Британская социальная антропология после Рэдклифф-Брауна

Антропология в послевоенной Великобритании развивалась на теоретических основаниях, сформулированных Рэдклифф-Брауном и Малиновским. С течением времени, в особенности после смерти Рэдклифф-Брауна, критика его формальных методов постепенно набирала силу и в антропологии сложилось относительное равновесие двух методологических концепций, если рассматривать их влияние на деятельность представителей этой науки. Можно говорить (условно, конечно) о двух линиях развития структурно-

¹⁶⁵ См.: Ibid, p. 99.

¹⁶⁶Ibid., р. 103.

¹⁶⁷См.: Idem. Andaman Islanders, p. 158.

¹⁶⁸См.:Idem. The Sociological Theory of Totemism, p. 132.

функциональной традиции — структуралистской, восходящей к Рэдклифф-Брауну, и интуитивно-беллетристической, связанной с Малиновским. Р.Фёрс, хорошо знавший обоих, остроумно отнес Рэдклифф-Брауна к «классицизму», а Малиновского к «романтизму», так как один из них был склонен отдавать предпочтение четкой однозначности выводов, скованных формальными понятиями своей концепции, а другой — воображению и литературным приемам представления изучаемой реальности¹⁶⁹.

Две линии традиции нашли воплощение в организационной и географической плоскостях — основными центрами структурализма (неоструктурализма) в 50—70-х годах были департаменты антропологии Оксфордского, Кембриджского и Манчестерского университетов, где преимущественно изучались африканские сюжеты; наследие Малиновского продолжало жить в департаменте ЛШЭПН и в некоторых других университетах, где разрабатывались океанийские и азиатские темы.

Сообщество британских антропологов этого времени также можно условно разбить на две группы — Э.Эванс-Причард, М.Фортес, М.Глакмен, В.Тэрнер, М.Дуглас (все — африканисты) в разной степени придерживались структуралистской доктрины с ее вниманием к жестко детерминированным общественным связям; а Р.Фёрс (специалист по Океании и Юго-Восточной Азии), Э.Лич (специалист по Южной и Юго-Восточной Азии) и другие продолжали линию Малиновского с его особым вниманием к личности и личностному выбору в культурных процессах.

Оба лагеря нередко вступали в теоретические дискуссии, в которых наследие классического функционализма подвергалось критике, порой довольно жесткой. Идеи Рэдклифф-Брауна наиболее последовательно защищал М.Фортес, ставший в 1950 г. главой департамента антропологии в Кембридже. А.Купер пишет об этом: «В то время как его коллеги по профессии высказывали сомнения или даже поднимали знамя восстания, Фортес продолжал развивать центральную проблематику первоначального оксфордского структурализма. В 1953 г. он опубликовал несколько работ, содержащих обоснование его позиции, в которых защищал структуралистскую ортодоксию, подчеркивал роль категории „социальная структура" как центрального организующего понятия, относил изучение „культуры" и индивидуальных вариаций к второстепенным задачам и энергично нападал на Эванс-Причарда за его отступничество от истинной веры»¹⁷⁰.

Структурный метод Рэдклифф-Брауна развивал и Макс Глакмен, создавший особую школу «африканской социологии» с центром в возглавляемом им департаменте социальной антропологии Манчестерского университета. Сам он разработал оригинальную теорию конфликта и ритуала, во многом отталкиваясь от идей своего учителя, о чем красноречиво говорит его взгляд на ритуал; «Ритуал — это не просто выражение взаимосвязи и внедрение

¹⁶⁹Firth R Contemporary British Social Anthropology. — American Anthropologist Vol. 53, p. 474-489.

¹⁷⁰Kuper A. Anthropology and Anthropologists. The Modern British School .3rd revised and enlarged edition. L.-N.Y., 1983, p. 128.

