В 1928 г. в Медико-биологическом институте была организована Кабинет-лаборатория наследственности и конституции человека, которую возглавил С.Г. Левит.
В 1935 г. институт был преобразован в Медико-генетический институт им. Горького, Левит стал его директором, но в 1937 г. был арестован, а институт расформирован. В институте был разработан новый и впервые истинно научный подход к генетике человека вообще и его психологических особенностей в частности. Левит начинал с утверждения о том, что генетика человека, как и другие частные главы генетики, способна обогатить общую генетику.
Достоинства человека как генетического объекта автор усматривал в следующем:
• В почти полном отсутствии естественного отбора, что должно привести к «огромному накоплению» менделирующих признаков.
• В возможности относительно точно изучать генетику психических особенностей, главным образом психических аномалий.
• В гораздо большей изученности физиологии и морфологии.
Также Левит проанализировал преимущества близнецового метода по сравнению с генеалогическим и статистическим.
Одну из задач института Левит видел во всестороннем развитии близнецового метода, предполагая при этом, что работа с близнецами будет «бессрочной» - от рождения до смерти, и изучаться будут все доступные исследованию признаки. Такая работа началась в 1929 г.
Близнецовым исследованиям анатомии, физиологии, патологии и психологии полностью посвящен 3-й том «Трудов» института (1934 г.). Основные результаты работы были опубликованы в 1936 в четвертом томе «Трудов», теперь уже Медико-генетического института им. Горького. Судя по данным, содержащимся в частности в статье Левита, исследованиями, проводившимися в институте, были охвачены 1350 пар близнецов; использовались и развивались три основных метода:
клинико-гениалогический,
патологический,
близнецовый,
и соответственно три основных области исследований:
патология,
биология
и психология.
Эти суммировавшие и обозначавшие перспективу работы Левита вместе с экспериментальными исследованиями этого института, положили начало науки психогенетики в России.
В экспериментальных исследованиях наиболее систематических и психологически содержательных было два:
1. Исследование, начатое А.Р. Лурия – целью было выяснение тренируемости комбинаторных функций ребенка, влияние их тренировки на другие психические процессы, устойчивость полученных эффектов.
2. Работа М.С.Лебединского - первая отечественная работа с определенным психологическим контекстом, содержащая анализ и общей методологии, и конкретных методов психологического исследования. Здесь приведен обзор проведенных к тому времени близнецовых исследований. Продемонстрированы все ограничения близнецового метода вообще и применительно к психологическим признакам в частности.
Работа Лебединского вместе с другими работами, был очень хорошим началом содержательных психогенетических исследований в России. Трагические 30-е оборвали их на многие годы, и второе дыхание генетика поведения получила в нашей стране только в конце 60-х
Восстановление систематических исследований по психогенетике можно датировать концом 1972 г.. когда в Институте общей и педагогической психологии Академии педагогических наук СССР на базе лаборатории дифференциальной психофизиологии, которой руководил Б.М. Теплов, а после его смерти – В.Д. Небылицын, была создана первая лаборатория, специальной задачей которой стало изучение наследственных основ индивидуально – психологических и психофизиологических различий.
В первые годы в центре внимания лаборатории находилась проблема этиологии свойств нервной системы, в дальнейшем основными объектами исследования стали психофизиологические признаки и психогенетика индивидуального развития.
Единственные в отечественной психогенетике популяционные исследования на изолятах Дагестана и в аулах Туркмении проведены были под руководством академика Дубинина К.Б. Булаевой. Она исследовала широкий спектр признаков (соматических, психофизиологических и т.д.) в девяти селениях Дагестана, принадлежащих к пяти этническим группам с разной степенью изолированности, разной этнокультурной и эколого-географической средой. Наиболее существенны два полученных ею факта:
1. Повышение фенотипической и генетической изменчивости в наиболее изолированных и аутбредных (популяции, в которых отсутствуют браки между родственниками) популяциях и снижение того и другого в умеренно изолированных
2. В общей дисперсии всех исследованных признаков доля внутрипопуляционной изменчивости существенно выше, чем межпопуляционной.
