МЕТОДИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ
«Колыбель для кошки» (Cat's Cradle, 1963) - один из самых знаменитых романов Воннегута, принёсший ему мировую славу. Разговор о романе предварим разговором о своеобразии художественного мира писателя, который удивительно верен себе в любой из своих книг.
Художественный мир Воннегута необычен и прихотлив: он сбивает с толку своей калейдоскопичностью, пестротой, нарушением привычных пропорций. Его книги как бы скроены из разномастных лоскутков реальности, а связи между фрагментами выглядят на первый взгляд необязательными. Фантастика в его книгах внезапно переходит в документальную прозу, сатира перебивается лирическими пассажами, дневник писателя с размышлениями о смысле и назначении творчества оборачивается веселым спектаклем.
Воннегут то и дело меняет повествовательные ракурсы, чтобы уловить мир в движении, в сложном сплетении всех составляющих живую жизнь мгновений – радостных и печальных, фарсовых и драматических. Наскучит живописать словами – и Воннегут разрисовывает текст картинками. Синтез различных жанров и стилей в рамках одного произведения создает впечатление причудливого коллажа. Присутствует в этом и пародийное начало по отношению к литературным канонам, которые так смело отрицает романист.
Сам писатель так комментирует жанрово-своеобразие своих книг: «Я занимаюсь писанием анекдотов. …У меня к этому природная склонность… Мои книжки – по большей части мозаики, сложенные из целого вороха крохотных кусочков, и каждый такой кусочек – анекдот. Они могут состоять из пяти строк, могут из одиннадцати. Если бы я писал в ироническом ключе, это было бы постоянным извержением словесного потока. Вместо этого я сочиняю анекдоты… Я стараюсь вложить смысл в каждый анекдот». Сопоставьте это высказывание с ответами Воннегута на вопросы о природе смешного в его творчестве (Приложение I). Прежде чем перейти к анализу романа, вспомните значение литературоведческих терминов, связанных с комическим:
Ирония (греч. eironeia — «притворство») – категория эстетики, средство комической подачи материала, инструмент формирования литературного стиля, построенного на противопоставлении буквального смысла слов и высказываний их истинному значению с целью осмеяния.
Гротеск (фр. grotesque - буквально «причудливый; комичный») — вид художественной о́бразности, комически или трагикомически обобщающий и заостряющий жизненные отношения посредством причудливого и контрастного сочетания реального и фантастического.
Сатира (лат. satira - буквально «смесь, всякая всячина») — первоначально литературный жанр, затем - проявление комического в искусстве, представляющее собой поэтическое обличение явлений при помощи различных комических средств: гротеска, иронии, сарказма, гиперболы, аллегории, пародии и др.
Самостоятельно определите значение выделенных слов.
Определить своеобразие воннегутовского стиля поможет еще и такое понятие, как остранение.
Остранение - термин, введенный русскими литературоведами-формалистами (В. Шкловский. «Искусство как прием», 1919); обозначает художественный прием создания особого, «затрудненного» восприятия художественного произведения, «вывод вещи из автоматизма восприятия». «Целью искусства, — пишет Шкловский, — является дать ощущение вещи, как видение, а не как узнавание; приемом искусства является прием «остранения» вещей и прием затрудненной формы, увеличивающий трудность и долготу восприятия, так как воспринимательный процесс в искусстве самоцелен и должен быть продлен».
В качестве примера он приводит описание оперы в романе Л.Н.Толстого «Война и мир»: «На сцене были ровные доски посередине, с боков стояли крашеные картоны, изображаюшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо, на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что-то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых в обтяжку панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками. Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, кланяться».
