ПОСЛЕДНИЕ ВЕКА ВАВИЛОНА

Персидское владычество после Дария и Ксеркса было для Вавилона временем постепенного упадка и разрушения. Для Вавилонии это время было порой наводнения иностранцами. Большое количество документов, найденных в Ниппуре, начиная от царствования Артаксеркса I, обнаруживает, насколько позволяют судить имена, самый пестрый состав населения. Персидские и арамейские имена чередуются с еврейскими, указывая на огромную примесь иранского и западно-семитического элементов. Персидские слова, особенно термины, попадаются в вавилонских текстах; в одной и той же семье нередки самые разнородные имена: у родителей — иранцев и арамеев дети носят вавилонские имена и наоборот. Однако, древней славы и величия хватало еще настолько, что персидские цари, начиная с Артаксеркса I, после пожара дворца в Сузах, имели здесь весьма часто резиденцию; у дворца Навуходоносора обнаружены остатки ападаны Артаксеркса П. И Александр решил сделать древний мировой город столицей новой мировой империи. С этой целью он предпринял ряд работ пo приведению в порядок храмов и устройству в городе военной и торговой пристани. Смерть положила предел этим начинаниям, и вся дальнейшая история Вавилона была его продолжительной агонией. Здесь мы видим совершенно иные условия, чем в Египте. Там сначала Птолемеи, потом Кесари, безраздельно господствуя над страной, почти не подвергшейся внешним нашествиям и защищенной извне, предоставили туземную культуру ее естественной судьбе и даже оказывали религии и древней образованности известное почтение и покровительство; здесь, на перекрестном пути, продолжается смешение языков и идут беспрерывные войны, сначала Диадохов, потом парфян, римлян, Сасанидов, возникают новые политические образования, гибнут или преобразуются древние центры. Влияние эллинизма здесь было сильнее. Под холмом Хомера у внутренней стены обнаружены остатки греческого театра и палестры; в почве Вавилона найдено много греческих и греко-парфянских терракот, фигурок из алебастра и т. п. Но если греки, а затем отчасти Арсакиды относились терпимо, а то и с уважением к Вавилону, то Сасаниды были более исключительны, и вообще иранские и эллинистические элементы все более и более растворяли древнюю культуру.

В 321 г., по второму разделу, Вавилон достался Селевку, который приобрел здесь популярность, но в 318 г. был выгнан Антигоном. Через 6 лет ему удалось опять взять город штурмом, и это событие (312 г.) было началом «эры Селевкидов». Во время этих войн, а также кратковременного (311 г.) занятия Димитрием Полиоркетом, город и страна чрезвычайно пострадали, солдатам были отданы для квартир дворцы, а город — на разграбление. Еще более подорвало Вавилон основание Селевкии на Тигре, в которую даже была переселена часть его жителей и которая вместо него должна была сделаться резиденцией. Однако, Антиох I продолжал считать себя царем вавилойским и снова взялся за реставрацию древних святилищ и увековечение себя клинообразными надписями. Владели Вавилоном и его преемники, но скоро их соперниками явились и собственные вассалы (Молон, Тимарх — 160), провозглашавшие себя царями, и туземные князьки, и парфяне. Уже Арсак VI (Митридат I) покорил было Вавилон (ок. 140 г.); в 130 г. Антиох VI Сидет вернул его, чтобы снова и навсегда потерять. В 129 г. сатрап Мезены Испаосин, сын Сагонадака (может быть, Ададнадинаха, основавшего свой дворец на месте древнейшего царства в Телло; кирпичи этого дворца носят отпечаток имени его по-гречески и арамейски), отложился, овладев всей Харакеной и Месеном (Майсан), и основал новое царство со столицей в Антиохии, которую перестроил под именем Спасину-Харак. Его преемники владели здесь приблизительно до 225 г. н. э. и были последними представителями вавилонской культуры. Испаосина признавали вавилонские жрецы; от него дошла клинообразная надпись. Среди его одиннадцати преемников многие носили, как и он, вавилонские имена (Аттамвилы, Авинергл, Аддинергл — от бога Нергала; может быть, Аподак), другие — парфянские (?) и греческие. Последняя туземная династия, продолжавшая традиции вавилонской культуры, была причастна эллинистическому миру, но не осталась в стороне и от парфянского влияния.

Парфяне не выпустили города из рук. В 126 г. назначенный сюда ими сатрапом Имер жестоко расправился с городом за эллинистические симпатии: большая часть города погибла в пламени. Таким образом, Вавилон снова вернулся в Персидское царство, и иногда служил резиденцией парфянским царевичам, сохраняя характер эллинистического, хотя и подвергшегося сильному парфянскому влиянию города. Только во время победоносных походов Траяна (115 г.) и Александра Севера (199 г.) Вавилон короткое время входил в состав римской империи, но он почти стал пустыней, и в литературе того времени является синонимом былого величия. Траяну могли показать только развалины, равно как и Александру Северу. Помнили места, где умер Александр Великий, где стоял дворец Навуходоносора; долго существовал мост чрез Евфрат; поселившиеся в городе иудеи и христиане могли указать и ров львиный, и пещь халдейскую, и башню смешения языков, пока наконец основание в XI в. арабского города Хилла не указало на то, что древняя столица окончательно погребена под песком холмов, из которых один до сих пор сохраняет ее имя. Область древней Ассирии также ушла из империи; дворцы парфянских царей были воздвигнуты в древнем Ассуре и вблизи его — в нынешней Хатре; развалины их до сих пор производят впечатление монументальностью и обнаруживают влияние греческого искусства.

