосудия конституция объявляла независимым: судья должен был выражать своё мнение совершенно свободно от каких бы то ни было влияний со стороны «наивысшей или министерской власти». Судьи, как назначенные королём, так и выборные, объявлялись несменяемыми, за исключением случаев смещения по судебному приговору за должностные или иные преступления.

Государственные преступления и преступления высших государственных сановников подлежали сеймовому суду из всех членов сената. Наказание конфискацией имуществ отменялось и не могло быть ни в каком случае восстановлено.

Оценки

Эта конституция, которая некоторыми своими сторонами (особенно терминологией) примыкает к прежнему устройству Речи Посполитой, была весьма либеральна, принимая в расчет политические теории эпохи. В наиболее существенных своих пунктах она выдерживает сравнение с французской хартией 1814 г., которая, в свою очередь, должна была установить порядок, напоминающий английскую конституцию. Либеральный характер польского «конституционного устава» 1815 г. признается и историками, изучавшими этот документ.

Таким образом, в государстве с населением в 3,3 миллиона человек существовали законы, о которых в России могли только мечтать: неприкосновенность личности, свобода слова и печати. Делопроизводство и просвещение велось на польском языке, а военную службу и тюремное заключение поляки отбывали на родине. Однако во главе польской армии император поставил своего брата – великого князя Константина. Армия формировалась из бывших польских офицеров и рядовых Варшавского герцогства, воевавших в составе французской армии против России, для чего 10 сентября 1814 г. Александр I подписал манифест о всеобщей амнистии польской и литовской шляхте.

Первым наместником в Царстве Польском по протекции великого князя Константина стал 63‑летний князь Юзеф Зайончек. Вероятно, это было уступкой гордым польским шляхтичам, так как этот генерал был участником всех восстаний, воевал с Россией в составе французской армии, но в 1812 г. он был тяжело ранен в ногу под Вильно и взят в плен. Тем не менее в качестве наместника Юзеф Зайончек оказался самым преданным своим новым хозяевам чиновником, за что ему в 1818 г. был присвоен императором титул князя Российской империи.

Одним из направлений развития польской самобытности было просвещение, которым занимался в качестве министра Станислав Сташиц. Уже в 1820 г. в Польше действовали 1200 школ, так что начальное образование стало общедоступным не только на словах, но и на деле. В 1816 г. был открыт Варшавский университет, а вслед за ним были созданы консерватория, политехнический и агрономический институты. Станислав Сташиц создает департамент промышленности и ремесел, он же продолжает оставаться президентом созданного им еще в 1800 г. варшавского Общества друзей наук, своеобразного прообраза Академии Наук. Здание, построенное им для этой организации, где до сих пор находится Польская академия наук, называется Дворцом Сташица. Этот незаурядный общественный деятель, возглавляя Комиссию религиозных культов и народного просвещения, довольно враждебно относился к официальной церкви, презирал духовенство, насаждавшее невежество и фанатизм, хотя сам в молодости мог стать ксендзом. Такое отношение к религии позволяло ему лояльно относиться ко всем другим существующим в Польше конфессиям.

Однако конституция хороша, когда ее выполняют на деле, а великий князь Константин вмешивался в вопросы внутренней политики Царства Польского, ввел цензуру, по отношению к полякам держался высокомерно и требовал от них разговаривать с ним только по‑русски. Он до такой степени навязал свою волю Государственному совету, что вскоре в сейме появилась легальная политическая оппозиция под лозунгом соблюдения конституции 1815 г., возглавляемая депутатами от Калишского воеводства – братьями Винцентом и Бонавентурой Немоевскими.

Естественно, среди недовольных таким обращением с их правами были офицеры и студенты, которые не могли открыто протестовать согласно своему статусу. Поэтому среди них стали образовываться тайные общества. Первоначально майором польской армии Валерианом Лукасинским было создано в 1819 г. тайное общество «Национальное масонство», но через два года оно было распущено, так как опыта у заговорщиков было мало, а тайная полиция H.H. Новосильцева не дремала. Затем костяком этих «масонов» было организовано «Патриотическое общество», в которое уже входили не только офицеры, но и гражданские шляхтичи и горожане. Как можно было тайно отстаивать конституцию, дарованную полякам императором Александром? Вопрос риторический. Однако главной целью «патриотов» было достижение полной независимости Польши и Литвы в соответствии с Конституцией 3 мая 1791 г. Общество получило широкое развитие во многих регионах не только Царства Польского, но и в западных губерниях России, австрийской Галиции, Познаньского княжества.

Само по себе «Патриотическое общество» не имело большого влияния, но его идеи послужили росту национальной гордости поляков. Майора В. Лукасинского арестовали в конце 1822 г. по приказу начальника тайной полиции Николая Новосильцева, разжаловали в солдаты, а затем приговорили к семи годам заключения в крепости Замостья. Однако он не смирился и в тюрьме пытался организовать восстание заключенных, за что ему добавили еще семь лет срока. Произошедшие в Польше восстания сыграли в жизни В. Лукасинского роковую роль: он стал узником одиночной камеры Шлиссельбургской крепости, где прикованный цепью к стене умер в 1868 г.

