11 страница. Конфуцианство также занимало важное место в фундаменте этической и религиозной жизни японского общества

Конфуцианство также занимало важное место в фундаменте этической и религиозной жизни японского общества. С самого начала своего существования в Японии конфуцианство находилось в поле зрения буддизма, его расцвет начинается в XIII в. Именно в это время происходит освобождение конфуцианства из-под контроля буддийского духовенства и обретение им независимости, что было вызвано потребностями развития общества. Дело в том, что тогда происходило преобразо-

вание страны воюющих феодалов, захлестываемой бурями эмоций и социальными взрывами, в единое, современное государство. Здесь-то конфуцианство оказало существенную помощь в стабилизации положения и управления социальными процессами.

Конфуцианство и буддизм, китайская политическая и философская мысль оказали определенное влияние на переустройство древнего общества в Японии в средневековье (VII—IX вв.), причем оформление этого переустройства происходило по китайским образцам. Перестройка сопровождалась разработкой законодательных положений, призванных охватить все сферы деятельности населения и все отрасли управления. Наибольшее значение в этой законодательной работе получил свод законов Тайхо, в котором были введены два новых положения: право государства, олицетворяемого правительством, распоряжаться земельным фондом страны и право каждого иметь свой участок. Вся система в кодексе изложена в терминах, принятых в Танской империи.

Японские историки часто называют период VII—IX вв. эпохой законов, имея в виду ту огромную за.конодательную работу, которая тогда велась. Но время это имело и другое, поистине историческое значение: в общественную и государственную жизнь вошел в силу принцип закона. Формы обычного-права, конечно, оставались и продолжали действовать в своих рамках, но над ними встал государственный закон, а вместе с этим в сознание людей вошла новая идея — идея законности. Идея эта пустила настолько глубокие корни в народном сознании, что стала одним из самых могущественных факторов, определивших все поведение различных групп населения страны.

После 1185 г. господствующие позиции в государстве заняло сословие самураев, император и его двор перестали играть политическую роль в жизни страны. Фактическая власть стала принадлежать сёгуну, ставка которого находилась в Камакура. Большая часть эпохи Камаку-ра заполнена гражданскими войнами, которые в конце XVI в. привели к созданию централизованного государства Тоётоми Хидаёси — этим «японским Иваном Грозным». Каста самураев, или буси, приносит свой образ жизни, что влечет изменения в духовной атмосфере общества — почетное место занимает дзэн-буддизм. Именно он внес наибольший вклад в великое духовное возрождение Японии и тем самым оказал серьезное влияние на формирование национальной психологии. Среди причин всеохватывающего влияния дзен в средневековой Японии является то, что в условиях междоусобных войн феодалов центральная власть нуждалась в идеологии и практической системе самодисциплины. Доктрина дзен с ее целенаправленными ритуалами и тренировочными упражнениями отвечала этой потребности, она получила признание самураев с их культом смерти. В период правления сёгуна Иэясу Токугава — период формирующегося нового облика японской иден-

тичности — были заложены основы для последующего превращения ^Японии в мощное государство. Политика сёгуната была направлена на постепенную разрядку внутренней напряженности, создаваемой прежде всего крестьянскими бунтами и амбициями вельмож. Сложная эко-•номическая стратегия, правовые шаги, изменение многовековых стереотипов мышления, необходимость канализировать воинственные стремления самураев путем изменения эстетического вкуса, превращающего грозных, бряцающих мечами самураев и их сеньоров, даЛиё, в писателей и поэтов — все это требовало поиска нужных теоретических концепций в религии и философии. Буддизм, синто и конфуцианство внесли свой вклад в создание новых концепций, которые и были использованы военным правительством, бакуфу. По существу, Иэясу Токугава совершил, на первый взгляд, невозможное: подавил нацеленную на экспансию энергию профессионалов смерти, превратив их в надзирателей и распределителей результатов производства материальных благ, а простых самураев — в философов меча.