Итак, хотя и в полном упадке, Вавилон существовал и был известен еще в позднее римское время и дожил до Сасанидов. Соседство Селевкии и Ктесифона придало ему сильную эллинистическую и иранскую окраску, но древняя культура долго не только не была уничтожена, но и продолжала оказывать влияние на соседнее население. Ближайшим образом ее существование доказывается литературой. Еще до открытия чтения клинописи, такое явление, как Берос, свидетельствовало, что в половине III в. до н. э. находились вавилоняне, пользовавшиеся туземной литературой, причастные греческой образованности, и в то же время не чуждые умеренного рационализма. Так, рассказав миф о Мардуке и Тиамат, хронограф прибавляет: «он (Берос) объясняет это аллегорически. Когда вселенная была влажной, и животные в ней родились, Бел, которого (греки) переводят Зевсом, рассеявши пополам мрак, отделил небо от земли и привел в порядок мир». В настоящее время сравнение сохранившихся фрагментов Бероса с данными клинописи доказывает его полную осведомленность в последней и полное господство в его время древних традиций. И он делил вавилонскую историю на грани: потоп, Набунасар, Кир, Александр; и он сообщал в связи с историей мифы и астрономически-астрологические сведения, подтверждаемые клинописью. Труд свой он посвятил Антиоху I Сотиру (281—262 гг.), тому самому, который в последний раз вспомнил о традициях вавилонских царей и от которого до нас дошла следующая надпись на бочковидном цилиндре, положенном в основание реставрированных им вековых храмов: «Я — Антиукус, великий царь, могучий царь, царь мира, царь Вавилона, царь стран, управитель Эсагилы и Ээиды, первородный сын Силукку (Селевка), царя макадунян, царя Вавилона. Когда сердце мое побудило меня к строительству Эсагилы и Эзиды, я приготовил много кирпичей в земле Хатти моими чистыми руками с кедровым (?) маслом и доставил для закладки Эсагилы и Эзиды. 20 числа месяца адара, в 43-й год (селевкид. эры — 28 марта 268 г.) заложил я основание Эзиды, вечного дома, храма богу Набу в Борсиппе. О Набу, возвышенный сын, премудрейший из богов, могучий, преславный, первородный сын Мардука, отрасль богини Аруа, царицы, создавшей рождение, воззри на меня милостиво, и твоим неотменимым повелением сокруши землю врагов моих. Победа над моими супостатами, непоколебимость в силе, годы в правосудии в царствовании, сильная династия, веселие сердца, полнота силы да будут дарами царства Антиукуса и Силукку, царя, его сына, во веки! О властный сын, бог Набу, сын храма Эсагилы, первороднейший Мардука, отрасль Аруа царицы! Когда ты войдешь в храм Эзиды, вечное жилище, дом божества твоего, место веселия сердца твоего, в радости и ликовании, да будут по твоему неотменимому повелению продолжены дни мои, приложены мне лета, укреплен престол мой, мой царский род сделан давним. Твоим возвышенным жезлом, устанавливающим пределы неба и земли, да будет в твоих устах милость ко мне, мои руки да покорят земли от востока солнца до запада, да соберу я с них дань и да принесу ее на обновление Эсагилы и Эзиды. О Набу, сын первородный, при твоем входе в храм Эзиды, вечный дом, да будет на устах твоих благоволение к Антиукусу, царю Стран, к Силукку, царю, его сыну, и к Астартанике, его супруге, царице»!

Эта, пока последняя известная официальная царская вавилонская надпись, своею фразеологией, терминологией и стилем переносит нас всецело в эпоху Навуходоносора и Кира, и только греческие имена указывают на эллинистическое время. Возможно, что автором ее был тот же Берос, и что она прошла чрез его руки. Обращает на себя внимание имя царицы Стратоники, приведенное в связь автором надписи с богиней Астартой. Возможно, как склонен полагать Винклер, что это сопоставление обязано не одним созвучием, а и ее ролью при реставрации храма Астарты в Иераполе.

Интересными памятниками клинописных штудий эллинистической эпохи и греко-вавилонских культурных отношений являются куски глиняных плиток Берлинского и Британского музеев с клинописными силлабарами, сопровождаемыми греческой транскрипцией, или с греческими письменами, передающими клинописные сумерийские и семитические, вавилонские слова. По палеографическим особенностям они могут быть отнесены к II в. до н. э., подтверждают правильность нашего чтения клинописи, и вместе с тем примыкают к Беросу в его способе греческих транскрипций вавилонских слов. Очевидно, была потребность не только в переводах, но и в транскрипциях, и древний язык едва ли был мертвым, но происхождение и назначение этих неполных продуктов для нас неясно — учился ли грек священному языку, или вавилонские жрецы делали попытки перейти к греческому алфавиту? Последнее менее вероятно — к их услугам давно мог быть арамейский алфавитный шрифт, приспособленный к семитическому языку и в конце концов вытеснивший клинопись. Что потребность в подобного рода пособиях могла ощущаться среди населения, на это указывают, между прочим, документы этого времени. В них не раз встречаются контрагенты с греческими именами, напр.: Ан-ти-п-а-тру-су, отец Ану-ахе-иддина (в Эрехе), Дукулу (Диокл), сын Ану-убаллит-су; следовательно, в одной и той же семье и вавилонские, и греческие имена — совершенно то же явление, что и в птолемеевском Египте. Среди лиц, которые, следуя моде этого времени, носят два имени, встречаются принявшие вторым именем греческое, напр., «Нанаиддин, другое имя которого Димитрий» (в Эрехе). В развалинах Южной Вавилонии найдено не мало терракот и алебастровых фигурок греческой работы или сработанных местными мастерами под греческим влиянием, напр., находящиеся в Берлинском музее фигуры лежащих женщин, лежащей богини, нагой богини, коленопреклоненного мужчины с длинными локонами и т. п.