В отличие от приведенного выше примера, где Толстой не посягает на внешние контуры реальности, Воннегут расширяет будничную повседневность до размеров целой галактики, как бы рассматривая «мелочи жизни» в телескоп. Важной пружиной воннегутовского механизма остранения и является фантастический контекст. Во многих романах Воннегута присутствует писатель-фантаст Килгор Траут, благодаря которому и творится фантастическая остраненная реальность, – в «Колыбели для кошки» функции этого персонажа отчасти выполняет философ Боконон. Боконон – пожалуй, самый таинственный персонаж романа. В нем видели пародию на философа-экзистенциалиста, на политического лидера («мирские» инициалы и фамилия Боконона совпадали с инициалами и фамилией президента США Л.Б.Джонсона), на самого бога. Усматривали в нем и автопародию. Все эти точки зрения следует принять к сведению, но очевидно, что функции этого загадочного персонажа в романе значительно сложнее. Парадоксалист Воннегут вообще не любитель однозначных ответов. Вспомним пьесу М.Горького «На дне» (1902), где оппонентом Сатина, любителя истины, был утешитель-Лука – своеобразный прототип Боконона. «Затемненная» авторская позиция Горького - на чьей он стороне в споре своих героев? - тоже вызвала в свое время немало споров и прямо противоположных толкований. Нечто подобное обнаруживаем и в «Колыбели для кошки»: Боконон с его лозунгом облегчать жизнь человека спасительной ложью воспринимается как оппонент бездушного технократа Хонникера с его апологией научной истины. Один «расколдовывает» мир, разгадывает его тайны – другой разоблачает иллюзии и разрушает мифы, создавая, впрочем, новые. Воннегут показывает, что тотальная ирония ведет к аморальности и цинизму, замораживая все не хуже льда-девять. Писателя не раз пытались записать в «черные юмористы», но сам он отрицал такой подход к своему творчеству. Очевидная «несерьезность стиля» и занимательность повествования сочетается у Воннегута с «серьезностью» писательских задач и социальной «ангажированностью» творчества. В одном из интервью он прямо сформулировал: «Писатели должны служить обществу». «Писатель - сверхчувствительная клетка в общественном организме, - говорит Воннегут. - И эта "клетка" первой должна реагировать на те отравляющие вещества, которые вредят или могут повредить человечеству <…> И еще одно: людей часто гнетет одиночество, чувство оторванности от других, от жизни. Нет, как прежде, большой родни, добрых соседей, друзей детства. И писатель может стать "связным", он может объединить вокруг себя тех, кто думает, как он, верит в то, во что он верит... И не отнимайте у меня веру в счастье человечества: я не мог бы выйти из частых своих пессимистических настроений - а для них так много причин! - если бы у меня не было этой "робкой, солнечной мечты!" - этой моей утопии...» О гражданственности писательской позиции Воннегута пишет в своих воспоминаниях о писателе его переводчик Р.Райт-Ковалева: «Как-то он сказал, что писатель на этой планете - как канарейка в шахте: в старину шахтеры, проверяя, нет ли в забое опасных газов, брали с собой эту птичку - она особенно чувствительна к малейшим изменениям в атмосфере, незаметным для людей». «Ключи» к авторской концепции в романе – заглавие (см. материал Приложения Ш к Занятию № 3) и эпиграфы. Найдите в романе все эпизоды, где возникает образ «колыбели для кошки», сопоставьте их – и сформулируйте смысл метафоры.Вопросы для размышления
- Можно ли утверждать, что боконистское понятие «фома» и любимое словечко сэлинджеровского героя Холдена Колфилда «липа» обозначают одно и то же?
- «Кошка под дождем» Хемингуэя (занятие № 2) и «Колыбель для кошки» - что общего у этих двух «кошек»?
- Сравните перевод Р.Райт-Ковалевой «боконистских словечек» с оригиналом. В каком еще произведении вы сталкивались с подобной переводческой задачей?
- В многочисленных интервью и выступлениях Воннегут неизменно называет среди писателей, повлиявших на него, Джорджа Оруэлла. В интервью журналу «Плейбой» (Приложение I) Воннегут возводит «геналогию» жанра своих романов к Г.Уэллсу, Р.Л.Стивенсону, О.Хаксли, Е.Замятину, т.е. к английской и русской антиутопии – как трансформировался этот жанр в его творчестве?
