Наблюдения и клинические данные
У большинства матерей, дети которых страдали экземой, мы наблюдали проявления внешней тревожности,преимущественно направленной на ребенка. Вскоре становилось очевидным, что эта внешняя тревожность связана с необычайно сильной бессознательно вытесненной враждебностью.
Мы получили возможность обследовать 203 детей в приюте, 185 из них наблюдались с рождения в течение года или чуть дольше, остальные 18 наблюдались в том же заведении, но только в течение шести месяцев второй половины первого года жизни. Нас заинтересовала необычайная распространенность детской экземы у воспитанников этого приюта.
Обычно в приюте, а также у детей, воспитывающихся в родной семье, число младенцев, страдающих этим синдромом, колеблется от двух до трех процентов. Среди всех вышеупомянутых младенцев этот процент достиг примерно 15 ко второй половине первого года жизни, а затем (точнее, между двенадцатым и пятнадцатым месяцами) экзема, как правило, исчезала.
Врач, работавший в этом приюте, использовал множество средств, в том числе изменение диеты, витаминные добавки, местное лечение, мази, тальк — обычный и медицинский. Было проведено тщательное исследование с целью выявить возможное.присутствие аллергенов в гигиенических средствах, в стиральных порошках и т.д. Ответ был отрицательным, а экзема продолжала распространяться. В конечном счете персонал смирился с этим обстоятельством, тем более что к началу второго года жизни дети в любом случае выздоравливали.
Здесь мы решили провести подробное психиатрическое исследование данных, которые были получены при наблюдении 28 страдавших экземой детей, а также их матерей. В качестве контрольной группы мы использовали 165 детей, живших в том же приюте, но избежавших этого заболевания, и их матерей. Десять случаев экземы пришлось исключить из нашей статистики, поскольку диагноз оставался недостаточно четким или пациенты покинули приют до завершения исследования. Сопоставляя данные обеих групп, мы исходили из убеждения, что, поскольку случайные физические факторы этого заболевания исключены, а в данном заведении по-прежнему сохраняется высокий уровень распространения экземы, остается искать несоматический психологический фактор.
Для подобной гипотезы у нас были достаточные основания, поскольку мы имели дело с исправительным заведением, в котором находились беременные девушки, преступившие закон. Эти девушки рожали детей в приюте и там же их воспитывали в течение первого года жизни младенцев (или до окончания срока заключения). Следовательно, эта группа матерей отличалась от среднестатистической для города, в котором располагался приют: ее скорее можно определить как чрезвычайно специфическую, куда входили девушки в возрасте от четырнадцати до двадцати трех лет, вступившие в конфликт с законом или по меньшей мере с нравами своей культурной среды.
Мы приступили к изучению большого объема данных, собранных в процессе наблюдения с момента рождения за младенцами, а также за их матерями.
В отношении каждого ребенка регистрировались следующие данные: вес и рост при рождении, размер головы, тип кормления (грудное или искусственное), возраст матери, момент отнятия от груди.
При рождении проверялись следующие рефлексы: рефлекс Моро, сосательный, хватательный, рефлекс вытягивания пальцев (Spitz, 1950) и кремастерический рефлекс.
Мы описывали поведение каждого ребенка с недельным интервалом, обращая особое внимание на наличие или отсутствие раскачивания, игры с гениталиями и фекалиями. Мы отмечали частоту и распределение случаев, в которых присутствовало каждое из этих проявлений, а также его начало, частоту и продолжительность.
Мы проверяли наличие реакции улыбки и тревоги восьмимесячных и подсчитывали коэффициент развития каждого ребенка в возрасте трех, шести, девяти и двенадцати месяцев.
Мы отмечали, имело ли место отлучение от матери и если да, то в каком возрасте и на какой срок. Наконец мы исследовали, развивалась ли у ребенка в0 результате разлуки депрессия и насколько сильная; если депрессия не наблюдалась, мы опять-таки обращались к исследованию отношений матери и ребенка до разлуки.