Среди российских офицеров, побывавших в Европе, тоже создавались тайные общества: в 1816 г. – Союз спасения, ставивший своей целью ликвидацию крепостничества и самодержавия, в 1818 г. – Союз благоденствия с теми же задачами. Российскому обществу требовались перемены, но вроде бы склонный к проведению реформ император Александр так и не решился отменить крепостничество в самой России и дать народу конституцию, ограничивающую самодержавную власть в стране. А вот на инородных территориях император крепостное право отменил: в 1816 г. в Эстляндии, в 1818 г. в Курляндии, в 1819 г. в Лифляндии, а в Царстве Польском и в русской Финляндии – с момента образования. Однако деятельность тайных обществ не осталась незамеченной тайной полицией, и в 1822 г. император издал Указ о запрещении в России тайных обществ и масонских лож, в развитие которого с офицеров и чиновников были взяты расписки о непринадлежности к таковым.

Однако и это не остановило инакомыслящих россиян: так, еще в 1821 г. были созданы Северное общество и Южное общество, ставившие задачу подготовки вооруженного восстания в армии. Каждое из этих обществ разработало свой программный документ – конституция Н.М. Муравьева для Северного общества и «Русская правда» П.И. Пестеля для Южного общества. Были и другие тайные организации: в 1823 г. возникло Общество соединенных славян в Киеве, а в 1825 г. – Общество военных друзей в Отдельном Литовском корпусе. Соединенные славяне предполагали объединить в федеративный союз Россию, Польшу, Богемию, Моравию, Далмацию, Кроацию, Венгрию с Трансильванией, Сербию с Молдавией и Валахией, но с точным определением границ каждого государства. Существовала связь между русскими, литовскими и польскими тайными организациями. Предполагалось даже одновременное выступление в 1826 г., но смерть императора Александра внесла изменения в решения этих организаций.

Восстание членов Северного общества было приурочено ко дню принятия присяги императору Николаю. Кроме самих заговорщиков офицеры вывели на Сенатскую площадь 14 декабря (ст. стиля) 1825 г. солдат лейб‑гвардии Московского полка, гвардейского морского экипажа, лейб‑гвардии гренадерского полка. Заговорщики воспользовались неурядицей в системе престолонаследия. По закону императора Павла трон наследует старший на тот момент сын или, в отсутствие детей мужского пола, – следующий по старшинству брат. Старшим из сыновей Павла I был Константин (1779–1831), но он в 1820 г. женился на Иоанне Антоновне Грудзинской. Женитьба на столь незнатной женщине лишала Константина права на престол после смерти своего старшего брата. Правда, указом императора Александра жене великого князя Константина был присвоен титул княгини Лович, но это ничего не решало. Тем не менее некоторое непонимание у народа, кому из братьев следует приносить присягу, существовало, и этим воспользовались заговорщики.

Восстание оказалось неудачным по большей мере из‑за неподготовленности и отсутствия единого подхода к его проведению. Члены Южного общества совместно с Черниговским полком выступили 29 декабря (ст. стиля), но и там 3 января (ст. стиля) восстание было подавлено. В результате пять человек были казнены: К.Ф. Рылеев, П.И. Пестель, С.И. Муравьев‑Апостол, М.П. Бестужев‑Рюмин, П.Г. Каховский. Более ста человек были осуждены на каторжные работы и тюремное заключение. В русском обществе это восстание было воспринято неоднозначно, но A.C. Пушкин в 1827 г. воспел в стихах декабристов, большинство которых были его друзьями или хорошо знакомыми людьми. Он был солидарен с ними и предрекал конец самодержавия в России:

Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут ваши имена!

В Царстве Польском после ареста В. Лукасинского «Патриотическое общество» возглавил полковник Северин Кржижановский, но после декабрьского восстания в России Н. Новосильцев в 1826 г. арестовал почти всех членов общества. Однако суд над этими заговорщиками не сумел найти доказательств государственной измены в их действиях и вынес обвиняемым достаточно мягкий приговор.

В 1828 г. вместо ликвидированного тайного общества инструктором Варшавской школы подхорунжих Петром Высоцким была создана более радикальная организация, больше известная как «заговор подхорунжих». Она оказала влияние на подготовку восстания 1830 г. Описываемый период характеризуется большими революционными волнениями по всей Европе. 27 июля 1830 г. восстал Париж, в результате чего Франция в очередной раз лишилась короля (Карла X Бурбона), который, не дожидаясь, пока ему отрубят голову, бежал в Англию. Революция произошла и в Бельгии; в германских княжествах волнения повергли в ужас тамошних государей, усилили свою борьбу против австрийского господства и карбонарии Италии.

ВОССТАНИЕ 1830 Г.

Польское восстание началось в Варшаве 29 ноября 1830 г. Разделившись на две группы, заговорщики решили убить великого князя Константина и разоружить русский гарнизон Варшавы, насчитывавший около семи тысяч солдат. Ни та, ни другая задача не были выполнены, но послужили сигналом к всеобщему восстанию варшавян. Великий князь Константин сумел спрятаться в своем дворце Бельведере. А группа Людвика Набеляки и Северина Гощинского, убив в его покоях вице‑президента города Любовидзкого и генерала Жандра, даже толком не зная в лицо брата императора, решила, что со своей миссией справилась. В то же время группа Петра Высоцкого всего лишь из 160 подхорунжих сделала попытку разоружить как минимум один русский гвардейский полк, но, получив отпор, ринулась к арсеналу, чтобы получить возможность вооружить восставший народ. Вскоре к ним присоединился польский 4‑й пехотный полк, что значительно повысило шансы восстания на успех.

