Новые явления в культурной жизни Передней Азии VI—IV вв. до н. э.

Новые явления в культурной жизни ахеменидской Передней Азии были обусловлены всей совокупностью социально-экономического и политического развития, но особенно значительную роль сыграли четыре фактора: вхождение в состав мировой державы, наличие самоуправляющихся гражданско-храмовых общин, оживленные миграционные процессы, породившие небывалое этническое смешение, и активный синтез культуры во всех сферах жизни.

В предшествующие века основная часть носителей культуры — писцы и жрецы — была непосредственно связана с государственным сектором экономики. К VI — IV вв. до н.э. значительный отряд жрецов и иисцов вошел в состав гражданско-храмовых общин, выражая их интересы и чаяния. К этому времени среди носителей культуры увеличился удельный вес писцов, ие связанных ни с корпоративным жречеством, ни с государственной администрацией. Эти писцы были мепое консервативны, для них было характерно растущее осознание индивидуальности человека и его личной ответственности. Писцы были основными проводниками такого значительного явления культурной жизни VI — IV вв. до н.э., как превращение арамейского языка в официальный канцелярский язык мировой державы, на котором составлялись указы царей, деловые документы (например, наемников в Элефантине) и т.п. В некоторых странах арамейский язык стал разговорным языком, соперничая с местными языками и иногда, как во всей сатрапии Заречья и в Вавилонии, постепенно вытесняя их. Это нередко вызывало активное противодействие, например в палестинской общине, где подчеркнуто заботились о чистоте древнееврейского языка, или в Вавилонии, где в автономных гражданско-храмовых общинах продолжали читать и переписывать произведения на аккадском языке. В языковой сфере проявились две тенденции: универсалистская — тяготение к всеобщности и партикуляристская — стремление к обособленности и замкнутости. Эти две тенденции пронизывали всю культуру ахеменидской Передней Азии, проявляясь особенно отчетливо в религии.

В Передней Азии существовало великое множество религий различных уровней и форм: примитивные верования племен и олимпийская религия эллинов, сложные политеистические религии египтяп и вавилонян, монотеистический яхвизм иудеев и дуалистический зороастризм у персов. Ахемениды придерживались принципа терпимости к чужим религиям, что, как мы уже знаем, проявлялось в оказании государственной помощи культу Ахурамазды и эламского Хумбапа. храму египетского Амона и вавилонского Мардука, иерусалимского Яхве и олимпийского Аполлона, в принятии, например, утверждения, что Дарий I — царь, «рожденный (египетской!) богиней Нейт», которого «Нейт признала своим сыном».

Религиозная терпимость Ахеменидов содействовала повсеместному религиозному синкретизму.

Наглядный пример тому — малоазиатский культ Аполлона Лербенского, в котором олимпийский Аполлон слился с малоазийским Аттисом. В политеистических религиях синкретизм усиливал тенденцию к единобожию. В монотеистическом яхвизме, испытавшем воздействие дуалистического учения Заратуштры, появились очевидные универсалистские тепдепции в признании Яхве богом всех стран и всех людей: «Ко мне обратитесь и будете спасены, все концы земли... Перед много преклонится каждое колено, мною будет клясться всякий язык» («Второ-Исайя»). Своеобразным проявлением универсализма был термин «Бог небесный», упоминаемый в официальных эдиктах персидских властей, приведенных в ветхозаветной «Книге Ездры», Если для составителей эдиктов в царских канцеляриях Ахеменидов это был, скорее всего, иранский Ахурамазда, то и восприятии членов палестинской гражданско-храмовой общины ото, несомненно, был их Яхве. В этой универсалистской тенденции сказывалось влияние самого существования мировой державы и объединительных усилий Ахеменидов.

Но эта тенденция сосуществовала с партикуляристской, которая особенно заметна в гражданско-храмовых общинах. Партикуляризм, т.е. подчеркивание взаимосвязанности коллектива со своим божеством, признание исключительности данного коллектива, был необходимым порождением самой сущности гражданско-храмовой общины, непременным условием ее самоутверждения. Свой культ был идеологическим оправданием автономии общины, ее особых обычаев и даже особого языка. Поэтому члены храмового объединения Гиргалея (в Малой Азии) составляли посвятительные надписи по-гречески своим божествам Аполлону Лербенскому и Лето; поэтому в «Книге Ездры» после арамейского эдикта Артаксеркса I, в котором упоминается «Бог небесный», начинается древнееврейский текст: «Благословен Яхве, бог отцов наших», подчеркивавший связанность бога с еврейской общиной; поэтому члены общины Урука нарекали сыновей по имени местного бога Ану, сохраняли особую нотариально-правовую систему и вымерший за пределами городов аккадский язык.