В отечественной психологии понимание термина «поведение» изме-
нялось, и достаточно сильно. У Л.С. Выготского «развитие поведения» —
фактически синоним «психического развития», и, следовательно, для него
справедливы закономерности, установленные для конкретных психичес-
ких функций. Однако в последующие годы «поведение» стало пониматься
более узко, скорее как обозначение некоторых внешних форм, внешних
проявлений человеческой активности, имеющих личностно-обществен-
ную мотивацию.
С.Л. Рубинштейн еще в 1946 г. писал, сопоставляя понятия «деятель-
ность» и «поведение», что именно тогда, когда мотивация деятельности
перемещается из сферы вещной, предметной, в сферу личностно-обще-
ственных отношений и получает в действиях человека ведущее значение,
«деятельность человека приобретает новый специфический аспект. Она
становится поведением в том особом смысле, который это слово имеет,
когда по-русски говорят о поведении человека. Оно коренным образом
отлично от «поведения» как термина бихевиористской психологии, со-
храняющегося в этом значении в зоопсихологии. Поведение человека зак-
лючает в себе в качестве определяющего момента отношение к мораль-
ным нормам» [133; с. 537].
Б.Г. Ананьев вопрос о соотношении «поведения» и «деятельности»
рассматривал в ином аспекте, а именно с точки зрения того, какое из
этих двух понятий является более общим, родовым. Он полагал, что его
решение может быть разным в зависимости от ракурса изучения челове-
ка. Например, при исследовании личности и ее структуры более широ-
ким должно приниматься понятие поведения, а деятельность и ее виды
(например, профессиональная и т.д.) в этом случае являются частными
понятиями. Тогда личность становится субъектом поведения, «посред-
ством которого реализуется потребность в определенных объект-ситуа-
циях» [4. Т. 1; с. 160].
Д.Н. Узнадзе предложил классификацию форм поведения, в которую
входят такие формы, как труд, игра, художественное творчество и т.д.
В вышедшем совсем недавно «Психологическом словаре» (М., 1996)
мы найдем следующее определение: «Поведение — извне наблюдаемая
двигательная активность живых существ, включающая моменты непод-
вижности, исполнительное звено высшего уровня взаимодействия целос-
тного организма с окружающей природой» [129; с. 264]. Столь широкое
определение справедливо и для поведения животных. Но дальше читаем:
«Поведение человека всегда общественно обусловлено и обретает харак-
теристики социальной, коллективной, целеполагающей, произвольной и
созидающей деятельности. На уровне общественно-детерминированной
деятельности человека термин П. обозначает также действия человека по
отношению к обществу, др. людям и предметному миру, рассматривае-
мые со стороны их регуляции общественными нормами нравственности и
права» [там же].
Наверное, такая жесткая связь поведения именно с двигательной ак-
тивностью и ограничение среды природой может вызвать возражения
(и справедливые). Обратимся к другому словарю и увидим несколько иное
определение: «Поведение — присущее живым существам взаимодействие
с окружающей средой, опосредствованное их внешней (двигательной)
или внутренней (психической) активностью... П. человека трактуется как
имеющая природные предпосылки, но в своей основе социально обус-
ловленная, опосредствованная языком и другими знаково-смысловыми
системами деятельность, типичной формой которой является труд, а ат-
рибутом — общение» [85; с. 244],
Согласно С.Л. Рубинштейну, «единицей» поведения является посту-
пок, как «единицей» деятельности вообще — действие. При этом посту-
пок — лишь такое действие человека, «в котором ведущее значение имеет
сознательное отношение человека к другим людям..., к нормам обще-
ственной морали» [133. Т, II; с. 9].