Конечно, были в Варшаве поляки, не пожелавшие поддержать восставших, за что некоторые были убиты. Подхорунжие вершили суд на месте, от их рук погибли военный министр генерал Гауке, генералы Трембицкий, Новицкий, Блюмер, Сёмеитковский, Потоцкий и полковник Мецишевский. А польский полк конных гвардейских стрелков во главе с генералом Сигизмундом Курнатовским встал на защиту великого князя Константина. Но несмотря на такую поддержку и наличие в Варшаве двух пехотных, трех кавалерийских русских полков и двух батальонов артиллерии, Константин Павлович не решился воевать с польским народом и в начале декабря вывел войска с территории Царства Польского.

Получившие таким образом свободу поляки даже не сразу осознали это, и менее радикально настроенные повстанцы в лице председателя Государственного совета князя Ксаверия Любецкого послали делегацию для переговоров с великим князем Константином, которая должна была договориться о неукоснительном выполнении русской администрацией конституции Царства Польского. В противовес этим примиренцам более радикально настроенная часть поляков вновь организовала Патриотическое общество, ставившее перед собой задачу обретения независимости Польши. И хотя председатели этой организации менялись один за другим: Иоахим Лелевель, Ксаверий Брониковский, Маврикий Мохнацкий, «патриоты» добились главного – отмены переговоров Государственного совета с великим князем Константином.

Вскоре вместо Государственного совета было создано временное правительство, а 5 декабря 1830 г. во главе восставшей русской Польши в качестве диктатора стал генерал Юзеф Хлопицкий. Однако действия этого правителя пошли вразрез с предложениями членов Патриотического общества, так как он желал достичь соглашения с императором Николаем I. Более того, он запретил деятельность общества, а сейм, собравшийся в Варшаве 6 декабря, одобрил все, что делал диктатор. Такая разноголосица во мнениях не способствовала сплочению поляков, а делегация, представшая перед императором, всего лишь попросила гарантий выполнения всех статей Конституции 1815 г. Из революционных требований в прошении делегации осталось только предложение о расширении Царства Польского с включением в него Правобережной Украины, Литвы и Западной Белоруссии.

Император Николай, счастливо избежавший низложения в декабре 1825 г., не собирался идти на уступки польским повстанцам и потребовал от них безоговорочной капитуляции. Это не только не напугало поляков, но и подтолкнуло их к более решительным действиям. Диктатор Ю. Хлопицкий был смещен со своего поста, а диктатуру заменило Национальное правительство во главе с князем Адамом Ежи Чарторыйским. Главнокомандующим польских вооруженных сил стал князь Михал Гедеон Радзивилл.

Вполне возможно, что это консервативно настроенное правительство пошло бы на какие‑нибудь другие, более приемлемые для национальной гордости поляков предложения императора, но возобновившее свою деятельность Патриотическое общество организовало 21 января 1831 г. в Варшаве демонстрацию по случаю пятилетия подавления декабрьского восстания в России. Иоахим Лелевель, выступая перед демонстрантами, в память декабристов провозгласил лозунг «За вашу и нашу свободу!». Национальный подъем был настолько велик, что сейм 25 января 1831 г. принял решение о низложении Николая I как короля Королевства Польского, или, на русский лад, как царя Царства Польского.

Теперь, когда в русской части Польши не осталось ни одного русского солдата, постановление сейма утверждало не только независимость Польши, но и завершение восстания. Вполне возможно, что если бы сейм принял предложенный проект крестьянской реформы, то на защиту независимости государства встало бы, помимо шляхты и буржуазии, польское крестьянство. Однако этого не произошло, что делало военные возможности Польши и России катастрофически неравными, поскольку последняя обладала значительной военной мощью.

В этой ситуации правительству А. Чарторыйского приходилось надеяться только на помощь Франции и нейтралитет Пруссии и Австрии, на польские земли которых восстание не распространялось. Действительно, во Франции даже был создан Комитет помощи Польше, возглавляемый генералом Жозефом Лафайетом, но этому престарелому герою французских революций ничем существенным помочь полякам не удалось.

Российский удар по свободной Польше не заставил себя ждать – в начале февраля 1831 г. русская армия генерал‑фельдмаршала графа Ивана Ивановича Дибича‑Забалканского перешла границу Польши. Правда, настоящее имя этого героя турецкой войны было Иоганн Карл Фридрих Антон, и происходил он из прусских немцев, при Павле I перешедших на русскую службу. В его распоряжение были переданы I и II пехотные корпуса 1‑й армии, которой он командовал на турецком фронте, а также гвардейские части, гренадерский корпус, VI пехотный корпус, III и V кавалерийские корпуса. В общей сложности русская армия могла бы достигнуть 200 тысяч человек, но для ее полного развертывания требовалось несколько больше времени, чем мог себе позволить ее командующий. Да и большого уважения к польской армии он не проявлял, поэтому вместе с генерал‑фельдмаршалом И. Дибичем в Польшу вошли облегченные части, составлявшие не многим более 100 тысяч солдат, почти без обозов и артиллерии, взявшие с собой провианта и фуража всего на две недели.