Документы частного права на клинописных табличках, контрактах и т. п. идут во все время персидского, селевкидского и отчасти даже арсакидского господства, сохраняя древние формы, свидетельствуя о живучести древнего языка. Они датируются по селевкидовской, а потом по селевкидовской и арсакидской эрам, наконец и по одной арсакидской аре (248 г.). Последний известный нам клинописный документ датирован пятым годом «Пиха-ри-шу, царя Персии», как думают, Пакора, царя парфян, следовательно, относится к 81 году н. э. Среди этих документов обращают на себя внимание два, выделяющиеся своими контрагентами и датами. Леман сообщил перевод одного из них, находящегося в Нью-Иорке, в частной коллекции:

«8 адара 75 г. (237 до н. э.) при царе Силуксу (Селевке III). Нергал... шатам (эконом) Эсагилы, сын Бельбани вавилонянина... сказал: «царь Антиох издал милостивый указ. Все, что... его отец Антиох и Селевк, его дед, поля его собственного дворца... и все, что драгоценно, отдал он Лаодике, своей супруге, и Селевку и Антиоху, своим сыновьям. Лаодика, его супруга, и Селевк и Антиох, его сыновья, отдали и отказали это вавилонянам, борсиппянам и кутеям».

Итак, новое доказательство благоволения царей к туземцам; явление это аналогично замечаемому в Египте во вторую половину птолемеевского господства. Второй документ еще интереснее. Он заключает в себе почетное постановление «совета храма Эсагилы» в пользу своего заслуженного сочлена, халдея Итти-Мардук-балату, занимавшего какой-то выгодный пост на службе у царя Аспасина. Текст датирован этим царем и 185-м годом селевкид. эры, т. е. 127 г. до н. э., что дает право отожествить этого царя с. основателем Харака Испаосином и заключить о временном господстве его в Вавилоне.

Итак, вавилонское право продолжало существовать при греках и парфянах; документы, хотя и не в таком количестве, как демотические папирусы, не оставляют в этом сомнения. Конечно, в это же время вавилонская письменность не покидала области религии и науки. До нас дошли между прочим комментарии к древним текстам, гимны и ритуалы (между прочим Таммуза), датированные по арсакидской эре. В Берлинском музее с 1886 г. имеется большое собрание клинописных плиток с гимнами в честь Бела-Мардука, Белит-Истар-Зарпанит. Они датированы по царям — Селевкидам и Арсакидам 187—89 гг. до н. э. и переписаны вавилонскими писцами, большею частью происходящими из одной фамилии, в пяти поколениях. Не являясь продуктом эпохи по составлению и будучи копиями древних оригиналов, они, тем не менее, своим существованием указывают на непрекращавшуюся потребность в религиозных текстах, написанных на сумерийском языке и снабженных подстрочным: семитическим переводом, на культивирование при храмах клинописи, на существование целых династий хранителей литературы. И они переписывали и хранили гимны, певшиеся еще в древнем Вавилоне и в Ассирии и дошедшие до нас, между прочим, в библиотеке Ассурбанипала. Конечно, при таких условиях, они характерны для данного времени, как любимые песнопения, напоминавшие классическое прошлое и вдохновлявшие к сохранению его традиций. Вот, напр., один из этих гимнов:

«Ты — свет небесный, сияющий над землей, о богиня, когда ты ступаешь по земле. Ты прекрасна, подобно земле. Правильный путь да приносит тебе хвалу. Ты — шакал, выходящий на добычу, ты — лев, ходящий у порога. Грозная дева, дева Истар, облеченная блеском драгоценных камней, сестра Шамаша, красота небес. — Я иду давать предзнаменования, я выступаю с моим отцом Сином, чтобы давать обильные предсказания, я выступаю с моим братом Шамашем. Меня поставил Син; на сияющем небе выступаю я, чтобы давать обильные знамения, я выступаю, я выступаю» в совершенстве. При ликовании в моей славе, при ликовании иду я, богиня... Я — Истар, богиня вечера, я — Истар, богиня утра, я — Истар, отверзающая засов сияющего неба в моем великолепии. Небеса сокрушаю я, землю поражаю, горы низвергаю; я великая мать гор, их предел. — Сердце твое да утешится, гнев да успокоится, великий владыка Ану да успокоит твое сердце. Великий владыка Бел да утишит твой гнев. Владычица, царица небес, да успокоится твое сердце; царица Эреха, Харсакаламы, Этуркаламы, Вавилона, да утишится твое сердце; царица храма, царица богов, да успокоится твой гнев».

Это — гимн, воспевающий Истар, как богиню утренней и вечерней звезды и как грозную царицу воинств небесных. Интересна его литературная и ритуальная сторона: он состоит из частей, в которых то говорит сама богиня, то молящийся. Возможно, что эти части произносились различными жрецами, или жрецом и хором и т. п. Как и в других гимнах, стихи сопровождались припевами. Вероятно, конец гимна, призывающий богиню к милости, указывает на общественный характер этой молитвы и свидетельствует о существовании в эллинистическую эпоху таких общественных молений против бедствий. Райзнер указал, что все гимны берлинской коллекции обращены к Белу и Истар, и что все остальные боги представляются как будто только «могучими именами» этих божеств, объединивших в себе пантеон.

Вавилонская наука продолжала развиваться. Страбон и Плиний говорят, что в их время существовали астрономы — жрецы, разделявшиеся на школы (aipeoeic, doctrinae). Страбон говорит об орхеях, борсиппянах и др. халдейских астрономах. Плиний — о хиппаренах (Сивпар), орхеях и вавилонянах. До нас дошло большое количество астрономических выкладок — результатов наблюдений, совершенных при персах и Селевкидах; этот огромный доброкачественный материал дал возможность Штрассмэйеру, Эппингу и Куглеру написать несколько исследований по вавилонской астрономии и, вместе с тем, внести поправки в принятую хронологию Селевкидог. Куглер и Бецольд доказывают, что только теперь вавилонские звездо-блюстители перешли от наблюдений к вычислениям, от служившей астрологическим целям лже-науки перешли к настоящей астрономии. Сравнение дошедших до нас выкладок от 523 до 8 г. до н. э. с сохранившимися в библиотеке Ассурбанипала, не говоря уже о более ранних, доказывает необычайно большой прогресс вавилонской науки, происшедший вероятно не без греческого влияния, именно в эту позднюю эпоху. До нас дошли и имена некоторых астрономов этого времени, напр., Белабусур и Кидинну. Последний известен Страбону, Плинию и Веттию Валенту под именем Киденас, Кидинас и т. п. Греческие астрономы строили дальше на этом фундаменте, как с несомненностью доказал Бецольд, сопоставив клинописные выкладки с текстами греческих — нигде нет противоречии, а нередки буквальные совпадения. И в Египте только теперь появляются демотические тексты астрологического содержания. Выкладки жрецов-астрономов идут за пределы наблюдения светил; в них отмечаются и метеорологические явления, и уровень воды, и цены на съестные припасы, и политические события.

