Бытие возможное и бытие необходимое

Из необъятного литературного наследия великого перса в диапазоне от медицины до логики, от физики до музыки, от эзотерики до религии мы выделим лишь те тезисы, которые в XIII веке были подхвачены Фомой Аквинским и Дунсом Скотом. Назовем это условно "Латинским Авиценной".

Прежде всего, Авиценна отличает существо от сущности. Первое конкретно, второе абстрактно. Например, люди — существа, но человечество и человечность образуют уже сущность. Первые существуют как факт, второе предсуществует, ибо "естьность" вещей — "квид эст quid est — самодостаточна, т.е. не связана ни с существованием, ни с несуществованием, ни с необходимостью, ни с возможностью. "Equinitas est tantum equinitas", — ens и essentia (существование это одно, сущность другое, к первому само по себе не сводимое).

Чтобы понять сущее реально, необходимое следует отличать от возможного. Реально сущее в виде факта, которого могло бы и не быть, называется возможно сущим, ибо оно не имеет в самом себе основания бытия. Необходимо сущее всегда есть и не может не быть, ибо оно само себя обосновывает и оправдывает. Это Бог, естественным образом, он отделен от мира, возможно и актуально существующего. "Бытие необходимое, — писал Авиценна, — единственно, а потому изначально, оно есть первопричина и первоначало... ясно, что все, находящееся вне его самодостаточной сущности, всего лишь возможно в отношении к своему существованию, а потому каузально. Это и есть основание того, почему цепь причинно обусловленных вещей приведет к необходимо сущему.

2.3. "Логика генерации" и влияние Авиценны

Так каково же отношение между миром и Богом? Каково отношение свободы к необходимости, идет ли речь об эманации или о творении? В ответах Авиценны на эти вопросы можно заметить влияние как Аристотеля, так и неоплатонизма. Все в мире сущее возможно и необходимо вместе: возможно, ибо актуальность его существования не вытекает целиком и полностью из его сущности, но и необходимо, ибо Бог, которому оно обязано своим существованием, не может действовать иначе как в согласии с природой. Бог, понятый по-аристотелевски как мышление о мышлении, порождает небходимым образом перворазум, интеллигибельное начало, от которого исходит второй, третий разум по нисходящей. Здесь очевидно неоплатоническое влияние: десять ступеней, где каждая — непосредственная причина нижеположенной.

Десятая разумная сила, в отличие от других, не порождает новую реальность, но воздействует на мир земной, будучи под девятым лунным небом, как онтологически, так и гносеологически. С онтологической точки зрения, это начало множественности и изменчивости, структурирующее подлунный мир на материю и форму, индивидуализируя все земное. Перед нами нечто вроде гилеморфической композиции Аристотеля, переосмысленной на неоплатонический лад. То, что Дает формы первой материи подлунного мира, это десятая разумная сила, а среди ее форм и бессмертные души, растворенные в телах.

С гносеологической точки зрения, этот разум обеспечивает переход от потенции к акту, от пассивного состояния интеллекта к осознанному действию индивидуума. То же происходит путем иррадиации первоначала (благодаря чему есть интеллект обычный) путем абстрагирующей действительности при помощи универсальных понятий (активный интеллект), а также через восхождение индивидуального интеллекта к высшему, что доступно в виду предельной сложности лишь избранным (святой интеллект) . Во всех этих контактах с высшим единственно активным интеллектом человеческая индивидуальность и персональное начало остаются нетронутыми.

Идеи Авиценны оказали заметное влияние на Фому Аквинского (разделение на сущее и сущность), Бонавентуру (множественность индивидуальных форм, духовиая, чувственные и вегетативные формы), Дунса Скота (теория сущностей). Однако помимо отдельных тезисов, можно говорить о счастливой судьбе учения Ибн-Сины, ведь он едва ли первым попытался гармонизировать аристотелевскую философию с исламом, следовательно, в глазах христиан, и с некоторыми фундаментальными христианскими тезисами, разрушив тем самым предрассудок об их несовместимости. Именно на эту удачу, как на компас, были ориентированы последующие попытки найти новое диалогическое пространство.