Созданная сёгунами эффективная и мощная административная машина с ее множеством каналов власти почти целиком была использована при создании структуры современного государства во время буржуазных реформ эпохи Мэйдзи (1867—1912). Формирование новой системы правления поэтому не потребовало полного обновления политического аппарата. Правительство Мэйдзи проявило удивительное ис-,кусство в лавировании между традиционализмом и новаторством, между централизацией власти и учетом различных интересов. Новая философия власти под влиянием политической мысли Запада сформировала четыре основных принципа: политика правительства основана на широких консультациях, индивид имеет свободу в удовлетворении своих потребностей, интересы государства превыше всех остальных интересов, «основные обычаи прошлого» уступают место западным .образцам. В итоге возникла структура современного государства, пред-.ставляющая собой синтез традиций и инноваций и адекватная становящейся буржуазной Японии.

Своей спецификой обладает японское искусство, сформировавшееся под влиянием китайской культуры и искусства, синтоизма, основанного на культе природы, рода, императора как наместника бога, буддийского иррационализма и художественных форм Индии. Эта специфика четко выявляется при сопоставлении искусства Европы и Япониц. Строфы Алкея, сонаты Петрарки, изваяния Праксителя и Микеланд-жело совершенны по форме, которая гармонирует с духовностью содержания. В них нет ничего лишнего, добавление к ним хотя бы одного штриха ведет к утрате воплощенного в них мировосприятия художника. Главная цель европейских художников, скульпторов, поэтов — создание идеала красоты, основанного на принципе «человек — мера всех

вещей». Иная цель у японских поэтов, живописцев, каллиграфов и мастеров чайной церемонии. Они исходят из принципа «природа — мера всех вещей». В их творчестве лишь угадывается истинная красота, красота природы, в нем заключен шифр Вселенной. В процессе постижения красоты природы как конкретной данности возникает своеобразная эстетическая интуиция, позволяющая человеку постичь глубинные основы бытия.

Типично японской является поэзия хайкай^ («нанизанные строфы»), ведущая свое происхождение от утонченной салонной игры и представляющая собой поэтическую импровизацию. В качестве примера можно привести хайкай знаменитого поэта XVII в. Басе:

Старый пруд.

Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине.

В этом хайкай, как и во многих других лучших творениях Басе, ему удается соединить элементы вечного и мгновенного. Старый пруд вечен, но для того, чтобы мы прониклись сознанием его вечности, необходим некий мгновенный сдвиг. Прыжок лягушки, о котором мы знаем по всплеску воды, символизирует сиюминутное в хайкай, но пруд тут же вновь погружается в нескончаемую дремоту. Только возраст пруда, указание на его неизменную природу, по контрасту подчеркивает эфемерность жизни лягушки, благодаря чему раскрывается смысл бытия.

Традиционное японское искусство невозможно представить себе без каллиграфии, которая является краеугольным камнем дальневосточной культуры. Согласно традиции, иероглифическая письменность возникла из божества небесных образцов, явленных мифическому правителю и культурному герою Фуси. От иероглифов впоследствии произошла живопись, под их влиянием сформировалась поэзия. Искусство каллиграфии выработало свой язык в уподоблении природе, оно давало наглядное представление об отвлеченных концепциях, облекало слова зримой плотью.

Для всей дальневосточной культуры характерна тесная связь поэзии с живописью; в XV в. в Японии стихотворение и картина прочно соединились в одном произведении. Японский живописный свиток содержит два вида знаков — письменные (стихотворения, колофоны, печати) и живописные (собственно картина и европейском смысле). Письменный и живописный тексты служат взаимными возбудителями смысла. Эстетическая реакция на восприятие свитка несводима к простой сумме отдельно взятых впечатлений от стихотворения и картины. Огромное влияние на стихоживопись оказал дзен-буддизм, поэтому на высшем уровне постижения свитка он служит медитативным стимуля-

Прежде использовалось неточное произношение «хокку».

тором и способствует просветлению. Большой популярностью пользуется искусство укиёэ, особенно цветные гравюры знаменитых художников XIX в. У. Хиросигэ и К. Хокусая. Графика укиёэ испытала на себе влияние театра.

