КОГНИТИВНОЕ КАРТИРОВАНИЕ И ОПЕРАЦИОННОЕ КОДИРОВАНИЕ

Теперь мы остановимся на когнитивном моделировании политики, в основе которого лежит анализ коммуника­тивных потоков, на основании чего делается предсказа­ние будущего поведения. Речь идет о поиске определен­ных структур, в рамках которых происходит реальная переработка информации человеком. Одной из первых работ этого направления была статья Э. Толмена [321].

Сегодня проблема когнитивного моделирования фор­мулируется как поиск корреляции "между лингвистичес­кими структурами текста и структурами представлений его автора" [236, с. 398]. Под концептуальной реконструк­цией автор понимает "выявление того, каким образом в структурах семиотических объектов проявляются структу-

ры представлений об устройстве внешнего мира, прису­щие использующим семиотические объекты лицам" [236]. Ранние работы этого направления (Leites, 1951, 1953) выросли из анализа повторяющихся тем в сочинениях Ленина и Сталина, где были обнаружены следующие высказывания: "политика — это война", "нажимать до предела", "не бывает нейтралов", "избегать авантюр", "сопротивляться с самого начала", "отступить перед пре­восходящими силами", "война с помощью переговоров". Операционный код большевиков в этом подходе получил представление в виде следующих мотивационных имид­жей:

1. Вопрос "кто — кого", касающийся правильной оцен­ки существующего соотношения сил.

2. Боязнь уничтожения.

3. Принцип стремления к власти [цит. 577, р. 180].

Оле Хольсти предложил следующую классификацию возможных представлений о сути политической жизни [495, р. 182]:

В конфликте типа А условиями мира становятся луч­шее знание, образование; типа В — реформы, устранение агрессивных деятелей; типа С — трансформация между­народной системы; типа D — поддержание баланса меж­дународной системы, профессиональные и просвещен­ные лидеры; типа Е - поддержание баланса между

политическими агентами с помощью союзов, коллектив­ной безопасности; типа F - разработка механизмов мир­ных изменений внутри международной системы.

Соответственно наблюдается сближение мотивацион­ных имиджей, рассмотренных выше, с данными типами конфликтности. Президентам с высокой потребностью в близости и низким уровнем стремления к власти и дос­тижениям будет присущ тип А системы представлений. Президенты с высокой волей к власти и достижениям в сочетании с низкой потребностью в близости должны иметь систему представлений типа В. Президенты с вы­сокой потребностью к власти и низкой потребностью к достижениям и близости будут иметь тип представлений DEF. Разные мотивационные профили и операционные коды приведут к порождению разного типа риторики в период международных кризисов. Лица типа А в своей риторике в период кризиса покажут меньшую степень стремления к власти и большую близость, чем риторика кризиса в случае типа В или типа DEF. Тип А также ско­рее будет использовать тактику умиротворения, тип В — запугивания, тип DEF — тактику взаимных ответов.

Можно привести такой пример подобного анализа. X. Олкер и др. анализируют речи Н. Хрущева, Э. Шеварнадзе, Д. Раска, чтобы найти когнитивные механизмы, стоящие за порождением этих речей [421]. В результате они при­ходят к интересному выводу о том, что советская ментальность рассматривала ситуацию как объективный про­цесс, а не как субъективные действия тех или иных лидеров. Например: "Анализ мировой обстановки, как она сложилась к началу шестидесятых годов XX века, не может не вызвать у каждого бойца великого коммунисти­ческого движения чувства глубокого удовлетворения и за­конной гордости". В английском же переводе исчезает фраза "как она сложилась", поскольку она является избы­точной для непроцессного представления.

Предложены два варианта такого подхода: когнитив­ное картирование и операционное кодирование. Когни­тивная карта представляет собой графическую репрезен­тацию, где представлены политические альтернативы,

разнообразные причины и следствия, цели. Все это изоб­ражено графически в виде узлов, связанных между собой стрелками [1, 226, 237, 300, 301, 302, 364, 368]. Современ­ные исследователи считают подобный когнитивный стиль определенным "гипотетическим конструктом", ко­торый может объяснить переход от стимула к реакции, описывая то, как индивид концептуально организовыва­ет модель реальности [468].

