Понятие и общая характеристика владения

Термин "владение" далеко не всегда употребляется в одном и том же смысле. Отсюда возник целый ряд недоразумений и споров; для устранения их необходимо уяснить себе ближе, в каких смыслах употребляется это выражение и каково соотношение между ними. Дело в том, что необходимо строго различать владение в экономическом и владение в юридическом смысле.

Владение в экономическом смысле есть фактическая возможность беспрепятственно пользоваться вещью согласно ее назначению, соединенная с желанием удержать за собою эту возможность. Владение в этом смысле слагается из двух элементов: объективного (corpus) и субъективного (animus). Другими словами, владение в экономическом смысле предполагает наличность двух условий. С одной стороны, требуется известная внешняя связь между лицом и вещью (так назыв. corpus); такая внешняя связь существует, пока вещь фактически входит в состав хозяйственной обстановки лица (напр., пока она находится у него на квартире, в его погребе и т. д.). Где нет этой связи или где она нарушена, нет и владения в экономическом смысле; так, напр., я непосредственно не владею своею вещью которую передал во временное пользование другому лицу. С другой стороны, требуется субъективное желание удержать за собою фактическую возможность пользоваться вещью, (так назыв. аnimus). Этим владение отличается от простого пространственного отношения близости лица к вещи. Таковое само по себе недостаточно для признания владения (напр., если я в гостях и сижу на чужом стуле, то я не владею им, ибо не имею соответствующего желания).

С другой стороны, оно не всегда необходимо (напр., я владею вещью, которую во время моего отсутствия принесли ко мне на квартиру).

Принимая во внимание, что принадлежность к составу хозяйственной обстановки лица дает вместе с тем основание предположить, что лицо желает и впредь сохранить возможность пользоваться вещью (ибо иначе оно бы выбросило вещь и т. д.), мы можем определить владение в экономическом смысле еще и так: владение в экономическом смысле есть фактическая принадлежность вещи к хозяйственной обстановке лица.

Понятное дело, что владеть вещью в экономическом смысле лицо может как на правомерном основании, так и помимо такового, так, напр., вещь, которой я владею, могла быть куплена мною или получена в дар, или на время быть уступлена мне ее собственником; с другой стороны, она могла быть украдена, насильственно отнята у ее собственника и т. д.

Другими словами, факт нахождения вещи у данного владельца сам по себе не дает еще права заключить, каким путем эта вещь досталась ему. Несмотря, однако, на последнее обстоятельство, римское право допускает самостоятельную защиту владения, независимо от вопроса о том, владеет ли лицо вещью по праву или нет (хотя, как мы ниже увидим, этой защитой не всегда пользуется непосредственный экономический владелец).

Самое допущение самостоятельной владельческой защиты объясняется следующими соображениями. Без экономического владения вещью невозможно пользование ею; нарушение владения создает препятствия и для пользования, а так как спокойное пользование необходимо в хозяйственном интересе, то желательно возможно скорейшее восстановление нарушенного владения. Между тем, если бы владелец, владение которого было нарушено или даже прекращено, мог бы добиться возврата владения только под условием выяснения своего права на вещь, которою он владел, он нередко мог бы очутиться в весьма затруднительном положении. Дело в том, что доказать право на вещь часто очень трудно. Напротив, доказать факт владения вещью можно сравнительно легко. Поясним это примером. У меня на столе лежит книга: она, очевидно, входит в состав моей хозяйственной обстановки, я владею ею в экономическом смысле. Во время моего отсутствия приходит А и берет эту книгу с собой, а когда я, узнав об этом, требую возврата ее, он мне возражает, что эта книга - его собственность, неизвестно каким образом попавшая ко мне, а потому он был вправе отнять ее у меня. Дело поступает в суд. Раз допускается самостоятельная защита экономического владения, суд потребует от меня только доказательства того, что книга действительно находилась у меня, и раз это будет доказано, обяжет моего противника возвратить мне эту книгу, не принимая вовсе его заявления о том, что спорная книга - его собственная; если он действительно убежден в том, то пусть предъявит самостоятельный иск о собственности ко мне, впредь до разрешения которого вещь по-прежнему должна оставаться у меня. Если бы самостоятельной защиты владения не существовало, то суд, конечно, не мог бы удовольствоваться констатированием того факта, что вещь прежде находилась у меня и без моего ведома взята моим противником: он должен был бы потребовать, сверх того, от меня представления доказательств, что вещь действительно была приобретена мною на правомерном основании, напр., куплена мною или подарена мне. Очевидно, мое положение во втором случае гораздо невыгоднее, чем в первом. Доказать, что книга фактически находилась у меня, легко - достаточно сослаться на прислугу, знакомых и т. п. Гораздо труднее и хлопотливее доказать правомерное основание владения. Я, напр., мог забыть, у кого купил эту книгу, или продавец может не помнить, что он именно мне продал эту книгу; даритель, от которого я ее получил, мог умереть и т. п. Таким образом, если не допускать самостоятельной защиты владения, тот, у кого отняли вещь, часто может навсегда лишиться ее за невозможностью доказать правомерное основание приобретения ее.