- Самостоятельно проанализируйте любой прочитанный вами роман Воннегута.
- Прочитайте историю-анекдот Довлатова о Райт-Ковалевой (см. Приложение III). Подумайте, почему уровень переводов в советское время был столь высок, что превосходил уровень современной официально признанной прозы.
Литература
- Белов С. О людях и машинах Курта Воннегута. – В кн.: Белов С. Бойня номер «Х»: Литература Англии и США о войне и военной идеологии. – М., 1991. - С.223- 246.
- Злобин Г.П. По ту сторону мечты. Страницы американской литературы ХХ века. – М., 1985.
- Зверев А.М. Предисловие: Воннегут К. «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» и другие романы. – М.,1978.
- Мендельсон М.О. Американская сатирическая проза. – М., 1972.
- Р.Райт-Ковалева. Канарейка в шахте, или мой друг Курт Воннегут. – В кн.: Курт Воннегут. «Колыбель для кошки». - Кишинев, 1981.
- The Vonnegut Encyclopedia. – L., 1995.
- Kurt Vonnegut / Ed. By H.Bloom.- Philadelphia, 2000.
Приложение I
Интервью Курта Воннегута журналу «Плейбой» (1973 г.) «Плейбой»: Что потрясает вас как истинно смешное?Курт Воннегут: На самом деле ничего меня не потрясает. Острить - мой бизнес; это вид малой формы в искусстве. У меня был к этому природный дар. Это напоминает изготовление мышеловок. Вы ее делаете, наживляете, расставляете, и - щелк! Мои книги, в сущности, мозаика, составленная из целой россыпи крошечных кусочков, и каждый кусочек - шутка. Они могут быть в пять или в одиннадцать строк. Если бы я писал трагедии, то мог бы иметь море разливанное мелочи с серьезным неизменным течением. Вместо этого я втянулся в шуточный бизнес. Единственная причина, по которой я пишу так медленно - попытка сделать так, чтобы каждая шутка работала. Это надо сделать, иначе книга не сложится. Но шутить - такая большая часть моей жизненной установки, что я могу начать работу над романом на любую тему и нахожу смешные стороны в ней или останавливаюсь. «Плейбой»: Как получилось, что вы начали писать?
Курт Воннегут: Школа, куда я ходил, имела ежедневную газету чуть ли не с 1900 года. Там был курс полиграфии для тех, кто не собирался идти в институт, и они додумались: «Бог мой, у нас же линотипы - можно выпустить газету». И принялись выпускать каждый день, назвав ее «Эхо Шортриджа» Это было так давно, что еще мои родители над ней корпели. И вот, вместо того, чтобы писать для учителя, как делало большинство, творя для единственного читателя - мисс Грин или мистера Ватона - я вздумал писать для широкой аудитории. И если делал работу паршиво, бывал освистан в течение 24 часов. Оказалось, что я могу писать лучше многих. За каждой личностью есть что-нибудь, что она исполняет с легкостью и не может представить, что у кого-то еще это может отнять массу сил. В моем случае это было писательство. Для моей сестры - рисование и скульптура. «Плейбой»: Научная фантастика - по той же причине?
Курт Воннегут: Как известно, фантастика в основном - это книжки в мягкой обложке. Время от времени я читал фантастические книжки точно так же, как сексуальные или про убийства и авиакатастрофы. Большинство моих сверстников, писателей-фантастов, теперь абсолютно равнодушны к научно-фантастическим книжкам, на которые, будучи мальчишками, тратили все деньги, собирали, обменивались, буквально проглатывали, аплодировали авторам так, что казалось, что рушится мир. Никогда этим не занимался, потому и прошу прощения. И я сторонюсь других писателей-фантастов: они желают говорить о тысячах произведений, которых я не читал. Не думаю, что книжки в мягких обложках ниже меня; я прожигаю жизнь иным образом. «Плейбой»: Каким?