Когнитивная карга представляет собой ориентирован­ный граф, в котором совокупность узлов связана стрелка­ми. Стрелки и выражают каузации: положительные, отри­цательные, нулевые. Тогда аргументом становится "цепочка вершин, соединенных каузальными связями, и заканчива­ющимися в вершине, которую можно рассматривать как связанную с позитивной или негативной ценностью" [301, с. 57]. Когнитивная карта, как считает П.Б. Паршин, делинеаризирует текст, представляя его в виде "картинки", од­нако при этом отражается только одна из возможных тексто­вых макроструктур — структура каузального рассуждения. Общая схема существующих методов предстает в следующем виде [237, с. 68]:

В рамках когнитивной карты возникает понятие цен­тральности каузальной цепочки, которое определяется по критерию частотности: чем большее количество стре­лок входит в узел и выходит из узла, тем выше частота.

Это важно знать, так как "человек выбирает в качестве базиса для принятия политического решения наиболее "центральную" цепочку" [364, с. 388]. В целом авторы оп­ределяют когнитивное картирование следующим обра­зом: "Когнитивная карта — это способ репрезентации мыс­лительных структур, ориентированный на конкретную проблему и позволяющий моделировать процесс мышле­ния политика при обдумывании им действия, которое способствует идентификации будущих событий" [364, с. 384]. То есть на основании принятия решения в прош­лом, определения решающих факторов, способствующих принятию того или иного решения, моделируется и пред­сказывается будущее решение политика.

Если когнитивная карта дает конкретные представле­ния об индивидууме по тем или иным проблемам, то опе­рационный код дает такие предсказания в более свобод­ной манере. "Операционный код обеспечивает основу для отбора когнитивных ориентации, занимающих централь­ное место в когнитивной структуре индивидуума — пред­ставлений, которые он использует в оценке событий по­литической жизни" [364, с. 386]. Эти представления определяются по материалам прошлой истории лидера. Для определения положения относительно центра важно знать, какие из них стабильны, а какие изменяются. Опе­рационный код работает со следующими вопросами, от­ражающими подход того или иного лица [364, с. 382-383]:

1) Конфликтен или гармоничен мир политики? Как оцениваются политические противники?

2) Оптимистичен или пессимистичен лидер по отно­шению к достижению соглашения?

3) Можно ли предсказывать будущее в политике?

4) Можно ли контролировать историю?

5) Какова роль "случайности" в политике? Операционный код и когнитивная карта представлены в следующей результирующей таблице [364, с. 397] (с. 432).

ОПЕРАЦИОННЫЙ КОД

Репрезентация - Процесс - Предсказание

КОГНИТИВНАЯ КАРТА

Репрезентация — Процесс — Предсказание

При этом с помощью когнитивной карты возможно смоделировать сам процесс принятия решений. "Когни­тивное картирование предлагает объяснение/предсказа­ние выбора, совершаемого политиком" [364, с. 398]. Дэ­вид Винтер говорит, что операционные коды подобны портретам: они отражают индивидуальность изображае­мого, но разные портреты разных лидеров не так легко сравнивать [586].

В целом мы видим, что вербальные характеристики лидеров дают ключ к их когнитивным моделям, что поз­воляет с определенной степенью достоверности осущест­влять предсказание их будущего поведения. При этом специально проведенные исследования показали, что ли­деру очень сложно менять сложившиеся стереотипные представления. И чтобы их не менять мы используем

специальные техники, позволяющие законсервировать эти представления надолго.

"Вместо того чтобы поменять свой имидж Советского Союза, многие американские политические аналитики в конце 1980-х прибегли к разнообразным ухищрениям, желая сохранить уже существующие когнитивные струк­туры. Политика Горбачева была вначале дискредитирова­на как уловка в области паблик рилейшнз, цинично заду­манная для того, чтобы изменить западное восприятие имиджа СССР"[447, р. 54].

Оле Хольсти исследовал систему представлений об СССР Джона Фостера Даллеса. Этот вариант имиджа был негибок. Информация, которая соответствовала имиджу, легко использовалась им. Но в случае, когда она не сов­падала с его стереотипным представлением, он мог дис­кредитировать источник сообщения, мог реинтерпретировать его, чтобы он стал соответствовать его представлениям, или же начинал искать новую информа­цию, которая больше соответствовала его представлени­ям. (Вспомним, как в свое время не воспринимались "на­верху" донесения советских разведчиков, которые сообщали о начале военных действий со стороны Герма­нии). Позитивные сдвиги, исходящие от Советского Со­юза, воспринимались Даллесом как приметы внутренней слабости, но он никогда не пересматривал своей общей негативной оценки. Подобное негативное представление практически невозможно изменить, так как фактически для любого позитивного действия можно найти свою ре-интерпретацию.