Правда, допущение самостоятельной защиты владения сопряжено с тою опасностью, что наряду с правомерным владельцем может воспользоваться ею и неправомерный. Так, напр., в вышеприведенном случае книга, лежавшая у меня на столе, могла быть украдена мною, и даже у того именно лица А, которое отобрало ее у меня. Тем не менее, раз допущена самостоятельная защита владения, мне стоит только доказать, что я владел книгой, и А будет присужден к возврату ее.

Не следует, однако, преувеличивать неудобства, связанные с таким порядком вещей.

Прежде всего надо иметь в виду, что случаи неправомерного владения сравнительно редки, громадное большинство владельцев все-таки владеет на правомерном основании. А мы уже видели, насколько все они заинтересованы в допущении самостоятельной защиты владения. С другой стороны, раз данное лицо действительно владеет вещью неправомерно, противник всегда может предъявить к нему иск о праве и доказывать, что хотя ответчик и владеет вещью, но владение его незаконное, вещь по праву принадлежит ему, истцу.

Заметим, кстати, что противник может сделать это даже в том случае, если предварительно попытался самовольно отнять вещь у владельца и в порядке владельческого производства проиграл дело, т. е. был присужден к возврату вещи. Допустим, напр., что книга, лежащая у меня на столе, действительно принадлежала А. Он ее отнял у меня самовольно. Я требую возврата своего владения в порядке владельческого (посессорного) производства, и оно действительно присуждается к возврату. Но это не значит, чтобы вещь окончательно осталась за мной. Мой противник может еще предъявить ко мне иск о собственности, и раз он докажет свое право собственности на спорную вещь, она будет ему присуждена, и я, в конце концов, все-таки буду присужден к выдаче ее. Следовательно, неправомерный владелец немного выигрывает от допущения самостоятельной защиты владения. Он все-таки рискует потерять вещь, раз к нему будет предъявлен иск о праве. Другими словами, решение, состоявшееся по вопросу о том, кто должен считаться владельцем, не имеет окончательного характера, а носит только характер провизорный: проигравшие дело лица всегда имеют возможность возбудить иск о праве.

Итак, мы видим, что, с одной стороны, самостоятельная защита владения удовлетворяет весьма серьезным интересам оборота и что, с другой стороны, опасности, соединенные с подобного рода защитой ослабляются тем, что решение по владельческому спору имеет лишь провизорный характер.

Предшествующее рассуждение показало, что экономический владелец (в известных случаях) пользуется правом на самостоятельную владельческую защиту. Это право на самостоятельную защиту составляет владение в юридическом смысле. Итак, владение в юридическом смысле есть право на самостоятельную владельческую (посессорную) защиту.

В римском праве средствами защиты, к которым мог прибегнуть юридический владелец, в случае нарушения или лишения его владения, были так назыв. посессорные интердикты.

Поэтому и владение в юридическом смысле можно определить ближе, как право на предъявление посессорных интердиктов.