Такое пренебрежение противником вскоре дало себя знать, и в первом же столкновении с польскими частями русская армия потерпела поражение. Польская армия в количестве около 60 тысяч человек при 160 орудиях, в основном оставленных русскими частями, была по приказу Ю. Хлопицкого разделена на две части и рассредоточена в несколько эшелонов вдоль направления Варшава – Брест и Варшава – Белосток. Польский главнокомандующий предполагал измотать русскую армию небольшими стычками, а затем дать ей генеральное сражение на подступах к Варшаве. Возле Стоцка на Брестском направлении польская конница генерала Юзефа Дверницкого 14 февраля 1831 г. разбила конно‑егерскую дивизию генерала барона Гейсмара и, хотя потери обеих сторон были незначительны, первая победа имела большое значение для подъема духа поляков. Урок не пошел впрок, и 17 февраля под Добром дивизия генерала Яна Скшинецкого нанесла поражение авангарду русской армии. В середине февраля, согласно намеченному плану, три пехотные и три кавалерийские дивизии польской армии соединились в районе Большого и Малого Грохова на правом берегу Вислы в трех километрах от Праги.

Дивизия генерала Франциска Жимирского находилась в авангарде польской армии, препятствуя развертыванию русских войск при выходе из Милосненского леса на равнину. Именно здесь и произошли несколько сражений: битва при Вавре 19 февраля 1831 г., в которой русские потери составили более трех с половиной тысяч человек, а польские – около трех тысяч человек, но поле боя осталось за русскими; битва под Гроховым 20 февраля примерно с теми же потерями для обеих сторон и с тем же результатом. Собственно говоря, польская армия, несмотря на тяжелое ранение своего командующего Юзефа Хлопицкого, выполнила свою задачу и не позволила армии фельдмаршала И. Дибича сразу войти в Варшаву, заставив ее еще долго топтаться перед Прагой.

Однако после битвы под Гроховым произошли кадровые замены в польской армии: сначала Ю. Хлопицкого заменил М. Радзивилл, но, не сумев проявить себя в этих условиях, подал в отставку. Так как генерал Ф. Жимирский умер от ран, то главнокомандующим польской армией был назначен генерал Ян Скшинецкий. Новый главнокомандующий попытался договориться с фельдмаршалом И. Дибичем о размене пленных, но русская сторона ждала совсем не этих предложений от поляков, а те не имели никаких иных полномочий от Национального правительства.

Не сумев разгромить своего противника в короткой кампании, фельдмаршалу И. Дибичу пришлось в отсутствии достаточных запасов провианта и фуража отвести свою армию к Бресту, оставив у Праги корпус генерала Розена. Но боевые действия на этом не закончились: так, при попытке овладеть Пулавами, где в собственном дворце жили мать и сестра А. Чарторыйского, его племянник герцог Адам Вюртембергский, находившийся на русской службе, потерпел поражение от шеститысячного войска генерала Ю. Дверницкого. Поляки собирались поднять восстание в Волыни, для чего туда и направлялся корпус Ю. Дверницкого, который удачно занял не только Пулавы, но и Люблин с Куровом. В дальнейшем IV кавалерийским корпусом генерал‑лейтенанта Рюдигера польский корпус был отрезан от Варшавы, но генерал Ю. Дверницкий повел свое войско к волынским городам. И хотя поляки форсировали реку Стырь и находились почти в центре Волыни, восстание местных жителей было незначительным и потерпело поражение, после чего генералу Ю. Дверницкому пришлось вывести свой корпус в австрийскую часть Галиции, где поляки были интернированы.

На что надеялся фельдмаршал И. Дибич, когда напротив Праги оставлял корпус барона Розена с 18 тысячами солдат, трудно сказать, скорее всего, считал, что поляки не осмелятся атаковать после своего отступления в Варшаву. Однако именно это и произошло, 30‑тысячное войско в ночь с 30 на 31 марта 1831 г. скрытно переправилось через Вислу в Прагу. Затем поляки под Вавром разбили отряд генерала Гейсмара, а возле деревни Великий Демб встретились с корпусом генерала Розена. На этот раз генерал Скшинецкий имел почти двойное превосходство (30 тысяч поляков против 18 тысяч русских) над корпусом генерала Розена, что и определило полное поражение русских в этой битве. Барон Розен отвел свой корпус к Калушину, оставив на поле боя около трех тысяч человек убитыми и более двух с половиной тысяч – ранеными. Потери поляков были более чем в два раза меньше, но главнокомандующий польскими войсками не стал развивать успех, хотя и послал отряд генерала И. Прондзинского вслед за противником, который выиграл еще один бой с русским арьергардом 10 апреля вблизи Седлеца.

Однако это все были локальные победы поляков, не дававшие им стратегического перевеса над русскими войсками, за которыми была 40‑миллионная Россия. Действия генерала Я. Скшинецкого постоянно меняли планы фельдмаршала И. Дибича и не давали ему случая нанести полякам решающее поражение, что, естественно, позволяло тем надеяться либо на всеобщее восстание поляков и литовцев, либо на действенную помощь Франции и Англии.