Стивен Уолкер проанализировал принятие решений в области внешней политики посредством анализа опера­ционного кода президента Вудро Вильсона [576], показы­вая, какие чувства влияли на принятие им решений. "Его мотивационные образы сместились с простого использо­вания силы, ассоциированных с операционным кодом типа DEF, в более сложную связь власти и достижений, согласующихся с операционным кодом типа В" [576, р. 715]. Уолкеру также удалось проанализировать различные

циклы холодной войны и разрядки с помощью измене­ний в операционных кодах советских и американских ли­деров [575].

НАРРАТИВНЫЙ АНАЛИЗ

Хейуорд Олкер предложил использовать для описании международных событий инструментарий нарративного анализа, ведущий свое происхождение в том числе и от работ такого советского ученого, как В. Я. Пропп, иссле­довавшего сказки [226, 425]. Повествовательные грамма­тики, предложенные для описания литературных текстов, как он считает, можно применить и для описания реаль­ных исторических событий. В другой своей работе он вводит даже более сильное утверждение: определенный сказочный каркас дает не просто описание, а является су­щественным элементом структуры определенных собы­тий: "экономическая, социальная и политическая дея­тельность обычно структурируется при помощи (...) "мифов", "сказок", "нарративов" или "рассказов"; они пе­редают своим рассказчикам и реципиентам смысл, поря­док, идентичность и практические уроки о идеальных, типических возможностях или же о тех из них, которых следует избегать" [423, р. 304].

Владимир Пропп [275] анализировал строение сюжета волшебной сказки. Открытием его исследований стало понятие функции как поступка действующего лица, зна­чимого для дальнейшего хода действия. При этом удалось снять разграничение, кто выполняет этот поступок. Например, такая функция, как запрет - для сюжета как тео­ретического конструкта все равно, кто наложил этот зап­рет (но, конечно, не для конкретной сказки). Примеры иных функций: отлучка (герой отлучается из дома), нару­шение (нарушение запрета), выведывание (антагонист пытается произвести разведку) и др. Всего В. Пропп для описания сказок предложил 31 функцию.

Идея Олкера состоит в попытке описания историчес­ких ситуаций в терминах современного когнитивного мо­делирования типа сценариев Р. Шенка [376, 542]. Сущес­твенной чертой этого направления стала необходимость добавления знания о мире в виде разнообразных сцена­риев для моделирования понимания.

Идею перехода к подобным глубинным структурам X. Олкер объясняет следующим образом: "Глубинные се­мантические структуры, действующие в качестве мотива­ций, - это и есть то, что побуждает людей, истолковывая мир, создавать и пересоздавать "царство политики" [226, с. 421]. Он ставит вопрос, почему такие простые форму­лы, графы, грамматики работают? И отвечает: "Простые сказки являются распространенной частью многих раз­личных культур, потому что они особо значимы и пос­троены так, чтобы их особенно легко было запомнить. Приведенные же формулы и схемы представляют различ­ные версии исключительно простых и запоминающихся структур" [226, с. 427]. Кстати, значимость сказочных персонажей подтверждают и эксперименты В.Ф. Петрен­ко, который просил студентов оценить в рамках ряда факторов как реальных преподавателей вуза, так и ска­зочных героев. К примеру, в случае первого фактора, где были представлены такие характеристики, как "реши­тельный", "смелый", "уверенный"... и "послушный","плакса", "усталый", был получен следующий вывод. "Боль­шинство сказочных героев более решительны, энергичны и предприимчивы, чем реальные люди (преподаватели), большинство из которых оказались ближе к отрицатель­ному полюсу этого фактора, не достигая, однако, песси­мизма Пьеро и ослика Иа-Иа" [242, с. 81].

X. Олкер считает, что мировая история управляется социальными или политическими целями символическо­го (мифологического) характера, ради которых законно убивают или умирают и которые предопределяют наибо­лее существенные политические акции.