социальных ценностей и чувств в сознание людей, как это утверждается в теориях Дюркгейма и Рэдклифф-Брауна, но своеобразное подчеркивание действительных конфликтов между общественными установлениями, а также утверждение единства и целостности общества вопреки этим конфликтам»¹⁷¹. Эта теоретическая позиция в 50—80-х годах получила свое дальнейшее развитие в трудах ученика Глакмена Виктора Тэрнера, в «символической антропологии» которого структуралистские идеи Рэдклифф-Брауна нашли органичное место среди новейших семиотических подходов¹⁷².

Манчестерская школа Глакмена обеспечила развитие некоторых идей Рэдклифф-Брауна в ряде новых теоретических направлений. Одним из них стала концепция «социальной сети». Это понятие использовал, правда без детальной разработки, сам Рэдклифф-Браун, но настоящим аналитическим инструментом оно стало в трудах Э.Ботт, Ф.Мейера, Б.Поу, А.Мейера, М.Шриниваса, А.Бетей и в особенности Дж.Барнеса и К.Митчелла, в которых оно используется для анализа межличностных связей как в племенных сообществах, так и в сложной урбанистической среде развивающихся стран¹⁷³.

Противоречия в исследовательских подходах структуралистов и сторонников концепции Малиновского в послевоенной антропологии наиболее отчетливо проявились в трудах М.Глакмена и Э.Лича. «Лич, как -и Малиновский, склонялся к подчеркиванию способности индивида свободно обращаться с социальными предписаниями, в то время как Глакмен, подобно оксфордским структуралистам, делал большее ударение на связующую силу предписаний и ценностей, хотя каждый из них отклонялся от унаследованной теоретической позиции, и, возможно, неосознанно они сближались в этом вопросе»¹⁷⁴. Стирание противоречий между двумя традициями было показательно для британской антропологии конца 50-х — начала 70-х годов.

Начиная же с конца 60-х годов в интеллектуальной атмосфере социальных наук Запада наметились новые тенденции, порой именуемые «феноменологическим поворотом». Эти тенденции, затронувшие и социальную антропологию, выражались в полном или почти полном отказе от позитивистских идеалов научности — от идеи закономерности социального процесса, от возможности его объективного отражения в научных трудах. В этой ситуации наследие Рэдклифф-Брауна и Малиновского стало подвергаться разрушительной критике, ибо мировоззрение обоих целиком основывалось на позитивистских принципах познания.

¹⁷¹Gluckman М. Order and Rebellion in Tribal Africa. L, 1963, p. 18.

¹⁷² См.: Turner V.W. Schism and Continuity in an African Society. Manchester, 1957.

¹⁷³ См.: Bott E. Family and Social Network L,1957; Mayer Ph. Townsmen or Tribesmen. Cape Town, 1962; Paw B. The Second Generation. Cape Town,1963;Mayer A. The Significance of Quasi-groups in the Study of Complex Societies. Ed. byBanton.L,1966, p. 97-122;Shrinivas M.M. Beteille A. Networks in Indian Social Structures. — Man. 1964. Vol. LXIV, p. 165-168; Social Networks in Urban Situation. Analyses of Personal Relationships in Central African Towns. Ed. by J.C. Mitchell. Manchester, 1969; Barnes J.A. Networks and Political Process. — Ibid., p. 51—76;Mitchell J.C. The Concept and Use of Social Network. — Ibid, p. 1-48.

¹⁷⁴Kuper A. Anthropology and Anthropologists. 3rd ed, p. 157.

Парадоксальным образом ключевой фигурой новой критической волны стал первый и наиболее талантливый ученик Малиновского, а впоследствии соратник Рэдклифф-Брауна в деле утверждения доминирующей роли структурализма и наследник последнего на посту главы департамента социальной антропологии Оксфордского университета — Эдуард Эванс-Причард.