Русские войска тоже не спешили с генеральным сражением, так как фельдмаршал И. Дибич, следуя распоряжению императора Николая I, остался с армией возле Седлеца, где дожидался подхода Гвардейского корпуса под руководством великого князя Михаила. Вряд ли гвардия, привыкшая к петербургским парадам и балам, направлялась в Польшу императором для непосредственного участия в боевых действиях, скорее ей отводилась почетная роль прохождения церемониальным шагом по улицам Варшавы во время парада по случаю подавления восстания в Польше. По рапортам главнокомандующего русскими войсками в Польше, он не видел трудностей в уничтожении отрядов повстанцев и не просил дополнительной помощи.

Этой заминкой в действиях русских войск воспользовалось польское командование, и 13 мая 1831 г. генерал Я. Скшинецкий повел свою 35‑тысячную армию при 100 орудиях к Ломже, где стояли лагерем гвардейцы великого князя. Лишь корпус генерала У минского остался возле Праги для защиты польской столицы. Не ожидавший нападения 22‑тысячный Гвардейский корпус при 70 орудиях потерпел поражение от превосходящего противника и отступил вдоль Нарева к местечку Тыкоцину возле устья отделявшей Царство Польское от России реки Бебжы.

Вместо того чтобы одним ударом взять почти беззащитную Варшаву и лишить поляков символа независимости Польши, главнокомандующий русской армией И. Дибич повел 40‑тысячное войско к Ломже для спасения великого князя Михаила, попавшего со своими гвардейцами в трудное положение. Генерал Я. Скшинецкий не только не стал преследовать гвардейцев для полного разгрома, но даже не вернулся к Варшаве для защиты ее от возможного нападения. Он отвел свою армию к Остроленке, откуда выбил пятитысячный гарнизон русских войск, здесь ему стало известно о подходе фельдмаршала И. Дибича с войском. Чтобы не оказаться прижатым к Нареву, генерал Я. Скшинецкий перевел свою армию на правый берег реки, оставив в Остроленке только 4‑й пехотный полк генерала Людвика Богуславского.

Понимая, что без подъема народа против русского владычества польской армии долго не продержаться, генерал Я. Скшинецкий направил в Литву дивизию генерала Антония Гелгуда. Одновременно планировался поход генерала Войцеха Хшановского в Волынь, но неудачные действия генерала Антония Янковского против размещенного в Люблине корпуса генерал‑лейтенанта Рюдигера не позволили еще раз попытаться раздуть пожар восстания в Украине. А в Литве еще в апреле восстанием были охвачены значительные области из‑за неудачных действий российского правительства. Так, перебравшийся в Вильно (Вильнюс) начальник тайной полиции Царства Польского Н. Новосильцев произвел аресты польских и литовских патриотов, которых выслали с семьями вглубь империи. Такие превентивные меры полиции привели к тому, что в марте литовская шляхта подняла восстание в Жемайтии, а в апреле вооруженная борьба поляков, литовцев и белорусов против русских гарнизонов охватила все западные губернии России. Партизанскими действиями повстанцы отвлекли на себя около 20 тысяч русских солдат, действовавших против них по приказу генерал‑губернатора Матвея Храповицкого.

Когда же на помощь литовским повстанцам пришли воинские подразделения генералов А. Гелгуда, Д. Хлаповского и Г. Дембинского, война против русских из партизанских наскоков превратилась в военные действия регулярных войск. В начале июня 1831 г. повстанцами было учреждено временное правительство Литвы и Жемайтии, что переводило военные действия уже в межгосударственную плоскость. В середине июня генерал А. Гелгуд предпринял поход, чтобы отвоевать Вильнюс. Однако эта затея оказалась безуспешной, и 12‑тысячный польско‑литовский отряд потерпел поражение от русских войск под командованием генерала Сакена. После этой неудачи, в которой польские генералы обвинили А. Гелгуда, польское войско разделилось на три колонны и отступило на северо‑запад. Затем дивизия генерала Д. Хлаповского в середине июля перешла прусскую границу и сложила оружие, следовавшая за нею дивизия генерала Ф. Роланда, хоть и с некоторым замешательством, тоже последовала ее примеру. В этот период был застрелен одним польским офицером генерал А. Гелгуд, которого многие считали виновником поражений. Дивизия Г. Дембинского всего в три с половиной тысячи человек решила прорываться в Польшу, и ей, хоть с большим трудом, удалось завершить свой героический поход в Варшаве.

Еще раньше неудача постигла польскую армию у Остроленки, где 26 мая 1831 г. генерал‑фельдмаршал И. Дибич не только разгромил поляков, но и заставил их отступить к Варшаве. На этот раз русская армия превосходила противника в полтора раза по численности, что и дало ей возможность успешно атаковать польские укрепления. Потери поляков в этой битве были настолько ощутимы (более семи тысяч человек против пяти тысяч русских), что польское командование затруднялось в выборе дальнейших действий.

