Жизнь и творчество С. Есенина советского периода

1. С. Есенин и «новокрестьянская поэзия»:

а). иллюзорный образ «мужицкого рая» - страны Инонии в «библейской» поэме «Инония». Идеализация Руси в «библейских» поэмах «Отчарь», «Иорданская голубица» и др. Преодоление поэтом иллюзорно-утопических представлений, связанных с идеей осуществления «крестьянского рая»;

б). тема ностальгического прощания с «уходящей Русью» в поэме «Сорокоуст», в стихотворном цикле «Исповедь хулигана» и др. произведениях;

в). советская деревня 20-х гг. в восприятии С. Есенина. Поэмы «Русь Советская», «Анна Снегина».

2. Трагизм судьбы С. Есенина:

а). С. Есенин в атмосфере поэтических исканий 1918-20-х гг. Поэт и имажинистское окружение;

б). драматические перипетии личной жизни. Книга «Москва кабацкая». Поэма «Черный человек».

Современники С. Есенина оставили о нем самые разноречивые суждения. В обширной мемуарной литературе об этом поэте он предстает и как искренний, душевный человек, и как хам, скандалист. Одни современники выделяют такие сугубо есенинские черты, как артистизм, обаяние. Другие пишут о болезненной есенинской самовлюбленности и эгоизме. Среди самых мрачных ярлыков, закрепленных за личностью поэта – алкоголик и хулиган. Но сколь бы противоречивым не представал облик С. Есенина в воспоминаниях его современников, не подлежащими сомнению являются трагизм судьбы этого человека и его художественная гениальность. Бесспорным,фактическим подтверждением последней служит есенинское поэтическое наследие.

Большая часть творческого пути С. Есенина связана с бурной, революционно-военной эпохой, с «окаянными днями», когда были подвергнуты беспощадному разрушению православно-христианские ценности, народная, крестьянская культура. Творчество и судьба С. Есенина во многом не отделимы от драматической биографии и художественных исканий поэтов «крестьянской купницы». Как и все «новокрестьянские поэты», С. Есенин пережил увлечение революционно-мистическими настроениями, уверовав, что Октябрьская революция принесет великое преображение, вследствие которого наступит на русской земле долгожданный «крестьянский рай». Иллюзорно-утопические представления поэта легли в основу его «библейских» поэм, написанных под непосредственным впечатлением революционных событий. Революция в них изображена как явление космического масштаба, преображающее мир в великое братство людей. Материал поэм находится в противоречии с тем, что на самом деле происходило в революционной России. Как будто бы не замечая реального зла, кровавых ужасов «новой эпохи», С. Есенин пишет о некоей идеальной, сказочной, «златой» Руси. Конкретная действительность, реальные образы отодвинуты туманной символикой и религиозной образностью. Так, В «Инонии» и в «Иорданской голубице» поэт рисует будущее как некое идиллическое царство крестьянского благополучия, как «мужицкий рай». Инония значит иная страна, воображаемая страна счастья:

Языком вылижу на иконах я

Лики мучеников и святых.

Обещаю вам град Инонию,

Где живет божество живых.

Как и «новокрестьянские» поэты, С. Есенин пережил крушение иллюзий, связанных с тем, революция принесет крестьянину благополучную жизнь. В центре таких произведений, как «Сорокоуст», «Я последний поэт деревни…», «Исповедь хулигана» и др. – тема гибели «деревянной Руси», мотивы ностальгического прощания со старой деревней, крестьянским миром, гибнущим под пятой технического прогресса. Поэт проклинает «железного гостя», несущего гибель патриархальному деревенскому укладу. Так, поэма «Сорокоуст» (1920 г.) неслучайно начинается с апокалиптического «погибельного рога» как символа-сигнала надвигающейся катастрофы. Главная поэтическая мысль произведения выражена в форме притчи. Это известный эпизод с задумавшим обогнать поезд тонконогим жеребенком. Он – символ неравного спора между старой Русью и механической силой технического прогресса:

Милый, милый, смешной дуралей,

Но куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница.

