Фрагменты белокаменной резьбы Успенского собора во Владимире.

соборы Святой Софии на Руси — и киевский, и новгородский, и по­лоцкий. По площади храм Андрея Боголюбского был значительно меньше Софии Киевской и обладал поразительной лёгкостью и строй­ностью. Стены и столбы стали тоньше, чем в постройках Юрия Долгорукого; вместо как бы растека­ющихся по стене выступов-лопаток появились плоские четырёхгран­ные полуколонны — пилястры. На­ложенные на них тонкие полуколон­ии, на глазах словно растущие вверх, заканчивались изящными листвен­ными капителями. Незамысловатые арочки преобразились в красивый пояс из колонок, свисающих подоб­но бахроме. Между колонками, оче­видно позолоченными, были напи­саны изображения святых. Сверкали золочёной медью также порталы, глава и несущий её барабан.

Впервые владимирские горожане смогли полюбоваться и резными ка­менными рельефами. На одном из них грифоны (фантастические существа с львиным туловищем, орлиными головой и крыльями) воз­носили на небо Александра Македонского. С другого рельефа смотре­ли фигурки сорока севастийских мучеников, брошенных в холодное озеро, с третьего — три отрока, ввергнутые вавилонским царём На­вуходоносором в горящую печь. А вошедшего в храм поражали яркие росписи, полы из цветных майоли­ковых плиток, сделанных из обож­жённой глины и покрытых глазурью, драгоценные ткани и ковры. Весь об­лик собора стал совершенно другим: не суровый воин заказал вознести эту постройку, а рачительный хозяин и утончённый ценитель искусства.

Едва ли уступала по роскоши го­родскому собору княжеская церковь Рождества Богородицы в Боголюбовском замке (1158—1165 гг.),куда князь Андрей любил водить почёт­ных гостей. Такой церковью, «всею добродетелью церковной исполнен­ной, измечтанной всею хитростию», можно было гордиться. Её купол несли не столбы, а круглые колонны, которые завершались пышными золочёными капителями, напоминав­шими короны; стены пестрели фресками, а полы сверкали начищен­ными плитами красной меди. Внут­ри было светло и просторно; высоко возносились хоры, где во время служ­бы стоял князь со своей свитой. Над белокаменной крепостной стеной издалека были видны золотая глава Рождественской церкви и две высо­кие лестничные башни двухэтажно­го белокаменного дворца.

Если у Юрия Долгорукого храмы выглядели как крепости, то у Андрея Боголюбского крепость походила на дворец. Нарядно украшенный фасад с тройными окнами, с бахро­мой висячих колонок более подхо­дил парадной резиденции, чем зда­нию, рассчитанному на осаду. Площадь перед дворцом была вымо­щена камнем: на такой площади не стыдно было бы принять и самого германского императора Фридриха Барбароссу, который, по преданию, в знак уважения и дружбы прислал Андрею своих мастеров. Под белока­менной сенью стояла большая водосвятная чаша. Говорили, что в эту ча­шу Андрей щедрой рукой насыпал деньги для раздачи работникам. Князь чувствовал себя «самовластцем» в своём княжестве и не видел нужды хорониться за грозными сте­нами мрачных крепостей.

ЦЕРКОВЬ ПОКРОВА НА НЕРЛИ

От остатков Боголюбовского дворца открывается вид на постройку, став­шую символом древнерусской архи­тектуры, — знаменитую церковь По­крова на Нерли (1165 г.). Андрей велел поставить её в том месте, где река Нерль впадает в Клязьму, в па­мять о сыне, юном Изяславе, павшем в бою с волжскими булгарами. Сей­час церковь, уединённо стоящая на бескрайних просторах владимир­ских равнин, отражающаяся в воде неширокой речки, выглядит покину­той и печальной. Чем же объясняет­ся её мировая слава?

Церковь невелика и удивительно гармонична. Полуцилиндры апсид (выступов алтарной части храма), такие грузные, так сильно выступа­ющие в постройках Юрия Долгору­кого, здесь словно утоплены в тело храма, и восточная (алтарная) часть не перевешивает западную. Фасады разделяются многослойными четырёхуступчатыми лопатками с при­ставленными к ним полуколонками; острые углы лопаток и стволы полу­колонн образуют пучки вертикаль­ных линий, неудержимо стремящих­ся ввысь. Вертикальное устремление постепенно и незаметно переходит в полукруглые очертания закомар. Полукружиям закомар вторят завершения изящно вытянутых окон, пор­талов, арочек колончатого пояска (кстати, эти арочки стали уже, чем в Успенском соборе, колонки чаще и потому ещё более напоминают бахрому на дорогом покрывале). И наконец, церковь венчает полу­кружие главы, которая раньше была шлемовидной, а сейчас напоминает луковицу.

Красив резной убор церкви. В центре каждого фасада (кроме вос­точного), наверху, в поле закомары, находится рельефная фигура зна­менитого библейского царя Давида-псалмопевца. Царь Давид играет на лире, а слушают его львы, птицы и грифоны. Птица — древний символ