Мы можем даже усилить предложенное X. Олкером сопоставление исторического и литературного текста тем, что современное общество еще дальше продвинулось в

аспекте влияния символизации из-за воздействия на ре­альные политические процессы такого явления, как масс-медиа, которое часто существенным образом предопреде­ляет те или иные события. К примеру, президенты часто приурочивают время своего визита к выходу телевизион­ных новостей, чтобы "прозвучать" в прямом эфире. Все это связано с тем, что поле воздействия теперь формиру­ется масс-медиа. Именно там — на страницах газет, на экране телевизоров — происходит формирование сущес­твенных для любой страны решений. Вот что пишет Ли Сигельман о кампании по выдвижению кандидатов в президенты США:

"Кампании по выдвижению являются по многим параметрам событиями масс-медиа. Они, среди другого, режиссируются в основном для масс-медиа. При этом затрачиваются значительные усилия на то, чтобы достичь

знания имени как можно раньше и получить постоянное

благоприятное освещение. Кандидаты представляются

публике в основном с помощью масс-медиа; в наши дни,

когда кандидаты попадают в некоторый город, их визит

очень часто сводится к ускоренной пресс-конференции в

аэропорту, откуда следует перелет в другой аэропорт на

другую пресс-конференцию" [549, p. xvii].

Моделированием поведения политических лидеров в Советском Союзе в свое время занималась Лаборатория моделирования принятия военно-политических решений Института США и Канады (В.М. Сергеев и др.). В отк­рытой печати они публиковали статьи, анализировавшие поведение Отто фон Бисмарка, что, однако, предполага­ло совсем другие объекты в иной исследовательской про­дукции.

X. Олкер с коллегами также попытались смоделиро­вать действия Иисуса Христа [422]. Поскольку ни один текст в истории не имеет значения, равного Библии, ав­торы пытаются дать ответы на ряд вытекающих из него вопросов: какую мотивационную силу или харизму со­держит данный "миф", какие основные структуры объяс­няют его силу, каким образом самые глубинные тексты

переписаны в поверхностные. Для этого была построена модель сюжета. Был создан граф, состоящий из 109 по­зитивных состояний ментальности, 57 — негативных и 149 - нейтральных. Было выделено 504 сюжетных единицы.

В США существует также другая группа исследовате­лей в области нарративного анализа (Эндрю Эббот, Ларри Гриффин и др.), в основе методологии которой лежат близкие постулаты. Например, нарратив понимается как набор событий, расположенный внутри ограничивающих их структур ([420]. При этом , как и у Олкера, нарратив представляется анализом процесса.

Э. Эббот предложил три характеристики нарратива. Первая — это сцепка, нарратив строится шаг за шагом. Вторая — порядок, соответствие четкому порядку собы­тий. Третья — конвергенция, степень совпадения соци­ального события со стабильным состоянием, к которому уже применимы ненарративные методы.

Существенной проблемой нарративного описания ста­новится то, что любое событие может иметь множество нарративных причин и множество нарративных последс­твий. В результате предстает целая сеть нарративных свя­зей. Тем самым нарративное значение становится фун­кцией настоящего и прошлого контекстов. Об этом же писал в свое время X. Олкер:

"Определение действия как угрожающего, обещающе­го или насмехающегося определяется восприятиями, ин­терпретациями, обязательствами и разделяемыми всеми участниками мнениями. Правильное описание социально­го действия является больше, чем просто достоверным совпадением точек зрения кодировщика и дипломата; его значение и идентичность задается множеством интерпре­тационных перспектив основных действующих лиц этих событий" [424, р. 5].

П. Абелль предложил восемь глобальных типов деятель­ности, создаваемый пересечением трех дихотомий: делание с намерением/без намерения, активное делание/ воздержа­ние от действия, при этом разрешая или предотвращая.

Ларри Гриффин определяет нарратив как аналитичес­кий конструкт, объединяющий ряд действий в единое це-

лое [485]. Нарративы должны иметь начало, серию после­дующих действий и конец. Процессный характер нарратива существенным образом соответствует социологическому объекту. Важной характеристикой нарративного описания становится встроенная в него темпоральность, которой нет в большинстве социологических объяснений.