Из классических форм японского театра наиболее известны за-рубе--жом Но и Кабуки, в основе которых лежат анимистские элементы японской культуры. Театр Но пользовался огромной популярностью у воен-кой аристократии средневековой Японии отчасти потому, что его эстетическая строгость в чем-то перекликалась с ригоризмом самурайского духа. В отличие от жестокой этики самураев, эстетическая строгость Но достигалась благодаря изысканной канонизированной пластике актеров, оказывавшей нередко сильное подсознательное впечатление на зрителей. Театр Но — это, по существу, театр фантазии. Его сцену можно сравнить со своеобразным киноэкраном, на котором проецируются подсознательные видения, рождающиеся в воображении ваки («свидетель», одно из трех амплуа), играющего роль «кинопроектора». Созерцая их на «экране» театра-фантазии, зритель словно заглядывает в самые потаенные уголки своей души.

Кабуки — более поздняя по сравнению с Но форма театра, возникновение которой относится в началу XVII в. Следует отметить, что анимистская основа театра Но была сохранена в новой сценической форме, однако Кабуки имел иную, нежели театр Но, направленность. В отличие от Но с его направленностью на прошлое Кабуки пользовался поддержкой нового сословия торговцев и проявлял интерес к проблемам современного ему мира. Театр Но и Кабуки популярны и в современной Японии, дополняя друг друга.

По-своему отражает изменения в культуре и архитектура, которая в Японии в самом начале испытала влияние религии, особенно буддизма. Достаточно вспомнить японские пагоды и буддийские храмы, испытавшие влияние китайской архитектуры. На рубеже XVI—XVII вв. в архитектуре произошел резкий поворот от религиозности к светскости. Традиционные виды культовых сооружений утратили доминирующее значение. Главное место в архитектуре заняли замки, дворцы и павильоны для чайной церемонии. В этом плане весьма примечателен ансамбль дворца Кацура, здесь зигзагообразные контуры плана строения воплощают очень важный строительный принцип, считающийся наиболее характерной особенностью традиционной японской архитектуры. Знаменитый японский архитектор современности Тайга пишет об этом: «Все меняется вместе с вашим движением». Во дворце Кацура движение пространства живо и ритмично. В современной архитектуре просматриваются систематические приемы европейского зодчества, в ней наметилась тенденция к сосуществованию традиционной и интернациональной сфер.

С традиционной архитектурой смыкается японский сад, противоположный европейскому по заключенной в них мысли. Не снимает контраста тот факт, что европейские парки конца XVII — начала XVIII в. испытали большое влияние китайских садов, послуживших несколькими веками ранее прототипом японских садов. Последние можно уподобить стихам — так точны они в своем метафорическом языке, так разнообразны по эмоциональному строю, так философски глубоки по смыслу. Поэт из обычных слов повседневной речи строит образ, емкий и лаконичный, художник японского сада из предметов самой природы творит новый мир со своим особым значением. В японском саду деревья, кустарники, камни в созданной художником композиции важны не только сами по себе, но и как олицетворение философских представлений. В малом и единичном традиционное японское восприятие видит отражение великого и общего, самой природы, как всеобъемлющего макрокосма. Поэтому японский сад, как и картина пейзажиста, прежде всего выражает отношение к миру и представление о нем.

Запросы человека не исчерпываются пассивным восприятием произведений профессионального искусства. Неизбежно возникает потребность в общении людей в атмосфере искусства, потребность в творческом участии в ритуале общения. В Японии формы такого общения весьма многообразны. Эта своеобразная сфера бытовой культуры включает любительское творчество, так называемые изящные развлечения: чайную церемонию, икебану, традиционное стихосложение, комбинирование ароматов, игру на музыкальных инструментах, пение и танцы, устные рассказы и т.д. К ней же относятся мода в одежде и декоративное оформление предметов, связанных с повседневной жизнью: вазы, чаши и коробочки для чая, сделанные из бронзы, лака, фарфора, бамбука и керамики.

Историческое развитие культуры характеризуется расширением набора каналов связи и общения между людьми. Одним из культурных завоеваний японских горожан в момент перехода от средневековья к новому времени, было освоение заимствованного в дзенских монастырях и по-своему осмысленного ритуала чайной церемонии. Чаепитие было широко распространенной формой общения между людьми в разных социальных сферах — от императорского двора и окружения сёгуна до простого народа, и каждый из слоев общества видел в этом ритуале свой смысл и по-своему оформлял его.