В результате статистической обработки данного материала были построены 87 графиков и таблиц. Мы перешли к вопросу о том, чем дети, заболевавшие во второй половине первого года жизни экземой, отличались от тех, кто, находясь в том же окружении, этому заболеванию не подвергся. Как ни удивительно, все отличия между 28 детьми с синдромом экземы и 165 детьми, не имевшими его, сводились к двум факторам: 1) врожденной предрасположенности и 2) психологическому фактору, связанному с окружающей средой, которая в данном заведении ограничивалась отношениями матери и ребенка. Прочие внешне-средовые факторы для всех детей были идентичны.
Затем мы подробно рассмотрели данные, касающиеся самих детей: сюда вошли сведения о средствах, применявшихся при родовспоможении, рефлексы при рождении, результаты регулярно проводившихся тестов, клинические данные, протоколы еженедельных наблюдений за поведением и т. д. Мы обнаружили, что, за исключением сферы научения и социальных связей (см. ниже), в среднем не наблюдалось значительного различия меж-АУ заболевшими детьми и детьми из контрольной группы. В целом по подавляющему большинству пунктов различий не было
9П1
выявлено вовсе, средние показатели полностью совпадали, и тем самым их можно считать иррелевантными для развития синдрома. Однако п;>и изучении рефлексов было выявлено одно, но весьма существенное отличие: реакция в сфере глубоких рефлексов (таких, как рефлексы сухожилий) в обеих группах в среднем имела одинаковое значение, но наблюдалось статистически достоверное различие между контрольной группой и группой больных экземой в сфере кожных рефлексов (таких, как рефлекс укоренения, кремастерический рефлекс и т. д.).
В области кожных рефлексов у детей, у которых через шесть месяцев развивалась экзема, были выявлены в среднем гораздо более высокие показатели раздражимости кожи, чем у детей, у которых экзема не возникала. Позаимствовав термин у Микаэ-ла Балинта (1948), я бы сказал, что дети, у которых во второй половине первого года жизни разовьется экзема, рождаются с «повышенной рефлекторной возбудимостью». Поскольку рефлексы при рождении не являются выученным поведением, мы имеем дело с наследственной предрасположенностью.
Из этого можно было бы сделать вывод, что к моменту рождения кожа у этих детей более уязвима, нежели у других, однако, будь это предположение верным, экзема развивалась бы уже в первые недели жизни, самое позднее — в течение двух месяцев. Однако дело обстоит иначе, поскольку обычно экзема начинается во второй половине первого года жизни. Следовательно, мы можем исключить уязвимость кожи и сказать, что экзема обусловлена скорее повышенной готовностью к такого рода реакции, или, пользуясь аналитической терминологией, повышенным катексисом кожной рецепции. Можно задать вопрос, нельзя ли объяснить явления, описанные Гринэйкр (1941) в статье «Предрасположенность к тревоге» как последствия «сухих родов», также с точки зрения повышенной раздражимости кожи новорожденного.
Что касается второго фактора, т. е. влияния среды, влияния объектных отношений, то мы обнаружили следующее: они определенным, хотя и достаточно тонким образом отклонялись от среднестатистических. В социофизиологической сфере функционирования младенца, а именно в проявлениях тревоги восьмимесячных, было выявлено статистически достоверное различие между обеими группами. У детей, страдавших экземой, тревога восьмимесячных проявлялась только у 15 процентов, в контрольной группе это явление наблюдалось в 85 процентах случаев.
Такая ситуация может показаться странной психоаналитику, который привык рассматривать тревожность в качестве
потенциального патологического симптома. В таком случае наше открытие означало бы, что в группе детей с экземой патологические симптомы встречаются реже, нежели в контрольной группе. Однако тревога восьмимесячных не является патологическим симптомом, напротив, это — симптом прогресса в развитии личности, указывающий, что ребенок сделал еще один шаг в развитии объектных отношений, а именно достиг способности различать своих и чужих. Здесь мы наталкиваемся на поразительный пример одного из многочисленных различий между психологией ребенка и взрослого. Следовательно, не присутствие, а как раз отсутствие реакции тревоги у восьмимесячного ребенка указывает на патологию. Отсутствие этой реакции предупреждает нас, что аффективное развитие ребенка задерживается, и эта задержка, очевидно, связана с нарушением объектных отношений. Поэтому мы рассмотрели отношения между матерью и ребенком для всей нашей популяции.