Разразившаяся эпидемия холеры несколько охладила наступательный пыл русской армии, тем более что эта болезнь косила не только рядовых солдат, но и генералов. В начале июня в Пултуске умер от холеры генерал‑фельдмаршал И. Дибич, а в конце того же месяца в Витебске – великий князь Константин. Всего за 1831 г. русская армия в Польше потеряла от холеры более 27 тысяч человек. Но к армии уже спешил новый главнокомандующий – генерал‑фельдмаршал граф Иван Федорович Паскевич‑Эриванский. Свой титул и звание он заслужил, так же как и предыдущий главнокомандующий, в войне с Турцией, но только на Кавказе, где он в 1827 г. сменил генерала от инфантерии А.П. Ермолова и стал там наместником императора. В войне с Персией под его руководством русская армия овладела Ереваном, а в войне с Турцией – Карсом, Ардаганом, Ахалцихи, Поти и Баязетом.

И на этот раз Николай I потребовал от своего любимца решительных действий ввиду возможного признания Францией независимости Польши, чего допустить было никак нельзя. В середине июня 1831 г. были сооружены мосты через Вислу вблизи прусской границы и новый главнокомандующий повел русскую армию на Варшаву. Поляки еще имели некоторый успех в сражении с отрядом генерала Е.А. Головина, выполнявшего отвлекающий маневр на правобережье Вислы, но исход войны был предрешен. Тем более что генерал Рюдигер в начале августа в районе Пулав форсировал Вислу и овладел Радомом, после чего направил свое 12‑тысячное войско к Варшаве с юга.

Для варшавян это было тяжелым испытанием, а слабость Национального правительства князя А. Чарторыйского, пытавшегося пристроить польскую корону среди принцев Австрии, Франции и Англии, ни к чему хорошему не привела, лишь вызвав возмущения в народе. В середине августа очередной народный бунт, спровоцированный радикалами из Патриотического общества и статьями в газете «Новая Польша», привел к тому, что народ, считая содержащихся в тюрьме генералов Людвика Буковского, Юзефа Гуртига, Антония Салацкого и Антония Янковского главными виновниками поражений польской армии, отнял их у тюремщиков и повесил на площади вместе с еще несколькими попавшимися под руку заключенными. Лидеры восставших Тадеуш Кремповецкий, Ян Чинский и другие требовали провозглашения республики, наделения крестьян землей и всеобщей мобилизации для борьбы с русскими войсками.

Депутаты сейма были настолько испуганы этим народным бунтом, что в тот же день создали новое правительство с генералом Яном Круковецким во главе, предоставив ему самые широкие полномочия, вплоть до диктаторских. Этот новый глава Польши распустил Патриотическое общество и сменил большинство первых лиц в правительстве государства. Так, его заместителем стал Бонавентура Немоевский, а главнокомандующим польской армией вместо генерала Генрика Дембинского был назначен генерал Казимир Малаховский, в то время как Ян Скшинецкий был вовсе уволен из армии.

Чтобы как‑то противостоять русской армии, окружившей Варшаву со всех сторон, на правый берег Вислы в Прагу был переправлен 20‑тысячный корпус генерала Джироламо Раморино, который должен был действовать против корпуса Розена. В самой Варшаве оставалось 35 тысяч солдат, не считая горожан, тоже желавших защищать свой город от русских. Земляные валы окружали город полукругом на протяжении восьми километров, которые обороняли два польских корпуса под командованием генералов Дембинского и У минского.

В то же время русская армия, осадившая Варшаву, составляла не менее 110 тысяч человек и около 500 орудий. Двукратное превосходство в численности личного состава позволяло русской армии надеяться на успешный штурм города. Однако непредсказуемость уличных боев привела бы к гибели стольких русских солдат, что фельдмаршал И. Паскевич предложил осажденным сдаться, обещая амнистию при условии отмены сеймом акта о детронизации Николая Романова и отказа от Виленской, Гродненской и Минской губерний. Генерал Я. Круковецкий ответил отказом, и 5 сентября 1831 г. штурм Варшавы начался. Ожесточенное сражение длилось двое суток, обе стороны старались не брать пленных и дрались до последней капли крови. К концу 6 сентября русские войска, прорвавшись через заградительные валы и овладев несколькими редутами, вплотную подошли к городским улицам, загороженным баррикадами. Жители заложили в наиболее опасных участках фугасы, предпочитая взлететь на воздух вместе с русскими, чем сдать им город.

Однако сейм, понимая всю бесцельность дальнейших жертв, уполномочил генерала Я. Круковецкого подписать капитуляцию Варшавы. Еще до рассвета 7 сентября была подписана главнокомандующими обеих армий капитуляция города, но без польской армии. Согласно этому акту польская армия до пяти часов утра того же дня должна была покинуть Варшаву и следовать в сторону прусской границы к Плоцку, а в восемь утра русские войска вошли в город под командованием великого князя Михаила. Корпус генерала Д. Раморино был оттеснен к австрийской границе, где сложил оружие и был интернирован австрийскими властями. За два дня боев за Варшаву русская армия потеряла 10 тысяч человек, а поляки – 11 тысяч.

Вечером 7 сентября главнокомандующий граф И. Паскевич, слегка контуженный во время штурма города, прибыл в Варшаву и занял под свою резиденцию Бельведерский дворец. К Николаю I он послал донесение с внуком русского полководца A.A. Суворовым, преподнося Варшаву к ногам его императорского величества. За столь важное событие Иван Федорович Паскевич получил титул князя Варшавского, став генерал‑губернатором Польши.