Парадоксальным может показаться то, что человек, еще на рубеже 30— 40-х годов утверждавший вслед за Рэдклифф-Брауном, что социальная антропология базируется на «методах индуктивной логики, которые необходимы для естественных наук», и отстаивавший применение сравнительного анализа «для открытия общих тенденций и взаимозависимостей в культуре, являющихся универсальными для человеческих обществ»¹⁷⁵, в 1950 г. на лекции памяти Маретта заявил прямо противоположное: «...социальная антропология является разновидностью историографии и в конечном счете — философии и искусства... так как она изучает общества как моральные, а не естественные системы, она интересуется не столько процессом, сколько внешним видом, ее целью являются образцы, но не научные законы, она скорее интерпретирует, чем объясняет»¹⁷⁶.

Разумеется, далеко не все британские антропологи совершили столь резкий поворот в своем отношении к познанию. Да и у самого Эванс-Причарда приведенные высказывания вовсе не означали полного отказа от традиций функционализма — широко известна парадоксальная противоречивость этого человека¹⁷⁷. Но тем не менее с 70-х годов ситуация в британской антропологии стала быстро меняться, что нередко именуют кризисом этой науки. Сотрудничество с колониальными властями, которое в прошлом было предметом гордости антропологов, обернулось моральным кризисом — теперь они вынуждены были оправдываться перед общественностью и своей страны, и развивающихся стран. Иссякла некогда значительная финансовая поддержка полевых исследований со стороны фондов, связанных с колониальными интересами¹⁷⁸.

Новые поколения антропологов со скепсисом относились к завышенным притязаниям Рэдклифф-Брауна на создание супернауки социальной антропологии, призванной вобрать в себя все социальное познание, открыть всеобщие социальные законы и на этой основе построить систему научно обоснованного управления обществом. Молодежь все больше привлекали идеи новой, «интерпретативной антропологии», сформулированные американским ученым Клиффордом Гирцем¹⁷⁹, которые отвергали формальные схемы структурализма и утверждали принципы герменевтики в интерпре-

¹⁷⁵ Evans-Pritchard E.E. Anthropology and the Social Sciences. — Further Papers on the Social Sciences. Ed. by J.E. Dugdale. L, 1937, p. 73.

¹⁷⁶Idem. Essays in Social Anthropology. L, 1962, p. 26.

¹⁷⁷См: Никишенков А.А. Эдуард Э. Эванс-Причард и противоречия этнографического познания. — Этнографическое обозрение. 1997, № 3.

¹⁷⁸См. подробнее: Никишенков А. А. Прикладные исследования в западной культурной/социальной антропологии. — Этнографическое обозрение. 2000, № 5.

¹⁷⁷Geertz Cl. The Interpretation of Cultures. N.Y, 1973.

талии культурных явлений. Сама культура в рамках этого подхода трактовалась как текст, а антропологическое ее познание — как попытка его прочитать и понять, причем главным в работе антрополога считалась передача понятого в авторском тексте исследователя. Это означало, что антропология рассматривалась как вид литературного творчества, в котором все внимание обращено не на методы научного анализа, а на выбор жанровых средств, стилевых особенностей и других литературных приемов.

Новый взгляд на антропологическое ремесло способствовал оживлению интереса к наследию Малиновского, отличающемуся подчеркнутым беллетризмом, особенно после публикации его полевых дневников¹⁸⁰, в которых он много писал о проблеме перевода опыта наблюдения культуры в конечный текст ее описания. Работы Рэдклифф-Брауна постепенно стали уходить на второй план, а его стиль «социального физика» нередко служил поводом для иронии. Впрочем, в британской антропологии, отличающейся стабильностью научной традиции, не произошло такой резкой переориентации, как в американской. В Великобритании структуралистская стратегия в исследованиях никогда не исчезала. Порой, правда, она принимала неожиданное воплощение — с конца 60-х годов в трудах некоторых антропологов она прониклась духом марксизма. Это произошло не без влияния французских антропологов-марксистов Мориса Годелье, Эмануэля Террея и др.

