Область вмешательства государства в урегулирование конфликтов

В нашем современном обществе, где право на первый взгляд сводится к праву государства, правосудие представляется прерогативой государственных ведомств, обеспечивающих равные для всех условия. Однако на деле это далеко от реальности. Ибо, с одной стороны, государство создало специальное правосудие для того, чтобы рассматривать дела, связанные с деятельностью его администрации; с другой стороны, наряду с судом существуют другие способы урегулирования конфликтов, так называемые альтернативные, которые осуществляются или самими государственными судебными ведомствами, или эта функция передается другим, отличным от государственных, инстанциям.

Административная юстиция – неприкосновенная юстиция?Прежде всего надо заметить, что государство предоставляет административной юстиции, которая имеет для него первостепенное значение, особый статус, который несет с собой многочисленные преимущества[158]. До Великой Французской революции парламентарии неоднократно пытались ограничить произвол монархии, о чем помнили первые творцы Конституции. В 1790 г. они объявили, что «судьи не могут каким-либо образом вмешиваться в функции административных органов. Это является должностным преступлением». Ибо государство стремилось обозначить границы сферы действия собственной ответственности, маскируя эти намерения одним из своих главных мифов: защитой общего интереса, которая якобы превалирует над защитой частных интересов. На самом же деле государство охраняет само себя. Эта охрана становилась для него все более необходимой по мере того, как расширялась сфера его вмешательства (это символизирует смена одной мифологической фигуры – Жандарма – другой – Покровителем) и его ответственности.

В 1987 г. административными судами было рассмотрено 60 000 дел, в среднем же они рассматривают сверх того ежегодно 10% дел. Эти цифры скромны в сравнении с теми, которые характеризуют деятельность других судебных ведомств (в 1985 г. 23 554 дела было рассмотрено кассационным судом, 217 779 – апелляционным, 1 161 960 – судами первой инстанции). Надо ли на основании этого делать вывод, что это свидетельствует о большем уважении закона и порядка со стороны государства и его органов, чем со стороны частных лиц? Необходимо заметить, что отдельное лицо ждет от суда большего, чем от административной

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 271

юстиции. Вплоть до 1961 г. Государственный совет отказывал в возмещении морального ущерба, мотивируя это тем, что «слезы не имеют денежного выражения»; этот принцип был воспринят другими юрисдикциями, и в наше время согласованные возмещения мало распространены. Более того, возникает проблема, состоящая в том, что в отличие от гражданского или уголовного суда административный суд не может привлекать к ответственности орган государственной власти.

Надо также отметить, что административные судьи действуют в условиях некоторой «интимности»: часто работают в министерских кабинетах; Государственный совет, как указывает его название, служит для советов в управлении государством. Бесспорно, это позволяет им лучше узнать администрацию, но нельзя ли при этом предположить, что они не забывают о защите своих собственных интересов? Эти последние, впрочем, достаточно хорошо защищаются, так что частное лицо нередко бывает обескуражено сроками судебных разбирательств (четыре-пять лет в провинциальных административных судах, при том, что в судах первой инстанции по гражданским делам этот срок в 1985 г. был сокращен до года). Наконец, заметим, что не только государство причастно к тому, что административные суды в равной мере рассматривают дела, в которых частные лица противостоят коллективам: тот факт, что после принятия закона от 2 марта 1982 г. компетенция этих судов расширилась (при том, что их акты находятся под контролем законности), лишь подчеркивает те сложности, с которыми сталкивается частное лицо, как только оно хочет к ним прибегнуть.

Признавая эти обстоятельства, административная юстиция оправдывает их главным образом тем, что ссылается на принцип общей выгоды. Антрополог может принять этот аргумент не иначе как с известной долей скептицизма. Он видит в нем, скорее, демонстрацию феномена судебного плюрализма. Как и социальный корпус, представляемый администрацией, государство располагает правосудием, являющимся его атрибутом и действующим в его режиме; в этом смысле административная юстиция могла бы рассматриваться как независимая, подобно той, которая существовала в средние века. Но государство маскирует режим привилегий, которые им присвоены, прибегая к мифическому облику единого начала, объединяющего социальные группы. Этот облик помогает ему направлять в русло так называемой «государственной» юрисдикции дела, в которых друг другу противостоят частные лица. Не все конфликты, возникающие между этими последними, обязательно разрешаются посредством этой юрисдикции. Наряду с ней существует и альтернативная юстиция.

