Иконоборчество после VII Вселенского собора.

Исполнила ли иерархия постановления собора об иконах? Летописцы говорят, что иконы были восстановлены императорами в церквах и во дворцах. Тарасий, как человек компромисса (“икономии”), конечно, вел дело так, чтобы не вызывать крайности. к иерархии, более чем обычно попорченной за время иконоборчества симонией, ибо выдвигалась иконоборческими властями, он относился довольно мягко, вопреки ревнивым придиркам монашествующих. Иконы восстановлялись вообще мирно.

Но иконоборчество не было явлением только церковным, a более — политическим. Политика бурлила. На троне все время была атмосфера дворцовых переворотов и соединенной с ними игры борющихся партийных крайностей. Знамя Константина Копронима все время соблазняло дворцовых переворотчиков. Правительство Ирины во главе с евнухом Ставракием упраздняло одну за другой политические реформы Льва III и Константина V Копронима. Противники Ирины начали вбивать клин вражды между ней и сыном. Повод был острый. Ирина в свое время, нуждаясь в нейтралитете победоносного франкского короля Карла Великого, для более спокойной войны со славянами и сарацинами устроила помолвку своего сына Константина с дочерью Карла Ротрудой. B Риме в 781 г. в присутствии Карла Великого совершено было заочное (для невесты) обручение с ней маленького Константина. Ko двору Карла в Аахен посланы были для Ротруды учителя греческого языка и других наук. Она научилась по-гречески. Шла переписка с Константином. Он был заочно влюблен в Ротруду (по-гречески — “Еритро”). Она уже собиралась ехать в Константинополь. Но Ирина с течением времени потеряла политическую нужду в Карле Великом. Мир с Западом через мир с папой на соборе 787 г. был восстановлен. Ротруда оказалась способной и властной девочкой. Ирина видела, что она будет командовать Константином и внушать ему мысль освободиться от опеки матери. A за молодой царицей придет и влияние на византийский трон самого Карла Великого. Через несколько месяцев после Вселенского собора (в 788 г.) Ирина решила разлучить 18-летнего Константина с невестой и женила его, против его воли, на армянке Марии, внучке св. Филарета Милостивого. K добру этот брак не повел. Пошли ссоры. Ирина фактически устранила сына от дел и этим отдала его сердце в руки заговорщиков. Властолюбивая Ирина на императорских указах ставила свое имя на первом месте. Сын требовал его для себя. По всем этим основаниям сын соблазнился предложенным ему планом свержения матери и ссылки ее в Сицилию. Ставракий вовремя открыл заговор, и Ирина посадила сына под арест, a сама стала ставить на государственных актах только свое имя. Но в армии жили иконоборческие настроения и желание превратить поссорившегося с матерью Константина VI в нового Константина Копронима. Спустя несколько месяцев по многим военным округам империи (фемам) прокатилась волна бунтов, провозглашавших Константина VI единодержавным. Ирина вынуждена была освободить сына и стала бессильной зрительницей того, как Ставракий и ее приближенные с обритыми головами отправлялись в ссылку. Константин был воцарен, a Ирина устранена от дел и помещена на жительство во дворец, носивший по иронии судьбы название Ελευθερία.

Через два года между сыном и матерью произошло некоторое сближение. С 792 г. имя Ирины, но уже после имени Константина, снова появляется на государственных актах. Даже Ставракий получает амнистию. Но не прошло и года, как происходит новый военный бунт. Провозглашается императором дядя Константина, сын Копронима Никифор. Однако Константин овладевает положением и жестоко мстит Никифору и его брату Христофору, другому своему дяде, и их сообщникам. Одни были ослеплены, y других отрезаны языки. Эти жестокости вызвали даже восстание в Армении.(793 г.).

Β 795 г. брак не по любви y Константина VI распадается. Он прогоняет Марию-армянку, насильно постригая ее в монашество, а сам женится на фрейлине Феодоте. Феофан Хронист довольно вычурно объясняет это советом Ирины. Будто бы та желала всем этим скомпрометировать сына, чтобы вновь самой прийти к власти. Другой хронист, Кедрин, рассказывает, что патриарх Тарасий противился этому неканоническому браку. Но император Константин будто бы утрожал ему “восстановить идольские храмы,” т.е. иконоборчество. Очевидно, так в народе назывались храмы, расписанные при иконоборцах сюжетами языческой мифологии. Но Тарасий из “икономии” попустил развод и брак. Дозволил авве Иосифу, игумену των Καθαρών, венчать новый брак. И это явное беззаконие и политика Тарасия были не по вкусу монашеской партии, почуявшей, кроме того, в Константине VI возможного иконоборца. Может быть, не без сочувствия Ирины зилоты-монахи выступили с обличением “нового Ирода.” Игумен Сакудионского монастыря Платон и его племянники, два брата — Иосиф и Феодор Студиты, вместе со всеми саккудиотами разорвали церковное общение с Тарасием за “прелюбодейный” брак.