В целом, нарративный анализ, являясь качественным, а не количественным анализом, представляет социальные фе­номены как организованные во времени последовательнос­ти. Эти последовательности могут ничем не завершаться. Некоторые могут даже повторяться, не идя к завершению. Л. Грифит отмечает: "Хотя предыдущие действия устанавли­вают или другим образом формируют возможность будуще­го действия, они обычно не предопределяют будущее дейс­твие или то, как событие будет развертываться" [486, р. 413].

И вновь возникает проблема неоднозначности. 'То же са­мое действие может иметь разные причины и следствия, ес­ли порядок его появления отличается от одного набора к другому" [486, р. 416]. При этом вводится понятие коллигации как конструкта, объединяющего некое число прошлых и нынешних событий в единое целое, которое может дать зна­чение и объяснить любой из составляющих его элементов. Чтобы превратить событие в нарратив, следует представить его как коллигацию взаимозависимых, развертывающихся действий с единой центральной темой.

Нарратив становится особой логикой объяснения, ибо то, как происходят события может объяснить, почему эти события происходят [Аминзаде из 486, р. 419].

ДВУХФАКТОРНЫЙ ВАРИАНТ КОНТЕНТ-АНАЛИЗА

Ли Зигельман и Эрик Ширяев предложили свой упро­щенный вариант контент-анализа для исследования язы­ка политических лидеров [548]. В существующих вариан­тах анализа главным являются параметры оценки ("хороший-плохой"), потенции ("сильный-слабый") и ак-

тивность ("активный-пассивный"). Поскольку люди реа­гируют в первую очередь в рамках оценки "хороший-пло­хой", именно этот параметр предопределяет впечатление, которое остается от лидера.

Авторы же предлагают обратить внимание на параметр удовлетворенность/неудовлетворенность. При этом, как они считают, любое высказывание несет в себе в импли­цитном виде такую оценку. Статическая констатация "Зав­тра будет дождь" может быть связана с удовлетворением или нет в зависимости от негативного или позитивного впечатления, которое несет для говорящего это высказыва­ние. В случае динамики говорящий выказывает оптимизм, если говорит о желаемом развитии событий, или песси­мизм, если о нежелаемом. Пессимизм как бы задерживает, блокирует желания и интенции коммуникатора. Из слож­ного предложения оценке подлежит только его часть, где эта оценка высказывается. Так, в предложении Дж Форда "Наши отношения с Китайской Народной Республикой ос­нованы на шанхайском коммюнике 1972 г., а это коммю­нике призывает к нормализации отношений с Соединен­ными Штатами и Народной Республикой" первая часть не несет никаких оценок. Вторая часть может рассматривать­ся как говорящая о том, что Форд приветствует нормали­зацию.

В итоге измеряется общий баланс удовлетворения, не­удовлетворения, оптимизма и пессимизма. При 36 выска­зываниях неудовлетворенности в сообщении из 120 оце­ночных высказываний частота неудовлетворенности составит 36/120, то есть .30. Относительная частота может принимать значения от 0, если этот тип оценки не встре­чается до 1, если только он один упоминается. Вводится также понятие доминирующего отношения. Например, если удовлетворенность имеет частоту .60, а остальные частоты принимают значение — .20, .10 и .10, то удовлет­воренность является доминирующей оценкой. Две оцен­ки в сумме в состоянии стать доминирующими, доже если каждая из них в отдельности не может стать индивидуаль­но доминирующей. Например, удовлетворенность — .35, неудовлетворенность - .20, оптимизм - .35, пессимизм - .10,

при этом удовлетворенность и оптимизм могут быть наз­ваны совместно доминирующими.

Так, выступление Франко Делано Рузвельта в декабре 1941 г. можно проанализировать следующим образом:

Пропагандисты держав оси пытались различными дес­труктивными путями разрушить наше предназначение и нашу мораль (Н). Не преуспев в этом (У), они пытаются теперь разрушить нашу веру в союзников (Н).

Они говорят, что британцы выдохлись (Н), что рус­ские и китайцы собираются сдаться (П). Патриотические и понимающие американцы должны отвергнуть эти аб­сурдные предположения (О). И вместо того, чтобы слу­шать эту грубую пропаганду, они должны вспомнить не­которые вещи, которые нацисты и японцы говорили и продолжают говорить о нас (О).