В основу этого эпизода легло реальное происшествие. В одном из писем С. Есенин писал: «Ехали мы от Тихорецкой на Пятигорск, вдруг слышим крики, выглядываем в окно, и что же? Видим, за паровозом, что есть сил, скачет маленький жеребенок, так скачет, что нам сразу стало ясно, что он почему-то вздумал обогнать его. Бежал он очень долго, но под конец стал уставать, и на какой-то станции его поймали. Эпизод для кого-нибудь незначительный, а для меня он говорит очень много. Конь стальной победил коня живого. И этот маленький жеребенок был для меня наглядным дорогим вымирающим образом деревни…». В стихотворении «Хулиган» С. Есенин называет себя «певцом и глашатаем деревянной Руси»:

Русь моя, деревянная Русь!

Я один твой певец и глашатай.

Звериных стихов моих грусть

Я кормил резедой и мятой.

Свое чувство неприкаянности и растерянности поэт выражает позой хулигана, бросающего вызов враждебным его родному миру силам. Неслучайно он подчеркивает свое родство со всем, что стихийно и непокорно:

Плюйся, ветер, охапками листьев, -

Я такой же, как ты, хулиган.

Послереволюционные преобразования в деревне и вообще в стране вызывают у С. Есенина резкое неприятие. В поэме «Русь советская» поэт говорит о том, что «в своей стране» он «словно иностранец». В советской деревне С. Есенин ощущает себя угрюмым пилигримом», поэзия которого «здесь больше не нужна», ибо крестьянский мир советской эпохи живет не его стихами, а агитками Демьяна Бедного. Собирательный портрет крестьянина нового времени дан С. Есениным в поэме «Анна Снегина»(1924). Это произведение сам автор считал лучшим из всего им написанного. В основе поэмы – впечатления, вынесенные С. Есениным из пребывания в родном селе Константиново летом 1918 г. В поэме две основные линии. Первая – любовный роман лирического героя с помещицей Анной Снегиной. Вторая – изображение крестьянского мира, деревни, охваченной революционными событиями. В поэме С. Есенин окончательно прощается со сказочной, «златой» Русью, порывая с иллюзиями «Инонии», утопическими надеждами о мужицком рае. Поэма в немалой степени проникнута антикрестьянским пафосом. Ее главные герои – Прон Оглоблин – «булдыжник», «драчун», «грубиян» и его брат – Лабутя – «хвальбишка и дьявольский трус» «живут, не мозоля рук». Вот портрет голытьбы, скорой на расправу, данный пожилой степенной мельничихой:

Таких теперь тысячи стало

Творить на свободе гнусь.

