Строительство организма

Внешне это выглядит так: группа людей встает со своих мест и начинает телесно взаимодействовать. Чтобы построить целостный организм, им поневоле приходится сокращать дистанцию до минимума. Взаимодействуя на таком близком расстоянии, люди нарушают социальный запрет на интимный контакт. В обычных условиях это бы вызвало протест, но при строительстве организма – другое дело, так как оно происходит в метафорическом контексте[6].

В этой методике нет правил, это не разученные роли, действие происходит спонтанно, прямо здесь и теперь. Возникает ощущение, что ты – творец жизни, движения, развития, что ты стоишь у самых истоков, и от тебя зависит, какое существо появится на свет. Система контроля еще не сложилась. Нет давления ни со стороны тренера, ни членов группы. Все развивается как бы само собой, естественно, исключительно из желания получить удовольствие.

Проживание

Итак, организм построен. Далее он «живет» столько, насколько у группы хватает энергии, по тем правилам, которые она здесь же создает, заодно проверяя, подходят ли они ей. Правильнее будет сказать, – воссоздает правила, интроецированные ранее, так как члены группы взаимодействуют друг с другом точно так же, как взаимодействуют с окружающими в своей социальной сфере.

Ниже описываются те базовые сцены, которые проживаются организмом. Их последовательность отражает периодизацию детского развития. Назовем их произвольно, не привязывая жестко к какой-либо из известных периодизаций.

Ориентировочная фаза. Сначала это амеба, но «социальная» амеба – и в этом ее трагедия, потому что интеллектуальный орган в ней переразвит. Как было уже упомянуто, чаще всего у организма огромная голова (или даже несколько) с многочисленными подробностями, с дублированием глаз, мозгов. При этом у организма один пищеварительный тракт, нет детородных и выделительных органов, может быть несколько пар крыльев (в одной из групп получился «шестикрылый Серафим», который кругами носился по залу, пока не рассыпался на отдельные органы).

Первым у «тела» включается ориентировочный рефлекс. Сделав реестр органов, имеющихся в наличии, групповое «тело» привычно делегирует ответственность «голове», чтобы та сказала, что делать. «Голова» оказывается в ситуации фрустрации, потому что внезапно обнаруживает, что реальной власти у нее нет, что ее никто не слушается и что без остальных органов она бессильна. Это первый инсайт: кроме головы у нас есть тело.

Снятие орального табу. После топтания на месте, препирательств по поводу того, кто должен руководить, «организм» делает попытку поглощения пищи. Однако, несмотря на то, что у него есть мозг, глаза, сердце (так называемые «благородные» органы, «разрешенные» в социуме), – как правило, нет рта, чтобы есть. Возникает «рот» – кто-то спонтанно берет на себя эту роль. Начинается поиск еды. Это всегда внешний объект (например, тренер), группа не догадывается «съесть» кого-то из собственных членов (еще один инсайт: если в мыслях мы можем говорить «я злюсь на самого себя», «я обижаюсь сам на себя», то на деле организм свободен от ретрофлексивных тенденций, он предпочитает есть кого-то другого).

«Поедание» тренеров очень характерно для ранних фаз развития группового процесса: с одной стороны, группа демонстрирует феномен птенца и не хочет взять на себя ответственность за свою «жизнь». С другой – происходит групповое сплочение на фоне агрессии к тренеру, которую группа в метафорической форме отыгрывает в символическом акте поедания. Мы как ко-тренеры именно так и распределяем роли: одна из нас, как правило, еда, другая – конечности (крылья, ноги, руки). Одна стимулирует группу изнутри, другая – снаружи, пока группа не начнет делать собственные шаги.

И первый шаг на пути изменений – снятие орального табу, что выражается, прежде всего, в появлении эмоционально окрашенной лексики. Это отражает тот факт, что в группе появилась энергия. Действительно, важно создать словарь для обозначения тех сфер, с которыми группа неожиданно столкнулась. Чтобы организм функционировал, ему приходится признать, что у него есть и «теневая» сторона, изнанка, черный двор. В жизни, как правило, эти сферы как бы не существуют, а здесь приходится прочистить авгиевы конюшни, разгрести накопленные завалы, назвав вещи своими именами. Это еще один инсайт: «у меня есть тень и она мне нужна».

Снятие анального табу. Проглоченная «пища» отправляется внутрь тела, и тут выясняется, что у нее нет «выхода», человек воочию, на собственной практике убеждается, что «голова не выживает без зада». Но чтобы что-то изменить – нужно снять социальное табу с анальной темы. Как мы уже сказали, редко кто изначально берет на себя роль ануса. Однако, испытав «запор», группа осознает его важную роль. Снова идет переструктурирование организма – группа создает «анус». Теперь, имея «вход» и «выход», после «запора» организм бросается в другую крайность – «понос»: схватив «пищу», ее не жуя прогоняют через коридор «пищевода» и выталкивают наружу. Это значит, что группа играет в освоение модуса удержания-отдавания,[7] то есть учится избавляться от ненужного и усваивать нужное.