С этим определением согласуются и более поздние, например, имею-
щиеся в психологических словарях последних лет: единицы поведения —
поступки, под которыми разумеется «социально оцениваемый акт пове-
дения, побуждаемый осознанными мотивами... П. как элемент поведения
подчинен мотивам и целям человека» [128; с. 269]; «поступок — личност-
но-осмысленное, лично сконструированное и лично реализованное по-
ведение (действие или бездействие)»... [129; с. 276].
Существуют и другие определения термина «поведение», другие под-
ходы к его анализу [96, 171, 179]. Однако никогда в это понятие не вклю-
чаются, например, баллы IQ, объем памяти, особенности внимания и
т.п. (не говоря уже о психофизиологических признаках), т.е. все те харак-
теристики индивидуальности, ее отдельных уровней и подструктур, кото-
рые исследует «генетика поведения» (behavioral genetics).
Неопределенность термина хорошо видна в некоторых определениях этой
области знаний. Так, в предисловии к книге «Генетика поведения и эволю-
ция», в которой есть и большие главы о психических функциях человека,
Е.Н. Панов пишет, что генетика поведения — область знаний, оформившаяся
«на пересечении таких дисциплин, как собственно генетика, биология разви-
тия и комплекс наук о поведении, включающий психологию, этологию и эко-
логическую физиологию. Задачей этого нового направления стало изучение
онтогенеза обширного класса биологических (курсив наш. — И.Р.-Щ.) функ-
ций организма, именуемых «поведением» и обеспечивающих по существу дву-
стороннюю связь между индивидуумом и окружающей его экологической и
социальной средой, Глобальность этой задачи уже сама по себе явилась
причиной того, что в сферу интересов генетики поведения вскоре оказались
втянутыми столь далекие друг от друга разделы науки и практики, как эндок-
ринология и психиатрия, биохимия и педагогика, нейрофизиология и лингви-
стика, антропология и селекция сельскохозяйственных животных» [177; с. 5],
Сами авторы пишут: «В качестве поведения мы будем рассматривать любые
формы активности, проявляемой организмом как единым целым по отноше-
нию к окружающей среде и условиям его существования» [там же; с. 10].
Таким образом, в одну науку — генетику поведения — включаются и педагоги-
ка, и сельскохозяйственная селекция, и многое другое. Это возможно в двух
случаях; либо когда термин «генетика поведения» трактуется как более ши-
рокий, родовой по отношению к «психогенетике», либо когда полагают, что,
поскольку механизмы генетической передачи едины для всего живого, изуче-
ние генетики признаков, относящихся к столь разным областям, может быть
объединено в одну науку.
Это верно, если исследователь решает генетические задачи, такие, например, как тип наследования признака, локализация генов, ответственных за его
проявление, и т.п. Но подобное объединение едва ли правильно, когда реша-
ются психологические проблемы, связанные со структурой человеческой ин-
дивидуальности, этиологией индивидуальных различий, типологией индиви-
дуального развития.
Генетика поведения животных дает убедительную эволюционную ос-
нову для постановки вопроса о роли генотипа и среды в изменчивости
психологических черт человека. Однако ясно, что простой перенос на че-
ловека данных, полученных при изучении животных, невозможен хотя
бы по трем основным причинам. Во-первых, высшие психические функ-
ции человека имеют совершенно иное содержание, иные механизмы, чем
«одноименные» поведенческие признаки у животных; научение, реше-
ние задач, адаптивное поведение и т.д. у человека — не то же самое, что у
животных. Например, обучение у человека не тождественно образованию
простых условно-рефлекторных связей у животного, поэтому возможность
выведения «чистых линий» лабораторных животных по обучаемости сама
по себе не означает генетическую обусловленность обучения у человека.