С тех самых пор как наша нация стала залогом демок­ратии (У) — со времен ленд-лиза — была одна повторяю­щаяся тема во всей пропаганде держав оси. Этой темой является высказывание, что американцы явно богаты (У) и что у американцев есть значительная индустриальная мощь (У), но американцы не подготовлены к лишениям и находятся в упадке (Н), что они не могут и не будут объединяться, работать и сражаться (Н).

В сумме в этом отрывке на 12 оценочных высказыва­ний четыре (.33) выражают удовлетворенность, пять (.42) — неудовлетворенность, два (.17) - оптимизм, одно (.08) -пессимизм. Здесь совместно доминирующими являются неудовлетворенность и удовлетворенность, а пессимизм -подчиненной тенденцией.

Результаты подсчетов других текстов, которые проде­лали авторы, имеют следующий характер.

Анализ речи от 1935 г. Хью Лонга, оппонента Рузвель­та, являвшегося радикальным критиком большого бизне­са и социального неравенства, показал следующие ре­зультаты: неудовлетворенность (.44), пессимизм (.29) стали совместно доминирующими, оценка по оптимизму составила (.21), что тоже достаточно высоко, а удовлетво­ренность (.06) оказалась подчиненной темой.

Исследование двух ранних речей А. Гитлера показали следующее. В речи 1923 г. доминирующей оценкой была

сумма оптимизма (.46) и пессимизма (.34). Такая комби­нация характерна для агрессивных, конфронтационных высказываний. Неудовлетворенность проявлялась редко (.13), а подчиненной оценкой стала удовлетворенность (.07). В завершающей речи на своем суде в 1924 г. доми­нирующей оценкой Гитлера стал пессимизм (.55), он вы­казал также равные доли оптимизма (.19) и неудовлетво­ренности (.19), а подчиненной оценкой вновь была удовлетворенность (.07).

Речь Никиты Хрущева (1958) на митинге польско-со­ветской дружбы дала доминирующую оценку удовлетво­ренности (.57). А удовлетворенность с оптимизмом сов­местно получили (.90). Неудовлетворенность (.05) и пессимизм (.05) были почти незначимы.

В случае кризиса лидер предположительно должен вы­ражать оптимизм, чтобы объединить свою аудиторию, но также неудовлетворенность и пессимизм, поскольку си­туация является серьезной. После разрешения кризиса в его речи обязаны доминировать удовлетворенность и оп­тимизм.

В 1933 г. Гитлер, став канцлером, в своей речи перед рейхстагом хотел показать, что хотя Германия и находит­ся в кризисе, он как лидер может ее спасти. Его домини­рующей оценкой стал оптимизм (.47), далее следовали неудовлетворенность (.21) и пессимизм (.21). Удовлетво­ренность ситуацией заняла лишь минимальное внимание (.11).

В 1960 г. во время телевизионных дебатов Дж. Кенне­ди и Р. Никсона два кандидата показали следующие ре­зультаты. Дж. Кеннеди — неудовлетворенность внешней политикой администрации Эйзенхауэра заняла (.47), он выказал оптимизм (.33), говоря о том, что проблемы мо­гут быть решены в случае его прихода к власти. Песси­мизм (.17) и удовлетворенность (.11) не играли значимой роли. Р. Никсон, наоборот, выказав удовлетворенность внешней политикой (.43), показал оптимизм (.33) - все будет так идти и дальше. Он избежал пессимизма (.18), и совершенно ушел от неудовлетворенности (.06), которая более явно была представлена у Дж. Кеннеди.

Характер отношения анализировался телевизионной программы "Время" в Америке в 30 случайно отобранных

программах в 1991 г и в 30 программах 1994-1995 гг. В 1991 г. доминирующим отношением к США была удов­летворенность (.48), неудовлетворенность получила час­тоту (.25). Удовлетворенность с частотой оптимизма в 1991 г. были более негативного отношения в соотноше­нии два к одному. В 1995 г. суммарная частота негативиз­ма возросла с (.33) до (.56), соответственно, позитивное отношение упало с (.67) в 1991 до (.44) в 1995 г.

Таким образом, мы видим, что даже ограниченный объем параметров дает достаточно представительные ре­зультаты.