Пропала Расея, пропала…

Пропала кормилица Русь…

Несмотря на свою близость к поэзии «новокрестьянской плеяды» творчество С. Есенина в то же время выходит за границы идейно-художественных устремлений представителей этого направления. С какой бы группой поэт не входил в контакт, он всегда настаивал на своей независимости. В автобиографии от апреля 1924 г. С. Есенин писал: «Сейчас я отрицаю всякие школы. Считаю, что поэт и не может держаться определенной какой-нибудь школы. Это его связывает по рукам и ногам. Только свободный художник может принести свободное слово». До конца дней, оставаясь певцом «золотой бревенчатой избы», С. Есенин не хотел называться крестьянским поэтом: «Зачем? Я просто – поэт, и дело с концом». Есенинская независимость проявилась и во взаимоотношениях с группой поэтов-имажинистов, основанной в 1919 г. (термин «имажинизм» происходит от английского и французского слова image – «образ», один из теоретиков имажинизма – американский поэт Э. Паунд). В России впервые термин «имажинизм появился в книге поэта В. Шершеневича» «Зеленая улица» (1916). Именно В. Шершеневич и сыграл ведущую роль в организации имажинистской группы, в которую также вошли помимо С. Есенина поэты А. Мариенгоф, Р. Ивнев, А. Кусиков, И. Грузинов, А. Ганин, художники Б. Эрдман и Г. Якулов. Для имажинистов были характерны увлечение формальным экспериментаторством, разрушение смысловой связности текста, склонность к нарушению традиций, правил грамматики и даже норм поведения. Поведение имажинистов отличалось скандальностью, хулиганскими выходками, которые должны были шокировать чинную, благопристойную публику. Так, однажды ночью С. Есенин, В. Шершеневич и А. Мариенгоф разрисовали имажинистскими лозунгами стену Страстного монастыря в Москве возле Тверской улицы. Вечера-диспуты, устраиваемые имажинистами главным образом в основанном ими московском кафе «Стойло Пегаса», носили демонстративно скандальный рекламный характер. Поэт и литературный критик Львов-Рогачевский назвал поэзию имажинистов «стилем погибших мальчишек», имея в виду их безалаберный, богемный образ жизни. Поэзия С. Есенина мало соответствовала декларациям имажинизма. Уже в 1921-1922 гг. он, намереваясь выйти из группы, резко критиковал имажинизм как «простое акробатство», обличал имажинистские нигилизм и беспочвенничество. В статье «Быт и искусство» С. Есенин писал: « У собратьев моих нет чувства родины, во всем широком смысле этого слова, поэтому у них так и несогласовано все. Поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния». Программа имажинистов связывала художественную свободу С. Есенина, имажинистское «акробатическое искусство» было чужеродным для него. В автобиографии 1924 г. поэт писал: «Прежде всего, я люблю выявление органического. Искусство для меня не затейливость узоров, а самое необходимое слово того языка, которым я хочу себя выразить». В. Шершеневич и его литературные соратники, напротив, стремились к утверждению приоритета искусства над жизнью. Так, в претендовавшей на роль программного документа книге В. Шершеневича «2x2 = 5: Листы имажиниста»(1920) говорится: «Жизнь складывается так, как этого требует искусство, потому что жизнь вытекла из искусства». Такой взгляд на искусство принципиально расходится с есенинскими воззрениями на природу художественного образа, истоки которого в самой жизни, в органике. В 1924 г. С. Есенин окончательно порвал с имажинистами. Однако пребывание поэта в окружении В. Шершеневича и А. Мариенгофа не прошло для него бесследно. У многих современников есенинский имажинизм вызвал недоумение, а такие «новокрестьянские» поэты, как А. Ширяевец и Н. Клюев расценили его как измену деревне. Пребывание С. Есенина в чуждом ему поэтическом окружении объясняют по-разному. Вступление поэта в «Орден Великолепных», с одной стороны, было следствием стремления уйти от ореола пастушка, которым его наделили в литературно-аристократических салонах. Неслучайно в стихотворном цикле «Исповедь хулигана» такие атрибуты есенинского литературного героя, как цилиндр, перчатки и модные штиблеты, - это символы отречения поэта от своего пастушеского прошлого. По мнению некоторых исследователей, например В. Мусатова, имажинизм помог С. Есенину преодолеть «пастушество», обрести художественную зрелость. Однако, с другой стороны, имажинизм сыграл и отрицательную роль в жизни и творческом развитии поэта. Негативно повлияли на С. Есенина свойственный имажинистам богемный образ жизни, культивируемые ими моральная распущенность и хулиганское поведение. Пребывание поэта в имажинистском окружении и других столичных художественных кругах, зараженных модными тогда богемными нравами, имело, бесспорно, пагубное воздействие на его личность. Одно из самых известных есенинских произведений – книга стихов «Москва кабацкая» - явилась реакцией поэта на пережитую им драму своего нравственного падения в отравленном ядовитыми кабацкими нравами городе. По словам самого поэта, он «внутренне пережил Москву кабацкую». Книга пронизана трагической тональностью, в ней выражено мучительное, кризисное душевное состояние автора. С. Есенин создает ставший одним из самых популярных имиджей своего лирического героя, который неразрывно связан и сего собственным реальным обликом 20-х гг. Это хулиган, уличный повеса, пьяница и грубиян. «Москва кабацкая» включает в себя 16 стихотворений, написанных в период с 1921-го по1924 гг., и состоит из 4-х частей: «Стихи – как вступление к «Москве кабацкой», «Москва кабацкая», «Любовь хулигана», «Стихотворение как заключение». Раздел «Любовь хулигана» посвящен актрисе Камерного театра Августе Миклашевской, следующему после Айседоры Дункан кратковременному увлечению поэта. Этот раздел составляет едва ли не лучшие образцы любовной есенинской лирики 20-х гг. В трактовке любовной темы здесь ощутимо влияние романсовой традиции. Одним из самых романсовых, например, является стихотворение «Вечер черные брови носопил…»:

Позабуду я мрачные силы,

Что терзали меня, губя.