Таким образом, звездные эфемериды иногда обращаются в летописи. Напр., в конце одной из них, датированной 37 г. селевкидовской эры, стоит следующее:

«В этом году царь со своими телохранителями, супругой и чиновниками пошел в Сапарду. Вечером оставил он стражу и перешел чрез Евфрат к египетским гарнизонам в Перее. Египетский гарнизон выступил против него. 24 адара наместник Аккада внес деньги вместо материй и рабынь, как дань Вавилона и царствующего града Селевкии; 20 слонов, посланных наместником Бактрии царю, были отправлены к нему по ту сторону Евфрата. В адаре покинул царь военачальников, бывших в Аккаде, В нисане двинулся он на тот берег Евфрата. В этом году тариф в Вавилоне и городах установлен по греческой валюте. В этом году свирепствовала в стране тяжелая болезнь. В 37-м году Антиоха и Селевка в мес. адаре, 9-го числа, прибыл наместник Аккада иг адмирал (?) царя, уходивший в 36-м году в Сапарду к царю, назад в Селевкию, царский город, расположенный на Тигре. Мирно настроенные явились они туда к вавилонянам; 22-го числа явились вавилоняне в Селевкию. В этом же месяце наместник Аккада выдан с 32-го года хлеб для продовольствия жителей Вавилона, Борсиппы и Куты, быков, овец и все необходимое для жилища царя под наблюдением дворцовых чиновников. В этом году были приготовлены кирпичи и асфальт для реставрации храма Эсагила, выше и ниже Вавилона. В этом году был голод в земле Аккада, люди продавали своих детей на золото. В этом году свирепствовала жестокая болезнь в стране».

Итак, пред нами интересная хроника, в стиле древних вавилонских, важная как дополнение и освещение сообщений греческих историков. Существование птолемеевского царского канона, также восходящего к астрономическим источникам и доведенного от Набунасара до Александра В., оказалось возможным только благодаря этим наблюдениям и эфемеридам.

Поздний клинописный текст, написанный не раньше персидского времени и представляющий песни об освобождении от Элама в эпоху Хаммурапи, дает, кажется, те же имена, что и 14 гл. книги Бытия, и указывает на интерес к отдаленному прошлому. Еще в VI в. н. э. «последний язычник», философ Дамаский, принужденный удалиться с афинской кафедры в Персию, мог по каким-то источникам сообщить удивительно верные и восходящие к правильному пониманию клинописных данных сведения о вавилонской космогонии. Но в это время халдейская премудрость уже угасла, по крайней мере в своем классическом виде. Все изложенное нами выше имеет в виду Вавилон и его ближайшие священные пригороды, отчасти Сиппар. Многие другие священные города уже в раннюю эллинистическую эпоху потеряли свое значение. Так, раскопки американцев в Ниппуре обнаружили, что знаменитый древнейший храм Энлиля уже в начале II в. перестал быть святилищем и хранилищем древней культуры; его место наполнено греческими изделиями, не имеющими никакого религиозного значения. В арсакидское время на месте храма были устроены крепость и дворцы, один, вероятно, восходящий к селевкидскому времени, кругом раскинулось кладбище парфян с их своеобразными глиняными эмалированными саркофагами-башмаками и глиняными фигурками лошадей и всадников. Эта же судьба выпала на долю, вероятно, и других храмов. Только Харран уцелел со своим культом Сина до XIII века, приспособив старую религию к новым потребностям и открыв дверь внешним — эллинским и персидским влияниям. На юге аналогичное явление представляет своеобразная религия Мандеев, подобно харранцам известных под именем сабиев и с этим именем упоминаемых в коране в числе одной из трех, сравнительно терпимых и имеющих священное писание религий (иудейство, христианство, сабизм). Мандейство, теперь имеющее характер монотеистической религии и насчитывающее в Хузистане около 4000 последователей, как показывает самое имя («Мандей» этимологически — «гностики») — гносис, сделавшийся народной религией и составившийся из элементов главным образом древне-вавилонских, подвергшихся влиянию парсизма, иудейства и христианства. Вавилонская космогония и теогония все еще в нем заметна под прикрытием. библейских имен, несмотря на то, что многие древние вавилонские боги (Син, Истар, Дильбат, Нергал,Набу, Бел) помещены в ад, как темные силы. Мандеи имеют священное писание — книгу «Гинза» и обширную богословскую и магическую литературу. «Царь света», с описания величия которого начинается Гинза, — древний Ану. Христос мандеев — Хибиль Зива, спаситель и возвышенный, напоминает Мардука; он — возлюбленный сын, пастырь, слово жизни, творец мира, сходивший в ад. Мифы, рассказываемые о нем, напоминают эпос о Тиамат и о Гильгамеше. Он тожественен и с Иоанном Крестителем, единым истинным пророком мандеев, почитание которого является одним из плодов влияния христианства и представление о котором отвечало древней вере вавилонян в очистительную силу воды. Крещение — главное таинство мандеев, но оно имеет в виду не веру и покаяние, а представляет теургико-магическое действие с целью проникновения в тайны царства света посредством воды, элементу царя света. Последний опять-таки не кто иной, как древний Эа, бог глубины, воды и премудрости... 7 планет у мандеев существуют со своими вавилонскими именами и 7 отделений ада («Матарта» — «Тюрьмы») также соответствуют семи вратам его у вавилонян. Прохождение по ним необходимо для души, страждущей под господством «семи» и жаждущей взойти к «первой Жизни». Причащение у мандеев — также древне-вавилонского происхождения, стоящее вероятно в связи с богом Эа и учением о его «хлебе жизни». Вавилон и Мардук вообще играли видную роль в гностицизме. Манихейство, обошедшее весь свет, и в виде богомольства зашедшее в славянские земли, коренится не только в парсизме, но и в халдействе. Еврейская каббала также едва ли идет не отсюда, во всяком случае в талмуде и мидраше постоянно находят все новые и новые доказательства вавилонского влияния. И суеверия, воплотившиеся в находимых на вавилонской почве чашах с магическими еврейскими и арамейско-мандейскими надписями, выдают влияние халдейской демонологии.