Существенно то, что повседневная культура: искусство аранжировки цветов (икебана), церемония чаепития и др. были пронизаны эстетикой, красотой, пониманием в духе дзен-буддизма. Из дзэновской концепции непостоянства всего существующего, эфемерности и призрачности жизни следует, что все кратковременное тесно связано с понятием прекрасного. Недолговечное текущее мгновение (цветение

вишни и опадание ее лепестков, испарение капель росы после восхода солнца с поверхности листа и т.д.) отливалось в особую эстетическую— форму. В соответствии с этим жизнь человека считается тем прекраснее, чем она короче и ярче прожита. Для японца мир явлений выступает абсолютом, т.е. при таком мировосприятии «конечной реальностью является «здесь и теперь». Иными словами, время для японского мышления всегда есть «теперь», что эквивалентно «вечности», поэтому понятно утверждение японского специалиста в области дзэн-буддизма Д. Судзуки, что «дзен не знает времени, и поэтому для дзэн не существуют ни начала, ни конца мира».

Сильное влияние концепции времени в дзэновской модификации видно в литературе (стихи, короткие поэмы и т.д.), драме (Но, баллада-драма), живописи (монохромная, портрет), архитектуре (храмы, бумажные окна, чайные домики), прикладном искусстве (лакированные шкатулки, ширмы, экраны), в повседневной жизни (чайная церемония, искусство аранжировки цветов — икебана и морибана, искусство комбинирования ароматов, каллиграфия и пр.) и в воспитании японца, особенно путем приобщения его к боевым искусствам (дзюдо, карате-до и т.д.). Функции сохранения и передачи традиционной культуры последующим поколениям выполняют так называемые иэмото — люди, прекрасно владеющие тем или иным традиционным искусством и имеющие непререкаемый авторитет в возглавляемой ими школе. И .так как многие виды традиционного искусства пропитаны религиозным духом и мистицизмом, то занятия ими приобщало человека к чему-то иррациональному и божественному.

Система иэмото представляет и в наши дни весьма эффективный аппарат идеологического воздействия на японцев, способствующий формированию национализма и шовинизма у них. Поскольку занятие традиционными японскими искусствами считается средством совершенствования личности, постольку хоть каким-то видом его занимается почти каждый японец. В силу того, что степеней овладения мастерством весьма много, обучение может продолжаться всю жизнь. Таким образом, занятия традиционными искусствами охватывают почти все население страны. А значит, сохраняется преемственность в развитии японской культуры, и от поколения к поколению передаются культурные традиции.

Значимость японских религиозно-культурных традиций проявляется и в создании оптимальной для новой капиталистической Японии социально-политической и социально-психологической структуры. Так, японский экономист Митио Морисима, анализируя проблему «почему именно в Японии налицо наибольшее развитие капитализма», указывает на роль конфуцианства в этом процессе. По его мнению, японский капитализм — это конфуцианский капитализм, его становле-

ние и развитие связано с националистическим и милитаристским оттенками конфуцианства в его японской версии. После окончания двухсотлетней изоляции, перед угрозой со стороны Запада интеллигенция, воспитанная в духе японско-конфуцианской этики, сумела сплотить страну и создать сильное современное правительство: «Именно благодаря национальной форме конфуцианства, — пишет Морисима, — Япония, с ^е классовыми и региональными противоречиями, за сравнительно короткий срок, примерно за 20 лет, легко объединилась в нацию». Наличие объединяющего нацию государства — одно из условий функционирования современного капитализма западного образца.

