Проблема правопонимания

Будущим юристам приходится изучать право с разных сторон и в разных видах.

Они рассматривают его с точки зрения обязательных норм, законов, деятельности судебных и иных юридических учреждений, т.е. с позиции тех реалий, с которыми сталкивается в своей практической деятельности человек (отрасли права).

Право изучают и как некое социальное образование, некую подсистему в обществе (наряду с такими подсистемами как мораль, политика и т.д.), имеющую свою природу и логику развития (теория государства и права).

Немаловажен взгляд на право с точки зрения его развития в истории человеческого общества (история российского и зарубежного права).

Наконец, право рассматривается как идеологический концепт (история правовых и политических учений).

Однако какой бы угол зрения на право из перечисленных мы ни взяли, везде мы имеем дело с правом в его частных проявлениях.

Это в первом случае – гражданское право, уголовное право и т.д. Во втором случае – это будет естественное и позитивное право, или право как норма и правоотношение. Или же это право той или иной страны. Наконец тот или иной идеологический проект права – либеральный или этатистский или какой иной.

Изучая право в рамках тех или иных юридических дисциплин, мы всегда говорим о разном праве, праве в его отдельности.

Но возможен ли взгляд на право с позиции его всеобщности. Что позволяет нам при всей различности проявлений права, говорить о том, что это именно право, а не нечто другое. Это первый вопрос. Второй – а зачем нужен этот взгляд с позиции всеобщности, если мы имеем дело с конкретными проявлениями права. Или все-таки в этих проявлениях является именно всеобщность права?

ФИЛОСОФИЯ ПРАВА ИЗУЧАЕТ ПРАВО В ЕГО ВСЕОБЩНОСТИ.

В реальной жизни право иногда распадается на частности до своей неуловимости. Мы теряем право. Философия помогает его найти.

Вот конкретный пример. Его приводит американский правовед Энтони Д’ Амато[1]. Он рассматривает гипотетическую ситуацию: на дорогу из-за припаркованного автомобиля выбегает ребенок. Для того, чтобы его спасти, есть только один вариант - нарушить правила дорожного движения (пересечь две параллельные линии дорожной разметки, в отношении которых правило гласит, что их запрещено пересекать). При этом встречная полоса свободна. Что делать водителю? Нарушив правило, он спасет ребенку жизнь, но ведь при этом нарушит норму, которая в своей формулировке не содержит никаких исключений.

А если водитель все-таки не станет нарушать правило и собьет ребенка, будет ли он виновен?

Что делать инспектору дорожного движения? Должен ли он, явившись свидетелем данного инцидента применять санкцию за нарушение правил дорожного движения?

Где находится право? в действиях законопослушного водителя, сбившего ребенка, или в действиях нарушившего правила, водителя? В действиях инспектора, наложившего штраф на того, кто спас ребенка, или судьи, оправдавшего водителя, сбившего ребенка, поскольку водитель действовал в соответствии с правилами?

Может, право стоит поискать не в действиях и отношениях между людьми, а в неких идеальных ценностях? Жизнь человека – несомненно ценность, защищаемая правом, но ведь и соблюдение закона – ценность, защищаемая правом.

Может право находится не в действиях людей и не в идеальных принципах и ценностях, а в норме?

Если инспектор не наложит штраф, это будет гуманно и справедливо, но будет ли это правомерно? Ведь по закону инспектор должен применять норму, а не толковать ее смысл. Правом толкования обладает суд. Но это значит, что сначала за благородный поступок, водитель, должен быть оштрафован, а уж потом в судебном порядке может оспаривать справедливость штрафа в отношении себя.

Но что он должен оспаривать? Действия инспектора? Но тот действовал по закону. Тогда оспаривать следует норму, которая не имеет исключения? Но какого рода исключение требуется внести в норму? Когда можно нарушать дорожную разметку? Наша ситуация подсказывает: в тех случаях, когда это необходимо для спасения жизни выбежавшего на дорогу ребенка. А если выбегает взрослый, или он не бежит, а стоит? Возможен вариант: «для спасения жизни человека». Но в этом случае норма сформулирована слишком неопределенно. Можно ли, например, применять ее в случае угрозы жизни человеку, находящемуся в машине? Кроме того, почему только человека (почему нельзя спасти жизнь собаке или кошке, если нарушение правил в конкретном случае не сопряжено с опасностью).