Нам предстоит теперь ближе определить соотношение между владением в экономическом и владением в юридическом смысле. Тут мы прежде всего должны заметить, что не всякое экономическое владение пользуется вместе с тем самостоятельной защитой, т. е. считается и юридическим владением: напротив, бывают случаи, в которых непосредственный экономический владелец лишен такой защиты. В каких же случаях допускается самостоятельная защита непосредственного экономического владения?

Простейший случай тот, когда данное лицо, владея в экономическом смысле вещью, выдает себя за собственника ее или, как принято выражаться, имеет animus domini. Это вместе с тем есть, вероятно, и наиболее ранний случай, применительно к которому была допущена самостоятельная защита владения. Другими словами, первоначально только тот экономический владелец мог предъявить посессорные интердикты, который утверждал*(113), что он владеет вещью на правах собственника. Если же данный экономический владелец не приписывал себе права собственности на вещь, а признавал себя, напр., узуфруктуарием или арендатором, то он, в случае нарушения его владения третьим лицом, не мог предъявить к нему посессорных интердиктов.

С течением времени юридическими владельцами были признаны и некоторые лица, не приписывающие себе права собственности на объект владения, а признающие собственником другого, след., владеющие не suo nomine, а alieno nomine*(114). Сюда относится прежде всего: a) тот, кто есть или считается кредитором по залогу; b) тот, кто есть или считается прекаристом, т. е. лицом, которое получило вещь во владение от третьего лица precario, до востребования; c) тот, кто есть или считается секвестром, т. е. лицом, которое получило спорную вещь на хранение впредь до разрешения спора о ней; d) тот, кто есть или считается emphyteuta, т. е. лицом, имеющим вещное наследственное и отчуждаемое право пользования и распоряжения чужим земельным участком, или кто есть или считается суперфициарием, имеющим такое же право на здание, построенное на чужой земле. Все эти лица называются юридическими владельцами, possessores, владение их называется possessio rei. Все остальные лица, владеющие вещью alieno nomine, как, напр., арендаторы или наниматели; или коммодатарии (получившие вещь во временное безвозмездное пользование), или депозитарии (получившие вещь на хранение) и т. д., по общему правилу, не пользовались самостоятельной владельческой защитой. Следовательно, если я, напр., снял чужой участок по арендному договору и третье лицо насильственно лишит меня участка, я не могу предъявить к этому лицу interdictum unde vi и требовать от него возврата экономического владения, ибо я не принадлежу к числу тех лиц, которые имеют права на посессорную защиту. Такие лица, лишенные самостоятельной владельческой защиты, назывались datentores, держателями, в противоположность юридическим владельцам, possessores, их отношение к вещи называлось detentio, держанием, в противоположность юридическому владению, possessio.

С другой стороны, во всех тех случаях, в которых данный экономический владелец признавался простым детентором, юридическим владельцем считался тот, от имени которого держал вещь детентор. Другими словами, посессорная защита имела место и в таких случаях, но только пользоваться ею мог не сам экономический владелец, а то лицо, от имени которого он держал вещь. Напр., если я арендовал участок у лица А и меня выгнал из него В, я не мог сам предъявить interdictum unde vi против нарушителя, но я должен был известить о случившемся А (от имени которого я держал участок), и А уже мог предъявить интердикт против В. Особенность этого случая заключается в том, что А должен доказать не факт непосредственного владения им вещью, а тот факт, что от его имени держу вещь я.

Итак, в указанных случаях имело место полное разобщение между владением в экономическом и владением в юридическом смысле: одно лицо экономически владеет вещью, но лишено права на поссессорную защиту, а другое лицо (от имени которого первое держит вещь) пользуется правом на посессорную защиту, хотя экономически и не владеет вещью.

Такое положение при известных условиях могло оказаться крайне невыгодным для детентора, напр., в случае отсутствия лица, от имени которого он держал вещь. Тут могло пройти довольно продолжительное время между лишением детентора экономического владения и восстановлением такового по требованию посессора, от имени которого он держал вещь.