Отсюда началось монашеское зилотское движение, обвинявшее православную церковь с Тарасием во главе в “прелюбодейной ереси” (мехианстве — μοιχος, μοιχικος). Но Тарасий боялся быть строгим, чтобы не подняла голову иконоборческая партия при дворе.

Новая Августа Феодота была родственницей Феодора Студита, послала ему подарки, но он отверг их. Император Константин хотел побывать в Саккудийском монастыре, проезжая поблизости. Но монахи не вышли ему навстречу. За это “оскорбление Величества” игумен Платон был посажен под арест в Константинополе, a братья Иосиф и Феодор были биты плетьми и высланы в Фессалонику. Однако такая пропаганда монахов и словом и делом широко опорочивала императора в глазах народа. Грех императора преподносился как выдающееся беззаконие, грозящее гневом Божиим на византийское царство. Все это роняло Константина и выдвигало Ирину. Складывался заговор “справа” в ее пользу. Ирина сама его направляла. Когда в 797 г. Константин возвращался с игр на ипподроме к церкви св. Маманта во Влахернах, на него напали военные заговорщики. Однако он сумел вырваться, вскочить на царский корабль, который увез его на азиатский берег. Народ заволновался. Ирине пришлось бояться за себя. Она послала письмо к спутникам сына, которые были тайно причастны к заговору. Ирина припугнула их тем, что откроет этот секрет, и тогда Константин не пощадит их. Устрашась такой перспективы, лжедрузья Константина решили его предать. Они привезли Константина в Константинополь, во дворец рано утром в день Успения — 15 августа, заперли его в Пурпуровой палате, той самой, где он родился. И здесь в 9-м часу утра он был варварски, с жестокостью ослеплен, после чего вскоре и умер. Сделано было это, по словам летописца, “γνωμη της μητρος αυτου και των συμβουλων αυτης — по решению его матери и ее советников.”

B это же время патриарх Тарасий освободился от политической необходимости покрывать грешный брак Константина с Феодотой и наложил для успокоения зилотов запрещение на совершителя его, авву-иконома Иосифа. Ирина воцарилась снова единодержавно (797-802 гг.). Это был первый, но не единственный случай единодержавия женщины на византийском троне. B этот момент возник проект — Ирине соединиться браком с Карлом Великим и создать вновь единую Корону объединенной Империи Востока и Запада. Папы еще мыслили себя политическими подданными византийских императоров, но реальную помощь получали все более и более от новых королей Запада. И в данном случае папа Лев III (795-816 гг.), переживавший в Риме большие смуты, не получал помощи от Константинополя, a только от Карла Великого. Понятно, что он уступил просьбам Карла венчать его титулом императора. Это и состоялось в Риме 25 декабря 800 г.

Это не мыслилось как создание Западной Римской империи, a как введение Карла Великого во власть над единой Римской империей. Ведь и древние (IV—V вв.) разделения императорской власти мыслились в единой империи. B настоящий момент, при свержении в 797 г. Константина VI, папа и Карл считали царский трон единой империи вакантным, ибо единовластие женщины — Ирины считалось незаконным. Карл Великий, таким образом, становился претендентом и на Константинополь, и на весь Восток. B западных летописях после имени императора Константина VI стали ставить имя Карла Великого. И в Константинополе относились к этому однозначно: Карл Великий рассматривался как бунтовщик западных провинций против законных василевсов. Β Константинополе после Ирины все равно избрали бы своего императора, не обращая внимания на Карла. И потому Карлу пришлось подумать, как реализовать “свою римскую” власть на Востоке. Возник план — Карлу жениться на Ирине. Β Константинополь едет от папы Льва III и Карла посольство с предложением Ирине — вступить с Карлом в брак и “соединить восточные и западные области.” Таким путем Карл надеялся добиться признания его со стороны Византии. И Ирине показалось соблазнительным восстановить реально границы империи в широте эпохи Константина Великого. И могло бы стать, что в Константинополь прибыла бы франкская династия. Но самозамкнувшееся и сузившееся греческое самосознание не вместило этой, может быть победоносной, возможности. Махнув рукой на Запад, византийцы загипнотизировали себя только своими греческими интересами.