Остатки польской армии, вместе с правительством ушедшие в Плоцк, должны были через три дня разоружиться, но этого не произошло. Более того, патриотически настроенные офицеры обвинили генерала Я. Круковецкого в превышении своих полномочий, сменили главнокомандующего генерала К. Малаховского на генерала М. Рыбинского и продолжили сопротивление русским войскам. Однако уже к 5 октября 1831 г. их заставили перейти прусскую границу, где 20 тысяч поляков сложили оружие и были интернированы прусскими властями. К концу октября того же года было подавлено всякое сопротивление на территории Польши.

Французское правительство Тьера после этого сокрушительного разгрома польского восстания посчитало невозможным существование независимой Польши между Россией, Австрией и Пруссией, о чем и было заявлено премьер‑министром депутатам палаты. На что сторонники свободной Польши возразили ему в журнале «National» 22 сентября 1831 г.: «Есть Польша, возможная между Россиею, Пруссиею и Австриек); ее границы – Двина и Днепр со стороны России; она должна владеть берегами Балтийского моря от устьев Вислы. Независимая и сильная Польша необходима для континентальной Европы. Россия в своем положении имеет громадные выгоды перед всеми континентальными державами: чего ей стоит порисковать 80 или 100 тысячами людей на дорогах Швейцарии, Италии или Рейна? Истребят ее армию, но в ее пределы не войдут. Два‑три года после поражения она будет в состоянии начать снова: она вознаградит свои потери, лишь только позабудут ее на некоторое время в ее холодных пустынях. Ее можно побороть только революциями, когда ее раздробят» [59, 313].

Уже в ноябре 1831 г. император Николай отменил польскую конституцию и учредил Временное правительство Польши во главе с князем И. Паскевичем, а 26 февраля 1832 г. им был введен Органический статут, которым провозглашалось, что Королевство Польское навсегда становится частью Российского государства и польская корона является наследственной в императорском доме Романовых. В своей речи перед депутатами Варшавы император Николай заявил, что им предстоит «выбор между двумя путями: или упорствовать в мечтах о независимой Польше, или жить спокойно и верноподданными под моим управлением. Если вы будете упрямо лелеять мечту отдельной национальности, независимой Польши и все эти химеры, вы только накликаете на себя большие несчастья. Я вам объявляю, что при малейшем возмущении я прикажу разгромить ваш город» [78, 520].

В Польше был отменен сейм, а власть осуществлял Совет управления при наместнике императора, хотя формально еще оставался Государственный совет, в который князь И. Паскевич включил только благонадежных с его точки зрения поляков. На поляков теперь распространилась система рекрутского набора в российскую армию, по которой тысячи польских солдат были отправлены служить на Кавказ. Все тот же Органический статут вводил в Польше военное положение сроком на 27 лет (действовало на протяжении 15 лет), обязал польское население выплатить России контрибуцию в 22 миллиона рублей и содержать за свой счет 100‑тысячную русскую армию на своей территории. Вскоре в самой Варшаве была построена цитадель для русского гарнизона, через бойницы которой стало возможным обстреливать из пушек весь город, а в камерах ее тюремного корпуса содержать всех, кто не был согласен с российской властью.

Еще одним секретным императорским указом 1831 г. 30 тысяч семейств мелкой шляхты из литовских, белорусских и украинских губерний выселили в Бессарабию, Причерноморье, Поволжье и Кубанские степи, а ведь это около 150 тысяч человек.

Удивительно, но желание поляков не просто получить какие‑то блага из рук императора, а создать независимую Польшу стало противным не только преданным императору русским подданным, но и в среде осужденных декабристов и им сочувствовавших. Правда, вскоре им пришлось встретиться: кому в сибирской ссылке, а кому в боях с кавказскими горцами. Тем не менее декабрист Александр Бестужев, разжалованный в солдаты, писал 5 января 1831 г. матери из Дербента: «Третьего дня получил Тифлисские газеты и был чрезвычайно огорчен и раздосадован известием об измене Варшавской. Как жаль, что мне не придется променять пуль с панами добродеями… Одно только замечу, что поляки никогда не будут искренними друзьями русских…» [70, 200].

А Александр Пушкин 21 января 1831 г. писал Е. Хитрово: «Вопрос о Польше решается легко. Ее может спасти лишь чудо, а чудес не бывает. Ее спасение в отчаянии una salus nullam sperare salutem (единственное спасение в том, чтобы перестать надеяться на спасение. – Ю.Д.), а это бессмыслица. Только судорожный и всеобщий подъем мог бы дать полякам какую‑либо надежду. Стало быть, молодежь права, но одержат верх умеренные, и мы получим Варшавскую губернию, что следовало осуществить уже 33 года тому назад… Совершенно излишне возбуждать русских против Польши. Наше мнение вполне определилось 18 лет тому назад» [48, 10‑309].