Второе условие — это существование демократического общества, которое весьма трудно было обеспечить в Японии. Выше уже отмечалось, что конфуцианство кодифицировало групповую этику и разделение обязанностей между представителями различных классов и сословий, закрепляющих и сохраняющих иерархический характер общества. В связи с этим в Японии была создана капиталистическая экономика, в основе которой лежат служебная иерархия, пожизненный труд, верность работников своим кампаниям и акционерная система, вполне адекватные характеру японского конфуцианства. В японской версии конфуцианства господствовала ориентация на предельное напряжение способностей, старание и тяжелый повседневный труд (для свободного владения азбуками катакана, хирагана и иероглифической все эти качества были обязательны), что в принципе служит оптимальной основой для воспитания творческой активности, энергии и даже предприимчивости, столь необходимых для функционирования капитализма. Именно высоко ценимые конфуцианской этикой культура физического и умственного труда, культ знаний и способностей сыграли немалую роль в успехах экономического развития Японии.

Ошеломляющий экономический рост Японии и культурно родственных ей стран позволяет характеризовать наступающий XXI в. «веком Тихого океана», когда во всю силу проявится животворность азиатских обществ. Одной из причин такого быстрого роста является характерное для азиатских культур групповое сознание, готовность людей к самопожертвованию во имя блага группы, к которой они принадлежат, отнесение на второй план личных интересов. Именно эти черты могут дать в следующем веке азиатским народам большие преимущества перед народами западных стран, где люди стремятся, прежде всего, получить еще большие права, а чувство обязанностей перед обществом как целым все больше исчезает. Известный религиозный и политический деятель Д. Икэда солидарен с точкой зрения ряда ученых о наступлении в XXI в. эпохи Азии и Тихого океана, где «Япония должна взять на себя руководящую роль в процессе постепенного перехода от западной цивилизации к новой, тихоокеанской».

4' XXI век мыслится как век победы культуры над политиков, силы Человеческого духа над силой оружия, что предполагает диалог ^ежду разными культурами. Ведь культура по самой своей сути вписана в ^ирную деятельность людей, а конструктивный обмен культурными ценностями требует прежде всего, чтобы люди были взаимно терпимы к культурным особенностям. Они должны быть всегда готовы считаться с точкой зрения других, всегда быть способными видеть не только с одной, узкой перспективы, а с возможно наибольшего числа точек зрения. Подчеркивая культурное равноправие, историческую миссию других культур, Икэда обращает внимание на то, что «культурно-историческое значение века Азии и Тихого океана состоит в том, что контроль властью и оружием будем заменен контролем культурой и человечностью». Однако возникает вопрос: какая культура будет доминировать в наступающем веке и осуществлять контроль? Логика событий и подтекст размышлений Д. Икэды не вызывают сомнений, что в качестве таковой выступит японская культура, впитавшая в себя, как мы уже видели выше, принципы синтоизма, конфуцианства и буддизма.

Япония уже сейчас готовится осуществить свою экспансию тихим, мирным путем при помощи культуры как наиболее действенного средства. Ведь самый изощренный и опасный контроль — это контроль в виде культуры, ибо в данном случае Япония начнет навязывать свое мировоззрение, свои культурные и идеологические ценности.

Вот почему, по мнению Д. Икэды, культурная замкнутость должна уступить место открытости, и мы должны мыслить и действовать прежде всего как люди, а не как граждане отдельных стран, имея в виду «новое» (это значит — необуддийское) мировоззрение. Однако само по себе мировоззрение действовать не может, для этого необходим определенный тип носителя культуры. Вот почему сейчас требуется модель нового типа личности, которая должна преодолеть националистические предрассудки и инертность в мышлении, обладать индивидуальным мышлением, быть способной на единоличное руководство и готовой идти на риск. Исторический прецедент есть: такие люди осуществляли модернизацию в эпоху Мэйдзи — буржуазной революции во второй половине XIX в. Динамичный, энергичный, способный воспринять непривычные для японцев морально-этические нормы, адаптироваться к чужой культуре и вместе с тем уметь привить чужой культуре японскую систему ценностей — вот образ нового «интернационального», «мирового» японца, вот каким должен выглядеть японец в глазах мирового сообщества к XXI в. Понятно, что такого религиозно-культурного типа фанатичный японец сможет осуществить культурную экспансию Японии прежде всего в тихоокеанско-азиатском регионе, а затем уже в остальных регионах мира. В целом можно сказать, что в Японии и сфере ее влияния традиция религиозного фанатизма в будущем будет

и* ^

^г

почти полностью скрыта в недрах японской культуры, нацеленной на экспансию бесшумным путем. Эффективность воздействия японской культуры обусловлена присущим ей механизмом заимствования — универсальным принципом, суть которого состоит в том, что приращение чужих культурных ценностей происходит на основе существующих культурных традиций, но ни в коем случае не отрицая их. Однако следует учитывать, что «канал» эволюции японской цивилизации пересекается с «каналом» эволюции западной цивилизации, стремящейся ограничить японскую экспансию.