РОЛЕВОЙ АНАЛИЗ

Ролевой анализ также дает возможность предсказывать варианты человеческого поведения. Роль определяется как "стандартизованная единица поведения, локализо­ванная в общей системе действия" [331, с. 120]. Практи­чески то же определение дает и Нейл Смелзер в своем терминологическом словаре: "Роль — поведение, которое ожидается от человека, занимающего определенный ста­тус" [308, с. 658] Социологический словарь говорит о том, что поведение людей определяют в большей степени ожидания, связанные с их должностью, чем их индивиду­альные характеристики [458]. При этом Э. Гоффман ввел термин "отделения от роли", позволяющий включить в рассмотрение варианты индивидуального поведения. Каждый из нас имеет нормированное/ненормированное представление о том, как ведет себя президент, милици­онер или преподаватель. Роли тем самым как бы реали­зуют для нас социальные нормы.

Стивен Уолкер определяет роли как репертуар поведе­ния, выводимый и из ожиданий других и своих собствен­ных представлений [574, р. 23]. Рассматривая войну в Персидском заливе, Уолкер, например, считает, что за точку отсчета следует принять прекращение огня между Ираном и Ираком в августе 1988 г. Ирак определил свою

роль как защитника арабских стран Персидского залива от двойной угрозы исламского фундаментализма и иран­ских сил. В войне с Ираном у Ирака погибло 120 тысяч человек, 300 тысяч было ранено, а его долг достиг 70 миллиардов долларов. Лидеры Ирака обладали соответс­твующими ролевыми ожиданиями.

Выход из войны в Персидском заливе объясняется тем, что чем больше ролевое напряжение, тем легче осу­ществлять выход из этой роли, тем меньше нормативные изменения, связанные с выходом из этой роли. Однако Ираку не помогли осуществлить этот выход, поскольку Соединенные Штаты не заставили Кувейт сделать заявле­ния, которые бы облегчили достижение целей Ираком, а также США не предупреждали Ирак о предполагаемых последствиях после вторжения в Кувейт. Израиль, США и Кувейт также предоставляли конфликтующие между собой подсказки по поводу того, какой должна быть роль Ирака. Кувейт же полагался на свою роль донора и спо­койно строил город на острове, который был спорной территорией. Для Саддама Хусейна Кувейт оказался ре­шением сразу двух проблем - долга и спорного прос­транства. Ирак, управляемый Хусейном, играл ту роль, которая соответствовала самому Саддаму Хусейну. Ему нравилась роль объединителя всех арабских стран, поэто­му воинственная позиция оказалась столь привлекатель­ной. И эта роль будет сохраняться до тех пор, пока Хусейн останется у власти, а внутренние проблемы эко­номического возрождения Ирака не будут решены.

Ролевая парадигма позволяет ставить и решать опреде­ленные задачи в области политического поведения. Так, Александр Лебедь вошел в политическое пространство с явной ролью "отца солдатам". Затем ему пришлось осва­ивать иные роли, чтобы быть избранным, рассуждать на темы, которые до этого были вне его интересов. Поездка А. Лебедя в США в свою очередь была направлена на смягчение образа военного в глазах американцев.

Д. Ранкур-Лаферриер попытался построить психоана­литический анализ Сталина. Исходя из поведения пос­леднего в частной жизни, он попытался объяснить основ-

ные события в жизни страны. Психологические способы защиты, объясняющие элементы доверия/недоверия Ста­лина к Гитлеру, автор обобщает следующим образом:

1) отождествление с агрессором (Гитлером);

2) проекция своих черт на этого агрессора;

3) отрицание обоснованности предупреждений;

4) различного рода рационализации [279, с. 147]. Тако­го рода защиту также можно трактовать как сочетание разных ролевых измерений.