Наиболее известными и интересными из довольно узкого круга британских антропологов-марксистов были Питер Уорсли и Морис Блох. Марксисты произвели своеобразное скрещивание антропологического структурализма с идеями К.Маркса, что нередко ограничивалось изменением терминологии: «общества» именовались «формациями», «структура» — «способом производства», «системы кланов и линиджей» — «классовыми структурами» и т.п. В Лондонском университетском колледже — штаб-квартире антропологов-марксистов — шли дискуссии, например, о том, чем является система родства — базисом или надстройкой общественной формации. Интерес к марксизму к началу 80-х годов иссяк, и, по мнению А.Купера, «основным последствием марксистского эпизода было ускорение падения старой структурно-функциональной ортодоксии. Классический функционализм был поражен без всякой надежды на восстановление».¹⁸¹

Поиск свежих идей структуралистского толка породил у некоторых британских антропологов интерес к трудам К. Леви-Строса, но и это увлечение для большинства из них было кратковременным. Пожалуй, единственным, кто надолго сохранил интерес к семиотическому структурализму французского антрополога и испытал определенное влияние с его стороны, был Э.Лич, но и он незадолго до смерти в 1989 г. не устоял перед соблазном «научного пораженчества» ставшего модным постмодернизма. В своей рецензии на книгу К. Гирца «Труды и жизненные пути; антрополог как писатель»¹⁸², которая многими воспринималась как один из основных текстов

¹⁸⁰Malinowski В. A Diary in a Strict Sence of the Term. L, 1967.

¹⁸¹Kuper A. Anthropology and Anthropologists. 3rd ed, p. 183.

¹⁸²Geertz Cl. Works and Lives: Anthropologist as an Author. Stanford, 1988.

антропологического постмодернизма (сам Гирц всегда против этого возражал), он фактически поддержал постмодернизм; «Этнографическая монография имеет больше общего с историческим романом, чем с каким бы то ни было научным трактатом. Как антропологи мы вынуждены примириться с ныне уже признанным фактом, что в романе персонажи воспроизводят те или иные аспекты личности автора. Да и как могло быть иначе? Единственное „Я", которое я знаю непосредственно, это мое собственное. Когда Малиновский пишет о жителях Тробрианских островов, он пишет о себе; когда Эванс-Причард пишет о нуэрах, он пишет о себе. Любой другой подход превращает персонажей этнографических трактатов в заводных кукол». И это писал человек, который на протяжении всей своей научной карьеры исповедовал принципы научной объективности. Воистину, по его собственному образному выражению, примененному им к Гирцу, он «вскочил на подножку фургона своих учеников как раз перед тем, как тот должен был его раздавить»¹⁸³.

Этот эпизод, конечно же, показателен для интеллектуальной атмосферы в британской антропологии того времени, но, как и в случае с Эванс-Причардом 1950 г., подобным заявлениям не стоит полностью доверять. Британская социальная антропология всегда была чувствительна к новым веяниям, но она также всегда сохраняла верность научной традиции, лишь иногда внося в нее коррективы. Тот же Э.Лич, давая в 1989 г. интервью А.Куперу для журнала Current Anthropology, мудро заметил; «...последовательность всегда диалектична. В моем антропологическом развитии... был момент, когда Малиновский был всегда прав. На следующем этапе он был всегда неправ. Но с возмужанием я стал замечать, что у каждой стороны есть нечто положительное. Я вижу в этом гегельянский процесс — очень глубокий элемент в процессе развития гуманитарного мышления во времени.. Но, пройдя эту последовательность по кругу, оказываешься не в начальной точке, а продвигаешься немного вперед или же куда-то еще. Но всегда в этот процесс входит первоначальное отречение от своих непосредственных предков — тех учителей, которым всего более обязан»¹⁸⁴.

А.Купер, приводя это высказывание, отметил, что постмодернистские воззрения не только ошибочны, но и преходящи и что «нас ожидает цикл неопозитивизма. Эта перспектива меня не смущает»¹⁸⁵. Автор этих строк также осмеливается предположить, что идеи и методы Рэдклифф-Брауна, его вера в возможность и действенность объективного научного знания обязательно будут востребованы.