ЛИТЕРАТУРА

Гршормва Т.П. Японская художественная традиция. М., 1979. ГришвлевпЛ.Л- Формирование японской национальной культуры. М., 1986. Кирквуд К. Ренессанс в Японии. М., 1988. Конрад П.И. Очерк истории культуры средневековой Японии. М., 1980. Кузнецов ЮЛ- Навлицкая Г.Б., Сырицын И.М. История Японии. М., 1988. Литературный гид: Культура и литература современной Японии // Иностранная литература. 1993. №5.

Иреображеш-кий К. Как стать японцем. М., 1989. Пр01маков В .Л., Ладанов ИД. Японцы. М„ 1983.

Лекция 10

КУЛЬТУРА

КЛАССИЧЕСКОГО АРАБСКОГО ВОСТОКА

Ислам как культурный феномен, его рождение и эволюция. Направления » исламе: суннизм и шиизм. Суфизм — мусульманский мистицизм. Ислам .м арабо-мусульманская культура. Арабский язык. Расцвет арабо-мусуль-манской культуры в IX—XII вв. Достижения арабской науки. Философия. Арабо-мусульманское искусство, архитектура. Особенности мусульманского права и морали. Культура арабского Востока и ее влияние на мировую

'культуру.

В истории великих культур классическая арабо-мусульманская культура занимает одно из важнейших мест. В свое время эта высокоразвитая, самобытная культура процветала на бескрайних просторах от Индии до Испании, включающих Ближний и Средний Восток и Северную Африку. Ее влияние ощущалось и ощущается сейчас во многих частях света; она явилась важным связующим звеном между культурами античности и средневекового Запада, уникальность этой культуры обусловлена особенностями ислама, который представляет собой не просто мировую религию, а целостную культуру — право и государство, философию и искусство, религию и науку, обладающих своей неповторимостью. И хотя ислам исторически близок многим европейским культурным традициям, сравнительный анализ этих различий, не очевидных на первый взгляд, показывает наибольшую удаленность ислама от европейского стандарта и его определенное сходство с китайскими религиозно-доктринальными нормами. Поэтому необходимо выяснить природу ислама, его направления.

Ислам является одной из универсальных мировых религий, религией откровения, которая выросла в VII в. из традиций таких монотеис-

__6.

тических религий, как христианство и иудаизм, восприняв многие основные их положения и догмы. Сам ислам признает сущность этих религий тождественной с собственной догматикой^ однако человеческое несовершенство привело к тому, что евреи и христиане неверно поняли смысл откровения одного и того же бога. Только пророк Му-хаммед пришел с истинным откровением, исправляя ошибки своих предшественников.

Насколько, однако, исходные принципы ислама подобны основам христианства и иудаизма, настолько развитие основных идей ислама пошло совершенно другими путями. Простые идеи, рожденные в среде кочевников и купцов Аравийского полуострова, обрастали новыми пластами в условиях развивающегося феодализма на Ближнем Востоке. Поэтому сам ислам, будучи по своей сути религией, превратился в принципы, организующие весь ранний мир тогдашних обществ, подчиненных власти халифата. Ислам стал законом, определяющим социальные структуры и мораль общества, обоснование которых находится в священном Коране. Так как Аллах является абсолютным совершенством, то данная им мораль и законы обладают абсолютной истинностью, вечностью и неизменностью и пригодны «для всех времен и народов».