Попытка скорректировать норму в конце концов приведет нас к формулировке уже имеющейся в правилах дорожного движения, но только по поводу не двух разделительных, а одной сплошной разделительной линии по середине дороги, которая гласит, что эту линию нельзя пересекать, кроме случаев «чрезвычайной ситуации».

Выходит, что правило о двойной линии излишне? Нет, поскольку двойная разметка появилась тогда, когда водители стали слишком широко трактовать понятие «чрезвычайной ситуации» (опоздание на самолет, беременная жена и т.д.).

Попытка отыскать право (а тем самым и ответить на вопрос, что делать в данной конкретной ситуации) через его частные проявления приводит нас в тупик.

Однако в реальной, а не гипотетической ситуации мы редко сталкиваемся с таким «правовым абсурдом», поскольку обращаемся все-таки к смыслу правовой ситуации, правовой нормы, правовых действий. Смысл правил дорожного движения – безопасность его участников. Поэтому каждое правило и каждый знак должен читаться исходя из того, что он призван обеспечить безопасность, причем в каждой конкретной ситуации, а не абстрактно. В данной ситуации – безопасность ребенка (безопасности водителя ничто не угрожало). Законодатель, создававший норму, не мог (не имел права) закладывать в нее гипотетический приказ водителю сбить пешехода, лишить его жизни (лишить жизни человека возможно только по решению суда). Такое прочтение нормы как водителем, так и инспектором или судьей – уничтожает норму как таковую, ибо она в этом случае не может быть правилом поведения. Однако правовой смысл нормы, то, что делает ее нормой, находится не в абстракции, выявляется не в суде и не в комментариях законодателя, а в реальной жизни, когда эта норма становится руководством к действию.

Поэтому, чтобы принять правильное (правовое решение) необходимо в реальной жизни видеть право и в его отдельности (нормах, поступках, отношениях и т.д.), и в его всеобщности.

Поступить в соответствии с правом мы можем только тогда, когда за конкретными проявлениями видим всеобщий смысл права. Т.е. рассматриваем его как явление мирозданческого порядка, как одно из начал и проявление жизни разумных существ.

ФИЛОСОФИЯ РАССМАТРИВАЕТ НЕ НОРМЫ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ПРАВА, А ПРАВО КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ЖИЗНИ, ПРАВО КАК ПРОЯВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ.

ФИЛОСОФИЮ ИНТЕРЕСУЕТ ПРАВО В ЕГО СУЩНОСТИ, А НЕ В ЕГО ПРОЯВЛЕНИЯХ.

Это и есть философское осмысление права.

Однако увидеть в праве всеобщность не такая простая задача.

В науке до сих пор нет единого представления о природе права.

Что есть право? Некая независящая от общества объективная реальность или создание самого общества? Является ли оно установлением государства или природным свойством человека? Индивидуальным психическим явлением или интерсубъективным[2] актом социального взаимодействия? Где искать право? Что считать правом?

В истории философии давались разные ответы на эти вопросы.

Право – это справедливость - Цицерон

Право – это команда – Джон Остин

Право – это договор – Локк, Руссо

Право – это свобода – И. Кант, Гегель

Право – это инструмент примирения и согласия - Берман

В зависимости от того, какую позицию вы занимаете в этом вопросе, вы будете рассматривать те или иные внешние явления как право или неправо.

Справедливость – Пример суда над Сократом. Нормы о расовой сегрегации. Можно ли считать, что это проявления права?

Команда – шайка разбойников, пиратские государства

Договор – проблема изъявления согласия.

Свобода – нет права в тоталитарных государствах

Согласие и примирение – право есть и в догосударственных обществах. (Леви-Стросс)

Проблема правопонимания имеет два аспекта – мировоззренческий и гносеологический. Первый связан особенностями восприятия права в различных культурах, второй – с возможностями и особенностями человеческого сознания.