Свергнувший Ставракия временщик, евнух Аэций, уже метил на место бездетной Ирины своего брата Льва. Это, в свою очередь, возбудило соревнование других патрициев. Дело дошло до заговора против Ирины. Β 802 г. она была свергнута с престола патрицием логофетом (министром финансов) Никифором (802-811 гг.). Ирина была лишена всего имущества и сослана на остров Лесбос, где вскоре и скончалась (9 августа 803 г.) печальной инокиней, хотя и без пострига, предавшейся аскезе.[58]

Характер и судьба Ирины поражают не только нас, смотрящих из исторической дали, но и ее современников. Хронист Феофан пишет, что по свержении Ирины “одни удивлялись, как Бог допустил, чтобы исповедница веры подпала такому искушению. Другие как бы не верили своим глазам и думали, что они видят это во сне. Третьи, наконец, плакали, вспоминая ее благодеяния к ним. И все вместе проклинали как нового василевса, так и венчавшего его,” т.е. патриарха Тарасия. Тарасий, как и все патриархи, как и все византийское общество, считал долгом своей гражданской лояльности мириться с фактической властью и благословлять ее. Иначе говоря, шли по путям будничной “аполитичности.”

Β других же редких случаях без всякой строгой логики восставали против “узурпаторов,” “не признавали” их и бичевали с точки зрения христианской морали и за это прославлялись героями. Таково, например, в XIII в. отношение патриарха Арсения к императору Михаилу Палеологу за свержение им законного наследника Иоанна Ласкариса.

Сторонники императрицы Ирины, признательные за ее восстановление православия, не были требовательны к ней со стороны моральной, смотрели как бы поверх ее вражды к сыну и вообще поверх ее политики. Считали, очевидно, что некривыми эти пути быть не могут. Например в 801 г. преподобный Феодор Студит в письме к императрице хвалит ее за льготный закон ο податях. Он пишет: “Скажи нам, государыня, откуда вселилась в тебя такая любовь к благочестию, что ты ненасытно возжелала благоугождать Богу и до чрезвычайности расширила попечение ο душевной и телесной пользе христиан? Все царство твое наполнилось радости и веселия... Хвалите ее все народы. Величайте ее с нами начальники и подчиненные, священники и монахи и весь христианский род. Ты угождаешь Богу, и ты радуешь избранных ангелов Божиих и людей, живущих преподобно и праведно, богоименитая Ирина! За это все уста и всякий язык прославляют тебя. Это поистине слава церкви, ревнительница по Боге и поборница истины!”

Вскоре после смерти Ирина была канонизована. Ее печальный и подвижнический конец вселил убеждение в ее покаянии. Но летописцы не забывали трагедий ее жизни и вспоминали их с подчеркиванием контраста с ее общей репутацией. Так, например, Георгий Амартол передает ходячую версию об ослеплении сына: “Мать царя приласкала всех и, склонив на свою сторону дарами, выжидала удобного случая, чтобы воцариться самой. И вот, когда царь прибыл во дворец (15 августа 797 г.), вельможи, сторонники его матери, в ее отсутствие в той комнате, где он родился, ослепляют его страшно и немилостиво. Тогда померкло солнце на 17 дней, так что корабли блуждали по морю и все говорили, что солнце затмилось из-за ослепления царя.” Дорофей Монемвасийский удивляется контрастам в личности Ирины: “О чудо! Одна женщина с ребенком восстановила благочестие! Но она же стала и “детоубийцей”!

Старый историк Шлоссер выражается так: “Ирина была религиозна, но y ней, как и y всех женских и избалованных блестящей обстановкой натур, религия была более средством, чем целью.” И по этому случаю он вспоминает даже злые слова Вольтера: “Набожность y женщин соединяется с любовью, с политикой, даже с жестокостью.”

Низвержение Ирины удалось потому, что чисто политические элементы аристократии нашли ее правление неудачным. Монастыри были облагодетельствованы, но казначейство из-за уменьшения налогов опустело. Арабы заняли большую часть Малой Азии, a болгары — Фракию. Переход патриарха Тарасия на сторону Никифора объясняется именно этим.

Восточные источники сообщают, что Никифор был из семьи арабов, поселявшихся в пограничных областях и натурализовавшихся в византийском духе. Таким происхождением Никифора, может быть, объясняется и его особый интерес к деньгам и накоплению государственной казны. Он происходил не из военных, a из гражданских финансовых чиновников. Перегрузка византийского государства монастырями с их экономическими привилегиями была бесспорна. По соображениям профессора И. Д. Андреева монахов было тогда в империи до 100 тысяч.