***

Методы, представленные в данной главе, вероятно, требуют усиления по следующим направлениям: необхо­дим дополнительный учет национального и контекстного аспектов. Эти факторы могут помочь более точно интер­претировать те или иные ситуации как выражающие тот или иной мотив. Они могли быть незначимыми в случае исследований проф. Д. Винтера из-за относительно ста­бильной среды чисто американских выборов президента, но в то же время в иных ситуациях подобные контекс­тные или национальные составляющие могут существен­ным образом влиять на конечный результат исследова­ния. К примеру, малый разрыв между претендентами, как было в случае российских президентских выборов в 1996 г. в значительной степени влиял на избранный тип пропагандистской кампании в России. И данный кон­текст, и данные национальные особенности позволяли вести активную негативную кампанию против Г. Зюгано­ва, которая была бы невозможной, к примеру, в другой стране. То есть методы мотивационного анализа, возмож­но, требуют коррекции включением дополнительных сос­тавляющих. Одним из существенных возражений может служить коллективный характер создания докладов, к примеру, советскими лидерами. В. Крючков, например, вспоминает, как создавался доклад для выступления на торжественном собрании после его избрания членом По­литбюро. В. Крючков начал работу с того, что попросил всех членов Политбюро сообщить ему, что именно нуж-

но отразить в докладе. Практически все ответы членов Политбюро, которые он приводит, построены по "ве­домственному" принципу. К примеру, Д. Язов просил по­больше об армии и т.д. Затем следует еще один этап.

"В конце Октября материалы доклада были готовы и по установившейся практике я разослал их членам и кан­дидатам в члены Политбюро, секретарям ЦК КПСС. По­казал их также на товарищеской основе тем, кого хоро­шо знал лично: журналистам, ученым, общественным деятелям. Вскоре получили отзывы — в основном поло­жительные, доброжелательные, с конструктивными заме­чаниями. Одобрил материалы Горбачев, даже кое-что ужесточил" [143, с. 277].

С другой стороны все это было трансформацией уже существующего текста, который в основе своей был сох­ранен. Таким образом, мы не "расшатываем" достовер­ность рассматриваемых методик.

Играет также роль и тип текста, который анализирует­ся. Инаугурационные выступления президентов пред­ставляет собой отдельный жанр, как считает Ли Зигельман [550, р. 81-92]. Степень легкости понимания этих текстов оценивалась по формуле читабельности Флеша, основанной на подсчете среднего числа слогов на слово и среднего числа слов на предложение. Результирующая цифра показывает уровень образования, необходимый для понимания такого текста, где 10 соответствует десяти годам обучения в школе. Средняя цифра для всех амери­канских президентов с 1789 г. равняется 16.4. То есть дос­таточно узкая группа людей в состоянии понимать эти типы текстов. Однако с каждым годом этот уровень сни­жается. Инаугурационный текст Дж. Буша уже имел оценку 9.

Задачи, которые ставят перед собой инаугурационные выступления, состоят в объединении нации и акцентиро­вании традиционных ценностей. Это определяет и соот­ветствующий выбор слов. Употребление "мы", "нас", "наш" служит такому единению. Есть около пятидесяти слов, которые повторяются в каждой 1000 слов. Это сло-

ва "Америка", "американский", "американцы", "гражданс­тво", "граждане", "страна", "нация", "национальный", "наш", "народ", "вместе", "союз", "Соединенные Штаты", "единство", "нас", "мы" и др. Употребление этого набора слов с каждым президентом растет. Так, на каждую тыся­чу слов Джордж Вашингтон употребил только 15.5 из вы­шеназванного набора, а Билл Клинтон уже 91.6. То есть перед нами еще один параметр, ограничивающий разно­образие таких текстов.

Есть еще одно ограничение, которое, вероятно, необ­ходимо учитывать при анализе. Это огромная зависи­мость от аудитории. Текст президентского выступления в значительной степени сориентирован на тех, кто его слу­шает. Зигельман и Миллер, перефразируя Маклюэна, считают, что сама аудитория является сообщением:

"Содержание политического высказывания частично формируется аудиторией, перед которой делается это высказывание, или, по крайней мере, аудитория избира­ется на основе ожидаемой от нее реакции на сообщение. В любом случае можно ожидать, что "ястребиность", вы­раженная во вьетнамских высказываниях президента Джонсона будет меняться в непосредственной зависи­мости от "ястребиности" его аудитории" [551, р. 36].

Это также можно считать контекстным параметром.

ВЫВОДЫ

Анализ текстов первых лиц представляет серьезную проб­лему для ряда научных исследований, начиная с области на­циональной безопасности, когда лидеров необходимо оце­нить по их способности начинать агрессивные действия. Лидеры также интересуют сферу паблик рилейшнз для воз­можностей политического прогноза, а также в целях поиска наиболее эффективных видов воздействия на аудиторию.