Одновременно члены группы пытаются осознать экзистенциальный смысл этого действа. Возникает вопрос: зачем я ем? Жить, чтобы есть, или есть, чтобы жить? Становится ясен смысл поедания пищи: ее нужно не просто поймать и проглотить, но и переварить, усвоить нужное и избавиться от ненужного. Теперь включаются «желудок» и другие органы, участвующие в переваривании пищи.

Снятие сексуального табу. Итак, «организм» ест, усваивает пищу, растет, выделяет. Что дальше? Это важный вопрос, он на каждом из этапов сопровождается заминкой, падением энергии: кто-то из членов группы отщепляется от общего группового тела, кому-то становится скучно, и он садится. Это похоже на кризис, характеризующийся потерей смысла и цели. Но как только группа находит ответ, снова вспыхивает интерес, снова начинается действие.

Итак, неизбежно возникает следующий экзистенциальный вопрос – ради чего я живу? Ответ подсказывает жизненный опыт членов группы: ради творчества, созидания, которое метафорически выражается в виде «размножения», «произведения потомства». Организм не сразу, но через какое-то время доходит до идеи разделиться на две подгруппы – мужчину и женщину – либо ищет «мужчину» (группы чаще всего женские) на стороне. Инсайт: один я не целостен, человек готов «растворить свою идентичность»[8] в другом – в своей второй половине. Снова щекотливая тема: распределение ролей гениталий, которое вызывает много веселья, шуток, смеха.

Примечательно то, что ритуалы ухаживания, соблазнения до предела упрощены, они не совпадают с теми социальными стереотипами, которые воспеты поэтами. Так, например, на вопли группового «мужчины»: “Я еще мальчик!” – вторая подгруппа, «женщина», отвечает угрозой: “Сейчас мы из тебя мужчину будем делать”. В другой группе «мужчина», пытаясь овладеть «женщиной», кричит: «Загоняй ее в угол!» – и это оправдано в метафорическом контексте, в котором коллективный разум отметает все лишнее, не служащее для выживания и продолжения рода. Остается только суть, «сухой остаток».

Также была группа, в которой произошло так называемое «непорочное зачатие», без участия мужчины. Мы опешили: «Вы что, решили родить Бога?!» – и группа со смехом перестроилась. Жаль, что мы вмешались и тем самым нарушили этот потрясающий процесс – интересно, чем бы дело кончилось.

Вынашивание плода и роды. На этой стадии (если организм до нее «дожил») происходит освоение новых ролей: женщиной – матери, мужчиной – добытчика и кормильца. Это фаза продуктивности, хотя, повторяем, до этого редко доходит. И здесь дело не в том, что у членов группы не хватает жизненного опыта (большинство из них имеет собственных детей), а в том, что зачастую человек не ощущает себя продуктивным и творческим, внутренне оставаясь либо зависимым «ребенком», либо немощным «стариком». Как это ни парадоксально, можно прожить жизнь, «перепрыгнув» из «детства» в «старость», минуя созидательную фазу «взрослости».

Один из участников группы рассказал о своем сне, в котором сразу же после мая наступила осень. Выстраивая организм, он осознал, что пропустил в жизни что-то важное, а именно «лето» – пору, когда безмятежное цветение сменяется заботами о сохранении будущего урожая.

Перехода в стадию продуктивности может и не быть. Так, группа студентов-третьекурсников (19-20 лет), в которой автор статьи проводила методику, закончила «жизнь» организма в тот момент, когда двум «организмам» удалось совокупиться. Несмотря на то, что было большое количество энергии, дальше они не стали играть, им стало неинтересно. Мы предполагаем, что они остановились на этой стадии из-за того, что жизненная задача их возраста – пройти инициацию[9] – была выполнена.

Смерть. Длительность жизни организма, как мы уже сказали, зависит от стадии развития группы. Рано или поздно игра заканчивается – «организм» «умирает». Для группы небезразлично не только то, в какой момент она прекращает свое существование, но и то, с какими чувствами. Есть два варианта: один – удовлетворение и облегчение: «Уф, уморились, пора и отдохнуть, а то мы больше не знаем, что делать». Как сытый человек без сожаления встает из-за стола, уставленного яствами, так и человек, полнокровно проживший жизнь, без ужаса встречает мысль о смерти. Второй вариант – отчаяние по поводу того, что не успели воспользоваться шансом, отпущенным лишь единожды: «Жаль, что так ни разу не пожили».

И. Ялом[10] говорит о «троице» табуированных тем на психотерапевтических группах: деньги, секс, смерть. Методика «Организм» очень естественно подходит к теме смерти, позволяя увидеть ее позитивный экзистенциальный смысл: если физически смерть разрушает человека, то идея смерти спасает его. Иначе говоря, осознав свою конечность, человек может изменить приоритеты и перестать сознательно делать то, чего не хочет.