Альтернативные процедуры: юстиция без государства?Что понимается под альтернативными процедурами урегулирования

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 272

конфликтов? Во-первых, их можно определить от обратного: это такие процедуры, которые не оканчиваются решением юрисдикционного типа, когда третья сторона, т.е. судья, представляющий государство, выносит решение на основе юридических норм, обязательное для обеих сторон. Неюрисдикционные методы, применяемые альтернативными процедурами, различны. Урегулирование конфликтов может быть полностью предоставлено инициативе сторон и основываться на решении диадического (двустороннего) типа, например, на мировом соглашении. В то же время не исключена и необходимость вмешательства третьей стороны, в этом случае вступают в силу отношения трехстороннего типа, например, при посредничестве, примирении сторон и арбитраже.

В отличие от суда все альтернативные процедуры, хотя и в разной мере, основаны на принципе компромисса. Некоторые авторы пытались характеризовать их, используя понятие «модель нулевой суммы»[159]. Эта концепция выдвинута в 1963 г. антропологом В. Рбером в рамках теории игр. Он утверждал, что если двое игроков связаны только отношениями состязания, делающими из них противников, то в конце игры выигрыш одного неизбежно означает проигрыш другого. В конечном счете результат игры нулевой. Суд соответствует этой модели: судья решает, кто прав, кто виноват. Модель компромисса, лежащая в основе внесудебных способов, подчиняется иной логике. Обе стороны стремятся достичь такого положения, при котором выигрыш одной стороны не оборачивался бы проигрышем для другой. В этом смысле, в случае удачи, игра заканчивается с позитивным «сальдо»: стороны приходят к отличному от первоначальных ставок результату. Схематически это можно показать следующим образом:

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 273

Различие по последней позиции особенно важно. Действительно, Ж. Г. Белле отмечал, что обращение к триадической модели способствует нормативизации отношений[160]. И в самом деле, перед лицом третьей стороны участники процесса должны упорядочить свои претензии, привести их в соответствие с нормами. Перед судьей нормативизация достигает своего апогея.

Альтернативные процедуры, однако, не сводятся только к различным способам урегулирования конфликтов во внесудебном порядке и внесудебными инстанциями. На деле, ведомства этого порядка могут в некоторых случаях (суды по делам несовершеннолетних, мировой суд, суды по вопросам брачных отношений) брать на себя процедуры, не ограничивающиеся урегулированием конфликтов: мы также относим их к числу альтернативных. Концепция, которая позволяет нам осмыслить эти два типа альтернативных процедур, – концепция, основанная на категории договора, содержащаяся в общей концепции нормативных категорий Э. Ле Руа[161].

Этот автор различает четыре типа категорий на основе различных способов урегулирования конфликтов. Первая категория – категория соглашения: противостоящие стороны не доводят дело до конфликта как такового, они стремятся достичь полюбовного соглашения в рамках отношений диадического типа. Ее противоположностью является категория спора: конфликт оканчивается победой более сильного или более ловкого участника, но отношения остаются диадическими. Между этими полюсами находятся две остальные категории. Категория договора, при которой конфликт между сторонами требует вмешательства третьего лица, предусматривает содействие последнего в поиске путей достижения согласия, при этом юридические нормы служат моделями, но не императивами. Переход к категории принуждения знаменуется превращением конфликта в тяжбу, разрешаемую судом на основе существующего права.

Эта классификация, на наш взгляд, весьма удачная, требует тем не менее некоторых уточнений.

Во-первых, весь набор этих категорий не всегда встречается одновременно в разных обществах. Категории соглашения и спора распространены повсюду, но категория принуждения не встречается в примитивных традиционных обществах, в то время как в развитом обществе государство повсеместно прибегает к ней. Наряду с этим суды как воплощение категории принуждения не яв-

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 274

ляются исключительно принадлежностью развитых обществ: традиционные общества также знакомы с ними.

Далее следует подчеркнуть, что в нашем обществе те процедуры, которые мы охарактеризовали как альтернативные, (все равно, являются ли они принадлежностью ведомств судебного порядка или внесудебных инстанций), строятся на модели договора. А эта модель, как мы знаем, господствует в большинстве традиционных обществ. Отсюда возникает важный вопрос: почему публичная юстиция, приверженная к категорию принуждения и к суду, опирающаяся на поддержку государства, не только допускает, что другие инстанции берут на себя ее функции в урегулировании конфликтов, используя при этом альтернативные модели, но и, более того, применяет в своей собственной юрисдикции процедуры, основанные на категории договора? Этот вопрос влечет за собой другой, особенно важный для антрополога: возможно ли в отношении этих процедур говорить об альтернативном правосудии, отличном от публичного правосудия, основанного на традиционных, негосударственных принципах права. Мы не можем ответить на эти вопросы, пока не поймем, что означает даже сам факт их постановки. Действительно, эволюционистская теория долгое время препятствовала постановке этих вопросов.