Guswоrd, Ueber d. warscheinlichen Lebensdauer d. Assyr-Babyl. Sprache. Zeitschrift f. Assyriologie VI. Epping-Strassmaier, Babylonische Mondbeobachtungen, там же, VII и VIII. Virolleaud, L'astrologie Chaldeenne. Par., 1903—10. C. Bezel d, Astronomie, Him-melsschau und Astrallehre bei den Babyloniern. Heidelb., 1911. Вezоld und F. Воll, Reflexeas-trologischer Keilinschriften bei griechischen Schriftstellern. Heidelb., 1911. Тhureau-Dangin, Distances entre etoiles fixes. Revue d'Assyriologie, X, 1913 — табличка из Эреха упохи Селевкидов, дающая расстояние между звездами, проходящими у центра Вавилона. Lehmann, Kassu. Там же, VII, 328. Pinches и Lacouperier, A babyl. tablet of Aspasine-Hispasines, Kharacenian Babylonian Record. IV. Pinches, Greek transcriptions of Babylonian tablets. Sаусe, Greek in Babylonia. Proceed. Soc. Bibl. Arch. XXIV. Reisner, Sumerich-Babyl. Hymnen grlech. Zeit. Mitteil. a. d. orient. Sammlungen. X. Banks, Sumer. Bab. Hymnen. Lpz., 1897. А. Сlay, Baby» Ionian Records in the library of J. Pierpont Morgan, N. Y., 1913. Документы из эрехского храмового архива, касающиеся имущественных отношений храма, датированные по эре Селевкидов и снабженные многочисленными печатями. В собрании Н. П. Лихачева имеются докзтяенты с печатями, изображающими царей из династии Селевкидов (?). О Мандеях: Вishоff, Im Reiche der Gnosis. Lpz., 1906. Anz, Zur Frage u. d. Gnostizmus. Lpz., 1897. Кessler, Mandaische Probleme nach. ihrer religionsgeschichtlichen Bedeutung. Verhandl. d. II internal. Kongresses f; Allgem. Religionsgeschichte. Basel, 1905. Mandaer. Real-Enzyklop. Hauch. XII. Гинза издана Petermann'ом, Berl., 18S7. Brandt, Mandaische Schriften. Gdttingen, 1894. Заклинания: Pоgnоn, Inscriptions mandaites des coupes de Khouabir. Par., 1898-9. Lidzbarski, Mandaische Zaubertexte. Ephemeris fiir semit. Epigraphik, I, 1900.

СИРИЯ

На ряду с Малой Азией, Сирия, особенно береговая, уже давно находилась под сильным влиянием эллинства и была эллинистической еще до Александра. Хеттский элемент уже растворился под напором эллинства, иранства и арамейского семитства, но хеттские культы не только были восприняты и продолжали в Каппадокии и в Северной Сирии (Иераполь) привлекать поклонников, но и вышли за пределы своих областей — уже в 225 г. Великая Мать спасла Рим от Аннибала, а со времени Клавдия «фригийские» культы получили широкое распространение на западе, пользуясь покровительством государства и привлекая своим оргиастическим характером в Риме, в Галлии, Африке и т. п. Мистерии Аттиса были распространены по всему миру, конечно, в форме уже отошедшей от хеттской основы и прошедшей чрез семитические и персидские влияния. Даже имя народа, создавшего эти культы, было забыто: вместо хеттов, говоря о древнем населении Малой Азии, называли то скифов, то амазонок.

Семитическое население Сирии состояло из хананеев, арамеев и арабов. Кроме Финикии культурное главенство, поскольку оно не принадлежало грекам, было на стороне арамейского элемента: на арамейском языке говорили и писали и в Иудее, и в арабских царствах. Финикийские города и их колонии держались своего языка, памятники которого дошли до нас от этой эпохи в виде надписей, находимых по всем берегам Средиземного моря. Другим важным нашим источником являются теперь монеты. Это были не только орудия обмена, но и памятные медали, служившие для увековечивания событий и носившие на себе изображения дорогих для города и государства памятников и святынь. Мы находим на них и «Амросиевы» скалы в Тире, и храм с конусообразным фетишем в Библе, и подобный же храм в Пафе, и сидонский круглый камень-фетиш, везомый на колеснице; изображения богов (напр., шестикрталого Эла в Библе) Также встречаются на монетах, которые теперь впервые дают нам такие ценные сведения о культе и религиозной архитектуре финикийских городов. Они жке свидетельствуют нам и о силе греческого влияния, так как, на ряду с указанными изображениями, дают и совершенно греческие, напр., Иракла-Мель-карта в Тире, морских божеств, иппокамов, храмов греческого стиля и т. п. Современным этим монетам памятником письменности следует считать творение Фил она библского, выданное автором за произведение древнего мудреца Санхуниафона. Писатель-эллинист II в. н. э. задумал написать на греческом языке, которым он владел мастерски, историю Финикии с точки зрения уроженца Библа и с евгемеристической тенденцией. До нас дошла, благодаря Евсевию, часть, повествующая о космогонии и теогонии и происхождении культуры. Несмотря на философскую и национальную тенденциозность, делающую Финикию родиной религии и цивилизации, памятник этот свидетельствует и о силе древней культуры, еще в это позднее время снабдившей автора сведениями, подтверждаемыми археологическими данными; многие известия. Филона могут быть с успехом иллюстрированы монетами. В то же время нельзя не заметить на его труде сильного влияния не только греческой философии, но и библейских повествований. Финикийские мифы, правда, сильно эллинизованные, сообщает еще и Нонн, и даже Дамаский, а Менандр и Дий находят возможным делиться важными историческими сведениями, почерпнутыми из тирских городских летописей, которые они перевели на греческий язык так же, как некий Лэт перевел древнего финикийского философа-атомиста — Моха. Таким образом, взаимный интерес друг к другу финикиян и греков и, пожалуй, взаимные симпатии продолжались. Одним из доказательств этого может служить следующая надпись, найденная в Афинах:

«4-го числа месяца мерзеха, в 15-й год народа сидонян состоялось постановление сидонян об увенчании в собрании Шама-Ваала, сына Магона, которого народ поставил над храмом и постройкой притвора, золотым венком, весом в 20 дариков, за то, что он обстроил храмовой притвор и исполнил все, что ему следовало по службе. Это постановление должны начертать люди, поставленные над храмом, на высеченной плите и выставить ее в ипостиле храма пред глазами людей, чтобы народ был свидетелем. Для этого они должны выдать из казны бога Ваала Сидонского 20 драхм полновесных, чтобы знали сидоняне, как умеет народ награждать людей, оказавших ему услуги».

Этот текст — один из самых поздних памятников финикийской письменности. Он составлен сидонской колонией в Афинах в честь своего члена — старосты храма, которым обладала колония. Надпись датирована по сидонекой городской эре 111 г. до н. э. — год освобождения от владычества Селевкидов; таким образом, 15-й год «народа сидонян» соответствует 96 г. до н. э.

Городские эры в Финикии обязаны происхождением смутам при последних Селевкидах. Во время этих междоусобиц города, успевшие к тому времени вполне уподобиться греческим политиям и большей частью уже не имевшие царей, выходят из повиновения. Арад принял автономную эру еще в 259 г.; монеты его и его берегового пригорода Марафа дополнили сведения классиков о продолжительных войнах этих двух городов, начавшихся с этого года и окончившихся только к римскому времени разрушением Марафа. Арад держался Селевкидов, Мараф — Птолемеев, и это отразилось между прочим на типе монет. Автономные монеты Берита начинаются с Антиоха Эпифана и идут до 140 г., когда город был разрушен Трифоном. Эра Тира— 126 г.; эра Сидона и Триполя — 126. Городские автономии признали и римляне, истребившие на Ливане разбойников и уничтожившие появившихся в городах (Библе, Триполе) «тираннов». Антоний даже не согласился отдать Клеопатре Тир и Сидон, за что эти города были ему преданы в его борьбе с Августом и наказаны последним (временным?) лишением автономии. Города при римлянах сохранили юрисдикцию и управление финансами: они были организованы на аристократических началах ценза; налоги взимались по римским провинциальным установлениям. Стоянки легионов и колонии ветеранов еще более содействовали смешению культуры. При Адриане появляется какой-то религиозный глава «Финикарх», религиозной метрополией делается Тир, который и в эпоху Селевкидов, едва оправившись от погрома при Александре, величал себя «матерью Сидонян», в то время как Сидон именовал себя «матерью Каккабы (Карфагена), Иппона, Кития и Тира», а вновь основанная Лаодикея Ливанская — «метрополией Ханаана».

Хотя ханаанский язык не уступал долго арамейскому и даже греческому, и следы его употребления в Финикии имеются еще от III в. н. э., но знакомство с греческим языком и литературой было весьма распространено, и скоро Финикия стала выставлять и деятелей на этом поприще из числа эллинизированных туземцев. Неоплатоник Порфирий был тирянин Малх, географ Марин Тирский, вероятно, тоже был туземец, Страбон и Свида называют нам целый ряд философов и историков, происходивших из финикийских городов, но национальность их нам неизвестна. Влияние греческого искусства особенно заметно на интересных найденных в Умм-эль-Авамиде близ Тира и хранящихся в Лувре и Копенгагенской глиптотеке надгробных памятниках «рабов», вероятно, членов тирского совета. Они относятся ко II в. до н. э. и дают портретные, во весь рост, изображения вельмож в молитвенной позе, исполненные художественно. Египетский крылатый диск вверху и некоторые другие египетские мотивы указывают на жизненность старых традиций. В этом отношении интересны также финикийские антропоидные саркофаги, найденные и в собственной Финикии, особенно около Си-дона (экспедиция Ренана, затем Хамди-бея 1887 г.), и по берегам Средиземного моря, до Кадикса включительно. Привыкши обращаться к египетской религии, особенно в вопросах, касающихся загробного бытия, финикияне и в эпоху эллинизма продолжали хорониться в саркофагах египетского образца, частью приготовляя их дома, частью заказывая греческим мастерам, причем египетские формы мало-по-малу забывались, и вместо шаблонного типа каменного антропоида поздних времен, появляется саркофаг с портретным изголовьем греческой работы. Вкус к греческому искусству проявился и в том, что в Финикии были перехвачены замечательные саркофаги греческих мастеров, украшающие ныне Константинопольский музей; один из них изображает подвиги Александра и был назначен для одного из его сподвижников, но послужил для погребения сидонского вельможи.