Мировоззренческая проблема.

ЛЮБОЙ СУБЪЕКТ, ПОПАДАЮЩИЙ В ПРАВОВУЮ СИТУАЦИЮ ДЕЙСТВУЕТ В НЕЙ, ИМЕЯ СВОЙ ОБРАЗ ПРАВА И ЭТО ВО МНОГОМ ОПРЕДЕЛЯЕТ ИТОГ ПРАВОВОЙ СИТУАЦИИ.

Разные правовые системы могут по разному видеть право. Например, в централизованных обществах доминирует этатистский образ права, а в сложных децентрализованных системах право видят вне государства – в природе, в обществе и его структурах.

Здесь важен вопрос о том, имеем ли мы дело с разными образами права, или разными сущностями права. Есть ли право – всеобщее явление и, наблюдая разные системы права, мы имеем дело с одним сущностным явлением, но различными его образами, или мы имеем дело с разным правом? Или мы в централизованных обществах вообще не можем усматривать права, если социальные регулятивы в них имеют другую сущность?

В.А. Четвернин, например, считает, что централизованные азиатские культуры не имеют права. Право есть только в западных культурах.

Значит ли, что в простых централизованных обществах право существует только как установление государства? Или же все многообразие правовой действительности просто не рефлексируется и исключается из анализирующего сознания, поскольку при централизации общественной жизни все ее многообразие маскируется?

РАЗНЫЕ ПРАВОВЫЕ СИСТЕМЫ ПО РАЗНОМУ ВИДЯТ ПРАВО. ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА И СОЦИОЛОГИЯ ПРАВА ОБЪЯСНЯЮТ ЭТИ РАЗЛИЧИЯ СОЦИОКУЛЬТУРНЫМИ ОСОБЕННОСТЯМИ И СВЯЗЫВАЮТ ИХ С УСЛОВИЯМИ ФОРМИРОВАНИЯ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ НАЦИОНАЛЬНЫХ СИСТЕМ.

ФИЛОСОФИЯ ПРАВА ОТВЕЧАЕТ НА ВОПРОС: ИМЕЕТ ЛИ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ДЕЛО С РАЗНЫМИ ОБРАЗАМИ ПРАВА ИЛИ РАЗНЫМИ СУЩНОСТЯМИ ПРАВА?

Вопросы, которыми мы задаемся по поводу различных образов права, совсем не праздные. Они имеют отношение к нашей жизни, может быть, даже в большей степени, чем вопросы правоприменения, охраны прав и правовой и судебной защиты и т.д.

Вот еще один пример для размышления[3]. В 1944 г. один германский солдат будучи в отпуске в разговоре со своей женой неодобрительно отзывался о Гитлере и высказал сожаление о том, что Гитлер не был убит во время покушения (20 июля 1944 г). После его отъезда на фронт его супруга донесла на него. В результате муж был судим и приговорен к смерти, но приговор был заменен на отправку на Восточный фронт.

В 1949 г. его жена была судима западногерманским судом за незаконное лишение своего мужа свободы, хотя он и был заключен в тюрьму и судим по действующим на тот момент нацистским законам. Однако апелляционный суд не счел аргументацию женщины удовлетворительной и заявил, что эти законы «противоречили здравой совести и чувству справедливости всех порядочных людей».

Данный пример ставит множество вопросов для конкретной практики правоприменения. Как поступать человеку, чье видение права отличается от правопонимания законодателя? Следовать закону, который считаешь неправовым или нет? Может ли нести ответственность человек, поступающий по закону, если этот закон впоследствии был признан неправовым? Интересно, что правосудие постнацистской Германии, прошедшей через Нюрнбергский процесс, ответило положительно на этот вопрос, а в постсоветской России идея аналога такого процесса в отношении тоталитаризма поддержана не была. Сказалось в этом разное культурное видение права или простое стечение исторических обстоятельств? Могли ли бы мы стать свидетелями судебных процессов, подобных описанному?