Курт Воннегут: Надо сказать, что я провел восемь лет за строительством моделей самолетов и их запуском, это несколько сложнее. Я читал научную фантастику, но классическую: Герберт Уэллс и Р.Л. Стивенсон, легко забытый, а ведь он написал «Джекила и Хайда». И еще Бернарда Шоу, который сделал огромное число предсказаний, в частности, в своих предисловиях. <…> «Плейбой»: Что вы думаете о ней, как о форме творчества? Обычная критическая оценка невысока.
Курт Воннегут: Что ж, так было всегда при сравнении с другими видами литературы. И люди, задающие тон в этом, всегда были авторами книг в мягких обложках. Интересная штука: когда IBM сотворила электронную пишущую машинку, там не могли понять, есть у них новый товар или нет. В самом деле, они не могли представить, что вообще кто-нибудь недоволен своей машинкой.Понимаете, механические машинки были замечательны: я никогда не слышал, чтобы у кого-то уставали от нее руки. И IBM была обеспокоена, разработав электронную машинку, так как там не знали, найдется ли для нее применение. Но первые поставки пошли писателям книг в мягких обложках, писателям, которые хотели работать быстрее, так как их оплата зависела от количества слов. Эти писатели так разогнались, что характеристики потеряли значение, диалог стал деревянным и все такое потому, что это - сплошной предварительный набросок. Вот чем вы торгуете, не имея времени обработать сцены. И так всегда, а молодежь, решившая заняться фантастикой, будет использовать за образец уже написанное. Качество обычно ужасное, исключая, однако, степень свободы, так как вы в состоянии подобным образом ввести в обиход громадное количество идей. «Плейбой»: Что побудило вас использовать такую форму?
Курт Воннегут: Я работал на «Дженерал Электрик» сразу после Второй Мировой и видел машины, изготавливающие роторы для реактивных самолетов, газовых турбин. Это муторное занятие для человека - вырезать основную часть этих сложных форм. И у них был фрезерный станок с числовым программным управлением, чтобы вырезать лопасти, который буквально очаровал меня. Дело было в 1949, и парни, что над ним работали, уже предвидели все эти виды станков, приводимых в движение ящичками и перфокартами. «Механическое пианино» было моим ответом на вовлечение всех и вся в систему управления ящичками. Идея эта, сами понимаете, имела смысл. Щелкающий ящичек, принимающий все решения - не такая уж невозможная вещь. Но это было слишком плохо для людей, которые видели в работе свое достоинство. «Плейбой»: Похоже, научная фантастика была самым удобным способом излагать ваши мысли о предмете?
Курт Воннегут: Это было неизбежно, так как «Дженерал Электрик» сама была научной фантастикой. Я, недолго думая, вырвал с мясом сюжет «Нового прекрасного мира», который, в свою очередь, был вырван с мясом из романа Евгения Замятина «Мы». «Плейбой»: «Бойня номер пять» - в основном о бомбардировке Дрездена, которую вы пережили во Вторую Мировую войну. Что заставило вас писать книгу в жанре научной фантастики?