Конец последнего тысячелетия перед н. э. был временем сильного движения в Сирию арабов, передовых дружин последнего крупного семитического переселения, окончившегося превращением Ближнего Востока в мусульманский. Повторяется картина, знакомая нам из Телль-Амарны. Кочевые племена при Помпее — итуреи напирают на оседлое население и богатые города (напр., Библ и Берит), затем сами приобщаются к арамейской, а потом и к греческой культуре. Появляются арабско-арамейские эллинистические царства. Уже около 132 г. до н. э. образовалось Осроэнское царство Авгарей в Эдессе (сущ. до 244 г. н. э.); около того же времени на месте древнего Эдома Набатеи сорганизовались в сильное царство, владения которого в 85 г. до н. э. при Арефе III включали Дамаск. Их положение у Аравийского залива делало их хозяевами гаваней и караванных стоянок, а их столицу Петру — важным складочным пунктом для торговли южно-арабскими благовониями; здесь скрещивались пути в Египет, Сирию, Южную Аравию, Вавилон и к Персидскому заливу. Грандиозные развалины Петры до сих пор дают археологу и исследователю семитических религий обильный материал. Большое количество набатейских надписей и в Петре, и на Синайских утесах, и в Хиджре и т. п. начертаны курсивным шрифтом, прототипом куфического, на арамейском языке, но с большим количеством арабизмов. При Траяне Набатейское царство, дотоле вассальное, прекращает свое существование; вместо него появляется provincia Arabia, но это не отразилось на богатстве и благосостоянии Петры.

Поздно, уже в эпоху Сасанидов, появляются новые царства арабско-набатейского происхождения (так наз. Сафаитов), оставившие надписи и памятники архитектуры. Упомянем Лахмидов в Хире у Евфрата, Гассанидов, их соперников, в Сирии. Близ Эн-Намара в Сирии найдена гробница и надпись Имрулкаиса, царя Хиры, который именует себя царем всех арабов, распространившим свою власть до Наджрана в Южной Аравии и возложившим на себя «тадж» — диадему персидского образца, может быть, не без утверждения царя Сасанида. Надпись относится к 328 г. н. э. От этой же эпохи дошли сооружения, выдающие персидское влияние на сирийскую технику, напр., в Наср-эль-Абде, или дворец в Мшатте, теперь перенесенный в Берлинский музей и относимый некоторыми археологами к IV—V в. Некоторые художественные элементы уже предсказывают будущее мусульманское искусство.

Но наиболее крупную и культурную, и политическую роль из арабских царств в Сирии сыграла Пальмира. Возвышение этого города, происхождение которого для нас неясно и, вероятно, восходит к вавилонским временам, относится уже всецело к римской эпохе, когда он сделался важным пунктом торговли. Находясь на узле путей, соединявших Месопотамию и Персидский залив с берегом Средиземного моря, и на границе Римской империи и пустыни, он монополизировал снаряжение караванов и был складочным пунктом персидских и индийских товаров для запада и западных — финикийских, греческих и римских — для востока. Это положение обеспечило Пальмире не только благосостояние и богатство, но и внимание римских императоров, которые, начиная с Адриана, лично посетившего город, с этих пор получивший наименование 'Αοριανα Παλμυρα, оказывали ей внимание и предоставили и административную, и военную самостоятельность.

После эдикта Каракаллы, Пальмира получила право juris italici и имела совершенно греческое устройство, хотя официальным языком продолжал быть, на ряду с греческим, и арамейский. Благоволение Рима и, в то же время, враждебность к Персии были причиной того, что Пальмира всегда была на стороне первого, особенно в несчастное для него время императора Валериана и его войны с Сапором I. Вассальный правитель Пальмиры Оденат II был верным союзником Галлиена и разгромил парфян, дойдя в 265 г. до самого Ктесифонта. Всем известны последствия этого — Оденат, его преемник и сын Вахбаллат и правительница, вдова Зиновия (арабск. Зайнаб, арам. Бат Заббай) не только правили Пальмирой, но и властвовали именем Рима над всем Востоком. Зиновия, эллинистически образованная, энергичная царица, была одной из крупных личностей в истории. Она покорила Египет и владела Малой Азией до Геллеспонта. Это было первым проявлением реакции Востока и первым распадением империи на западную и восточную. Однако, время для него еще не наступило — «Restjtutor imperil» Аврелиан вернул империи единство, и доблестная благородная царица в 273 г. должна была следовать за его триумфальной колесницей. С Пальмирой было покончено — восстание города, не хотевшего забыть своего кратковременного величия, было причиной его разрушения, а перемена направления торгового пути (через Алеппо на Евфрат) сделала невозможным его возрождение. Но величественные памятники культуры до сих пор привлекают археологов и туристов. Свидетельствуя о величии и богатстве города, они являются ценным показателем силы эллинизма и характера той смешанной культуры, которая возникла в различных пунктах бывшей монархии Селевкидов. По всем музеям рассеяны многочисленные пальмирские надгробные камни с художественно исполненным и портретными бюстами богатых пальмирцев, с арамейскими надписями, начертанными шрифтом, близким к еврейскому квадратному, иногда отчасти переходящим в будущий сирийский estrangelo. Греческое искусство здесь также господствует, как и в пальмирской архитектуре, и в пальмирской живописи. Образцы последней, исследованные экспедицией Русского археологического института в Константинополе в 1900 г. и изученные проф. Б. В. Фармаковским, представляют фрески фамильной погребальной пещеры Мегарет-Абу-Схейль. Росписи этой катакомбы, кроме орнаментальных, дают изображения крылатых Ник, держащих портреты покойников, семитические черты которых переданы весьма реалистично, но искусство здесь общегреческое, давшее помпеянские росписи в Италии, керченские на юге России, фаюмские портреты в Египте. С последними пальмирские портреты имеют несомненную близость и, вместе с ними, дают важный материал для исследователей происхождения и развития христианской иконографии.