Во-вторых, наличие у человека социальной преемственности, «програм-
мы социального наследования» [50] меняет и способы передачи некото-
рых психологических признаков из поколения в поколение. Наконец,
в-третьих, для диагностики и измерения многих признаков у человека
используются совсем иные, чем у животных, техники, адресованные к
другим, иногда вообще отсутствующим у животных системам, уровням
управления и интеграции. Ясно, например, что произвольные движения
человека, осуществляемые по речевой инструкции и, соответственно, по
законам осознанной произвольной саморегуляции, не имеют полных ана-
логов в движениях животного. А это означает, в свою очередь, что даже
если будет доказана генетическая обусловленность двигательного науче-
ния у человека, она может относиться к иной, по существу, функции,
нежели двигательное поведение животных.
Все это говорит о том, что роль наследственных и средовых детерми-
нант в фенотипической вариативности психологических и психофизио-
логических функций человека должна быть специальным предметом ис-
следования, хотя есть целый ряд задач, надежно решаемых только в рабо-
те с животными, где возможны любые формы эксперимента. Вот почему,
не отрицая необходимости и продуктивности генетических исследований
поведения животных, тогда, когда речь идет о человеке, правильнее обо-
значать эту область термином «психологическая генетика» («психогенети-
ка»)*, т.е. «генетика психологических признаков». Диагностируя те или
иные психологические особенности в их внешних, поведенческих прояв-
лениях (иного способа просто нет), мы всегда полагаем объектом генети-
ческого исследования саму эту особенность как присущую человеку чер-
ту, а не разнообразные формы се реализации во внешнем поведении. Тер-
мин же «генетика поведения» целесообразно оставить за изучением
поведения животных.
В зарубежной литературе этот вопрос тоже вставал. В 1951 г. К. Холл,
отмечая, что, как система знаний о наследственности психологических
признаков, психогенетика — пока скорее обещание, чем реальность, писал:
«Настоящая генетика поведения все же должна возникнуть, поскольку
психологи все шире используют в своих исследованиях методы современ-
ной генетики, а генетики все более регулярно занимаются проблемами
поведения. Эта многообещающая тенденция в конце концов приведет к
созданию и определит общие черты промежуточной науки — психогене-
тики» [164; с. 405]. Психогенетика, продолжал он, «может оказаться ис-
ключительно ценной для освещения динамики поведения» [там же; с. 434],
т.е. психогенетические подходы могут быть средством, необходимым для
понимания человеческого поведения.
В немецкой литературе, когда речь идет о человеке, чаще использует-
ся термин «психогенетика» (Psychogеnetik), а термин «генетика поведе-
ния» (Verhaltensgenetik) относится главным образом к исследованию жи-
вотных. Как пишет видный немецкий психогенетик Ф. Вайс, несмотря на
существование и других обозначений этой области знаний, с конца 70-х го-
дов профессиональным психологическим сообществом было принято
«короткое и ясное обозначение — "психогенетика"» [448; с. 9].
* Существуют аналогичным способом образованные понятия «медицинская
генетика», «фармакогенетика» и т.д. Вместе с тем близкий термин «генетическая
психология», прочно связанный с именем Ж. Пиаже, относится к онтогенезу пси-
хики и образован от слова«генезис», а не «генетика». Об этом также иногда напо-
минают зарубежные исследователи [см., напр., 448].
Перечень работ, в которых так или иначе обсуждается вопрос о тер-
минологии, можно продолжить. Однако для нас сейчас важен сам факт
его обсуждении, ибо он свидетельствует о профессионально строгом под-
ходе к используемой терминологии вообще и о необходимости точного
употребления каждого из этих двух понятий — в частности. Правда, суще-
ствует и другая точка зрения. Например, В. Томпсон и Г. Уайльд — авторы
одного из больших обзоров, принимая термин «генетика поведения» не
только в силу личных предпочтений, но и потому, что именно так была
озаглавлена первая работа, суммировавшая всю эмпирику этой области
исследований (и тем самым давшая термину «права гражданства»), пола-
гают, что разница рассматриваемых терминов не столь велика, чтобы ее
обсуждать [425]. Так ли это?__
Дата добавления: 2016-04-02; просмотров: 1553;