Пока Мухаммед был жив, он управлял мусульманской общиной, но когда он умер, оказалось, что содержавшихся в Коране предписаний далеко не достаточно для разрешения всех государственных и общественных вопросов — естественно, инструкций на все случаи жизни он оставить не мог. В связи с этим и возникли два течения в исламе: суннизм и шиизм, различающиеся толкованием сунны. В широком значении сунна — свод обычаев и правил поведения древней общины — означала практику и теорию мусульманского правоверия; она передавалась устно и служила дополнением к писаному закону.

Правоверные мусульмане, которые считали, что Коран не может обойтись без сунны, получили название «ахль-ас-сунна» — «люди сунны» или сунниты. Распространителями сунны выступали сподвижники Мухаммеда, в соответствующих случаях вспоминавшие о его поступках, словах и даже молчании, выступающих в качестве примера при определенных обстоятельствах. В основе суннизма лежит общее мнение улемов (суннитских ученых), тогда как шиизм основан на авто-

«Мы низвели Тору, в которой руководства и свет; судят по ней пророки, которые предались, тех, кто исповедует иудейство, а раввины и книжники — сообразно с тем, что им дано на хранение из писания Аллаха, и они — об этом исповедники. <...> И отправили Мы по следам их Ису, сына Марйам, с подтверждением истинности того, что ниспослано до него в Торе, и руководством и увещанием для богобоязненных...» (Коран, сура 5, аяты 48 (44)—50 (46)). Тора — первые пять книг Библии («пятикнижие Моисееве»); Йса, сын Марйам — это, безусловно, Иисус Христос, сын Марии.

ритете имама (наследника миссии пророка). И ещс\одно различие: лимиты основывают сунну исключительно на авторитет^семьи пророча, а правоверные сунниты признают еще и свидетельство^подвижни-ков пророка Мухаммеда. До сих пор весь мусульманский мир разделен йа шиитов и суннитов;

В ходе эволюции ислама возник суфизм ~ мусульманский мистицизм, который в определенном смысле представлял собой реакцию горячо верующих пуритан на процесс начавшейся десакрализации ислама. Суфии — исламские мистики не считали обязательным для себя повседневные нормы, обряды и условности, строго предписанные правоверным мусульманам. Их жизнь была посвящена аллаху и отсюда их нестандартное поведение — они не молились пять раз в день, а исполняли обряд фадения (зикр) в различных вариациях — от экстатического транса до глубокого внутреннего сосредоточения, близкого индо-буддийской медитации. Самое интересное состоит в том, что к истокам суфизма относятся концепции различных культур, а именно: догмы Корана, неоплатонизм Плотина с его тезисом о божественной эманации, которая отражается в предметах мира как в зеркале, положение индо-буддизма о примате абсолютной реальности над феноменальным миром ощущений и христианский аскетизм. Синтез этих истоков на основе ислама и привел к появлению суфизма.

•1 Сам суфизм внутри себя дифференцировался. Одним из его вариантов был интеллектуальный суфизм, оказавший огромное влияние на арабо-мусульманскую культуру, вспомним, например, суфийскую поэзию. Суфий устремлен к богу, он избирает путь любви и богопочита-яия, чтобы достигнуть своей высшей цели — переделаться или перевоплотиться и таким образом приобрести вневременной опыт. Любовь к .'боту позволяет суфию достичь полной гармонии с абсолютом, он при помощи любви, этого «сладкого безумия», осуществляет слияние с богом, при котором исчезают даже сами понятия «бог» и «человек». лПуть любви и мудрости дает возможность индивиду достигнуть власти «ад своим телом, мыслями и чувствами, создать в себе свой рай, в ^ -котором он может испытывать блаженство до тех пор, пока не погрузиться в океан вечности. Иными словами, в мистическом самопознании Происходит постижение бога: «кто знает себя, знает бога» (Коран).

Другим вариантом суфизма является суфизм религиозных орденов, •обладающий огромной политической силой и ориентированный на Жогматику весьма жесткого, крайнего толка. Суфийские ордена и в .^^йашем веке играют важную роль, так как оказывают влияние на поли-^тику посредством воздействия на религиозное сознание членов ордена ^йего главу, достаточно упомянуть ордена кадирийя, сенусийя и прочие, ^ которые все еще во многом контролируют жизнь народных масс в африканских странах, Турции, Саудовской Аравии, Иране и других му-