Влияние греческой культуры можно видеть и в том явлении, которое замечается и в других странах, особенно в Египте, — сопоставлении туземных божеств с греко-римскими. Богиня Аллат (развалины храма ее в Ледже) сопоставлена с Афиной (отсюда Вахбаллат называл себя Афинодором), Азиз и другие небесные божества — с Зевсом и Юпитером и т. п. Но дома у себя, да отчасти и в общественной жизни, пальмирцы всегда пользовались арамейским языком — среди надписей погребальной пещеры Мегарет-Абу-Схейль нет ни одной ни греческой, ни двуязычной. И самый крупный эпиграфический памятник не только Пальмиры, но и всего семитического алфавитного письма — пальмирский тариф, редактированный на двух языках, имеет впереди арамейский оригинал. Этот огромный камень, открытый в 1882 г. кн. Абамелек-Лазаревым и помещенный, благодаря стараниям акад. П. К: Коковцова, в Эрмитаж, представляет датированное 18апр. 137 г. н. э. постановление пальмирского Βουλη и народа (в арамейской версии «булэ» и «демос» и прочие термины просто транскрибированы семитическими буквами!), имеющее целью регулировать весь финансовый строй Пальмиры и согласовать финансовый закон νομος τελωνιχος с обычаем. Всякий ввоз и вывоз были обложены постоянной пошлиной в два динария с верблюжьего груза и в один динарий с ослиного. Кроме того, и при ввозе и при вывозе товары оплачивались по стоимости, и специальными пошлинами; платили отдельно и за верблюда, платили особые пошлины коммерческие ассоциации за контракты и акции. Все пререкания и злоупотребления, связанные с применением тарифа, были подсудны особой юрисдикции. В числе товаров заграничной торговли упоминаются: рыба из Малой Азии и Египта, шерсть, окрашенная в пурпур, и оливковое масло из Финикии, кожа и сало из пустыни, орехи, пряности и благовония из Аравии, бронзовые статут — из Греции и Кипра.

Сирии, вместе с Египтом и Персией, сыграла в римское время видную роль в религиозном миросозерцании общества. Сирийские рабы, сирийские купцы, особенно же набираемые среди воинственных сирийских народов солдаты, распространяли свои культы по империи. В Риме оплакивали Адониса, плясали в честь Балмаркоды, в Остии справляли морской маюмский праздник Марны; Адад из Баальбека-Илиополя чтился под именем Juppiter Heliopolitanus, Малахбель пальмирский встречается и в Риме, и в Нумидии, и в Дакии. Распространению содействовали и характер семитических религий, с одной стороны, выработавших теперь высшие представления эсхатологического и этического порядка, с другой стороны, имевших известный уклон к солнечному или небесному монотеизму. Ваал небесный, бог высочайший, бог вечный — эпитеты, чередующиеся для верховного семитического божества с такими, как «всемогущий», владыка вселенной, непобедимый и т. п. Отсюда вышел культ Soils invicti, который пытались сначала насадить в Риме императоры сирийского происхождения. При Элагабале сирийский культ короткое время был официальным и господствующим в империи, едва ли случайно. При Аврелиане повторилась попытка религиозной реформы, испробованная в Египте более полутора тысяч лет пред тем культ Солнца был объявлен общеимперским после того, как опыт Пальмиры доказал необходимость мер для сплочения шатающейся империи. Этот культ также, хотя и не столь определенно, стоял на сирийской основе. Но универсальная религия, вышедшая из другой области Сирии, уже была накануне своего торжества.

Финикия: Е. Ваbеlon, Catalogue des Monnaies Greques de la Bibl. Nationale. Les Perses Achemenides. Par., 1893. HamdyBey — Th. Reinach, Une Necropole royale a Sidon. Par., 1892. Гр. П. С. Уварова, Саркофаги Оттоманского музея. Древности. XXI (1907). Тураев, Отрывки финикийской космогонии. Сообщения прав. Палест. общества, 1902. Предметы финикийского происхождения коллекции В. С. Голенищева. Памятники Музея изящных искусств в Москве, 1913. Набатеи и пр. R. Dussаud, Les Arabes en Syrie avant l'Islam. P., 1907. Quаtrеmerе, Memoire sur les Nabateens. P., 1835. Xвостов, История восточной торговли. Каз., 1907. Sсhurеr, Geschichte d. Judischen Volkes. I (полная библиография). Пр. Порфирий, Письмена Кенея Манафы. Спб., 1857. Еuting, Sinaitische Inschriften, 1890. Nabataische Inschriften, 1845. Lillmann, Semitic Inscriptions (изд. Америк, экспедиции в Сирию 1889 г.) N. Y., 1905. Прозоровский, Набатеи и их монеты. A. v. Gutsсhmid, Untersuchungen u. d. Geschichte des Konigreichs Osroene. S. Petersburg, 1887 (Мем. Акад. наук, т. 2п).

Пальмира: Кн. Абамелек-Лазарев, Пальмира (со статьей м. де - Вогюэ о тарифе). Спб., 1884. Б. В. Фармаковский, Живопись в Пальмире. Изд. Р. арх. инст. в Константинополе, VIII (1903). П. К. Коковцов, К пальмирской археологии и эпиграфике. Там же, XIII (1908). Новые надписи из Пальмиры. Там же. К. Dussaud, Notes de Mythologie syrienne. Par., 1903—5. В ряде выпусков помещены исследования в области пальмирской, финикийской и др. семитических религий, особенно эпохи эллинизма. Отметим особенно заметку о пальмирских солнечных божествах Малакбеле и Аглиболе, на основании изображений на алтаре из Пальмиры в капитолийском музее в Риме и пальмирских тессер, которые автор считает имеющими отношение к погребальному культу; они раздавались или в память покойных, или давали право на участие в заупокойной трапезе. Статья о Juppiter Heliopolitanus разбирает изображение этого божества, имевшего египтизированный облик и символы божеств на своем одеянии, а также посвящаемые ему бронзовые благословляющие руки. Впервые идол этого божества найден в Нихе Н. К. Кондаковым, Археологическое путешествие по Сирии, 1904. О пальмирских тессерах см. еще М. deVogueB Comtes rendus Acad. Inscr., 1903. Ad. Beinach нашел в Египте, в Копте, в 1910—11 гг. стелы египто-пальмирского стиля, может быть, происходящие из пальмирской колонии. См. Catalogue d. antiquites egyptiennes recueillies dans les fouilles de Koptos, 1903. Богатое Копенгагенское пальмирское собрание издано D. Simonsen, Sculptures et Inscriptions de Palmyre. Copenhague, 1889