Курт Воннегут: Вопрос интуиции. Нет никакой продуманной стратегии того, что вы собираетесь делать; просто каждый день идете и работаете. А научно-фантастические отступления в «Бойне номер пять» то же, что и клоуны у Шекспира. Когда Шекспир понимает, что зрители перегружены серьезными материями, то ненадолго прерывается, вводит клоуна или туповатого хозяина гостиницы или еще кого, прежде чем снова стать серьезным. И путешествия на другие планеты, научная фантастика для самых что ни на есть юношей - все равно, что клоуны, чтобы время от времени облегчать себе жизнь.(цит. по: http://depeche.nm.ru/vonnegut.htm)
Приложение II
<…> Художественный мир Воннегута непривычен. В него надо вникать неспешно и вдумчиво, чтобы понять своеобразие его законов. Его проза производит впечатление фрагментарности. Отношения между героями возникают и обрываются как будто совершенно немотивированно. Связи между бытовым и гротескно-фантастическим планами рассказа кажутся случайными, а финалы рассказываемых историй - неожиданными... Пожалуй, о прозе Воннегута всего точнее будет сказать, что она многомерна. Суть дела в особой способности художника - передавать тончайшую взаимосвязь тех драматически и комически окрашенных импульсов, которыми насыщена ткань бытия... Это редкая и специфическая способность. В Воннегуте она развита необычайно. Именно поэтому его романы не укладываются в нормативные жанровые определения. Не сатира, но и не психологическая проза. Не фантастика, но и не интеллектуальный роман и уж тем более - не «реализм обыденного». Во всяком случае, не то, не другое и не третье в чистом виде. Для прозы Воннегута характерны смещения пропорций и постоянная перестановка акцентов, помогающая запечатлеть мир в его движении, сложности, конфликтности... Почти во всех романах изложена сущность художественного мировосприятия Воннегута, оставшегося в целом неизменным вплоть до самого последнего времени. Таящаяся в этой философии опасность возведения понятий добра и зла в некие абсолютные и абстрактные категории - очевидна. Все зависело от художественного чутья писателя, анализирующего в такой системе понятий факты реальной американской действительности; были победы, были и срывы. Но задачей для Воннегута всегда оставалось достичь «динамического напряжения», иначе говоря, сочетать гуманность и правду. Умную гуманность, не подкрашивающую истину во избежание безотрадных выводов. И полную правду, быть может, очень горькую, но не подавляющую убеждения, что в мире неизменно сохраняются человечность и добро... Но когда биологическая катастрофа из отдаленной угрозы превращается в реальность самого близкого будущего, тогда надо что-то делать, и делать спешно. И этот сигнал предупреждения звучит, пожалуй, всего настойчивее в романах Воннегута. Все дело в готовности противодействовать реальнейшим опасностям, которые возникли перед человечеством в последней трети XX века и ныне уже достаточно широко поняты. В умении им противодействовать. В понимании путей истинной, а не мнимой борьбы за обитаемый и гуманный мир. Поэтому и все книги Воннегута воспринимаются не только как сигнал тревоги за будущее планеты, но и как выражение веры в человеческий разум и человеческое сердце... (А. Зверев. Предисловие: К. Воннегут. «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей и др. романы». - М: «Художественная литература»,1978). Приложение ШКогда-то я был секретарем Веры Пановой [известная советская писательница – Г.Б.]. Однажды Вера Федоровна спросила: - У кого, по-вашему, самый лучший русский язык? Наверное, я должен был ответить – у вас. Но я сказал: - У Риты Ковалевой. - Что за Ковалева? - Райт. - Переводчица Фолкнера, что ли? - Фолкнера, Сэлинджера, Воннегута. - Значит, Воннегут звучит по-русски лучше, чем Федин [тоже известный советский писатель – Г.Б.]? - Без всякого сомнения. Панова задумалась и говорит: - Как это страшно!.. Кстати, с Гором Видалом [признанный классик американской литературы второй половины ХХ века – Г.Б.]., если не ошибаюсь, произошла такая история. Он был в Москве. Москвичи стали расспрашивать гостя о Воннегуте. Восхищались его романами. Гор Видал заметил: - Романы Курта страшно проигрывают в оригинале… (печ. по кн.: Волкова М., Довлатов С. Не только Бродский. М.: РИК «Культура», 1992).Приложение IV
ВОННЕГУТ К.
КОЛЫБЕЛЬ ДЛЯ КОШКИ
Кеннету Литтауэру,
человеку смелому и благородному
Нет в этой книге правды,
но «эта правда – фо'ма,
и от нее ты станешь добрым
и храбрым, здоровым, счастливым».
«Книга Боконона» 1:5,«Безобидная ложь
– фо’ма»
Дата добавления: 2016-05-11; просмотров: 776;