Психиатрическое исследование матерей младенцев, страдавших экземой, дало важную информацию. Большинство этих матерей внешне проявляли тревогу и заботу о детях. Однако вскоре выяснилось, что за таким поведением скрывалась сильнейшая бессознательно вытесненная враждебность. Как и следовало ожидать, девушки, попавшие в исправительное учреждение, отнюдь не схожи с обычными матерями. Они находились в заключении согласно Закону о несовершеннолетних преступниках, и их преступления варьировались от нарушений норм сексуальной морали до воровства и даже убийства, однако большинство из них попали в тюрьму как раз в связи с половой распущенностью. В нашу эпоху это уже не рассматривается как серьезное нарушение закона; более того, это уже признано более или менее обычным сексуальным поведением большинства незамужних женщин в нашей культуре, по крайней мере, если верить Кинси и др. (1953). Тем не менее они были арестованы именно за это нарушение, причем в провинции, которая до сих пор не смирилась с подобным падением нравов. Следовательно, этих девушек мы можем определить как имеющее определенные отклонения меньшинство с точки зрения их культурной среды.
Для людей, имевших дело с несовершеннолетними, осужденными за половую распущенность, не будет новостью мое утверждение, что среди них высокий процент составляют лица с умственным развитием ниже нормы, если не слабоумные. У таких личностей интеграция Сверх-Я абсолютно не завершена, эти девушки оказались не способны достичь даже удовлетворительной интеграции Я. В подобной группе легко обнаружить
множество инфантильных личностей, и с этой точки зрения наша группа вовсе не являлась исключением. Однако интересно, что среди 203 обследованных матерей подавляющее большинство инфантильных личностей было сконцентрировано в группе матерей, чьи дети страдали экземой.
У этих матерей отмечались и другие особенности: они не любили прикасаться к своим детям, как правило, ухитряясь уговорить кого-нибудь из своих подруг по исправительному учреждению перепеленать ребенка, выкупать его, дать ему бутылочку. В то же время их тревожила хрупкость и уязвимость ребенка. Характерно следующее высказывание одной из них: «Ребенок такой нежный, малейшая неосторожность может причинить ему вред». Преувеличенная забота служила сверхкомпенсацией бессознательной враждебности, поступки этих матерей противоречили их словам. Наша интерпретация подкрепляется многочисленными случаями, когда эти же матери подвергали своих детей совершенно ненужному риску и настоящей опасности. Часто ребенок едва избегал подлинной угрозы жизни, когда, например, в его молочные хлопья попадала открытая булавка; некоторые матери постоянно сильно перегревали палату под тем предлогом, что иначе ребенок простудится. Одна девушка так затянула детский нагрудник, что малыш посинел, и только мое своевременное вмешательство спасло его от удушения. Мы уже не удивлялись, когда слышали, что тот или иной ребенок в этой группе в очередной раз вывалился из кроватки и ушиб голову.
Таким образом, наше исследование детей с экземой выявило две аномалии: 1) их матери были инфантильными личностями, скрывавшими враждебность под маской тревоги за ребенка; они не любили прикасаться к своему малышу или о нем заботиться, систематически лишая ■ ребенка кожного контакта; 2) у таких детей отмечалась врожденная предрасположенность к повышенной кожной реакции, приводящая к повышенному катек-сису психических репрезентаций кожной перцепции. Используя несколько вольно аналитические термины, можно сказать, что речь идет о либидинизации кожных покровов. Отсюда и усиление той самой потребности, в удовлетворении которой отказывает ему мать. Тем самым потребности таких детей и установка матери образуют асимптоту.
Профиль развития, построенный на основе тестов Бюлер — Хетцер, выявил еще одну особенность детей с экземой. В отличие от детей, избежавших этого заболевания, они обнаруживают характерную отсталость в сфере научения и социальных отношений.
В этом тесте сектор обучения представлен способностью к подражанию и памятью. Задержка способности к подражанию становится понятной, если учесть условия, в которых воспитываются эти дети: тревожные матери, старающиеся не прикасаться к детям в течение первых шести месяцев жизни, т. е. в стадии первичного нарциссизма, усложняют для них процесс первичной идентификации.
Дата добавления: 2016-08-07; просмотров: 672;