Противо- и взаимодействие универсализма и партикуляризма отчетливо прослеживается в традиционных жанрах самой богатой или лучше всего сохранившейся из литератур VI — IV вв. до н.э. — в ветхозаветной литературе палестинской гражданско-храмовой общины, где продолжалось создание религиозных псалмов и пророчеств, производились отбор и редактирование древних сказаний и законов, был составлен «Жреческий кодекс» и канон «Пятикнижие» (книги «Бытия», «Исхода», «Левит», «Чисел» и «Второзакония»), вмененный теперь в религиозную догму всем членам общины. Во всех этих произведениях в бесконечных вариациях разрабатывалась старая тема о всемогуществе единого бога, его всеобъемлющем господстве над всеми людьми или избранной общиной, о полной подчиненности ему всех людей и особом его договоре с членами этой общины.

Аналогичные процессы происходили в той или иной форме повсюду: не случайно в гражданско-храмовой общине в Уруке вместо прежней богини-покровительницы Иштар выдвигается местный бог неба Ану, не имевший ранее большого значения в культе, но зато лепт отождествлявшийся с «Богом небесным» Ахеменидов. Эта тема звучала также в зародившейся в среде писцов Египта, Двуречья и Палестины II тысячелетия до н.э. так называемой литературе мудрости, которая стала очень популярной в VI — IV вв. до н.э. В то же время в произведениях этого жанра — первых шести главах ветхозаветной «Книги Даниила», в найденной в Египте, в г. Элефантине, но происходящей из Месопотамии арамейской книге «Премудрости Ахпкара» и других, учащих трудному искусству праведно жить, главный герой — это человек, и в них подчеркивается значимость правильных человеческих деяний: «И муж отличный, сердце которого полно добра, подобен луку, натянутому сильным человеком» («Ахикар»).

Признание значимости человека и его деяний, возможно, было обусловлено усилением роли индивидуума в социально-экономической жизни гражданско-храмовых общин и навеяно учением зороастризма о высоком назначении человека, призванного обеспечить победу божества добра и света. Это мы обнаруживаем также в ветхозаветных исторических произведениях VI — IV вв. до н. э. Гибель государства Давидидов и разрушение храма, зарождение пной формы государственности — все это заставляло пересмотреть сотворенную в первой половине I тысячелетия до н.э. картину исторических судеб парода. На рубеже V — IV вв. до н.э. создаются книги Эзры (Ездры) и Нехемии, повествующие о возникновении послепленной общины, пишется «Книга Паралипоменоп», в которой во многом по-новому излагается и оценивается история Давидидов. В этих произведениях, как и в исторических новеллах того времени (в ветхозаветных книгах «Руфь» и «Эсфирь», апокрифической книге «Юдифь»), подчеркиваются активность человека и значимость его деяний, что, конечно, не означает отрицания божественной воли и провидения. Такое понимание роли божества и человека в какой-то мере сближает эти ветхозаветные произведения с первыми трудами эллинских логографов.

«А финикияне эти, прибывшие в Элладу... принесли эллинам много паук и искусств и, между прочим, письменность»,— писал Геродот, выразив господствовавшее в Элладе признание великой роли восточной культуры в образовании эллинской. В VI — V вв. до н.э. восточная культура оказывала на эллинскую большее воздействие, чем последняя на восточную. Эллинское влияние более заметно в искусстве ахеменидской Передней Азии: оно сказывается в изображениях на малоазийских печатях V — IV вв. до н.э. и в скульптурах, украшавших дворцы Ахеменидов в Сузах и Персеполе, где эллинским было тяготение рельефов к объемности, широкое применение складок в изображении одежды. Однако и в изобразительном искусстве элинское влияние уступает «внутриближневосточному», так что приходится признать преобладание «внутриближневосточного» синтеза во всех сферах культуры предэллинизма.

Что такое пред эллинизм на Востоке? Это два века истории Передней Алии, когда складывались предпосылки эллинизма: интенсивная «внутриближневосточная» миграция и

«внутриближневосточный» культурный синтез, заметный подъем производства и относительное выравнивание уровней социально-экономического развития, расширение товарно-денежного хозяйства и активная урбанизация, преобладание в деревнях государственного, а в городах — частного сектора экономики, относительная политическая объединенность и развитие самоуправляющихся гражданско-храмовык общин, взаимо- и противодействие универсализма и партикуляризма во многих сферах, культурной жизни, двойственность системы политического управления, сочетавшей центральную монархическую власть с автономией городских общин. В то же время гражданские общины оставались весьма разнотипными; они не нашли еще окончательных форм и не всегда были ограждены от произвольного вмешательства в свои дела со стороны царской власти.

Литература:

Вейнберг И. П. Предэллинизм на Востоке./История Древнего мира. Расцвет Древних обществ.- М..-Знание, 1983 - с. 195-209