В письме к П.А. Вяземскому 1 июня 1831 г. A.C. Пушкин писал еще более определенно: «Свобода толков меня изумила. Дибича критикуют явно и очень строго. Тому неделю Эриванский (И. Паскевич. – Ю.Д.) был еще в Петергофе. Ты читал известие о последнем сражении 14 мая. Не знаю, почему не упомянуты в нем некоторые подробности, которые знаю из частных писем и кажется, от верных людей: Кржнецкий находился в этом сражении. Офицеры наши видели, как он прискакал на своей белой лошади, пересел на другую бурую и стал командовать – видели, как он, раненный в плечо, уронил палаш и сам свалился с лошади, как вся его свита кинулась к нему и посадила опять его на лошадь. Тогда он запел «Еще Польска не сгинела», и свита его начала вторить, но в ту самую минуту другая пуля убила в толпе польского майора, и песни прервались. Все это хорошо в поэтическом отношении. Но все‑таки их надобно задушить, и наша медлительность мучительна. Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная, наследственная распря; мы не можем судить ее по впечатлениям европейским, каков бы ни был, впрочем, наш образ мыслей. Но для Европы нужны общие предметы внимания и пристрастия, нужны и для народов и для правительств. Конечно, выгода почти всех правительств держаться в сем случае правила non‑intervention (невмешательства. – Ю.Д.), то есть избегать в чужом пиру похмелья; но народы так и рвутся, так и лают. Того и гляди, навяжется на нас Европа» [48,10–23].

Не остался безучастным к этим событиям и Н.В. Гоголь, написавший в 1835 г. своего «Тараса Бульбу». И хотя содержание произведения выдумано от начала до конца, а время происходящего идентифицировать совершенно невозможно, написано это явно на волне впечатления, созданного подавлением русскими войсками восстания в Польше. Вообще этот украинский писатель на русской почве был самым преданным подданным его императорского величества, за что и смог значительную часть своих произведений написать за границей, куда многих писателей и поэтов не выпускали. Г.П. Данилевский в своей работе «Знакомство с Гоголем» приводит состоявшийся при нем разговор Николая Васильевича с профессором Московского университета О.М. Бодянским: «Нам, Осип Максимович, надо писать по‑русски, – сказал он, – надо стремиться к поддержке и упрочнению одного, владычного языка для всех родных нам племен. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня – язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан, католиков, лютеран и гернгутеров» [77, 286]. От этого тезиса до насильственного обучения русскому языку один шаг, и через полвека он был сделан российским правительством по отношению к украинскому народу.

Тридцать лет спустя Н.В. Берг, подводя итог польских событий, писал: «Революция застала нас врасплох. Не будь этого, будь власти, особенно князь, хотя немного к этому приготовлены, думай о заговоре немного серьезнее, имей о нем более точные сведения, чем те, какие сообщались правительству в массе всяких секретных донесений, – огонь мог быть потушен в ту же минуту, и к утру 30 ноября (1830) многие жители даже и не знали бы, что приготовлялся какой‑то нешуточный взрыв. Как тушили пожар инструментами, которые пришлось выписать из России, это более или менее известно. Вскоре по взятии нами Варшавы вооруженные массы поляков перешли границу и разбрелись по Европе, унеся в недрах своих будущие заговоры, те революционные семена, которые долго потом давали свои плоды» [4, 7].

Но вот что интересно: со свободолюбивыми поляками воевали, чуть ли не на всех уровнях командования русских войск, генералы с далеко не русскими фамилиями. Случайность это или закономерность, сегодня сказать трудно, но, скорее всего, национальное происхождение командиров не имело никакого значения, и русские генералы точно так же жестоко подавляли бы восстания в Польше, Литве и Украине, как и эти, обрусевшие иностранцы.

Очередное восстание поляков закончилось поражением, а поэты еще долго пикировались в своих стихах. Так, в 1834 г. свое отношение к соратнику по перу, польскому поэту Адаму Мицкевичу, выразил Александр Пушкин:

Он между нами жил

Средь племени ему чужого; злобы

В душе своей к нам не питал, и мы

Его любили. Мирный, благосклонный,

Он посещал беседы наши. С ним

Делились мы и чистыми мечтами

И песнями (он вдохновен был свыше

И свысока взирал на жизнь).

Нередко Он говорил о временах грядущих,

Когда народы, распри позабыв,

В великую семью соединятся.

Мы жадно слушали поэта. Он

Ушел на запад – и благословеньем

Его мы проводили. Но теперь

Наш мирный гость нам стал врагом – и ядом

Стихи свои, в угоду черни буйной,

Он наполняет. Издали до нас

Доходит голос злобного поэта,

Знакомый голос!., боже! освяти

В нем сердце правдою твоей и миром,

И возврати ему.

А тот в своем произведении «Пан Тадеуш» с болью писал:

Мать Польша! Предали тебя могиле, –

И в муке о тебе не говорили…

Ах, чьи уста похвастаться могли бы,

Что ими найдено такое слово,

Которое развеет мрак былого,

С души поднимет каменное бремя,

И слезы, наконец, польются снова,

Века пройдут, пока найдется слово!

Когда ж от львиного рычанья мести,

При громе труб падут враги на месте,

Когда их крики возвестят народу

Желанную и жданную свободу,

Когда орлы родные с громом славы

Домчатся до границы Болеслава,

Упьются вражьей кровью в изобильи,

И, наконец, насытясь, сложат крылья –

Тогда, увенчаны листвой дубовой,

Уже без снаряженья боевого,

Герои к песням возвратятся снова,

И над судьбой отцов заплачут сами

Печальными, но чистыми слезами.

[1]После окончания Первой мировой войны останки короля Станислава‑Августа Понятовского были переданы Польше.