По-видимому, из этого затруднения можно бы было выйти совсем просто: стоило только предоставить самостоятельную владельческую защиту как непосредственному экономическому владельцу (детентору), так и тому, от имени которого он держал вещь. Положим, напр., что А арендует участок В, и его лишает владения С. При допущении совместной владельческой защиты а, во-первых, мог бы самостоятельно потребовать возврата владения от С, доказывая факт непосредственного владения им вещью, или же, во-вторых, за А мог бы вступиться В и требовать возврата, доказав, что участком владел А от его имени. Однако этому препятствовало старинное правило compossessio plurium in solidum esse non potest. Это правило толковалось римскими юристами в том смысле, что два лица не могут одновременно и независимо друг от друга предъявлять посессорные интердикты.

А мог бы вступиться В и требовать возврата, доказав, что участком владел А от его имени.

Однако этому препятствовало старинное правило compossessio plurium in solidum esse non potest. Это правило толковалось римскими юристами в том смысле, что два лица не могут одновременно и независимо друг от друга предъявлять посессорные интердикты. Следовательно, можно было только или признать право на самостоятельную защиту за всяким экономическим владельцем, все равно, владеет ли он suo nomine или alieno nomine: в последнем случае тот, от имени которого непосредственный владелец владеет вещью, не мог бы уже пользоваться такой защитой; так это и было сделано в ряде случаев, перечисленных нами выше. Или же приходилось лиц, владеющих alieno nomine, лишать права на самостоятельную защиту, даруя таковую лицам, от имени которых первые держали вещи. Так и было поступлено с арендаторами, нанимателями и т. д. Это были все больше лица малоимущие, не пользующиеся весом и положением, почему и считали возможным пренебрегать их интересами.

Впрочем, надо заметить, что классическим правом был придуман очень ловкий способ обойти правило: compossessio plurium in solidum esse non potest. Именно за некоторыми детенторами стали признавать possessio iuris (владение правом) в противоположность possessio rei (владение вещью), которое признавалось за лицами, от имени которых первые детинировали вещь. Вместе с тем было признано, что такие possessores iuris могут предъявлять владельческие интердикты, но только не в качестве interdicta directa, а в качестве - interdicta utilia. Различие это было чисто формальное. Практический же результат достигался очень важный, а именно, что как непосредственный экономический владелец, так и тот, от имени которого первый владел в экономическом смысле, стали пользоваться владельческой защитой: напр., в случае лишения possesor juris владения он предъявлял к нарушителю interdictum unde vi utile, а possessor rei (от имени которого первый держал вещь) мог предъявить interdictum unde vi directum. К сожалению, однако, такая possessio juris была признана только за двумя категориями детенторов, а именно за тем, кто был или считался узуфрутуарием (лицом, имеющим вещное право пользования и извлечения плодов из чужой вещи), и за тем, кто был или считался узуарием (лицом, имеющим вещное право пользования без права извлечения плодов из чужой вещи)*(115).

Подводя итог сказанному, мы видим, что сходство между владением в экономическом и юридическом смысле заключается в том, что оба иногда совпадают, т. е. экономический владелец считается в некоторых случаях и юридическим владельцем, а различие между ними состоит в том, что, с одной стороны, не всякий владелец в экономическом смысле имеет право на посессорную защиту и что, с другой стороны, таким правом пользуются и, следовательно, юридическими владельцами считаются некоторые такие лица, которые не сами владеют вещью в экономическом смысле, а от имени которых владеют ею другие лица. Таково соотношение между владением в экономическом и владением в юридическом смысле по чистому римскому праву. Дальнейшее развитие стремится к тому, чтобы сообщить посессорную защиту и простым детенторам, по крайней мере, тем из них, которые имеют самостоятельное право пользования вещью (как то: арендатор или коммодатарий в противоположность депозитарию и мандатарию). С этою целью была введена actio spolli, которая может быть предъявлена не только юридическим владельцем, но и простым детентором, имеющим или приписывающим себе самостоятельное право пользования вещью и, следовательно, непосредственно заинтересованным в удержании экономического владения вещью. Наряду с такими лицами право на посессорную защиту, разумеется, сохраняет и то лицо, от имени которого детентор держит вещь.