Облик ласковый! Облик милый!

Лишь одну не забуду тебя.

Однако героиней «Любви хулигана» является не только А. Миклашевская, но и американская танцовщица Айседора Дункан, которая была третьей женой С. Есенина (С. Есенин зарегистрировал с ней брак в мае 1922 г.). По словам А. Миклашевской, так понимала образ героини и сама Айседора: «Вся Европа знайт, что Есенин был мой муш, и вдруг первый запел про любоф – вам, нет, это мне! Там есть плохой стихотворень: «Ты такая ж простая, как все…» Это – вам!». Все осеннее в «Любви хулигана» связано с Айседорой, бывшей старше поэта на 17 лет. Сам С. Есенин объяснял ее влечение к себе тем, что она была потрясена сходством с ее погибшим сыном.

В 1920-е и в 30-е гг. вокруг книги стихов «Москва кабацкая» развернулась дискуссия. Книга воспринималась как своеобразный документ собственной биографии С. Есенина, чему немало способствовали свидетельства современников поэта, соглядатаев и очевидцев его жизни, писавших, что «почти все вечера он проводил в кабаках», что в «самый бурный период его московской кабацкой жизни» он «побил рекорд буйства» и что «кафейные скандалы, один грандиознее другого, следовали непрерывно». А. Воронский нашел в «Москве кабацкой» поэтизацию пьяного угара, хулиганства и безнадежности. Другой критик, В. Киршон, напротив, утверждал, что С. Есенин далек от возведения кабацкого угара и болезни в апофеоз. По его мнению, перед читателем встает фигура голубоглазого, с золотой «забубенной головушкой» поэта, который в пьяном угаре, среди воров и проституток мучается от этой накипи, рвется из гнили и мерзости, жалея, что глупо растрачивает свои силы. Таким образом, в «Москве кабацкой» выражена боль, надрыв и тоска по родине, земле, здоровой, естественной жизни. Вся книга в целом – произведение противоречивое, в котором есть и поэтизация пьяного разгула, и трезвое самоосуждение, стремление преодолеть ненормальный образ жизни.

Наряду с «Москвой кабацкой» трагизмом проникнута законченная за несколько дней до преждевременной гибели С. Есенина его поэма «Черный человек». Это одно из самых загадочных произведений поэта. Часть исследователей рассматривает поэму как свидетельство полного упадка душевных сил С. Есенина, его психического расстройства. В «Черном человеке» видят покаянную исповедь, приговор над собой, рассказ о вдребезги разбитой жизни. Поэма расценивается не столько как художественное, сколько как патологическое явление, агония не только писателя, но и человека. Однако замечено, что поэма представляет собой хорошо продуманное и завершенное произведение, чего не могло бы состояться при деградации творческой личности. Ее содержанием выступают не бредовые галлюцинации, не их бесконтрольная запись, а художественная условность, посредством которой раскрываются тайники темных сторон бытия души. Управляющий художественным миром автор и страдающий от бессонницы герой – не одно и то же. С этой точки зрения есенинского «черного человека» можно рассмотреть как часть самого поэта, как «двойника», которому он отдает самое дурное и уродливое, что было в нем самом. Иными словами, в образе Черного человека С. Есенин нарисовал свой негативный автопортрет, собрал воедино собственные пороки. По другой исследовательской версии, ночной, таинственный гость, пришедший чтобы запугать собеседника, вывести его из себя и убить, - это собирательное олицетворение враждебных С. Есенину сил. Исследователи усматривают в поэме бунт против притворных друзей-недругов, которые, прикидываясь друзьями, клеветали на поэта, мешали ему жить и творить. Таким образом, поэма С. Есенина была своеобразным ответом на сенсационные слухи и толки о нем.

С. Есенин всегда вызывал ожесточенные споры при жизни и оставил много загадок после своей смерти. Согласно официальной версии, поэт покончил жизнь самоубийством. Однако имеется немало косвенных данных, свидетельствующих о том, что поэт не по своей воле ушел из жизни. Ряд современных исследователей все же версии о насильственной гибели С. Есенина считает спекулятивными, не имеющими под собой достаточного фактического основания.